последний танец зимы

Машина мягко тормозит перед въездом в мелкую горную деревушку где-то на задворках страны; из обитателей тут только старики, которые так и не переезжают в город, и которые слишком сильно привязаны воспоминаниями ко временам, когда никакой магии не было. Идеальное укрытие, несомненно. Когда Тихиро гасит мотор и выбирается из машины прочь, он чувствует, как мороз начинает неприятно покусывать кожу — в отличие от города, тут намного холоднее, и воздух словно разреженный, дышать сложнее. Горные деревушки — места не для городских пижонов, но ему везет в том, что он до этого проводит детство вдали от города, потому тут для него нет ничего удивительного. Приходится припарковаться у въезда в деревню; дороги тут старые и узкие, если он попробует проехаться по таким колдобинам на тачке Сибы, тот ему потом уши открутит. На въезде Тихиро видит двух стариков, которые что-то обсуждают. Прибытие незнакомца, тем более молодого, громкое событие в деревушке, и он решает быть вежливым: когда проходит мимо, то быстро кланяется, но не успевает уйти, как его окликают: — А вы, молодой человек, к кому?.. И как это объяснить? Тихиро на мгновение задумывается, потом кое-как находит ответ: приходится применить фантазию, но уловка срабатывает. Во всяком случае у стариков не возникает вопросов, потому что, кажется, они понимают, о ком ведется речь. Плюс Тихиро достаточно вежлив, что старики очень любят. Они желают ему хорошо провести время, и Тихиро тепло с ними прощается, пока по скрипучему белому снегу идет к нужному дому. Найти его довольно просто: не только потому, что он находится дальше остальных домов, но и потому что Тихиро был тут около месяца назад. Старики не запомнили его, потому что сейчас намного холоднее, и ему приходится скрыть шрам под шапкой, а без него он скорее всего не особо отличается от остальной невзрачной молодежи, что иногда сюда заезжает проведать родственников. Это он и сказал. Проведать кое-кого. Другое дело, что семейными узами (к счастью) ничего его с этим человеком не связывает. Ему крайне интересно, каким образом тот сам объясняет свою причину нахождения тут, но, может, старикам просто все равно, им наоборот веселее с новым человеком рядом, а он как-нибудь отмазывается — не зря же умеет хорошо заговаривать зубы. Но Тихиро решает, что это не стоит потраченного времени, и потому оставляет свое любопытство на задворках сознания, когда сам подходит ближе к низкому забору, огораживающему мелкий неухоженный домишко в один этаж. Судя по сугробу во дворе, хозяин дома явно не озабочен очисткой участка, и, видимо, каждый раз пробирается по сугробам — заметно по следам на снегу, еще не припорошенных. Тихиро лишь цокает языком, потом смотрит по сторонам, чтобы никто не увидел, и перепрыгивает забор, чтобы пробраться внутрь. На пороге он стучит ботинком по ступени, потом открывает дверь. Даже не заперто. Впрочем, в мелкой горной деревушке, где нет чужаков, это и не нужно. Он стягивает обувь, видя рядом хорошо знакомую пару сапог, какой едва не получает по лицу во время судьбоносного боя (пинки — крайне эффективная тактика), потом проходит внутрь. Может, все это просто брошенные вещи. Может, этот человек ему не соврал и свалил из страны, когда Тихиро настоятельно порекомендовал так поступать. Но когда Тихиро проходит в комнату, служащую и залом, и спальней, и всем остальным, сперва он видит стоящий на котацу стакан с водой и таблетки, а потом — и хозяина этого места, лежащего на диване спиной к нему. Отвратительно яркий оранжевый плед вызывает у Тихиро невольный смешок — такая безвкусица. И где он его только достал? Нашел где-то тут? Он опускается на диван, стараясь не касаться выглядывающих из-под пледа голых лодыжек, и некоторое время смотрит вперед. Чудом выживший противник, принесший ему столько проблем. Побывавший в руках «Камунаби», «Хисяку»… И вот, до него добираются Тихиро и Сиба. По-хорошему, его (Тихиро) не должно тут быть. Их пути расходятся в тот момент, когда Тихиро получает от него всю информацию. Сиба, точнее. Хотя даже «пытками» это назвать сложно, просто расспросами, потому что Содзе не в том состоянии, чтобы его пытать — помрет быстрее, чем руку поднять. Сибе это не нравится… наверное потому, что у Сибы есть эта маленькая страсть к пыткам. Тихиро же просто хочет поскорее избавиться от балласта. Он уже не хочет иметь дел с Содзе, не остается сил злиться даже за Шаль, ему тошно от вида старого противника, и он даже не хочет его убивать. Может, это жалость к старому сопернику. Тихиро помнит его на пике сил, а когда встречает в следующий раз, то… Потому, после всего, Тихиро исполняет волю бывшего соперника и оттаскивает его в одно из его бывших убежищ, где бросает и говорит уезжать из страны, чтобы духу его тут не было. Иногда Тихиро думает о том, что подумала бы об этом Шаль. Он думает о том