1
Нанами всегда от чего-то бежал. Конкретно сейчас он убегал от обезумевшего проклятья, что дышало ему в спину мерзким трупным запахом всех тех несчастных, которые даже не поняли причин своей смерти. Парень немного завидовал простым людям — они не видят проклятых духов, пребывая в счастливом и блаженном неведении об ужасах, что творятся вокруг них. Боже, как же ему хотелось ослепнуть… Нанами бежал, а перед глазами все еще был труп Хайбары… Он должен был остаться, должен был защитить. Хайбара же всегда был слегка легкомысленным, какой черт дернул его высунуться вперед? Если бы не беспечность, Юи сейчас был бы жив. Юи… Так странно называть его по имени даже в голове. Останется ли что-то после него потом, если Нанами сейчас уйдет? Будет ли что забирать? Легкие разрывало от нехватки кислорода, в горле стоят кислый ком рвоты, а сзади наступало на пятки чудовище. Парня разрывало между диким первобытным страхом и желанием остаться рядом с единственным другом, даже если тот уже располовиненный мертвец, которому все равно. Тело несло его вперед, подальше от этого кошмара. Они не должны были быть здесь. Эта работа для старших и опытных, но начальство почему-то решило, что два первокурсника бойцы хоть куда. Простая миссия, дел на пять минут, а в итоге очередной мертвый шаман, который даже до совершеннолетия не дожил. Хайбара Юи… Он любил эту жизнь, любил быть шаманом, а свиданием его мечты был самый банальный поход в кино с той самой единственной и неповторимой. И где теперь все это? Оно превратилось лишь в уцелевшую половину, вид которой выжгло в памяти Нанами на всю оставшуюся жизнь. Дикие звуки давно стихли, а парень все бежал. От усталости и нехватки воздуха хотелось харкаться кровью и ошметками легких, но сейчас это была непростительная роскошь. Все же это была лишь малая часть того, что он заслужил за свою беспечность. Молодой шаман понимал, что его вины в этом нет. Верхушка неверно оценила уровень угрозы и отправила двух первокурсников на задание, которое оказалось гораздо больше, чем они сами. Но все же их было двое, Хайбара Юи и Нанами Кенто, два подающих надежды ученика Токийского техникума. Теперь остался только один. Он не знал, как добрел до ворот школы и как его чуть ли не поймали старшие; в голове все слилось в одну большую кучу. Они что-то спрашивали, переживали, но парень лишь молча пошел в сторону кабинета директора доложить о провале. — Ясно, — это было все, что подросток услышал в ответ. Ни разочарования, ни сожаления в этом голосе не было, просто сухое и безразличное «ясно». И правда, зачем лишний раз волноваться? Шаманы ведь умирают каждый день — не сегодня, так завтра Хайбара обязательно на что-то бы налетел, с его-то характером. Да только вот Кенто все еще не мог даже вздохнуть по-человечески, грудь продолжало давить железным кольцом. Никогда еще он не чувствовал себя таким жалким и беспомощным перед лицом огромного и жестокого мира. Его собственная жизнь казалась настолько незначительной, что хотелось исчезнуть, сжаться в комочек в каком-нибудь углу и раствориться, чтобы даже чертов Годжо Сатору с его шестью глазами не нашел. Годжо Сатору… Этот второкурсник сильнее любого из ныне живущих шаманов. Он может одним щелчком выполнить миссию, в которой остальные бы погибли. Так почему бы просто не отправлять его? Тогда не было бы ни смертей, ни проклятий. Может тогда в Японии наконец-то наступят покой и тишина, а другим шаманам не придется перешагивать через трупы. Сильнейший все-таки смог принести останки Хайбары в техникум, но бедному подростку не хватало сил даже посмотреть на одноклассника. Половина тела, и та покусанная и изуродованная, — вот и вся память о парне, который мечтал помогать людям. Кенто хотелось вывернуть желудок наизнанку прямо у всех на глазах. Да только вот никого не было рядом с Хайбарой, кроме самого Нанами и почему-то Гето. Старшие никогда особо не интересовались младшими, два Особых всегда были сами по себе и никто больше им не был нужен. — Мне правда искренне жаль, — тихо сказал Сугуру, накрывая тело простыней. Правильно, спрячь его от других, скрой неприглядную правду до того, как это сделают старейшины. Гето хотя бы не станет никого оправдывать, а старое поколение обязательно обвинит во всем покойного — все равно что обвинять хозяина квартиры за то, что его жилье обчистил домушник. — Проклятье было слишком сильным. Он… Он хотел меня прикрыть. Ну конечно Хайбара хотел прикрыть. Помочь в угоду себе и своим интересам, а теперь и жизни — в этом был весь он. Хайбара Юи, который был чересчур добрым и вежливым, который улыбался даже в самые темные дни. Он был единственным, кто каким-то образом общался с вечно отстраненным и ворчливым Нанами, любившим во всем тишину и порядок. Хайбаре хватало таланта привносить в жизнь друга немного хаоса, при этом не выходя за рамки приличия и не вызывая у того дискомфорта. Как бы Кенто ни ворчал, в глубине души он был искренне благодарен за это. Ему часто не хватало той самой безумной смелости, что могла бы свернуть горы через пару-тройку лет. Хайбара был бы хорошим шаманом и не менее замечательным человеком, если бы только дожил. У парня было все — отвага, честность, верность и открытость. Только вот времени выдали мало. Никто не замечал, как Нанами усыхал прямо на глазах у всей школы. За внешне безразличным выражением лица бурлил ураган невысказанных эмоций. В ушах все еще стояло то самое мерзкое «ясно», не выходило из головы как паразит. Ничего, черт возьми, не было ясно. Почему именно они? Почему не кто-то сильнее и умнее двух первокурсников? Каким образом старейшины вообще могли перепутать уровень проклятья? Кенто задавал одни и те же вопросы самому себе, учителю Яге, пытался пробиться к директору, откуда его гнали чуть ли не пинками. Ответ, что удивительно, дал Гето. — Все из-за Сатору, — тихо сказал он, такой же мертвый взгляд смотрел в одну точку. — Тот псих без проклятой энергии сказал, что после рождения Годжо равновесие в магическом мире пошатнулось. Шаманы и проклятья должны быть на равных, чтобы одно не уничтожило другое, а Сильнейший вызвал дисбаланс сил. А раз из-за него шаманы стали сильнее, то и проклятья теперь тоже сильнее и поэтому опаснее. Годжо, Годжо, Годжо… Снова весь мир крутился вокруг Годжо. Вокруг выскочки, что тратил свои силы на создание барьера от ручек вместо учебы или помощи другим. Да его даже на миссии отправлять нельзя, инцидент с Дитем Звездной Плазмы явное тому доказательство. Шестиглазый половину Японии на уши поднял, и ради чего? Ради смерти девочки, существование которой ничего бы не поменяло. Мир не схлопнулся без Тэнген, та продолжает существовать где-то на ином уровне бытия и в ус не дует. А старейшины и рады потакать бабке. В конце концов, какая разница сколько еще умрет, если элита сохранит за собой все привилегии и набитые доверху кормушки? От осознания ужаса происходящего хотелось выть. Оккультизм уже давно перестал быть прекрасной мечтой о помощи людям и спасении мира. Хотелось просто укрыться там, где тебя не достанут, сбежать на другой конец света. Мир же достаточно большой для маленького и незначительного Нанами, ведь так? Пока верхушка медленно теряла контроль над двумя второкурсниками, Кенто все больше уходил в себя. Казалось, что эту скорлупу одиночества уже ничто не разобьет. Даже вечно бдительная Сёко перестала понимать что происходит и просто отдалась течению. Нанами не винил девушку, сейчас все были на взводе. А потом Гето сбежал прямо посреди очередной миссии, попутно предав огню целую деревню в свои неполные восемнадцать. Никто не понимал причин такого поступка, и только Кенто усмехался в темноте спальни по ночам — Гето Сугуру прозрел. Случай