Unusual habits

Ручка деревянной двери робко скрипит, когда за неё берутся и тянут вниз. В комнату, освещённую лишь одной настольной лампой, просачивается дополнительный свет из коридора общежития. Несс отвлекается от книги только тогда, когда в небольшую щель тенью проскальзывает небольшая фигура, сразу закрывая за собой дверь. – Рекорд. – негромко оповещает он. – Половина одиннадцатого ночи. Ты чем думаешь? – хмурится. Но не злится. Злиться на Ранзе невозможно, особенно когда свет от лампы падает на него: даже в полной темноте будут заметны круги под глазами. Один вид на лицо, заметно побледневшее, заставлял сочувственно выдохнуть и пожалеть своего акулёнка, который, как выяснилось, оказался законченным трудоголиком. Нет, упрекать его невозможно. Даже если Алексис планировал, как будет ругать его. Даже если он планирует это изо дня в день и никогда не исполняет. Ведь изо дня в день ему приходится видеть уставшие глаза, чуть подрагивающие потрескавшиеся губы, как будто Курона хотел бы что-то сказать, и сказать о многом; а все негативные мысли уходят, стоит ему шлёпнуться на кровать. – Прости. – едва слышно произносит он. Даже в голосе слышна эта усталость. – Прости. – повторяет. Глаза неприятно колятся иголками, и каждая из них норовит пронзить тонкую кожу. Он думает только о том, как бы поспать, но понимает, что не сможет уснуть до полуночи, если, конечно, останется один. – Я слишком долго иг... – За дурачка меня не держи. – Алексис обрывает его на полуслове. – И не придуривайся, будто я не видел, что ты почти заснул в раздевалке. – обидно до гаденькой горечи во рту, когда ты видишь, сколько невыносимых нагрузок испытывает далеко не безразличный тебе человек, и ничего не можешь с этим сделать. Он мог принять что угодно, поддержать всё, о чём Ранзе только попросит, но не то, что абсолютно точно принесёт ему вред. Сейчас ему нехорошо. Но это необходимо, и Несс со стиснутыми зубами вынужден принять то, что приносит ему вред только косвенно. Даже при том, что он терпел к себе такое отношение, сейчас ему обиднее всего. Обиднее за Курону. Нет, это началось не сразу. Проект "Блю Лок" официально признали успешно завершённым, а тех, кто через него прошёл, приветливо ждали в самых разных футбольных клубах. Алексис не испытывал сомнений по поводу того, куда, получив соответствующий оффер, пойдёт этот зубастик с забавной косичкой. За Исаги. И в нём была даже капля гордости за то, что сейчас, под давлением изматывающих тренировок, забирающих самые последние крупицы сил, Курона хватается за него, за Несса, и именно за него, а не за Йоичи. Не отчаянно, ни в коем случае. Обессиленно, как утопающий, смирившийся со своей участью. Он в самом деле смирился. Не жаловался, не плакал, не злился, только продолжал настойчиво, упрямо, как баран, тренироваться и потихоньку выгорал. "Спутники никогда не смогут стать звёздами и, следовательно, не смогут перегореть" - когда-то отшучивался Алексис в диалоге с ним, не зная, что даже спутники способны потухать. Хотя, какой из него, из Ранзе, спутник... Целая звезда. Небольшая, неспособная стать чем-то разрушительным вроде чёрной дыры, но, несомненно, тёплая. Но даже это небесное тело с невероятно дружелюбными условиями сейчас вынуждено выкладываться больше, чем на полную, и терять весь свой ресурс: таковы реалии профессионального спорта. Люди на экранах видят только картинку успешного футболиста, считают их победы пустым талантом и удачей, завидуют и хотят стать такими же. На деле же большинство не вытерпят и недели тех тренировок, через которые проходил каждый участник "Бастард Мюнхен". Ранзе тоже знал, на что шёл. Знал ещё тогда, когда ему пришло приглашение в "Блю Лок". И относился к этому спокойно, понимая, что так нужно. Даже если он перетрудится, даже если всю ночь будет хныкать от судорог в ногах. Так просто надо. Все молодые звёзды, покинувшие проект, знали, на что шли. Такова ведь цена успешной футбольной карьеры? У кого ни спроси — успех каждого выложен тренировками, где приходилось работать на износ, днями, когда поспать чуть больше трех часов считалось наградой, невыносимыми упражнениями на выносливость — как бы