моменте, когда встретил человека, виновного в смерти своего отца, как едва не чокнулся от эмоций. А Содзе убил мать Шаль. Нельзя его просто так прощать. Он — чудовище. И он убивает ее не ради благой цели, а потому что стремится достичь глупости. (интересно, покажется ли цель Тихиро идиотской кому-то, чьего родителя он убил?) Он опускает голову вниз, когда слышит шевеление рядом и видит, как одеяльный червяк поднимает голову и смотрит на него заспанными глазами. После сна Содзе выглядит смехотворно, разительно отличающийся образ от того, каким Тихиро видел его во время двух их боев. Но Тихиро решает не добивать его хрупкое самолюбие смехом и спрашивает нечто отвлеченное: — Я думал, я сказал тебе выметаться из страны. — Че?.. Какого хера ты тут забыл?.. — Просто проезжал мимо. Это даже не вранье. Тихиро и Сиба заняты делами, и пока второй скачет с места к месту, Тихиро занят более медленными и не столь срочными разъездами. Приходится оставить Шаль с Хинао и Хакури, но ничего страшного. Он едет мимо знакомой ему горной деревни, и интуиция подсказывает ему — загляни. Спешить пока что ему все равно некуда. Почему-то Тихиро знает, что не обнаружит пустого дома. Наверное, это даже не интуиция, а банальная логика. Он беззастенчиво рассматривает Содзе, который смотрит на него полусонными глазами, но не знает, что ему сказать. Возможно, слов не требуется. Тихиро говорит себе, что хочет поставить точку, но в итоге сам заявляется себя, бередя старые раны, как и у себя, так и у Содзе. В этом нет смысла. Нет, но… Содзе явно решает, что он не слишком заинтересован в поисках причин и следствий, потому вновь накрывается одеялом и делает ручкой. — Ну вот и езжай мимо дальше. Че приперся-то? Да. Так будет правильно. Тихиро смеряет Содзе взглядом, потом пожимает плечами. На улице начинает темнеть; поднимается вьюга. Ехать куда-то по горной дороге — почти самоубийство… но Содзе прав, и торчать рядом с ним все равно нет смысла. Он поднимается на ноги, раздумывая, не выпить ли чаю перед отъездом, но когда делает шаг от дивана, то чувствует, как его запястье обхватывают чужие пальцы, а потом позади доносится смешок. — Нет, гляньте какой послушный. Значит, когда я ему вопросы задавал, он меня нахер послал, а тут сразу соизволил все исполнить. Рокухиро, ты такой непоследовательный. — Ты же сам меня гонишь. — Я пошутил! Шутка это, сечешь? — Шутки у тебя дебильные. Содзе глядит на него с полуприщуром, потом разжимает пальцы. Одним жестом он зачесывает волосы назад, отчего становится видно ослепший левый глаз и ожоги с той же стороны, и с нарочито идиотской ухмылкой тянет: — Что поделать! Да ладно, куда ты поедешь-то? Уже ночь на дворе. Если мотор заглохнет по дороге, ты окоченеешь попутку ловить. Что это, капля здравого смысла в речах Содзе Гэнити? — Пошел в жопу, маленький говнюк. Я по роже твоей смурной вижу, что ты обо мне думаешь. Тихиро только хмыкает, но решает не пренебрегать предложением и бросает короткую благодарность, которая будто бы остужает гнев Содзе, отчего тот быстро перестает нагло скалиться и просто отмахивается. Он продолжает лежать на диване, словно кошка, пристально наблюдая за тем, как Тихиро хозяйничает на кухне, но потом ему становится слишком скучно — легко понять по тому, что он подходит ближе и начинает следить за каждым действием, все еще кутаясь в уродливый оранжевый плед. К счастью, помимо чая найти съестное возможно — Тихиро отыскивает в полупустом холодильнике нечто, напоминающее мясо (ему страшно смотреть на срок годности) и какие-то грибы. Из этого можно приготовить суп — самое то в холодный зимний вечер. Содзе явно все еще не особо верит в то, что все это происходит просто так, потому вновь заглядывает Тихиро в лицо. Понимание, что такое личные границы, у него все еще отсутствует. — Так зачем ты приперся? — Я же сказал. Просто проезжал мимо. — Ну-ка не пизди. Тебе нужен весомый повод, чтобы просто так свернуть с дороги в это захолустье. Ты не можешь мне так просто заявить, что тебе вдруг приспичило сюда наведаться. — Мне стало любопытно, последовал ли ты моему совету. Содзе разочарованно цокает языком. — Ну такой себе совет, признаюсь. — Почему? В Японии ты все еще можешь наткнуться на «Камунаби» или «Хисяку». Но в другой стране никто не станет тебя искать. — А кому я там сдался? Без денег и всего? Тихиро неодобрительно на него смотрит. — Я ни за что не поверю в то, что у тебя не было заначки наличными на такой случай. — Ну… — Содзе вскидывает одну руку, явно сдаваясь. — Ладно, хорошо, деньги у меня имеются. Но тут у меня есть ресурсы, чтобы не тратить их слишком много, а там я не буду знать ни языка, да и вообще буду чужаком. И не сказать, что у меня непримечательная внешность. Даже раньше Содзе выделяет забитая темной татуировкой спина; теперь и говорить не о чем. С одной рукой, остаточными ожогами от взрыва