Гнилые апельсины.

В своем отчаянии я была одинока. Меня не понимали ни брат ни сестра и ,уж тем более , мать. Мое детство было пронизано самыми разными чувствами горести и переживаний , чувствами , что так сложно описать словами человеку постороннему , который даже если поймет , не всегда прочувствует . Детство мое было горьким , как самый переспелый и гнилой апельсин . Я доходила до неясного и спутанного отчаяния . Брат мой вырос и подолгу убегал , а сестра дружила с другими девочками , что понятно , ведь Рен-Клод была очень красива в своей детской сексуальности , хоть я и считаю это верхом цинизма. Я же была как мать - с отвратительно едким характером , упрямее осла . Я дерзила многия людям , за что меня не любили. Оно и понятно - меня не любила даже собственная мать. Я была слишком похожа на нее : тото же пламенный гнев и угрюмость , та же меланхоличная печаль , глубокой тенью отпечатавшаяся на лице. Мое лицо всегда было бледно-серым , чумазым , и таким , которое точно не бывало у моей нежно-персиковой сестрицы , да что уж там , и у моего брата. Из-за своей сильной схожести с матерью я ненавидела сама себя , но еще больше - ее. Мы были как копия друг друга и ругались чуть ли не на равных. Она - с противным выражением сморщенного лица , я же с гордым , немного опасливым перед ее ножом ,взглядом. Но я ее не боялась. Никогда. Ведь если бы я боялась ее , то и она бы боялась меня. Возможно , она и боялась ; боялась того , что , когда вырасту , стану слишком похожей на нее , повторю ее судьбу. Она считала это величайшим пороком и каждый раз с криком показывала мне , что сделает со мной , если узнает , что я пошла по ее стопам. Во мне оставалась так мало человеческого и всего " нормального " , что еще в детстком возрасте я начала это замечать , волнуясь :" Не выбиваюсь ли я за черты ненормальности ?" Я ненавидела нашу глухую деревушку со всеми ее людьми. Наверное , это я подцепила от матери : она так же ненавидела почти всех , ей были противны люди с их такой же неоправданной жестокостью , тягой к насилию и саморазрушению. Хоть моя мама и была в какой-то мере религиозной , она говорила , что лучше самоубиться , чем погибнуть от рук чужого человека , а еще хуже , когда это делает дорогой человек. Словно она знала , какую боль все это приносит , какое неудержимое отчаяние испытывала Белоснежка , когда поняла , что мать подсунула ей яд . Иногда у меня проскакивали мысль , что я могу подлить кому-нибудь крысиный яд , ведь это выбивалось из рамок обычной и размеренной жизни , от которой меня так тошнило своей скучностью. Но меня останавливало то , что я , по сути , отбираю жизнь , чего бы мне не хотелось. Помню , как-то раз я нашла умирающую божью коровку и я ничего не могла сделать. И мне было ее так жалко , так жалко , что я так удивилась , когда слезы пошли градом , словно я готова была в любую секунду расплакаться. Хотя я не делала этого давно , ведь знала , что если буду плакать , все будут обзывать меня плаксой и использовать это в ссорах. А я ненавижу быть беспомощной . Особенно перед взрослыми. Я иногда думал , что буду делать, когда стану взрослой. Буду ли я , как мать , быть домохозяйкой и готовить по рецептам ? Но между тем , мне бы очень хотелось иметь собственную фруктовую ферму , которая , хоть и изматывает , но дает ту неудержимую радость , когда что-то начинает расти , начинает проклевываться жизнь из мертвой почвы . Наверняка , почва бы обиделась , если бы я назвала ее гнилой и мертвой , будто бы в нее закопаны апельсины , но ведь я пока это никому не сказала . Я думаю об этом только про себя. А когда я вырасту , будет ли у меня любовь? Дети? Мне очень смутно представлялся образ мужа , который был таким же размытым и далеким , как образ отца , что оставил нас. Его-то я никогда и не ненавидела. Хотя иногда и хотелось . Но я помню о нем слишком мало , чтобы ненавидеть , а ненависть без причины , горькой , как гнилые фрукты, или кислой , как молодое вино , я презираю , если уж ненавидеть ненависть даже для меня перебор. Когда я была маленькой , самой младшей , я думала , каково это , когда появляются дети. Сама я никогда не стремилась стать матерью , возможно , это сказывался образ моей родительницы , такой вечно болезненной , но суровой . Я не не любила детей , мне они даже нравились , конечно, когда не кричат и не истерят ,как это делала я . Мне