с Рикой что-то в нем всколыхнул, уничтожил без шансов восстановить. Первокурсник видел такой же пустой взгляд как и у него самого, но не решался подойти и поговорить, держа все в себе по привычке. Они оказались двумя одиночками в толпе, единственными зрячими среди слепых глупцов. Они видели систему насквозь, и только один из них смог укусить руку, кормившую его. Гето в одночасье стал изгоем и позором всего их общества, его смерть стала приоритетом, да только вот ни Годжо, ни старейшины почему-то не стремились его отыскать. А Гето жил припеваючи, будто нарочно вертясь у них перед носом и оставляя следы — схвати и убей. События развивались слишком быстро для их прогнившего стагнирующего общества — такого же старого, как сама Тэнген. Редко какой шаман бросал вызов системе, но еще реже он переманивал других в свой стан, бросая вызов прежнему миру. Это был даже не вызов, а заявление большинству — в их рядах много недовольных, которые ждут подходящего случая и достойного человека, за которым тут же пойдут сотни. Гето называли змеей, пригретой на груди, от него отреклись все, кто прежде называл другом. Кенто другом не был, поэтому отрекаться не стремился. Очередная миссия, которую он заведомо провалит. Помирать не хотелось, и он опять сбежал. Подросток бежал все также отчаянно как в тот злополучный день. В голове не укладывалось, что прошло от силы пара месяцев. Только если тогда он бежал от смерти, то теперь это был путь в новую жизнь. Нанами нужен был Гето, нужны были ответы. Он даже не знал дороги, главное было не останавливаться и не оборачиваться. Все как в тот день. Там было что-то еще, что сердито скреблось о стенки черепа и требовало выйти наружу. Оно сидело в нем уже давно, возможно, еще до гибели Хайбары, просто не подавало виду. Это чувство назревало в нем долгое время, возникая каждый раз в компании второкурсников или на вызовах в кабинете директора. Но особенно яростно оно шипело и ворчало в присутствие Сильнейшего, от одного его голоса и даже имени. Обида, такое простое и детское чувство. Почему из всех людей умер именно Хайбара, который меньше всех заслужил такую участь? Почему оболтус Годжо получил такую силу, при этом ничего с ней не делая и никак не применяя во благо? Кенто ненавидел его за это до глубины души. Действительно, одно существование Шестиглазого портит все, неся смерть везде, где тот появляется. Он виноват не просто в дисбалансе сил, Годжо виноват во всем. Смерть Хайбары, бегство Гето, а теперь еще и самого Кенто — разве этого всего недостаточно? Сколько еще шаманов погибнут, пока до старейшин не дойдет правда? Почему они ничего не делают? Старики боятся перемен, боятся потерять нагретые за столько лет места. Вина не только в Годжо, но во всем их обществе — гнилом до самого основания. Все оно просто не должно было существовать. Иногда чтобы избавиться от гнойного нарыва, приходится ампутировать целые конечности. Для спасения тысяч жизней приходится жертвовать парой сотен. Гибель Годжо могла бы спасти не только шаманов, но и простых людей, которых бы не терроризировали из тени проклятья. Это была бы жертва во благо, так же как и любой другой из них, только вот пользы было бы гораздо больше. Смерть первокурсника не принесла ничего, кроме сдавших напрочь нервов Нанами, но вот Годжо… Даже в вопросах смерти этот выскочка сумел отличиться. Гето сам каким-то образом нашел Кенто. Одно из мелких проклятий-разведчиков уловило его проклятую энергию и донесло хозяину, который появился перед младшим как герой-спаситель. Весь разодетый как монах, с лицом праведника и группой шестерок на хвосте. Где-то за спиной жались друг к другу девочки-близняшки и смотрели на шамана со смесью обожания и тревоги, им явно не нравился мрачный подросток. — Гето, — только и сказал Нанами, впервые в жизни не поклонившись старшему во время приветствия. Правила поведения остались где-то в прошлой жизни. — Нанами, — в тон ему ответил предатель. Больше они ничего не сказали, все и так было ясно. Кенто нужны были ответы, помощь и новые ориентиры, за которые можно цепляться. Мир внезапно оказался гораздо больше, чем он сам. Он не был готов к такому, в душу закрался липкий страх. Вымуштрованный как солдат на подчинение верхушке и игнорированию собственных интересов во благо других, ему придется научиться жить для себя. Придется вновь ломать и переделывать себя в самом основании, как бы больно это не было. Это жертва, на которую Нанами готов был пойти.2
Хигурума всегда к чему-то стремился. Его гениальный ум всю жизнь жаждал ответов на бесконечные вопросы, что всплывали в голове с поистине сумасшедшей скоростью. Есть ли Бог? А если он есть, то какой он? Как появилась Вселенная? А что было до Большого Взрыва? Как могло что-то возникнуть из ничего? И так каждый день в течение многих лет. Но больше всего молодого гения терзали вопросы о ценности человеческих жизней. Почему люди умирают? Как они умирают? Зачем они умирают? Если мы все и так умрем, то зачем люди убивают друг друга? Зачем нужны войны и убийства? Ответов все еще не было, а вопросы только копились. Хироми не помнил как и почему решил стать адвокатом, помнил только тот самый бесконечный список вопросов, что донимал его даже во сне и не давал расслабиться ни на секунду. Весь дневник был исписан мыслями и результатами наблюдений, так было проще хранить и систематизировать полученную информацию. Возможно, из этих самых хаотично-упорядоченных размышлений он и решил связать свою жизнь с одной из самых благородных профессий, о подноготной которой он тогда еще не знал. А еще он не знал, почему в толпе то и дело мелькают уродливые существа и люди, от которых почти что физически тянет смертью и злом. Это зло было везде, окружало его в метро, в магазине, на парах в университете. Что-то в глубине сознания велело об этом молчать, что он и делал почти тридцать лет своей жизни, пока один из клиентов не вздумал подать в суд на какого-то монаха, что якобы шантажом вымогал из своих сторонников деньги. Гето Сугуру был похож на типичного сектанта, который вот-вот начнет вербовать и самого адвоката. Весь такой добрый, понимающий и отзывчивый, он замахнулся на статус Мессии, не иначе. Но для Хигурумы мужчина был одним большим концентратом зла в этом рассаднике культистов. От каждого союзника Гето воняло тем самым непонятным, от чего ладони потели в страхе, а глаз чуть ли не дергался. Сектант же выглядел довольным как кот, вальяжно разложившись на сцене, будто подмостки только для него и придумали. — Прошу меня простить, но я в самом деле не понимаю причин вашего визита, Хигурума-сан. Адвокат подавил тяжелый вздох. Гето был совершенно непробиваемым. — Гражданин N заявил, что состоял в Вашей организации, но при попытке из нее выйти Вы начали вымогать у него деньги шантажом. Вы угрожали ему раскрыть его участие и требовали огромную сумму за молчание, — Хигурума почему-то уже чувствовал свой проигрыш. Лицо сектанта было спокойным и абсолютно нечитаемым. Тот знал, что адвокату нечего было ему предъявить; сам Хироми это знал, но зачем-то согласился на абсолютно бездарное и совершенно не решаемое дело. Клиент сам пришел в организацию, сам подписал кучу бумаг, по условиям которых он обязан был платить ежемесячный взнос на некое «будущее», о котором так ничего и не смог пояснить. По классике, там было что-то про дивный новый мир без боли, смертей и страданий, но Гето ни разу не был похож на спасителя. Скорее уж на некое подобие Антихриста, способное уничтожить мир, а не спасти его. В зал резко вошел мужчина, уверенной походкой и даже без стука. Адвокат невольно нахмурился. На работе он всегда придерживался правил и требовал того же от коллег и