и ослепшим глазом он почти нарочно притягивает взгляд. Тихиро не знает, что об этом думать. Наверное, ему нужно пялиться поменьше, потому что это некрасиво, но он решает, что это только его ума дело. Наплевать, что там думает Содзе. Он обмывает мясо в раковине, пока Содзе назойливо снует рядом. — Короче, я решил, что я пока не в том состоянии, чтобы устраивать себе тур по соседним государствам. Еще у меня проблемы с парнями из Гонконга, потому что один раз я продал им липовые мечи. — В каком смысле? Почему-то разговоры о бизнесе Содзе всегда звучат уморительно. Он торгует смертью. Оружием. Но… — Я сказал, что это мечи Рокухиро Кунисигэ. Не магические, но все равно побывавшие в его руках. А эти гады смогли понять, что я напиздел с три короба, и короче вот так накрылась моя золотая мечта пробраться на местный рыночек. — Ого. — Чего огокаешь? — Я думал, ты настолько высокого мнения о клинках моего отца, что ни за что не станешь о таком врать. Содзе высокомерно задирает нос. — Вот еще я буду кому-то такое продавать. Если бы ко мне попал такой клинок, я бы оставил его себе. А их сейчас пойди найди… А что? — он приближается к Тихиро, и его дыхание согревает ухо, когда он начинает шептать: — Ты бы подарил мне катану, созданную руками Рокухиро?.. — У меня не осталось отцовских мечей. — Ну я же не уточнял какого именно Рокухиро… От неожиданности такого предложения Тихиро невольно режет ножом не так аккуратно и попадает по пальцу. Ранка — сущий пустяк, и он обмывает ее под раковиной, но не успевает сделать ничего более, потому что Содзе не дает ему. Руки у него холодные; когда он обхватывает ладонь Тихиро, тот затаивает дыхание, а стоит тому наклониться вперед и слизнуть кровь с пальца, так и вовсе начинает слышать, как шумит в ушах кровь. Это все… очень неправильно. Он не должен позволять этому случаться. Но, отчего-то… Когда Содзе заглядывает ему в глаза, смотря снизу вверх, Тихиро шумно сглатывает. — Нужно быть аккуратнее, — хмыкает тот, выпуская ладонь. Затем становится сзади, продолжая наблюдать за тем, как Тихиро заклеивает палец и продолжает нарезать мясо. — Вот тебе не лень же. Приперся на ночь глядя, так еще и ужином занимаешься. Реально хозяюшка. Тебе надо было не в мстители идти, а в домохозяйки. Может, плюнешь на все? Останешься со мной? — Иди нафиг, — фыркает Тихиро, и у Содзе сразу лицо такое, будто ему плюнули в душу. — Ну и зря! И мир был бы спокойней… Он отходит назад, возвращаясь на диван, откуда продолжает свое пристальное наблюдение. Тихиро не реагирует; он лишь иногда краем глаза смотрит назад, пытаясь рассмотреть Содзе, но потом тут же быстро отворачивается, думая, что не так уж это ему и нужно. Спустя какое-то время он заканчивает варить суп и ставит две порции на стол, и Содзе, словно и правда прирученная кошка, тут же прибегает. Он все продолжает кутаться в этот отвратительный оранжевый плед, и Тихиро наконец не выдерживает: — Тебе так холодно? — Сам видишь, отопление тут говно. А я больной и старый… — Ты не старый. — Значит, с «больным» ты согласен? Когда Содзе ехидно на него смотрит, Тихиро с готовностью кивает. — Да. Ты больной на голову. Я согласен. Он не реагирует на пинок по коленке, лишь едва заметно улыбается, а Содзе, которого эти слова явно задевают за живое, лишь обреченно вздыхает и тянет руку к тарелке с супом, от которой идет заметный пар. Тут и правда очень холодно, хиленький обогреватель в котацу не особо помогает: сам Тихиро спасается только тем, что меняет излюбленную толстовку на толстый свитер. Содзе шуточно изображает одной рукой жест пожелания приятного аппетита, после чего наклоняется… Тихиро пристально смотрит на то, как как тот вцепляется зубами в кусок мяса, и как сок начинает стекать у него по подбородку. Как же это… Тихиро даже не может подобрать слов. Пошло? — Божественно. Тебе реально надо бросить сражаться мечом. Хотя у тебя ко всему талант. Эй, Рокухиро, ты хоть в чем-нибудь сосешь? Я обижусь, если нет! — В инсинуациях. Когда Тихиро издает смешок, Содзе закатывает глаза. — Ну конечно. Очень и очень жаль. — С чего бы это жаль? — Мы бы могли вместе много всякого интересного проделать… Например… Он вскидывает бровь. Ну и к чему эта интрига? — Например? — Например… мы могли бы… Э… бля, не знаю. Твоя постная рожа реально все настроение убивает. Пожалуй, я просто молча поем супа, а ты сам додумай всякое и покрасней, окей? Это что, теперь Содзе смутился? Это вообще возможно? Тихиро пристально вглядывается в его лицо, но тот и виду не подает, просто молча уплетая суп с мясом. Столько вопросов, и почти ни одного ответа. Жаль. Может, Тихиро хотел бы на это взглянуть. Это одно из тех спонтанных открытий, которые вдруг осеняют. Как выглядел бы Содзе? Покраснел бы? У него бледная кожа, это было бы заметно. Разозлился бы? Или у него был бы крайне восхищенный опьяненный взгляд? Жаль, что