Шоколад с орехами и штаны в клеточку

— Ты пьяный. До Альбедо доносится голос, приглушённый громкой музыкой, играющей, как ему кажется, отовсюду. Он стоит наклонившись над раковиной и только смеётся в ответ, не поднимая головы. Видимо, Кэйа уже обошёл всю квартиру, чтобы найти его в этой заваленной хламом ванной. — Давай-ка сюда, — вздыхает Кэйа и подхватывает его под живот, одной рукой открывает кран и плещет ему в лицо холодную воду. Освежает. Кэйа снова набирает воды в ладонь и смывает с чужого лица пот, следы какого-то алкоголя, смазанную подводку, убирает прилипшие волосы, зачёсывает, приглаживает. — Кэйа… — Альбедо пытается увернуться от уже ставшей ледяной воды, отплёвывается и шмыгает носом. Кэйа поворачивает его к себе и заправляет выбившиеся из причёски кудри ему за уши. У Альбедо всегда идеальная причёска, «отлично» по всем предметам и образ послушного мальчика. Настоящий Альбедо в голове Кэйи не вяжется со словом «идеальный», да и со словом «послушный» тоже. У настоящего Альбедо огонь в глазах, он не умеет аккуратно есть и вечно пачкает одежду соусом и крошками. У настоящего Альбедо сколот передний зуб, слегка косит левый глаз и разбитые об асфальт коленки. — Тише, ну. Поехали домой? Альбедо в ответ только кивает и плетётся по коридору за тянущим его за руку парнем. Хочется ответить «ещё не натанцевался» или «давай останемся до утра», но совесть не позволяет. Всё-таки Кэйа полчаса тащился с другого конца города, чтобы забрать его с этой тупой университетской вечеринки в чьей-то тупой квартире в какой-то тупой заднице города. Он ускоряет шаг, чтобы догнать идущего впереди Кэйю, льнёт к боку, ещё крепче сжимает ладонь. Тепло разливается по всему телу, начинается от ладони, крепко держащей его дрожащую руку, течёт по капиллярам, венам, артериям, доходит до самого сердца и оседает глубоко внутри.

***

— Тебя всё ещё тошнит? — спрашивает Кэйа, когда закрывает входную дверь, громыхая тяжёлой стальной щеколдой так, что Альбедо жмурится от звона в голове. — Не особо. Плывёт всё. Кэйа кивает, стягивает кроссовки и опускается на пол, чтобы развязать шнурки Альбедо. Подхватывает его под колени, заставляя пошатнуться, стягивает высокие кеды. — Устал, — бормочет Альбедо и утыкается носом куда-то в ключицы Кэйе и вздыхает, щекоча носом теплую кожу. Позволяет взять себя на руки, ёрзает на держащих его под бёдра ладонях. Настоящий Альбедо любит, когда его крепко держат и укачивают как маленького ребёнка. Ему не нравится шоколад с орехами и вставать в семь утра. Настоящий Альбедо красит ресницы, чтобы их было видно в отражении зеркала, и закидывает бортики раковины ватными дисками. — Садись, — командует Кэйа и Альбедо падает на кровать. Перед глазами плывёт потолок, смешиваясь с остатками текилы. Альбедо тянется руками вниз, пытаясь справиться с давящей на живот пуговицей брюк. Вздох сверху и шлепок по ладони. Кэйа сам стягивает с него брюки и заляпанную алкоголем футболку. — Ты же не будешь?! — Альбедо заикается и звучит испугано. Он сидит на краю кровати почти голый, в одних трусах, смотрит, широко распахнув в глаза, теребит в руках край одеяла. Все ещё мокрые, потемневшие от воды волосы облепили лицо и виски. Кэйа вздыхает. — Дурак. Никогда. Альбедо откидывается на спину, закрывая лицо ладонями и протяжно стонет. Кэйа бормочет себе под нос какие-то ругательства пока вытягивает одеяло из-под Альбедо. Тот переползает к стене и устраивается на огромном плюшевом медведе, которым Кэйа заменяет свою жёсткую подушку. Кэйа переодевается в домашние растянутые штаны в клеточку. Альбедо готов его расцеловать прямо сейчас, лишь бы каждый день видеть Кэйю в этих дурацких, но таких домашних штанах. — Не мёрзнешь? — Кэйа прищуривает глаза в вопросе и Альбедо мотает головой, но берёт протянутую ему кофту — верх от тех штанов — и натягивает, путаясь в рукавах. Кэйа садится рядом с пачкой влажных салфеток в руках и, притягивая Альбедо за лицо, стирает остатки макияжа с глаз и бровей. Кинув салфетки куда-то под кровать, ложится рядом. Альбедо дышит тихо, боится спугнуть то, что повисло вокруг. Тягучее, тихое, непонятное. Настоящий Альбедо громкий. Громко разговаривает, идя по улице, громко хлопает дверьми кухонных шкафчиков по утрам, громко говорит в микрофон, отвечая на парах, громко смеётся с глупых картинок с собаками, громко стонет по ночам, прогибаясь под прикосновениями. Кэйа открывает окно над кроватью и садится на узкий подоконник, он уже давно не курит, но привычка сидеть и смотреть как ночной город плавится под звуками дождя никуда не делась. Он откидывается на оконную раму и прикрывает глаза, пальцами ног утыкаясь куда-то Альбедо в бёдра. Он специально перетащил кровать под окно, чтобы можно было наслаждаться видом не вставая с мягкой постели. Альбедо не двигается, боится потревожить. Тихий шелест дождя играет свой мокрый вальс для них одних. Город готовится ко сну, под окнами почти не гудят шинами автомобили, иногда только доносится шум колёс очередного торопящегося домой работяги. — Я тебя люблю, — Альбедо шепчет, будто это какой-то секрет. Кэйа улыбается. Сползает с подоконника, скрипя пружинами в матрасе и сминая под собой постельное, подбирается поближе и целует. Нежно, беззвучно, не нарушая тишину прижимается губами, касается шеи, плавя и одновременно замораживая кожу под пальцами. — Знаю, солнце. Я тоже тебя люблю. Настоящий Альбедо жмурится, как довольный кот. Настоящий Альбедо смущается. Настоящий Альбедо думает, что нельзя любить ещё больше, но каждый день влюбляется в Кэйю всё сильнее.