помощников, но этот нарушитель спокойствия вошел как к себе домой, даже не удостоил Хигуруму взглядом. Он него тоже несло злобой, хоть и чуть меньше. — Чего морду скривил, недомерок? — спросил он с холодной издевательской ухмылкой. Хироми застыл от такой наглости. Он медленно перевел взгляд с Гето на незнакомца и также медленно выдавил: — Прошу прощения? — Нанами, будь повежливее с представителями закона, — Гето пресек назревающий конфликт на корню, ибо нарушитель уже открыл рот для ответа. — У этого человека есть вопросы касательно нашего общего знакомого, что покинул нас недавно. Гето Сугуру действительно был тем еще гаденышем, даже с такими наглыми подчиненными как Нанами его речь была слаще меда, что даже блевать хотелось. Да только вот этот самый Нанами, видать, уже выработал иммунитет к этой приторной отраве. Ну, или же стоял на голову выше остальных и слишком много себе позволял. — Ты про ту крысу, что на прошлой неделе сбежала, не выплатив по договору? Надо было сразу от него избавиться. Но раз уж он решил действовать законными методами… — Нанами посмотрел на Хигуруму и все так же презрительно хмыкнул на него. — Удачи вам, господин адвокат. Его как будто смешали с грязью и швырнули в дерьмо, даже приобретенная с годами выдержка дала трещину. Хотелось ударить обоих, постоять за свою честь и уязвленную гордость. Кулаки уже сами по себе сжались от гнева, но Гето резко осадил выскочку. Все в этом монахе тут же преобразилось и стало холодным и мертвым, будто бы в самую душу смотрел. Злоба вокруг него зашевелилась неприятной и почти ощутимой субстанцией. Гето переводил взгляд с адвоката на подчиненного и в итоге сказал: — Может он и недомерок, но его потенциал сравним с твоим. Было бы неплохо привлечь его к нашему делу. — Вы меня уже вербуете? — с Хироми как будто вообще не считались, видя в нем лишь пустое место. Желание бросить это дело возросло в разы, на месте удерживала только неприличная восьмизначная сумма чека и статус клиента — отказаться было равносильно выстрелу себе в колено. А монах с помощником продолжали обсуждать какие-то свои вопросы, полностью игнорируя присутствие третьего лица, говорили что-то про планы на будущее, проклятья, новых сторонников и деньги. Изредка Гето говорил про «обезьян», и Хироми не хотелось знать подноготную этого термина. Он вздохнул и устало потер переносицу, невольно обращая на себя внимание. — Думаю, продолжать наш с Вами разговор сейчас уже не имеет смысла. Я приду в другой раз. Мужчина даже не соизволил поклониться, просто встал со своего места и направился к выходу — не хватало еще расшаркиваться перед этими двумя. Он был уже одной ногой в коридоре, как вдруг Нанами усмехнулся ему в спину в совершенно беззлобной манере и будто бы даже искренне. — Ты забавный, адвокат. Жаль мы не учились вместе, ты был бы неплохим шаманом. Тот ничего не ответил и просто ушел. Хигурума не привык бросать работу на половине и пообещал себе договориться об очередной встрече с Гето уже на этой неделе. Он просто закроет это дело и забудет обо всем как о страшном сне; забудет о странных людях, от которых несет злобой, об их разговорах, о каких-то шаманах… Обо всем забудет. Не получается, хоть убейте. Мужчина уже почти что превратился в постоянного прихожанина, обивая порог чуть ли не каждый день. С одной стороны, клиент был чересчур влиятельным человеком и выпивал по пятницам почти с половиной правительства, а потому ожидал результат в кратчайшие сроки. Зачем тогда он обратился к Хигуруме, известному лишь безрассудством и обостренным чувством справедливости? Возможно, нанимать доверенное лицо было рискованно, а от мелкой шестеренки в системе будет проще избавиться. При мысли о своей незавидной участи адвокат невольно задумался, не стоит ли ему задрать ценник еще хотя бы на пару сотен тысяч в качестве моральной компенсации. Хотя в случае с Гето Сугуру этого было бы мало, Хироми заслужил как минимум месяц оплачиваемого отдыха где-нибудь на другом конце земного шара. С одной стороны клиент, с другой — абсолютно непробиваемый монах и его помешанная на собственной исключительности секта. В ход шли настолько искусные словесные манипуляции, что Хигуруме хотелось бросить тому в лицо папкой со всеми договорами и чеками исключительно чтобы тот заткнулся. И рядом всегда кто-то был, поддакивая и комментируя — то девочки-близняшки, что изредка называли Гето отцом, то все тот же Нанами. Дети рассказывали про тяжелое детство, ненависть родителей и как великий и сильный Гето спас их от страшной участи. Без сомнений, поступок благородный, но откровение про сожженную со всеми жителями деревню явно было лишним и не делало чести их опекуну. Хигурума запомнил этот момент и решил навести справки в свободное время, благо убийства в Японии не имели срока давности, а тут тянуло на целую смертную казнь. Гето продолжал петь соловьем о никчемности и слабости людей, об издевательстве системы над небольшой группой просвещенных, которым открыта истина, и периодически называл адвоката одним из таких. — Все шаманы узнают своих сразу же, Хигурума-сан, — продолжал объяснять он. — Хотя признаюсь, с Вашим потенциалом я даже удивлен, что Вас не нашли раньше и не призвали как остальных. Но оно даже к лучшему, Вам удалось избежать того ада, через который прошла большая часть из нас. Мои девочки, Нанами, я… Мы все были заложниками системы тирании большинства, и только отринув привычную нам жизнь мы смогли освободиться и стать по-настоящему счастливыми. — Я очень рад за Вас, Гето-сан, — в словах мужчины явно чувствовался сарказм, — но мы слишком часто отходим от сути дела. Будьте добры отвечать на вопросы, если хотите как можно скорее избавиться от данной проблемы. — Поверьте мне, если бы я хотел сбросить этот балласт, я бы давно нашел способ, хоть и незаконный. У нас достаточно сил и ресурсов, чтобы провернуть такое на глазах у целой толпы, да так, что никто даже не заметит. Вот Вы живы, как вдруг бац! — и Ваше бездыханное тело болтается на каком-нибудь дереве в парке. Вы все еще живы лишь потому, что я хочу дать Вам шанс как брату по несчастью. — С чего Вы взяли, что я нуждаюсь в каких-то метафорических шансах и подачках? — С того, что Вы тоже видите. Хигурума дернулся на последнее слово как собака Павлова на лампочку. Он действительно видел, предпочитая быть слепым. Он знал, предпочитая пребывать в счастливом неведении. Он искал, хотя давно хотел сдаться… А что он в принципе искал? Почему он стал адвокатом? Почему он все еще здесь и продолжает этот бессмысленный разговор? — Похоже, ты задел его за живое, — Нанами опять возник из ниоткуда как призрак. Все те же строгий костюм, язвительные комментарии и будто бы впаянная в само его существование патологическая усталость на границе с презрением. Этот человек здесь потому, что ему больше некуда податься и нечего терять — Хигурума узнавал таких сразу же. Медленно, будто хищник, мужчина подошел к адвокату и сказал, глядя ему прямо в глаза: — Ты запутался, недомерок. Сам не знаешь, чего хочешь. Вроде бы бежишь вперед, а все равно стоишь на месте, будто что-то держит за шкирку и не отпускает. Гето-сан все верно сказал, мы все здесь такие — мы все ценили человеческие жизни пока не поняли, что некоторые вещи не стоят тех жертв, что мы им приносили. Почти каждый из нас либо потеряет, либо уже потерял. И ты, даже будучи недошаманом, не избежишь подобной участи. Рано или поздно система найдет тебя, переломает тебе все кости и вышвырнет на обочину, где ты будешь подыхать в гордом одиночестве, потому что это твоя чертова судьба — помереть за тех, кто этого не заслуживает. Его речь была ровной и выверенной, будто он каждое утро часами репетировал