это почти невозможно. Тихиро знает, что мог бы увидеть это, если бы захотел… Можно вцепиться ему в губы поцелуем, и тогда он увидит. Но сейчас… это не выглядит необходимым. Сложно бороться с собственными противоречивыми чувствами. Ему нужно ненавидеть Содзе. Он должен был убить его после допроса. Но он все еще сидит здесь… не делая ничего, кроме готовки обеда. Он поднимает глаза на Содзе, смотря на то, как тот глотает, как ходит под кожей кадык. Закусывает губу сам. — Тогда я останусь на ночь, если ты не возражаешь. — Какой вежливый!.. С чего бы мне возмущаться, если я сам тебя уломал? — Содзе откладывает тарелку в сторону и наклоняется вперед. Раньше Тихиро этот жест показался бы угрожающим. Теперь же он видит, что в Содзе нет ничего страшного, во всяком случае сейчас. Он просто придурок. — Но ночью тут еще холоднее, ты готов? — И как ты сам выживаешь? — Очевидно, что я нарушаю правила пожарной безопасности и сплю под котацу. Ну конечно. Тихиро просто пожимает плечами. Ему все равно. Сон под котацу — не самое страшное, что он может сделать, признаться. Он молча моет всю посуду, чувствуя назойливое присутствие позади, а потом ощущает, как в затылок утыкается чужой нос. Лишь хмурится, когда палец Содзе оттягивает ворот свитера. — Белый? Что-то новенькое в твоем гардеробе. — У меня полно всякого. — Я бы посмотрел… И то, что скрывается под ним… Тебе идет, Рокухиро. От прикосновений холодных пальцев к теплой коже становится неприятно, и Тихиро невольно дергается, отчего ощущение исчезает. Но не щекочущее кожу дыхание, едва ощутимое, но теплое. Содзе и правда не знает личных границ, рассеянно думается ему, хотя хоть как-то сопротивляться этому он пока не намерен. Он оглядывается назад, где Содзе уже предпринимает попытку улечься под котацу, откуда глядит на него с широкой ухмылкой, будто зазывающей. — Почему ты не выбрал место потеплее? У тебя же наверняка есть логово в городе. Там не так морозит. — Там проще попасться. Вот и все. Самый логичный довод. — Тогда я сплю на диване. — Ну уж нет! — Содзе так это произносит, будто бы правда оскорбляется. — Ты не можешь просто так заявить мне, что приехал сюда отоспаться на диване! Иди к черту! — Под котацу тесновато. — Ничего. Так даже лучше. Разве нет? С какой это стороны лучше? Но Тихиро не возражает. Он просто смотрит в окно, где окончательно темнеет, и где идет снег. Потом обратно на комнату: бедно обставленную, с дешевым котацу посередине. На Содзе с посеревшей от пережитого кожей, отчего темные пятна под его глазами кажутся еще темнее. Все здесь кажется монохромным, будто бы нет ни единого источника света. Он молча наблюдает за тем, как Содзе вытягивает руку вперед, будто кошка, потягиваясь, отчего становятся заметней и старые шрамы, и выпирающие теперь под кожей кости. Поражение дается ему тяжело. Тихиро не произносит ничего. Он просто садится рядом, стягивая с себя свитер (за чем Содзе наблюдает крайне пристально) и оставаясь в майке, а потом забирается под котацу тоже. В него сразу же упирается чужая острая коленка, и Тихиро недовольно морщится; морщится быстрее только когда Содзе наконец перестает изображать из себя человека более-менее приличного и вжимается в него всем телом. С одной рукой попытка вцепиться в Тихиро оказывается не столь… крепкой, но тот все еще не возражает. Просто разворачивается, отчего они оказываются нос к носу. Так близко до этого они друг друга не видели. Тихиро осторожно тянет руку вперед и пальцами касается заживших ожогов, и Содзе не возражает, лишь украдкой прикрывает и не без этого не видящий глаз. По сравнению с гладкой приятной кожей, заживший рубец ощущается чужеродно. — Выглядишь просто отвратно. — Правда что ли? — Содзе надламывает брови в такой переигрывающей манере, что сразу становится ясно, что он об этом думает. — И кто в этом виноват? — Ты, это все ты. — Вот ты засранец. Нет, чтобы взять хотя бы долю вины на себя. — Мне бы не пришлось тебя убивать, если бы ты не вел себя, как ублюдок. — А разве можно иначе? — мурчит Содзе, подвигаясь ближе. Он чуть спускается, после чего утыкается лицом Тихиро в шею, и тот, за неимением другого варианта куда деть руки, обхватывает его плечи руками. Объятия выдаются жутко неловкие. Наверное, потому что Тихиро не знает, что ему чувствовать. — Ладно, ладно, знаю, я не самый хороший человек. Можешь не напоминать мне об этом каждый раз. Но ты все равно беспокоишься… Беспокоишься же? Тихиро не отвечает. — Раз я так плохо выгляжу… Переезжай сюда и готовь мне каждый день. Тогда, может, ты все исправишь. Котацу греет еле-еле. Неудивительно, что Содзе так к нему лезет. В этом доме катастрофически холодно. Тихиро расправляет одеяло над ними. Лежать с кем-то настолько тесно для него в новинку, и он понятия не имеет, как себя вести и куда деть руки, потому некоторое время он просто лежит смирно, не особо