Хорошо, заглядывай

Обычно люди, кажется, если хотят провести по копчику, то начинают с позвоночника или вообще шейных, но Марку плевать совершенно. Он делал наоборот. Они молчали. Лу жадно впитывала ощущения прикосновений, прикрыв глаза. Умиротворённо и самую малость необходимо. Жонсьер накрыл лёгкой тканью, не прерывая объятий (картина: Жонсьер, опирающийся об изголовье кровати; Рид на его груди, охватываемая руками; опять Жонсьер — он дышит волосами; опять Рид — она чувствует тесность, тепло), всё ещё по голой руке проводил бутоном цветка. Мягко. И также мягко осело воспоминание. У Лу тогда впервые появились под глазами круги. Высыпаться и раньше было сложновато на службе, но… Но. Она, вздыхая, выключила телефон, где нет ничего срочного. Как аколит улыбнулась впервые солнцу. Было красиво и оттого приятно: утро лизало окна, насыщало листья, позволяло как-то свободно вздохнуть... и сентиментально, наверное. Потёрла необычно для себя ребром большого пальца висок. И в этом мимолётном укрытии от лучей на долю секунды ощутила в голове резь. Выбросила недокуренную сигарету и пошла к кабинету Мартена. Сидя у двери в одиночестве, не хотелось снова случайно наткнуться на непрошеные сейчас новости, поэтому Лу довольно прокрутила день повышения в памяти. Может быть, во второй раз или в третий, но более подробно. Однако сейчас неловко споткнулась о какой-то ненужный словно момент… Включила-таки. [11am:03:44] Вы: привет кей [11am:03:47] Вы: когда будешь Из кабинета вышел Жонсьер. Произошла примерно двухсекундная немая сцена а-ля глаза-в-глаза. Аколит почти улыбнулась, но вместо этого зачем-то встала. Сказали одновременно: — Рид. — Поправка? Улыбнулся он: — Конечно. — Взглянул на рукав, намеченным жестом указал на него по-светски, тут же возвращая руки слабо сцепленными: — Хотел лично поздравить. «Какой добрый». Лу стала слегка увереннее, перекладывая веса на правую ногу. «Стоп…» И уверенность подавилась удивлением. — Лично? — Присылал букет. «Конечно. Крэп. Кто тянул тебя за язык». Она мизерно двинула челюстью, готовясь открыть рот для ответа, но даже это начинание прервалось. Иво пригласил зайти. Кивнула перед этим Марку. Вечность назад. Сглотнула, чтобы вернуться в реальность. Снова тёмная комната, снова она в коконе тела, как под замком, — не исчезнуть, — ладонь наравне с лепестками невесомо гладит плечо. Между древесиной и перцем угадывалось естественное. Ей всегда казалось, что сложнее себя человека не найти. Со всем этим — страхом сближения, боязнью привязанности, долгими и мучительными шагами навстречу. Её превзошли. Безусловно. До того, как Лу поняла, что друг в друге можно искать утешения, принятия и покоя, было безумно страшно. Ужасно как. Знать о своём и его прошлом. Ожидать даже быть частью чего-то рокового — ведь все его женщины в каком-то смысле выдающиеся. Но пошло всё это. О, и как-то сказала ему клишированное: — …Ну и что? Что ты во мне такого нашёл? — Себя. Лу тогда вытаращила иголки в ответ на откровенность, сплюнула крови, туша сигарету о подошву ботинка: — Хватит в меня заглядывать. Я не микроволновка. — Думала: «Всё нормально там, хватит проверять, крэп, крэп». Выдохнула сейчас сквозь зубы. Марк не стал спрашивать, повернул немного голову к рыжей макушке, убирая несчастный бутон в сторону. «Откуда вообще?..» Она обернулась, встретила глазами глаза. Подалась чуть ближе, и лица сразу стали, пожалуй, в одном миллиметре. Шепнула: — Хорошо, заглядывай. Поцеловал. Цепко держа за подбородок указательным и большим, скользнув языком по десне. Это всё вино. Просто ударило в голову, вот и всё. Обоим.