ее перед зеркалом. В обычно пустых и нечитаемых глазах Хигурума увидел что-то, что заставило его поежиться. Он мало что понимал из этого монолога. Все это больше напоминало неудачную проповедь, но в отличие от Гето, Нанами говорил искренне. Возможно, это была первая искренность, что адвокат увидел в этом человеке за столь долгое время. Почему-то захотелось слушать дальше… Сомнения продолжали одолевать Хироми даже спустя месяцы после его вступления в эту сомнительную секту. Он до сих пор не понимал, зачем на это согласился. В отличие от остальных шаманов и людей, он не внимал каждому слову Гето и не заглядывал ему в рот. Адвокат все еще не доверял этому человеку, но только здесь ему дали ответы на многие вопросы, что он так бережно хранил в своей голове почти всю сознательную жизнь. Поверить в шаманов и собственную уникальность оказалось гораздо проще, чем он предполагал. В конце концов, он видел всякую сверхъестественную хтонь каждый день, а каждый третий человек так и фонил какой-то непонятной субстанцией, которую здесь называли проклятой энергией. Правила были запутанные, но после нескольких расспросов Нанами в своей любимой язвительной манере все объяснил. Остальные шаманы относились к нему чуть лучше, чем к обычным людям, зато прихожане чуть ли не молились ему как воплощению бога на земле. Для них шаманы были действительно почти что божественными созданиями, способными видеть и делать то, о чем окружающие даже помыслить не могут. Они снимали проклятия, лечили от самых страшных болезней, обещали славу и богатства. И в центре всего этого стоял с распростертыми объятиями Гето Сугуру, как пастух направляя своих овец к великому и светлому будущему. Хигурума был даже немного рад быть одной из овчарок во всем этом спектакле, ибо овцы действительно были непроходимо тупы. Одной рукой им раздавали благость и обещали райские кущи, а другой мостили дорогу в ад. — Все, кто не шаманы — всего лишь жалкие безмозглые обезьяны, — как-то сказал Гето своим приемным дочерям. — Все они лишь грязь на пути к высшей цели. Грязь, которой не должно быть в этом мире. Вся гниль, все злоба и ненависть идут от людей. Мы защищаем их каждый божий день, а взамен не получаем даже простого «спасибо». И раз уж мы не можем уничтожить всю злобу, разве не проще избавиться от первоисточника? Хироми невольно признавал сам себе, что эта мысль откликалась в его душе неким темным пятном, гнилью, которую не хотелось вытравлять. Гето был его последней надеждой найти ту самую справедливость, которой он мучился всю жизнь. Шаманом адвокат был лишь на словах, видел проклятья и не более того, но монах распознал в нем потенциал. А еще он зачем-то свел его с Нанами под предлогом менторства старшего над младшим. От такой иронии хотелось закатить глаза. Ни он, ни сам Нанами не испытывали от этого особой радости, но молча принял правила игры. На каждой подобной проповеди шаман со скучающим видом курил где-то в тени и усмехался каждому взрыву оваций или очередному благоговейному выкрику. Они с Гето были буквальным олицетворением своей идеологии тирании большинства и революции меньшинства даже в таких мелочах как курение внутри здания, где это запрещено всем, но для шамана с наглым взглядом правила были по воде писаны. Нанами Кенто был слишком честен и прямолинеен на грани с дерзостью, и у многих вызывал неприязнь. Ему почти все сходило с рук, лишь изредка Гето цыкал на него для вида, но мужчина и на это лишь усмехался и продолжал поток словесного поноса. Иногда Хироми невольно казалось, что и сам Гето испытывает от этого некое извращенное удовольствие, хотя это было больше похоже на игру в доброго и злого полицейского, в которой сам Гето был исключительно открытым и добросердечным защитником слабых и обиженных. Хигурума все равно не понимал намерения Гето касательно него и зачем ему стоит поближе узнать Нанами. Одно он знал точно — пускай он лишь посредственность на фоне остальных, шаман-недоучка и откровенный профан, он будет с ними. Гето и Нанами считали его равным, поэтому он будет стоять рядом с ними во время вынесения приговора, и его суд будет самым справедливым.3
Нанами казалось, что он умирает от боли, но ноги продолжали нести его дальше. Медленно, но уверенно он покидал проклятую Сибую, которая превратилась в адский котел за какие-то доли секунды. Это должно было быть простым заданием — найти сосуд Сукуны и переманить древнее проклятье на свою сторону, отдав ему с десяток пальцев. Старик Джого пыхтел над этими обрубками как дракон над золотом и невероятно гордился тем, что лично скормил их сосуду, да только вот на то Сукуна и страшнейшее проклятье из ныне живущих. Ему правила не писаны, а чужие жизни как пыль, что развеется по ветру безвестности. Он устроил такую резню, что прошлогодний Парад Сотни Демонов показался выпускным балом. Почти вся Сибуя была в руинах, часть была полностью стерта до основания, оставив после себя гигантский черный кратер, а посреди всего этого бился в истерике пятнадцатилетний школьник. Мужчину невольно передернуло при взгляде на него. Винит себя, убивается, рвет волосы в бессилии… Неужели Нанами тоже когда-то был таким? Шаман уже давно не вспоминал то время. Школьные годы остались где-то позади жалким грузом, который хотелось сбросить и наконец-то вдохнуть полной грудью, но он продолжал гнуть мужчину к земле. Нанами двигался дальше по станции, его путь лежал к верхним этажам. Неуверенные шаги глухим эхо отскакивали от аккуратных белых стен. Где-то рядом послышался шорох перьев, и уверенный удар клинка разрубил надвое самую обычную ворону. — Мэй Мэй, — пробубнил мужчина. Только ее птицы могли забраться в такое место. Теперь они знают, что он здесь. Его старые друзья и учителя, все они казались призраками прошлой жизни, которую он мечтал отшвырнуть как что-то ненужное и сломанное. Возможно, он действительно был уже настолько переломан и искорежен, что очередная дыра уже не сделает ему больно. Он всю жизнь только и делал, что избавлялся от прошлого — день за днем, год за годом он выжигал слабого мальчика-подростка из своей души и выкладывал вокруг себя толстые стены из ненависти и презрения почти ко всему. С такой же ненавистью он наблюдал, как Кэндзяку запечатал Годжо. Как тот звал старого друга, зная, что перед ним лишь живой труп того, кто когда-то был центром его мира. Лучший друг, почти что брат, а может и нечто большее. Кенто никогда не лез в дела старших — куда его второму уровню было тягаться с особенными? Они лишь наблюдал со стороны, пока Хайбара всегда сидел где-то рядом и что-то увлеченно рассказывал. Мужчине стало стыдно, что он так мало слушал… Злорадствовал ли сейчас Нанами? В душе — да, определенно. Внутри все пело, а сердце сжимало до боли, даже дышать было трудно. Даже на Сильнейшего нашлась управа. Пусть давно мертвый и захваченный другим полоумным шаманом, Гето сумел отомстить за невинного подростка, который любил вкусно поесть и ценил жизнь как никто другой. А потом, спустя почти десять лет, в жизни Кенто резко возник молчаливый адвокат с уставшим взглядом. Единственный член культа, чье имя Нанами все еще не забыл. Хигурума Хироми, абсолютная противоположность Хайбары Юи. Спокойный, молчаливый и местами отстраненный. Никогда не лез в гущу событий, предпочитая наблюдать из тени. Он был сильным человеком. Ему не нужен был Гето, не нужен был культ, и уж точно ему не нужен был Нанами Кенто, за которым тот почему-то таскался. Ходил тенью и смотрел из–под густых бровей, хмурясь на каждый язвительный выпад своего наставника. У него была цель, была мечта, пусть это и была идея недостижимой справедливости. Хотелось надеяться, что хотя бы адвокат смог разорвать