понимая, пока Содзе сопит ему в плечо; потом пытается отвлечься тем, что рассматривает то, что попадается под руку. Мысль течет плавно: от макушки перед глазами до темных жидких волос. Он теребит кончик между пальцев. — Что-то ты оброс. Содзе сонно хмурится. — Позволь признаться… насколько мне поебать. — Тебе самому удобно? Наконец тот открывает глаза и недовольно смотрит на Тихиро. — Какая разница? Тихиро просто жмет плечами. — С одной рукой трудно жить. Уж я-то знаю. — Это опять твое так называемое беспокойство? — Может быть. — Рокухиро… Ты супер странный. Просто знай это, — фыркая, Содзе начинает ерзать на месте, после чего капризным тоном ворчит: — Ручки-то верни на место, будь добр. Ага, так-то лучше. Не знаю, что ответить на твой вопрос. Ну так, не особо удобно. Но не то, что у меня есть возможность что-то там исправить. Не требуй слишком многого от меня после того, как лично обломал мне клыки. Когда Тихиро издает смешок, Содзе вновь подозрительно на него смотрит. — Ага. Я понял. Это ты так сублимируешь. Типа, потаскать волосы, только сказать, что это во благо. Я тебя с ножницами к себе не подпущу, слышишь? У меня плохие воспоминания! Ты-то себе сам небось все срезаешь, да, о мой юный парикмахер? — Ага, ножом. У того сразу лицо зеленеет. — Тем более не подпущу. Тихиро хмыкает. — Ты же не думаешь, что я буду делать это вакидзаси? — Да кто ж тебя, придурочного, знает? Нет, стой! Я тебя знаю! Ты сделаешь! Я пострадавший! Никаких ножей, слышишь?! — потом он натягивает одеяло до носа. — Все, завались. Я хочу спать. Раз уж решил мне сегодня помешать, то будь добр заткнись и поработай грелкой. — Понятно. Надо было уезжать. — Не нужно было приезжать, — ворчит Содзе, но потом, заглядывает Тихиро в глаза. Он вдруг щурится и осторожно тянет руку… Когда его пальцы касаются шрама на виске, Тихиро вздрагивает, словно по ране проходит электрический ток, но это не фантомное болезненное ощущение, просто… странное. Мало кому он позволял подобное: лишь Сибе и Шаль. Он ждет, что Содзе добавит что-то, скажет, но тот просто хмыкает и опускает палец ниже, пока не подцепляет его за подбородок. — Такой дерзкий. Тихиро не отвечает. Он не шевелится, когда Содзе подается вперед. Это даже сложно назвать поцелуем, скорее легкое его подобие, просто прикосновение губ, настолько быстрое, что Тихиро не успевает даже отреагировать. Он лишь растерянно моргает, когда Содзе тянется дальше, к шраму, касается и его тоже, едва ощутимо. Это странное прикосновение, но очень приятное, нежное. Он отстраняется и вздыхает: — Поверить не могу!.. Пиздец, Рокухиро, научись флиртовать. Быть романтичным, типа. Это же невозможно… Он бубнит и дальше, пока, наконец, запал не затухает, и не повисает тишина, оглушающая. В снежные ночи всегда так. Некоторое время Тихиро просто лежит молча в темноте, наблюдая за падающими снежинками за окном. Единственный источник шума рядом — тихое сопение ему под ухо. Хорошо, когда кто-то есть рядом. Теплее, и просто приятней знать, что ты не один. Он опускает взгляд на Содзе и убирает волосы с его лица. Этот человек — враг. Он совершил много зла. Для Шаль он ничем не лучше, чем для тебя — «Хисяку». Но Тихиро помнит их бой и диалог после. Помнит слова о том, кого в конечном итоге выбрал клинок. И помнит жалкое зрелище, когда он находит свой кошмар, человека, чей образ снится ему в самых жутких видениях, жалким и едва живым, а не тем великолепным противником, какого встречал раньше. Стоят ли некоторые люди прощения? Можно ли забыть такое? Шаль — не простит. А Тихиро… Он решает, что подумает об этом позже, а потом закрывает глаза. С утра вылезать из-под одеяла не хочется, и некоторое время Тихиро лежит на месте смирно, не шевелясь, не раскрывая глаз. За ночь комната остывает, и даже котацу перестает греть. Единственный источник тепла рядом — Содзе, и Тихиро чувствует, как тот в нетерпении дергает ногой. Он не спит? Или это тоже кошмар? Неохотно он приоткрывает один глаз и видит, как Содзе лежит совсем рядом, упираясь носом в плечо. Пусть глаза у него тоже закрыты, по лукавому изгибу губ понятно, что он ни черта не спит, но не это шокирует Тихиро, а то, что на Содзе он видит собственный свитер, который ранее оставляет на диване. От такой наглости у него перехватывает дыхание, и он возмущенно ахает: — Охреневшая ты рожа. — С добрым утром, — Содзе приоткрывает один глаз, и улыбка его становится шире. — Как спалось? — Сними свитер. — Не-а. Когда Тихиро пытается стянуть его, Содзе издает идиотский пошляцкий стон, протяжный, за что тут же получает наказание в виде пинка под коленку. — А-а-ах, Рокухиро, что, решил преступить к действиям?.. Ты знаешь, это как-то неприлично! А где заигрывание? Все прелюдии, не? Ты же робкий мальчик, должен мяться и краснеть, а не преступать сразу к действиям! — когда Тихиро запускает ему руку под свитер, тот начинает