то абсурдно ни звучало. Пару лет назад и Несс прочувствовал это на своей шкуре, теперь же он вынужден наблюдать, как через это проходит его возлюбленный. И тихо, сочувственно вздыхать каждый раз, когда он просто видит Курону. Поэтому сейчас, когда ему в плечо утыкается розовая макушка, остаётся только прижать его ближе к себе и растрепать без того торчащие во все стороны волосы, а про себя подумать: "Когда же ты, мой мальчик, сможешь отдохнуть?..". Если бы было можно, Алексис бы многое рассказал о том, каким он видит своего партнёра, прибегнул бы к самым непонятным метафорам. Он говорил. Много говорил об этом, но все эти слова упирались в языковой барьер и растворялись в нём, как в кислоте. Курона сам испытывает себя на прочность каждый день, гордо игнорирует все вопросы сокомандников и их просьбы нормально отдохнуть, прекрасно понимает, как часто у его парня возникает желание начать из-за этого ссору... Винит себя. Не каждый захочет смотреть на то, как любимый человек на протяжении вот уже трёх (или четырёх?) месяцев не оставляет никакого ресурса себе и отдаёт всё совершенствованию себя в футболе. Ощущается, однако, оно не как построение чего-то крепкого на удачно сложенном фундаменте; скорее мучительно медленное разрушение уже заложенной конструкции и насильная укладка новой. Строители нарочито грязно размазывают кладочную смесь по уложенным кирпичам и кладут на неё новые, проклиная работу, затем новые, новые, новые... Такой дом стоит векá, а никто и не задумывается, через какие ругательства и проклятия он был построен, никто не представит, как фундамент впивался в землю и оставлял на ней раны. Так и с футболом, и с любым спортом, с которым связана жизнь. Ранзе так старается ради лучшего результата; Алексис понимает, но не может не волноваться, не переживать. – Где щеку поцарапать успел? – пальцы невесомо касаются стёсанной кожи на скуле и ведут по её длине. Медленно, опасаясь навредить. От этого больше щекотно. – Упал. Упал. Неудачно. – Ранзе чуть прищуривает один глаз и оправдывается, как провинившийся ребёнок перед своей матерью. Каждый раз, когда он замечает на себе тяжёлый взгляд двух пурпурных глаз, он ощущает себя именно так и может лишь только виновато посмотреть в ответ, ожидая серьёзного разговора вечером. Но они не ссорятся, не ругаются, хотя каждый вечер и каждая ночь у них проходят примерно одинаково с небольшими отклонениями. Несс сейчас выполняет функцию заботливой мамочки. Он раньше считал, что его любовь заключалась в бесконечной поддержке даже в случае неправоты, в терпении любых поступков в свою сторону, независимо от того, что именно с ним сделали. "Любовь" и её понятие были для него искажёнными, и он не уверен, насколько правильно вообще понимал, как можно и как нужно любить, правильно ли до него дошла мысль из глупых книжек про волшебников, правильно ли. Правильно?.. Да ничерта не было правильно. – Сиди на месте и, ради всего, Ранзе, постарайся не вырубиться. – с другой стороны, хотя бы так сможет поспать, и будет повод выпросить выходной для него. Юноша встаёт с кровати, осторожно оставляя Курону без опоры, отчего тот стал чуть пошатываться на месте, подходит к письменному столу из недорогой древесины и достаёт из тумбы под ним обеззараживающую мазь. Затем возвращается обратно, мягким касанием к чужому подбородку поднимает его лицо, выдавливает мазь на пальцы и аккуратно размазывает её по царапине, остатки - по всей щеке. Через пару секунд слышится слабое ойканье. – Терпи. – это звучит грубо, но всего через пару секунд Алексис сдаётся. Ранзе приоткрывает глаз, когда чувствует, что на его ранку дуют. Его партнёр мог даже не обратить внимания на эту стёсанную кожу, мог только спросить, откуда у него эта царапина, но почему он сейчас сидит и обрабатывает эту незначительную ссадинку? Как бы Курона не ощущал себя невыносимо плохо, заботу о себе он улавливает превосходно, и каждый раз, когда он чувствует это от Несса, что-то внутри, что-то, что ещё не было изношено постоянными физическими и эмоциональными нагрузками, заставляло его глаза тускло поблёскивать, словно, в самом деле, затухает звезда. Звёздочка. – Спасибо. Спасибо... – повторяющиеся