этот круг ненависти и сомнений и вернуться к прежней нормальной жизни. Хигурума сильный, в отличие от самого Нанами. Смог ли тот найти себе новое место в жизни? Хироми одновременно любил и ненавидел свою работу — любил справедливость и ненавидел закон, которому вынужден был следовать. Иногда он рассказывал Кенто об особенно сложных и изматывающих делах, и шаман видел эту дикую искру в глазах собеседника. Дай Хигуруме спичку, и он тут же спалит все вокруг себя. Он буквально горел своими идеалами, он жил ими, но от них же и страдал. Мужчина был истинным шаманом, пусть и сам не до конца этого понимал. Против воли, но они держались вместе. Нанами был не в почете у остальных, а Хигурума просто предпочитал не привлекать лишнее внимание. Он смотрел на весь их цирк вроде бы безучастным и даже скучающим взглядом, но на самом деле его мозг работал с бешеной скоростью. Эти глаза смотрели прямо в душу, проникая под кожу и вспарывая плоть по самой кости. Адвокат наблюдал и изучал каждого, он знал их привычки и слабости. Будь его воля, даже сам Гето Сугуру пал бы от его молотка. Да только вот сам недошаман не стремился пользоваться своими возможностями в полную силу. — Как говорится, с большой силой приходит большая ответственность, — меланхолично заявлял он, глядя куда-то в окно пока они вдвоем сидели в каком-нибудь дорогом ресторане и бессовестно пировали на казенные деньги. — Да и потом, я не настолько амбициозен, чтобы устраивать шумиху как Гето-сан. Не мое это, вот и все. — Врешь как дышишь, а дышишь всю жизнь, — ответил Нанами с умным видом, лениво потягивая саке. — Сколько ты уже адвокатом работаешь, лет десять? Я мало что понимаю в нашей судебной системе, но из твоих рассказов понял, что это то еще дерьмо и пахнет соответствующе. И зная все ее проблемы, ты все равно продолжаешь держаться за иллюзию справедливости. И после такого ты еще говоришь, что нет амбиций? Определенно врешь. На это Хироми лишь усмехался и смотрел на собеседника из-под бровей, сцепив пальцы перед собой. — То, что ты называешь амбициями, на самом деле просто упрямство. Считай это пережитком юношеского максимализма, но моя «иллюзия» помогает мне не загнуться окончательно. Пока правосудие слепо, я буду держать глаза открытыми. — Странный ты, адвокат… — Какой есть. На этом они чаще всего и сходились. Хигурума был старше и опытнее, но и Нанами не в теплице рос, поэтому каждый просто оставался при своем мнении. В конце концов, они не спорили, а лишь философствовали за очередной бутылкой чего-то дорогого и алкогольного в очередном ресторане, пока ответственные за финансы и сборы недоумевали, куда в очередной раз ушла часть денег. На Парад Хироми не попал. Как он сам сказал, поправляя галстук единственному почти-другу, его способности ограничены только зрением и чуйкой, как боевая единица он бесполезен. Нанами позволил ему вертеть узел на своей шее, будто удавку затягивал, и невольно жалел, что будет там один. Ему хотелось увидеть Хироми в деле, хотелось увидеть эту ядерную смесь невероятного интеллекта и до безумия наивных подростковых идеалов. Мужчина не сомневался, что адвокат блистал бы в этом рассаднике неучей, он действительно был бы яркой звездой. Как-то раз Гето сказал, что Хигурума мог бы стать вторым Годжо, и этого очень хотелось. В отличие от Годжо, Хигурума еще ни разу никого не предал. Воспоминания обо всех тех ужинах, встречах и разговорах всплывали в голове Кенто одно за другим, а он все шел вперед. Слева все болело, глаз не видел ничего, а рука висела жалкой кровавой плетью. Идти за Кэндзяку было не просто глупо — самоубийственно. А он пошел как идиот, до последнего надеясь на тот образ сильного и стойкого Гето, что все еще хранил в голове и идеалы которого очень умело выдавал за свои собственные. Кенто ненавидел Кэндзяку. Он не понимал его планы, но поддерживал их ровно до сих пор. Возможно, он продолжал цепляться за остатки уважения к покойному Гето Сугуру за неимением других вариантов. Ему стоило сделать также как и все остальные — сбежать из разваливающегося культа еще год назад, как это сделал тот молчаливый адвокат с уставшим взглядом и нелепыми идеалами Ягами Лайта. Их сборище шаманов-вольнодумцев было не самым подходящим местом для высокой морали и душевных терзаний; единственной их целью было создание почти что утопичного нового мира исключительно для особенных людей, и таким как Хигурума вряд ли нашлось бы там место. Малайзия… Почему именно сейчас он вспомнил свою старую школьную мечту? Это что-то из прошлой жизни, о которой он мечтал забыть. Кенто хотел забыть старого себя, наивного и глупого подростка, который ловил каждое слово старших и заглядывал им в рот в надежде получить хотя бы толику признания. Он старался, изворачивался ужом, но рядом всегда был кто-то сильнее, умнее и лучше. Кто-то, кто по щелчку пальцев мог все исправить. Рядом всегда был Годжо, как тень нависал над остальными. Даже над своим лучшим другом, он давил своей значимостью и силой, невольно заставляя гнуть спину в унизительном поклоне. Все для того, чтобы Сильнейший не разнес полстраны в щепки веселья ради. В целом, своим ребячеством и несдержанностью он мог невольно помочь отщепенцам, но на горизонте соблазнительно возник Король Проклятий, запертый в теле какого-то пацана-недоучки. Нанами знал о нем лишь общую информацию, не вдаваясь в подробности — подросток с потенциалом стал сосудом Сукуны по исключительной глупости. Почему его еще не убили или хотя бы не заперли? — вопрос хороший. Кенто в свое время угрожали исключением лишь за неосторожно брошенные слова и тень сомнения в правильности многовековой системы. Но как и многое в этом мире, все старое рано или поздно необходимо менять. Система шаманов не была исключением. Система, Гето, Кэндзяку… Он всегда следовал чужим целям, а были ли у него свои? Мужчина старался не думать об этом, иначе идеальная картинка в голове тут же рассыпалась карточным домиком. Перед глазами все еще стоял образ Хайбары, который уже начал понемногу стираться за эти десять лет, только теперь рядом с ним почему-то был раздавленный розоволосый школьник. Не исключено, что тот оказался втянут во все это случайно; возможно, сам Кэндзяку этому поспособствовал, с этого черта станется. Мальчик, практически ребенок, стал таким же легкозаменяемым элементом системы, что и любой шаман. Его смерть от одной из сторон была лишь вопросом времени. Верхушка не даст сосуду существовать после того, как Сукуна настолько грандиозно сорвался с поводка. А древнему щаману-паразиту не интересен сам сосуд. Пусть пацан хоть трижды сдохнет, Сукуна не станет его спасать, а просто перепрыгнет в другое тело, более сильное и перспективное. Только сейчас, осознавая весь масштаб происходящего вокруг кошмара, медленно умирающий Кенто понял всю суть той самой справедливости, которой так цеплялся Хироми. Не было этой самой справедливости, она действительно была слепа, и только один недошаман мог видеть. Хигурума единственный, кто давно все понял, и поэтому продолжал идти вперед, тараном сминая все на пути. Нет амбиций? — три раза «ха»! Он родился одной большой амбицией и до последнего ей оставался. В отличие от Нанами, он сумел найти способ претворить свои идеалы в жизнь, даже если каждый раз он падал. У Кенто тоже были идеалы и мечты, но не было того стержня, как когда-то в детстве, когда он бросил все и сбежал вслед за другим опальным учеником. Но даже так он не нашел свой путь, а примкнул к чему-то привычному и знакомому, в душе продолжая проецировать свои чаяния на других. Тяжелый шаг перешел на неровный бег, слезы боли и обиды жгли наполовину обгоревшее тело, а из самой глубины пустой измотанной души рвался истеричный смех, что звенел набатом в мертвенной тишине парализованного Токио. Давно нужно было отбросить Гето Сугуру с его идеалами — как все остальное в жизни — и идти своим путем, только вот как? Ведь Нанами всю жизнь от чего-то бежал.4