по-гиеньи хихикать. — Ага, вот так, значит! А потом что? В штаны полезешь?! — Отдай! — Нет! Теперь это мой свитер! Бесполезно. Этот ублюдок просто забирает свитер, и Тихиро раздумывает, как теперь поедет домой. Точнее, нет, это не проблема. Тут наверняка можно будет найти замену, и он знает причину, по которой Содзе так поступает. Проблема совершенно в другом. В том, что, если Тихиро заявится домой в другой одежке, Сиба что-то заподозрит, особенно с учетом, что все рубашки Содзе сто процентов ему велики. Чертов… ублюдок. Даже лежать рядом с ним сейчас не хочется, но, когда Тихиро пытается сбежать из-под одеяла, Содзе вцепляется ему пальцами в майку и тянет обратно к себе. — Да ладно! Обидчивый какой! Останься. Последнее слово звучит почти умоляюще. Тихиро решает остаться. Он просто ложится рядом и чувствует, как сверх на него наваливается чужой вес — несмотря на все пережитое, Содзе все еще взрослый мужчина старше и выше его. Когда их взгляды пересекаются, Содзе кладет ему голову на грудь и долго смотрит в глаза, непрерывно, и Тихиро не знает, как на это реагировать. Иногда такое случается. Иногда, несмотря на то, что Тихиро в итоге побеждает, именно он чувствует себя пораженным. Его злит это чувство, злит Содзе, но он все равно приезжает в этот дом у черта на куличиках… ради чего? Содзе отводит взгляд первым и оттягивает рукав свитера, после чего с удовлетворенным видом кладет голову Тихиро на грудь. — Хорошая вещица. И очень теплая. — Я знаю. Поэтому я ее и надел. — Как жаль, что теперь она моя. Тихиро хочется резко поднять колено и пнуть Содзе под ребро, но он сдерживается. Он помнит шрам, оставленный агентами «Камунаби». Может, тот все еще болит. Содзе заслужил эту боль, потому что он ублюдок, но Тихиро не хочется думать о морали хотя бы сейчас. Он просто проводит рукой по лицу Содзе, убирая спутавшиеся после сна пряди с лица, отчего тот подобно кошке жмурится, после чего тихо спрашивает: — Пока я еще здесь, скажи, что нужно. Я могу помочь. — Полежи немного молча, а? Они вновь замолкают, но теперь, после оглушающей тишины ночного снегопада, Тихиро слышит и другие звуки: тиканье часов, жужжание холодильника, дыхание Содзе совсем рядом. Но тот не спит, он смотрит куда-то в сторону равнодушным пустым взглядом, но когда замечает на себе пристальное внимание, то одаривает Тихиро кривой гиеньей ухмылкой. — Все не отводишь взгляда. Ты изображаешь из себя приличного пай-мальчика, но я вижу, что на самом деле ты еще хуже меня. Звучит смехотворно, потому Тихиро улыбается. — Почему же? — Кто еще согласится лечь в одну постель рядом с человеком, который пытался его убить? Только тронутый. Или извращенец. — А ты у нас, значит… — Я-то не пытаюсь делать вид, что я приличный человек, — фыркает Содзе. Когда Тихиро закатывает глаза, он с капризным видом ворчит: — Честно говоря, мне очень сильно хочется вынудить тебя прекратить вести себя как девственник, но это потребует от меня некоторых усилий и объяснений для твоей наивной душонки. Но мне лень. Точнее, лень сейчас. Приходи через пару месяцев, вот тогда посмотрим. — Значит, ты не уйдешь. Это не вопрос. Содзе задумчиво щурит глаза. — А куда я денусь? Логичный вопрос, и Тихиро решает не давать ответа — в конце концов, он не дает четкого отказа, сам не зная, по какой причине. Это неправильно и плохо, но в этот конкретный момент ему наплевать. Иногда приятно пожить для себя, забыть про все плохое и хорошее — просто наслаждаться моментом. Он откидывает голову назад, чувствуя, как Содзе продолжает елозить рядом, а потом краем глаза замечает, как тот и сам уже рассматривает заметно отросшие пряди с недовольным лицом, после чего цокает языком и вновь с прищуром смотрит в ответ, будто проверяя. Но Тихиро не знает, что сказать, потому просто ждет ответа самого Содзе. Тот сдается неожиданно быстро для такого упрямого ублюдка. Он даже умереть нормально не может, а тут? — Ну ладно. Меня это реально заебало. Твоя взяла. Как там говорят?.. Новая жизнь, эта вся символичная хуйня. Только, блять, никаких ножей. Мы тут не дикари. — Жаль. С головой было бы отпилить куда проще. Содзе вяло улыбается в ответ, и в следующую секунду Тихиро чувствует, как его пинают острым коленом прямо в бедро. Он никогда не стриг чужие волосы. Это не очень сложно, особенно если пожелание клиента — чтобы было «покороче» и «не очень криво». Но все равно Тихиро чувствует странное волнение, ответственность. Он понимает, что им двоим будет все равно на получившийся результат, но природная аккуратность требует сделать все красиво с первого раза, а потому Тихиро старается. Он берет в руки мокрую от воды прядь, длинную, распадающуюся в руке, после чего аккуратно обретает у корня. Приходится натопить дом, чтобы было немного комфортнее. Содзе сидит перед ним, отчаянно зевая, и Тихиро наконец-то может позволить рассмотреть себе