слова сейчас звучат, как эхо. Он медленно стаскивает с себя форму, стараясь не задевать обработанный мазью участок кожи, и как-то небрежно для себя кидает её на верхний ярус кровати. Это означало, что они и сегодня спят вместе. Как и вчера. Как и два месяца назад. Курона может уснуть только с ним. Юноша предпочитает спать в старой поношенной футболке с отошедшими по краям нитками. Он исправно стирает её — по крайней мере, сам стирал раньше, но ткань, казалось, насквозь пропиталась приятным запахом, как будто он каждый день ел ягодное мороженое на берегу океана. И пусть океанов в Германии нет, а ближайшее море находится на севере страны примерно в двух с половиной тысячах километров от Мюнхена: это был его естественный запах, который для Алексиса теперь уже навсегда особенный, который невозможно почувствовать даже если использовать самые замысловатые комбинации парфюма и с которым он никакой другой не спутает. – Обычно ты чистишь зубы перед сном. – напоминает он, убирая мазь обратно, выключая свет и снова подходя к кровати. – Я почистил-почистил. – Ранзе пытается пододвинуться ближе, но натыкается на книгу, из-за чего Несс услышал тихое "ой-ой". – Ты хотел почитать? – Это уже не так важно. – не важнее, чем Курона. Сейчас для него нет ничего важнее Куроны. Книгу он откладывает на стол и уже в третий раз возвращается к кровати, на этот раз окончательно на неё усаживаясь. Пальцы аккуратно снимают с розовых волос резинку. Они у него завязаны в хвостик, а не в косичку, как раньше. Видимо, где-то его акулёнок умудрился её расплести. Сейчас у Ранзе не находится сил даже на то, чтобы сделать любимое дело, поэтому Алексис взял его на себя. Дошло до того, что ему пришлось спрашивать у мамы парня о том, как заплетать косичку правильно. Курона тихо фырчит и залезает под одеяло. Он падает на подушку, прикрывая глаза почти полностью, дышит тихо, прерывисто: вдохнуть полной грудью мешает мёртвый, тяжелый груз беспокойства и постоянной тревоги. Глаза закрываются окончательно, когда Несс ложится рядом. От него веет спасительным теплом, и зубастик чувствует себя в безопасности, будто именно в присутствии своего парня он всегда будет под защитой. А под защитой он, несомненно, будет. Какое-то время кажется, что оба парня уже уснули. Но через десять — приблизительно — минут со стороны Ранзе слышится шуршание. Не может уснуть. Вероятно, снова бессонница. – Несс, Несс, ты спишь? – тихо, шёпотом спрашивает он и терпеливо ждёт ответа. – Не сплю. – малиновые глаза приоткрываются и смотрят прямо перед собой. Алексис слегка улыбается, когда чувствует, как чужая ладонь скользит вниз по запястью и переплетает пальцы с его ладонью. Курона очарователен, когда пытается сказать о своих проблемах, но не может, из-за чего выражает это через прикосновения: прячется ему за спину, когда где-то раздаётся слишком громкий звук, прячет лицо, обнимая его, когда что-то болит, или, как сейчас, держится с ним за руки под одеялом. Тоже прячется, на этот раз от своих тревожных мыслей. – Пододвигайся ко мне. – Ранзе пододвигается ближе так, что его теперь можно обнять и прижать к себе. – Так тебе спокойнее? – ...не могу уснуть. – после десяти секунд молчания отвечает он. Странное состояние. Чувствуешь сильную сонливость, а уснуть не можешь. Несс тихо выдыхает, отстраняется и встаёт с кровати. Подходит к столу, включает настольную лампу, берёт книгу и поворачивается к Куроне, встречаясь с непонимающим взглядом сощуренных от света глаз. Он садится на кровать, думая над тем, не слишком ли это будет глупо. Кайзер бы назвал идиотизмом. Но из одной крайности Алексиса слишком быстро перекинуло в другую; вместо срывов на нём и почти ежедневных унижений он получил бережное, заботливое отношение, и произошел этот переход так быстро, что его это сбило с толку. То есть, каким образом он, таскавшийся так много времени за Михаэлем в роли мальчика на побегушках, всего за несколько месяцев стал таким... Таким независимым? В какой именно момент центр Вселенной сместился на всё мелькавшего где-то на поле акулёнка, который раньше своим присутствием только раздражал? Да, Несс сам его