бы не хотелось встретиться с ребенком , который так похож характером , как мой. Меня пугала сама необходимость размножиться , словно смысл бытия заключался только в делении клеток. Я не помню себя , когда я была не одинока среди людей . Да , у меня был Поль , за что я ему благодарна , но все же это было немного не то. Мне пришлось остаться один на один со своим одиночеством и со временем мне пришлось к нему привыкать . Это очень мерзкое ощущение , когда вокруг всем хохочется , а плакать хочеться тебе. Я читала книги , много книг , иногда заглатывая их целиком . После них я не чувствовала такого серо-темного пространства , которой была моя жизнь. Книги стали для меня друзьями , каких у меня никогда не было. Через них я узнавала этот мир , мир людей , которыми могут быть добрыми , созидающими , милыми , а могут быть так жестоки и злы , что становится страшно. Когда я читала про войну , я думала :" Зачем люди убивают друг друга ? В это что , есть какой-то смысл ? " Эти мысли крутились в моей голове чуть ли не все время , и я немогла нормально спать. Кошмары преследовали меня половину моего детства , и я , Фрамбуаза , вскакивала с постели , дрожа в припадке или в сонном параличе , не помню , что это было . Но это точно была какая-то агония , которую я не могла усмирить. Эта боль проходила где-то в центре моего подсознания , где-то глубоко на подкорке мозга или в черепной коробке. Кошмары приследовали меня всю сознательную жизнь , а после них пришла бессоница. И в этих кошмарах я представляла , что тону , глубоко погружаясь под воду , не могу дышать. И что-то схватывает меня , что-то неземнон , страшное и увалакивает в бездну. А я боялась этой темноты . Боялась смерти , хоть и ненавидела свое существование , но все же страстно , как утопленница , желала жить. Это была сумасбродная и неописуемая жажда жизни , самой реальной и настоящей , хоть и жестокой. Меня не пугала кровь или сломанные конечности , не пугали пауки или высота . Я с легкостью разбивала себе нос , конечно , не специально , но все же. Я брала пучков на руки , даже самых больших. Это было сродни экстримальному спорту , тем более тот азарт , когда играешь на спор. Я не боялась упасть со своего домика на дереве , наоборот , я лазала по деревьям , как облезлая мартышка , веселясь страхом других. Чужие страхи меня забавляли , вселяли надежду , что мой страх смерти не такой уж и глупый. Хотя иногда время от времени я чувствовала это приближение смерти, которое заглатывало мою душу , как настоящая акула. Это чувство было схоже с мигренями моей матери : так же фантомны , но осязаемы , их можно почувствовать , но их не увидишь. Для нее запах апельсины был тем тревожным звоночком , осмелюсь , я иногда сама подкладывала ей эти апельсиновые кожурки , которые потом гнили , чернели и сушились , как мумия. Были ли это отвратительные поступки ? Да , я не отрицаю. Я не испытываю стыд , хотя и знаю , что так делать нельзя. Знаю так же , как знаю , что нельзя пить или курить , как делают это взрослые, знаю , что нельзя употреблять наркоту , как делает это моя мать. Когда-то я попробовала эти ее таблеточки . Ну и дрянь , но хорошо заходит. Это что-то похожее на галюциногены , но тебе так хорошо , ты такой расслабленный . Я вот мурлыкала , как кот. Но больше не брала. Смотрела на мать и понимала , что не хочу довлдить себя до такого же состояния. Не хочу быть похожей на нее . Это был главный кошмар моей жизни. Я так много чего любила и так много чего ненавидела , но больше всего не хотела быть похожей на свою мать , но судьба оказалась гораздо мстительней и злочастней. Я любдю закаты , особенно когда я взбираюсь на верхушки деревьев , люблю воду речки ,такую мутную , опасную , будто нырнешь только - и пропадешь без следа. Нас часто этим пугали . Я же в это не верила. Я люблю восходы солнца , когда оно не так адски печет , будто я уже попала в ад. Да , его не существует , но все же. Рай есть , так считали люди , я же больше уверовала в ад . И что в этом такого , уверовать во что-то ? Я хотя бы не была взрослой религиозной истеричкой. Я никогда не буду такой, как другие дети, в частности ,как моя сестра. Из всех красивых и ярких фруктов именно я была тем гнилым апельсином , который так ненавидела моя мать. Я - человек неполноценный и конченый , это я знаю точно . Но апельсин источает свой аромат , так что - берегитесь !