Инцидент в Сибуе потряс всю Японию, но Хигурума и бровью не повел. После Парада Сотни Демонов он уже ничему не удивлялся. Напротив, подобное было само собой разумеющимся. Вопрос только в том, кто все это устроил. После столь внезапной смерти Гето все члены культа были напуганы и не знали, что делать дальше. Между шаманами началась грызня за власть, а люди потихоньку сбежали. Особенно быстро сматывали удочки высокопоставленные лица, когда поняли, что обещанных райских кущ не будет. И в центре всего этого стояли Нанами и Хигурума. Первый был непроницаемой скалой, лишь наблюдал и усмехался каким-то своим мыслям, а второй думал как поступить дальше. В итоге в один самый обычный день он поймал Кенто за руку в коридоре и тихо сказал: — Я хочу уйти. Даже если это и было неожиданно, Кенто никак этого не показал. А может быть, Хигурума просто не заметил. — Тебя никто не держит, — просто и кратко, будто пресек дальнейшие вопросы. Они смотрели друг на друга еще какое-то время, пока адвокат не отпустил чужую руку с небольшим кивком благодарности за все и не пошел в сторону главного входа. Вот так просто и тихо, будто не они вдвоем напивались на чужие взносы, а потом заваливались пьяные к одному из них на квартиру и засыпали на одном диване, не потрудившись снять хотя бы обувь. Будто не они как две крысы осуждали взглядом всех и каждого и молча переглядывались с таким видом, будто знали что-то до жути важное по типу кода доступа к серверам Пентагона. В тот день Хироми почувствовал легкий укол обиды, но списал это все на общую напряженную атмосферу и ставшее привычным наглое поведение Кенто. Тот всегда был таким — вредным и ворчливым. С тех пор прошло уже почти два года, они так и не пересеклись. Изредка его номер попадался в списке контактов, а палец невольно дергался написать, но в самый последний момент мужчина останавливал себя. У Нанами наверняка есть своя жизнь, в которой бывшему вроде-другу нет места, так зачем навязываться? Он не бросал практику даже будучи в культе, разве что вернулся к родному уголовному праву, в котором каждый раз падал и разбивал колени в кровь, почти как в детстве во время игр. Коллеги и бывшие однокурсники попеременно называли его то гением, то сумасшедшим, в один голос жалели мужчину и призывали к благоразумию. Уйди с неблагодарной должности, которая при всех своих суммах остается крайне неприбыльной и неблагодарной. Эта работа сожрет тебя вместе со всеми твоими идеалами, она плевать на них хотела. Хигурума продолжал стоять на своем, медленно убивая свое ментальное состояние. Ему нужен был кто-то, кто не станет осуждать или хотя бы не станет делать это вслух. Ему нужен был Нанами Кенто. Этот наглый — малолетний, как сам адвокат его иногда называл — засранец слишком глубоко пустил корни в его жизнь, как самый дикий и неубиваемый сорняк. Буквально каждое действие сопровождалось знакомым ворчанием в голове. Иногда мужчина даже дергался, будто отмахиваясь от фантомного голоса как от назойливой мухи, иногда даже отвечал, забывая, что вот уже который раз он сидит в своей одинокой пустой квартире, которая за столько лет так и не стала домом. Какой бы объективной мразью не был Кенто, он ни разу его не осудил. Даже если и хотел, то находил в себе такт и молчал. Нужен был кто-то, кто просто потащит тебя в неприлично дорогой ресторан после долгого рабочего дня в душном офисе и закажет самое дорогое вино в ассортименте. Сам Хироми мало что понимал во всем этом, поэтому полностью доверял подобное Нанами. Тот был действительно гурманом, эстетом и прочими вещами, от которых сам адвокат был довольно далек. Его поэтичность и одухотворенность давно была отдана Фемиде, которая продолжала смотреть на все завязанными глазами. Это неимоверно раздражало. Сибуя всем дала понять, что назревает что-то слишком серьезное. Что-то, что Хигурума не мог пропустить. Поэтому когда все шаманы оказались втянуты в Смертельную Миграцию, он побежал туда в числе первых. Все его идеалы давно были растоптаны и развеяны по ветру пеплом, терять было нечего. Но и искать что-то на замену старому он тоже особо не стремился. Игра на выбраковку была воистину самоубийством, чуть ли не геноцидом не только шаманов, но и человечества в целом. Что-то подобное вполне мог устроить покойный Гето или его последователи, но вот кто именно? Точно не Нанами. Он не любил сложности, поэтому не стал бы устраивать такое. Для Кенто все должно быть простым и четким, чтобы укладывалось в пару-тройку четко составленных правил, чтобы не возникало ни малейших сомнений, чтобы идти вперед и не думать кому и зачем это надо. Чтобы за тебя решил кто-то другой, более сильный и хитрый, пока ты следуешь приказам. Нанами стыдился своего внутреннего бессилия, хоть и прятал это все за безразличием и сарказмом, и только Хироми видел эти страхи, боль и обиду на всех, это желание найти что-то далекое и недостижимое. Нанами все время что-то искал, куда-то бежал, но никогда об этом не говорил. Иногда мужчине хотелось верить, что их чаяния хоть немного похожи. Все-таки Нанами Кенто тоже когда-то был идеалистом. Двадцать два человека пали от рук Хигурумы, это оказалось просто как чихнуть. Он никогда не любил драму, но именно сейчас, в разгар кровавой резни, захотелось немного пафоса, захотелось сделать что-то эдакое. Поставить ванну посреди театра под софитами и плескаться в ней в абсолютном одиночестве — это был его дебют. Мужчина лежал в воде и думал обо всем и ни о чем одновременно, вспоминал былое и представлял возможное будущее. Миграция открыла в нем ту самую силу, которой его попрекали почти все остальные шаманы и называли недомерком. Он не знал, как и почему его проклятая энергия просто полилась из него как дерьмо из лопнувшей трубы, но впервые в жизни ему было плевать на причинно-следственную связь. Он стал полноценным шаманом, а это главное. Теперь он точно сможет найти и свое место, и справедливость в этом безумном мире. Миграция отсеет неугодных и слабых, а он будет стоять на страже четко обозначенных правил. Его молоток станет последним, что увидят недостойные. В абсолютной тишине даже тихие шаги звучали как похоронный набат. — Так и знал, что найду тебя. Голос настолько знакомый, что желудок сжался от предвкушения чего-то нового и странного, но этого уже хотелось до жути. Напиться в ресторане, убить кого-то со скуки, прыгнуть с крыши — да что угодно, мужчина побежит не задумываясь. Нанами выглядел откровенно отвратительно. Повязка на левом глазу, половина лица — один сплошной ожог, заживший еле как. Это с ним на всю жизнь. Теперь все сжалось от боли и жалости, которую они оба себе не позволяли даже в самые тяжелые времена. По привычке адвокат держал непробиваемую маску, но хватка на молотке выдавала его с потрохами — цепкая и нервная, до побелевших костяшек. — Неплохо выглядишь… Это в Сибуе тебя так? — Хигурума знал, что этот засранец выживет любой ценой. Ответ был слишком очевидный, поэтому Нанами лишь усмехнулся. — А ты начал язвить и полюбил дешевую драму. И давно? — Учился у лучших, — Хироми выбрался из ванны, расплескивая воду вокруг и оставляя за собой мокрые лужи. Они стоят совсем близко, настолько, что каждую мелкую морщинку видно. Встреча спустя почти два года. Столько всего нужно рассказать, но слова не идут. По глазам видно все. Усталость, разочарование, скука и абсолютно впустую прожитые жизни. Последние несколько дней выдались настолько насыщенными на события, что все