его без майки и бинтов со спины. На черной татуировке свежие шрамы видно особенно хорошо — словно белые пятна, они портят картинку то тут, то там, отчего на душе неприятно скребут кошки. Но Тихиро знает, что не виноват. Возможно, он просто слишком жалостлив для мстителя, узнавшего своего соперника чуточку лучше требуемого. В такой стрижке нет ничего сложного. Когда он подрезает кончики Шаль, приходится постараться, но с Содзе в этом смысла нет. Проще было бы поискать по соседям машинку, но Тихиро совершенно не хочется выходить на улицу сейчас. Он думает, что Сиба не осудит его за опоздание. Во всяком случае Тихиро оповестил его, что дорогу замело, потому он припозднится — просто не указал, что причин на самом деле несколько. — Не ерзай. Содзе запрокидывает голову назад и противно улыбается. — А то что? — Срежу слишком коротко, придется бриться налысо. Уловка работает, у Содзе сразу такое лицо кислое, что Тихиро невольно улыбается. Он отрезает еще прядку; еще и еще. Они падают на пол, одна за другой, а Тихиро кажется, что он и правда режет по живому, отрезая все прошлое. Но старые грехи не так-то просто отмолить, он знает. Знает и Содзе, но ему наплевать. Когда ты умираешь для всего мира, отречься от ушедшего и начать новую жизнь гораздо проще. Тихиро не знает, получится ли у него так в будущем, но он надеется. Было бы неплохо забыть про все проблемы и притвориться, что он нормальный человек. Иногда у него получается, хотя внутри он безнадежно сломан. Он осматривает результат своей работы. Полдела сделано. Рукой он проводит по черному от татуировки затылку, и Содзе замирает от прикосновения, а после запрокидывает голову назад вновь. — Наслаждаешься проделанным? Или чем-то другим? — Твоей глупой рожей. Обожаю на нее смотреть. Сразу вспоминаю, почему ты так меня бесишь. Ухмылка у Содзе становится угрожающей. — Это хорошо, что я мотивирую тебя на всякое интересное. — Опасно говорить это человеку, который может воткнуть тебе ножницы в глаз. — Тогда целься в правый, будь добр. Он все равно слепой. Вот засранец. На все ответ найдет. Тихиро качает головой, не веря в то, что продолжает этот бессмысленный разговор, а потом требовательно наклоняет голову Содзе вперед. Дальше он продолжает молча, не тратя время на сантименты, и в скором времени работа закончена. Когда он протягивает зеркало Содзе, тот критично себя осматривает, а Тихиро — вместе с ним. Короткие — короче, чем у Тихиро, но не под корень — волосы выглядят странно, почти неправильно. От этого Содзе кажется моложе, и он сам явно никак не может взять в толк, нравится ему или нет. Но потом пожимает плечами и возвращает зеркало Тихиро. — Сойдет. Спасибо, Рокухиро. — Спасибо, что не обосрал. — Ой, а я могу! Хочется больно ударить его по носу. Он кладет руку Содзе на плечо, чувствуя тепло кожи, а тот не шевелится. Лишь сдавленно смеется, когда Тихиро стряхивает остатки волос. Так нельзя. Это неправильно. Свитер Тихиро так и не отдают, потому приходится забрать себе вещь из хозяйских запасов, что ему слишком велика. Ну и как он теперь объяснит это Сибе?.. А вот Содзе все приходится в пору. Неудивительно, впрочем, после всего, что случилось он больше напоминает обтянутый кожей скелет. В этом доме больше делать ему нечего. Пора прощаться, пока не стало слишком поздно. Так думает Тихиро и начинает собираться. Когда он наконец одевается и идет к выходу, то слышит шаги позади, а обернувшись, видит Содзе — привалившись к стене, тот из-под полуприкрытых глаз наблюдает за ним, на его губах вновь играет эта едва заметная противная улыбка. Раньше Тихиро бы разозлился. Теперь он не понимает, что об этом думает. — Вот так сразу сбегаешь? Содзе смотрит на него с вызовом. — Мне пора ехать. — Лучше бы задержался на денек-другой. Устроил бы себе отпуск в такой великолепной дыре. — У меня нет времени, — мягко замечает Тихиро. Содзе наблюдает за тем, как тот шнурует обувь, потом цокает языком. — Ладно уж, дай я тебя к тачке что ли провожу, делать все равно нечего… Ты где припарковался? У въезда? Молись, чтобы твоя колымага завелась после ночного холода. Погоди минуту… Мне надо скрыть все это безобразие на лице. В отличие от Тихиро он просто накидывает на себя куртку с меховым воротом, что лишний раз напоминает о двух боях, оставшихся далеко в прошлом; левую половину лица он кое-как прячет под повязками, отчего короткие волосы смешно торчат под бинтами. Наверное, чтобы не пугать местных, это не самые симпатичные шрамы. Тихиро понимает. Он знает, как люди любят смотреть на такие следы и шептаться. Когда они вдвоем выходят, Содзе следует по следам Тихиро, явно не желая протаптывать себе новую дорожку. На вопрос о том, почему он просто не расчистит снег, тот лениво замечает: — А зачем? Я и отсюда уйду. — И где тебя искать? Тихиро сбалтывает это раньше, чем успевает обдумать. Он видит, как на губах