отталкивал, оскорблял и окидывал презрительными взглядами, но Ранзе, дурачок, упрямо продолжал пытаться с ним сблизиться. "Ты выглядишь одиноко, одиноко, после того, как Кайзер ушел в Реал Мадрид." — да что за глупость? Полнейший вздор и идиотизм! – Давай почитаю на ночь. – ласковым голосом предлагает он, задерживая руку на чужой макушке и пропуская между пальцев короткие прядки. – Если тебя это расслабит. Ты можешь не вслушиваться. – он садится рядом, совсем близко к Куроне, и тот сразу же укладывается ему на колени. – Я тебя услышал, Ранзе. – его очаровательный визави мило краснеет каждый раз, когда Алексис называет его по имени. Даже жутко замученный тренировками, с этим румянцем на щеках он выглядит чудесно. А Несс с самого детства любил чудеса. Он читает с самого начала, неспеша, выделяя интонацией определённые предложения, но всё ещё негромко, чтобы не напрягать Курону. Его слушатель обычно в такие моменты постоянно переспрашивает, что означает то или иное слово — по-немецки он говорит неплохо, пусть и с заметным акцентом (особенно на шипящих), но литературный язык до сих пор плохо даётся. Он однажды недовольно пыхтел над художественной книгой, которую утащил из библиотеки, понимая, что значение каждого слова придётся узнавать у Алексиса. А сейчас у него не хватает сил даже на это, поэтому остаётся только слушать знакомый и очень-очень приятный голос. Глаза захлопываются окончательно, а беспокойство неизвестного происхождения отступает: окончательно оно пропадает, когда ему на спину ложится тёплая ладонь и начинает нежно поглаживать. Читая уже третью главу, Несс ненадолго отвлёкся, посмотрел вниз и заметил, что лежащий у него на коленях юноша уже уснул. В голове невольно проскакивает мысль о том, что очаровательнее создания не найдешь нигде: ни в мире, ни во всей наблюдаемой и скрытой от глаз человечества Вселенной. Именно сейчас, в этот момент, он смотрел на Ранзе и улыбался совсем не по-нессовски, не той улыбкой, которая (как он слышал) многих порой даже пугала. Это — одна из тех немногих вещей, на которые повлиял его парень, ведь именно он отучил улыбаться показушно-натянуто. Забыть эту привычку окончательно не получалось долгое время, но в один момент... Курона ему улыбнулся, и он увидел самую искреннюю, самую-самую волшебную улыбку. И улыбнулся сам, искренне. Да, Несс запомнит её на всю жизнь: почему-то именно своей улыбки акулёнок стеснялся, хотя она у него была до невозможности милой. Широко улыбаться он вовсе не умел, но кто бы как ни лыбился в лицо, всё это наигранное притворство меркнет, стоит ему увидеть Ранзе с вздернутыми вверх уголками губ и двумя выглядывающими клычками. Его улыбающееся лицо всегда выглядит стеснительно, особенно учитывая, насколько редко можно увидеть у него улыбку. Пару раз Алексис проводит пальцами по его макушке, затем осторожно, чтобы случайно не разбудить, перекладывает Курону обратно на подушку, обращаясь с ним так, будто он состоит из самого хрупкого материала. Но он на самом деле очень сильный: хрупкой является призма, отделяющая сон от реального мира, и с нынешним состоянием Ранзе сломать её очень легко. Несс слезает с кровати и почти бегом подходит к столу, выключает лампу и возвращается обратно. Не проснулся. Бывали дни, когда в этом дурачке просыпалась тяга к трудоголизму, и он работал настолько упорно, что возвращался в их общую комнату, ложился на кровать и засыпал, прямо в форме, не переодевшись. Мог лечь на кровать и просто лежать, пытаясь найти силы хотя бы переодеться. Мог страдать от бессонницы, мог просыпаться от кошмаров и трястись всю ночь; он имел очень плохой сон, на который влияло его состояние. А Алексис всегда был рядом, чтобы помочь переодеться, уснуть, побыть рядом, успокоить... Он бы сделал всё, что угодно, лишь бы Курона прошёл через это побыстрее. Они вместе уже достаточно долго, чтобы он помнил, как его любимый выглядит без кругов под глазами и трясущимися после тренировок руками. И эти тренировки — не что-то плохое, это — очередной этап в карьере футболиста, который надо попросту пройти. Под эти мысли Несс быстро засыпает. О Ранзе невозможно не думать, невозможно даже для него.