предыдущие годы кажутся абсолютно пустыми и лишенными смысла. Здесь же, в этом новом и искореженном мире они оба отчего-то бежали и к чему-то стремились, да только вот призрачная цель ближе не становилась. — Какими судьбами? — спросил Кенто будто бы невзначай. Единственный глаз смотрел все также нахально, но где-то в карей глубине Хироми увидел искру надежды и, возможно, радости. Он и сам втайне надеялся, что они пересекутся, уж очень не хотелось отбрасывать старое. Тот единственный год бок о бок с мужчиной пролетел слишком быстро и оставил много приятных моментов, от которых было и тепло, и тоскливо одновременно. Хигурума любил изредка предаваться воспоминаниям, они придавали ему сил на работе в минуты отчаяния — было приятно знать, что где-то там есть человек, который понял бы тебя без слов. Но он именно что «был» — где-то в толпе, в постоянном потоке людей, среди миллионов таких же одиноких душ. где-то, но не рядом. Некому было излить душу и спросить совета, или хотя бы просто помолчать. С Нанами можно было что угодно. — Да вот, со скуки маюсь. А ты? Нашел свою справедливость? Хигурума сардонически усмехнулся: — Справедливость… Да пошло оно все к черту. Нет ее, и не было никогда. Сколько бы я не держал глаза открытыми, все равно ничего не вижу. — Слеп как и Фемида? — Как видишь. Как же ему этого не хватало… Руки сами притянули мужчину ближе, хотелось обнять до хруста в костях и не отпускать. Одиночество стало невероятно пугающим, и неизвестно как Хигурума прожил целый год. Как он так смог, да без Кенто? Чуть с ума не сошел окончательно, уже начал говорить с пустотой, и только надежда помогала оставаться на плаву. Давно надо было позвонить или написать, хоть как-то связаться, да только вот навязываться не хотел. Да и какая теперь разница, когда мир и так давно полетел в тартарары? Теперь они могут позволить себе самые невероятные вещи. Вначале Нанами замер, явно не ожидая такого жеста, но потом неловко обнял в ответ, бурча что-то про мокрую одежду. За это он получил легкий удар по спине. — Пожалей калеку, — усмехнулся он. — Не прибедняйся, я тебе новый куплю. Хочешь — десять таких куплю, или даже сто. И галстук новый, а то этот раздражает. Сожгу его к чертовой матери. — Желтый в черную крапинку, слишком аляпистый для вечно мрачного шамана. Это выглядело до жути неправильно. Да, именно к этому Хигурума стремился.5
Старый мир исчезал у них на глазах вместе с руинами Синдзюку. Мужчины стояли на крыше одной из полуразвалившихся высоток и издалека наблюдали битву Годжо и Сукуны. Сильнейший шаман в истории против сильнейшего шамана поколения. Эта битва была поистине легендарной. Годжо по праву рождения был особенным, уникальным обладателем одновременно Шести Глаз и Бесконечности; такие рождались раз в несколько столетий. Сукуна же таковым стал, выгрызая годами этот титул, добиваясь потом и кровью, шагая по трупам. Они оба были достойны и равны как по силе, так и по мастерству, да только вот Нанами ненавидел семпая до глубины души. Абсолютная сила сделала Годжо Сатору неуязвимым, но именно из-за него и проклятья стали сильнее. Дабы уравновесить его способности, судьба позволила существовать разумным Джого, Махито и прочим, давая им право выйти из тени. Те, которых раньше классифицировали вторым уровнем, теперь имели статус особых проклятий. Если бы не Шестиглазый, баланс сил не пошатнулся бы, а значит смертей можно было избежать. Хайбара остался бы жив. Годжо должен был умереть, он причина всех их несчастий. Без него было бы гораздо лучше. Эта детская логика въелась мужчине в подкорку и не хотела уходить больше десяти лет. Он изменился, но обида никуда не ушла. Не для того он ломал себя и играл на публику, чтобы увидеть победу этого выскочки. Годжо должен был ответить; не только за Хайбару, но за всех тех, кто погиб за последние тридцать лет и будет погибать, пока сам Годжо не замолчит навсегда. Единственный целый глаз неотрывно следил за всем этим безумием, мозг едва успевал осознавать все ходы соперников. Они думали с секундной точностью, предвещали каждый вздох друг друга и на все находили контратаку. Ладони Кенто сжались в долгом и тягучем ожидании. Что если Сукуна проиграет? Да нет, не может быть. Он до последнего вздоха будет цепляться за жизнь. Если понадобится, Нанами сам предложит себя вместо сосуда, лишь бы Годжо наконец-то умер. Хигурума тоже наблюдал, но не в ожидании исхода, а в абсолютном шоке. Его захватил сам процесс, на победителя было в целом все равно. Это уровень, которого ему никогда не достичь. Совместными усилиями он за два месяца поднялся от нуля-самоучки до полноценного Первого уровня и даже сумел создать свою Территорию, от чего Нанами долго не мог прийти в себя. — Ты действительно уникален, как и предсказывал Гето, — тихо объяснил он тогда. — Расширение Территории это не просто техника, а абсолютное оружие. Она энегрозатратная, но гарантирует почти абсолютную победу. А твоя еще и на особых условиях… У твоей Территории запрещено физическое насилие, так не делают с эпохи Хэйян. Опять Хироми понимал лишь половину, но глубоко в душе становилось на толику теплее от похвалы. Для недошамана, коим он считал себя столько времени, это действительно были важные слова. Но почему-то чувствовалась в этом и некая зависть. Кенто, что варился в этом адском котле почти полжизни, даже близко не добился таких результатов, и это его раздражало. Убить столько лет ни на что… Хироми лишь аккуратно сжимал его ладонь и слегка улыбался: — Это и твоя заслуга тоже. Без тебя я бы никогда ничего не добился, — этот чертяка был слишком умным и проницательным, он всегда умел говорить что нужно и когда нужно. И каждый раз Нанами позволял себе ответную улыбку как мимолетный проблеск слабости, показывалась тень прошлого Я — того самого, что еще надеялась на лучшее и о чем-то мечтала. Сейчас же все мечты шамана сошлись в одной точке и на одном конкретном событии, что разворачивалось прямо у него на глазах. Смотреть на чужое поражение, еще и второй раз, было до одури приятно. Мужчина чувствовал себя маньяком, а кончики пальцев приятно покалывало от одной только мысли о столь желанной справедливости. Хироми видел все это и не мог не порадоваться за теперь-точно-друга. Его давно грызла одна и та же мысль — что на самом деле скрывает Нанами? Зачем он изначально помогал Гето, угробил на это почти что лучшие годы жизни? Он тогда был еще подростком, от силы в старшей школе учился; сам Хигурума уже получал диплом. Тому бедному раздавленному парню жить бы и радоваться жизни, но из-за тех событий Кенто выглядел старше своих двадцати семи лет. Сам адвокат тоже был не в лучшей форме — постоянно апатичный и уставший, будто всю радость высосали на выпускном. Их обоих швыряло как утлые суденышки в шторм, каждый раз выбрасывая на острые скалы, а они лишь сжимали зубы и шли дальше. Два вроде бы молодых, но уже таких старых упрямца. Старый мир догорал последними лучами далеко за горизонтом. Где-то там все было хорошо и прекрасно. Там не было ни шаманов, ни проклятий, а из проблем только утренние пробки и дедлайны. Все это не про Японию и не про них. Местный ад существовал тысячелетиями и уходить не собирался. — Нанами… — Хигурума немного по-детски потянул мужчину за руку, выдергивая того из своих мрачных мыслей, в которых впервые за много лет промелькнула искорка надежды. — Как думаешь, если бы вы нашли меня раньше, что было бы тогда? Хироми не хотел признавать этого за собой, но его действительно мучил этот вопрос. Еще в культе он смотрел на остальных снизу вверх, глотал брошенные в спину смешки и спрашивал себя «что если». Не прошло и двух месяцев, а проклятая энергия текла по венам также