Снова?

— Юкичи… Мори, бледный как сама смерть, медленно, покачиваясь вошёл в комнату. Свет едва ли пробивался сквозь окна, занавешенные плотными шторами. Фукудзава поднял на него глаза. Сердце рухнуло вниз, разбилось на миллиарды кусочков. Голос пропал. Не поддавался владельцу. Звенящая тишина бьёт обоим в уши. Наконец, спустя минут пять-шесть, Фукудзава осторожно, уж очень неуверенно касается его рук и заглядывает в амарантовые глаза. Последний год выдался трудным для обоих. Ещё бы. Слëзы и истерики стали в их доме чем-то из разряда нормы. В основном, они были присущи Огаю. Нет, он не был истеричкой. Просто в один момент на него свалилась слишком большая ответственность. После выхода замуж омега автоматически становится обязан обществу. Оно давило и доводило до нервных срывов. Мори было сложно. До дрожи сложно. Нацуме был рад за молодожёнов. Искренне. По-настоящему. Был рад, но так же и ждал, когда мечник и хирург обретут потомство. — Не волнуйся так. Всё здоровье себе убил уже, — спокойно произносит каждое слово Фукудзава, обнимая его и осторожно поглаживая чёрные волосы. Мори хватает ртом воздух, жмётся в такое родное тело. Всегда тёплое. Самое тёплое чувство из всех, что он испытывал за свои почти тридцать окутывает тело. Мигом стало спокойно. Ненадолго. — Я устал, — голос Мори звучит капризно. Фукудзава ничего ему не скажет. Ни слова. Он может только укачивать родного человека, в очередной раз лишившегося ещё нерождённого ребёнка. Со свадьбы прошёл год. Он был наполнен криками и слезами. Причина всему этому была одна. Фукудзава не упрекал. Стиснул зубы, всë повторял себе: «Ему сложнее» — успокаивая мужа в очередной раз. — Я бракованный, — шепчет Мори и переводит взгляд в сторону какого-то шкафчика. Кажется, они купили его пару дней назад. Может, недель. А может, вообще месяцев. Он уже не помнит. Все дни смешались в один, сплошной, омерзительно-длинный. — Не говори глупостей, — Фукудзава целует его в лоб. Он уже знает, что ждёт его. — Найди ещё какого-нибудь нормально омегу! — Мори начинает бить его в грудь. Крупные прозрачные капли текут по щекам. Он на пределе. Он не может. Больше не выдерживает. У него не получается. Не получается быть сильным. Не получается оправдать ожидания общества. — Ты нормальный. Меня все в тебе устраивает. Мне не нужно другого. — Уверенно отвечает Юкичи, перехватывая его руки. Мори сразу же садится на пол, на колени. Силы покидают. Он не может. Нервы Фукудзавы тоже на исходе. На исходе, но он терпит. Только ради него, ради Мори. — Это третий… Мори не договорил. Слишком сложно было это признать. Любовь к детям, как бы то ни было, была ему не чужда. Он действительно хотел ребёнка. Организм его не хотел. Каждая беременность Мори заканчивалась выкидышем. Фукудзава смирился. Ему было хорошо с ним. С человеком, а не с омегой, который должен был сделать его родителем. Это не было важно. Не было важно то, что Мори не мог. Для общества — да, для Фукудзавы — нет. — Ничего. Всё хорошо. Значит, нам это не нужно. — Говорит Фукудзава, пытаясь успокоить его. Будто это поможет. Будто Мори резко перестанет рыдать и примет всё, как есть. Когда-нибудь все будет так, как говорит Фукудзава. Не сейчас. Сейчас рано. Нужно лишь верить, правда? Хотя, на самом деле, странно, если в это верит хоть один из них. Это, скорее, дежурные фразы. Поддержка, которую Фукудзава привык говорить вне зависимости он ситуации, едва ли помогала. — Попробуем ещё раз. Я не прощу себе… — Просит Мори неуверенно, но с таким явным желанием. Фукудзава в этом рвении видит только безумие. Ничего больше. От этого и больно, и мерзко. Отвратительно. Он не может помочь. Он сам беспомощен. Он бы все сделал, лишь бы увидеть эту кроткую улыбку Мори. Пусть даже это стоило ему жизни. Лишь бы он улыбнулся. — Я прощу тебе, — грубо отсекает Фукудзава, — я не могу видеть твои слезы. Фукудзава опускается рядом с ним. Больно. Мучительно. Тёмные глаза Мори смотрят в самую душу. В них уже, кажется, нет ничего. Ни надежды, ни веры. Хотя, нет. Есть одна маленькая, едва различимая искорка. Любовь. Только она заставляет хоть как-то поддерживать иллюзию жизни. Помогает не свести счёты с ней. — А я не могу видеть, как раз за разом все планы летят в мусор, — Мори смотрит на него. Ластиться, подобно котёнку, к тёплой груди. Пытается унять боль, которая вновь ядом растеклась по телу. Он научился не бояться ничего, но потерял эту способность с первым выкидышем. Его стало трясти при виде крови. Любое тянущее чувство стало синонимом страха. Он не мог даже спокойно работать. Руки не слушались, скальпель падал, что было очень страшно для хирурга. Фукудзава прижал его. Рука легла куда-то на спину, мягко поглаживая. Мори замолчал. Задумался, пропал в ворохе мыслей. Сколько ещё он будет трепать его нервы? Каким бы сильным и терпеливым не был мечник, рано или поздно он не выдержит всего этого. Мори уверен. Но Фукудзава не бросит. Поругается на бранящего самого себя Мори, покачает головой и вновь начнёт подбадривать. Будто все хорошо. Будто ничего не случилось.