у Содзе начинает играть ехидная ухмылка. — Не знаю… Я оставлю тебе весточку. Ты ведь довольно неплохо умеешь охотиться на меня, разве нет? Они медленно идут по расчищенной от снега дороге. Вокруг никого нет, раннее утро. Тихо падает снег. Краем глаза Тихиро замечает, как Содзе ловит снежинку языком, после чего фыркает, но не говорит ничего. Это глупо, но напоминает о старых временах, когда не нужно было ни о чем беспокоиться. Тихиро по ним скучает. Приятно порой окунуться в воспоминания. Машину, к счастью, заносит снегом не так уж и сильно, потому расчистить ее легко. Мотор заводится быстро, и Тихиро оставляет ее гудеть на фоне отогреваться, после чего оборачивается к Содзе, что смиренно — и молча — ждет его рядом. Снег на его волосах не тает, из-за чего кажется, будто его обсыпали мукой. В этот раз Тихиро решает не скрывать свое любопытство. Он пристально разглядывает Содзе, тень себя прошлого. Короткие волосы и осунувшееся лицо это только подтверждает. Но тому словно наплевать, это видно по живым глазам, и, наверное, Тихиро рад. Хоть что-то остается неизменным. Они смотрят друг другу в глаза. Некоторое время висит молчание. Потом Тихиро невпопад произносит: — Да. Мне пора. Гм. — Ты можешь остаться, если хочешь. — Я не могу. Содзе лишь криво улыбается, но больше не настаивает. Продолжает идти снег. Эта пустая тихая деревня навевает воспоминания о навсегда утраченном. От этого становится тошно, и Тихиро хочется поскорее уйти отсюда, вновь окунуться в кровь и мрак, чтобы забыть о том, что он уже никогда не вернет. Но как иногда хорошо притворяться. — Спасибо. Последнее явно веселит Содзе, отчего он растягивает губы в улыбке. — Приезжай еще. — Может быть. Тихиро подходит к машине. Всего одно движение, один жест, и он вновь вернется за руль, уедет отсюда прочь, оставив странную ночь и странные чувства позади. Впереди у него все еще страшная цель, которую он без понятия как достичь. Его пальцы почти касаются дверной ручки, но потом он вдруг отдергивает руку, словно ошпаренный. — Скажи мне! В снежной тишине собственный голос кажется оглушающим. Содзе послушно вскидывает голову. — Почему все это происходит? — Ты спрашиваешь обо мне или о себе? — улыбается он. Тихиро пожимает плечами. — Я не знаю. — Ну… Не знаю, что насчет тебя. Пожалуй, это один из тех вопросов, которые ты должен решить для себя самостоятельно. А что до меня… То я, пожалуй, понимаю. Нет ничего проще. Снег под его сапогами хрустит, когда он подходит ближе. Когда он подходит вплотную, Тихиро вспоминает слова Сибы, который много говорил с Содзе во время допросов. Я думаю, ты ему нравишься — так он сказал, и Тихиро не знает, что об этом думать. Наверное, он догадывается об этом еще с их короткого диалога (монолога Содзе) перед боем. Что-то в его словах заставляло задуматься об этом. Но тогда Тихиро совсем не до этого. Сейчас же у него есть время поразмышлять над этими словами. — Я же говорил тебе, Тихиро, — называет он его по имени, и это звучит странно, но чарующе приятно. — Что я всем сердцем люблю каждое творение твоего отца. А создал он не только клинки. Порой… очень мало требуется, чтобы покорить человека. А ты удивлял меня каждый раз. Это приятное чувство. А еще приятней знать, что оно принадлежит лишь нам с тобой. У Содзе все та же неприятная улыбка на лице, но в этот раз она мягче. — Рядом с тобой… можно кем угодно быть. Хоть калекой, хоть мусором, хоть никем. Меня это вполне устраивает. Нужных слов не находится, потому Тихиро молчит. — Давай я покажу, как прощаются нормальные люди. — Нам до таких далеко, — едва слышно замечает Тихиро, и Содзе качает головой. — Ну, мы можем притвориться. Он подходит почти вплотную, после чего берет Тихиро за подбородок и поднимает его голову выше. Для человека, который жаждет владеть тем, что принадлежало отцу, сейчас прикосновения Содзе почти неощутимы, будто невесомы. Тихиро не сопротивляется. Он позволяет задрать свою голову выше и не отшатывается прочь, когда Содзе наклоняется к нему и целует. Губы у него сухие, а на вкус напоминают что-то сладкое. Они отступают друг от друга, и уже мягче Содзе добавляет: — А остальное — в следующий раз. Тихиро кажется, что он сам краснеет, но сложно сказать. Он боится смотреть в отражение в стекле и просто кивает. — Да. Конечно. До встречи. Он садится за руль, и некоторое время сидит молча, пытаясь заставить себя что-то делать. Потом решает, что достаточно сомнений. Он и так потерял много времени. Когда он нажимает на газ, и машина трогается с места, еще долгое время он может видеть в зеркале заднего вида Содзе — как тот стоит на месте, провожая его взглядом. На губах все еще ощущается сладкий привкус, и Тихиро облизывается, после чего наконец отводит взгляд. Он гадает о том, найдет ли тут Содзе в следующий раз, а если нет — где его искать. Впрочем, ему кажется, что он знает ответ.