естественно как и кровь, будто так было всегда. Теперь было сложно вспоминать прошлое, все казалось пустым и бессмысленным. Его личный крестовый поход провалился, но Миграция дала новые цели и наполнила жизнь смыслами, добавив красный цвет в скучный монохром. Он плохо представлял масштаб ненависти Кенто к бывшему другу, но не мог отрицать очевидное — ему нравилось видеть Нанами таким, как всегда немногословным и наконец-то счастливым. Он видел это в единственном уцелевшем глазе, в острых чертах обезображенного лица. Все же они слишком хорошо друг друга знали, чтобы подмечать подобные мелочи. Хигурума не знал точных целей Нанами, но тот их явно достиг. — Даже не знаю. Стал бы шаманом, занимался бы экзорцизмом, заработал бы кучу болячек и травм, а потом отбросил бы копыта на очередной миссии, не дожив и до сорока. Любого другого человека подобный скептицизм оттолкнул бы, особенно когда говорят про тебя самого, но Хироми лишь хмыкнул в ответ. Это не особо отличалось от его прежней работы, разве что родственники клиента не обрывали телефон звонками с угрозами после очередного проигрыша. Внезапно наступила тишина, Кенто нервно схватился за чужую ладонь. Его потряхивало, и Хигурума сам того не замечая провел большим пальцем по чужим костяшкам в призрачной попытке успокоить. Это вряд ли чем-то поможет, но пальцы сжались еще крепче. Изгои знали — сейчас решится их судьба. Либо они наконец-то сбросят груз со своих плеч и вдохнут полной грудью, либо все их старания пойдут насмарку. Казалось, даже время остановилось в предвкушении столь грандиозной развязки. Очередной Разрез расколол здание, но ответной Бесконечности не последовало. — Умер… — едва слышно выдохнул Нанами. — Годжо умер. В груди что-то сжалось до ничтожных размеров и упало куда-то в желудок, вызывая неприятные ощущения. Неужели это действительно случилось? Самый страшный сон каждого шамана Японии, но для Кенто он был подобен подарку небес. Десять долгих лет он жил ради этого мига абсолютной справедливости и долгожданной свободы. На секунду слева промелькнул до жути знакомый силуэт, который уже начал забываться с течением времени. Казалось, Хайбара стоял совсем рядом, но мужчина не смел повернуться в его сторону. Боялся, что видение исчезнет. Почему стало страшно отпускать? Он ведь только этого и ждал. Что случилось в последний момент? Слезы заблестели в единственном глазу, главное не моргать и не переводить взгляд. Не смотри по сторонам, не дыши, не думай… Ты свободен от своего бремени, отпусти его. Но как, если после выполненного долга в жизни останется лишь пустота? — Кенто? Они никогда не называли друг друга по имени, даже будучи пьяными в стельку. Всегда по фамилии и изредка нарочито пафосно как будто это была до жути смешная шутка. Хигурума всегда был внимательнее, чем казался на первый взгляд. Он видел мужчину насквозь, недаром был старше почти на десять лет. Этот человек был единственным, кто сумел вызвать хоть какие-то эмоции, именно с Нанами адвокат впервые за много лет почувствовал себя живым. Адвокатура отнимала все силы и высасывала из него как жизнь, так и дальнейшее желание ее продолжать, а потом этот засранец выломал дверь с ноги и перевернул его жизнь еще больше. А потом их дороги разошлись аж на целый год, и расставлять все на места не было ни сил, ни желания. Хироми ждал шамана до последнего, хоть и сам трусил писать первым. Он отдался воле случая и впервые поверил в судьбу, а не в собственные силы. Если повезет, они снова встретятся. И вот теперь Хигурума стоял рядом с ним и впервые чувствовал покой и умиротворение. Он видел все те эмоции, что накрыли Нанами, и не позволял себе вмешиваться еще больше. Просто держать за руку, давая немного времени и благословенной тишины — это все что от него сейчас требовалось. Каким бы ни была истинная цель Кенто, он ее достиг. Он получил свою месть и свою долгожданную справедливость за всех шаманов, прошлых и будущих. Но что насчет самого Хироми? Осуществил ли он свою мечту? Ответить было сложно. Когда-то давно он пришел к выводу, что столь желанной справедливости не существует в принципе. Закон, который должен был стать ее источником, работа в полсилы и исключительно как того требовало общество — последнее его дело было ярким тому доказательством. Он выиграл тогда, но в страхе перед общественным осуждением судья признал его подзащитного виновных, пусть даже прокурор не предоставил никаких новых доказательств во время повторного слушания. Новостей и комментариев в соцсетях было достаточно, чтобы невиновный сгнил за решеткой. Хироми лишь надеялся, что с тем парнем не случилось ничего плохого, хотя хуже уже и так некуда. На втором слушание Фемида опять закрыла глаза после того, как дала призрачную надежду на хоть какие-то изменения, и мужчина опять оказался на старте. Тогда его нервы окончательно дали сбои и он сделал то, что сделал. Жалел ли он об убийствах? И да, и нет. Он оправдывал это вынужденной мерой, теперь же он окрестил их первым шагом на своем пути. Двадцать две жертвы стали фундаментом того, что сейчас Хигурума стоял на крыше и смотрел как жизнь его друга переворачивается с ног на голову и обретает новые смыслы. Если смотреть на это с такой стороны, то и он добился своего. Если Кенто счастлив, то счастлив и Хигурума. Они оба стали шестеренками одной большой и несправедливой системы, но каким-то образом смогли добиться своего. Это по-своему радовало и успокаивало их и без того уставшие души. — Что теперь будешь делать, Нанами? Старая жизнь осталась позади, а новая была в туманной неопределенности. Они не отпускали друг друга, этот незначительный жест симпатии и привязанности значил для них больше, чем что-либо еще. Мужчинам не нужны были слова, они давно научились понимать друг друга в тишине. Кенто сморгнул очередную слезу и искренне улыбнулся: — Я когда-то мечтал уехать. Думал заработать кучу денег к тридцати годам и перебраться в страну с низкой стоимостью жизни. Купить там домик и жить припеваючи, вдали от шаманов и проклятий… Что скажешь, хороший план? — Очень даже. Куда поедешь? — В Малайзию, — он улыбнулся еще шире и искреннее. — Старая знакомая как-то сказала: «Если хочешь остаться нынешним собой, поезжай на север. Если хочешь вернуться к прежнему себе, то тебе дорога на юг.» Тогда я был подростком и не понимал ее слов, но теперь… Теперь хочу на юг. Вернуться к прежнему себе, к давно забытому и истерзанному Я, что просится наружу вопреки стараниям. Это была прекрасная и действительно немного наивная мечта, которую Нанами-ребенок может осуществить. Хироми опустил взгляд и тихо спросил: — В твоем домике в Малайзии найдется местечко для бывшего адвоката? Япония трещала по швам. Страна с богатой многовековой историей и культурой рассыпалась карточным домиком просто потому, что один древний полоумный шаман затеял эксперимент длинной в тысячу лет. У Кэндзяку было все время мира, он переползал как паразит от одного носителя к другому и медленно осуществлял свой план в угоду ему одному ведомых идей. Да только вот у двух отщепенцев не было столько времени, оно уже было бессовестно потрачено на призрачные чаяния и надежды, которым нашлось место лишь в том безумном и неправильном мире, который пришел на смену старым устоям. Кенто повернулся к другу и слегка склонил голову на бок, искра любопытства заблестела в глазу. — А почему его там не будет? Для тебя место есть всегда. Они обнялись, вот так просто и искренне, всего лишь второй раз за столько лет. Держаться друг за друга казалось жизненно важным, отпусти — и провалишься в бездну. Два шамана, одни в этом диком, безумном и жестоком мире, из которого даже мертвым нет выхода. Момент казался им вечностью.