Моё спасение

— Нет. Только не снова… — потрескавшиеся губы беззвучно шевелились, онемевший язык заплетался; Влад не знал, что его мысли так и не обрели форму слов. Но Лайя поняла его — оторвала руку от земли, чтобы погладить щёку, украшенную лёгкой щетиной, как делала множество раз. Влад накрыл хрупкие пальцы своими озябшими, плотно прижимая их к лицу в попытке вобрать последнее тепло ускользающей души. Черты лица молочного шоколада смягчились, гримаса боли сменилась нежным выражением; из приоткрытых губ потекли струйки крови. Что-то явно мешало Лайе сделать вдох полной грудью — приходилось довольствоваться скудными порциями кислорода. — Ты улыбаешься… — Влад не улыбался; из его расширенных от ужаса глаз струилась мутная жидкость: смесь остатков разрушительной тёмной силы и солёной горечи. Чистое безумие захлестнуло несчастного с головой, заставив зацеловывать прекрасное лицо, которое даже склизкие щупальца приближающейся смерти не могли обезобразить. — Зачем, любимая?.. Зачем? Мне не нужна свобода такой ценой… — мёртвые языки наслаивались друг на друга, шум в ушах стоял невыносимый; Лайя с трудом различала заветный голос среди прочих нашёптываний всяких тварей, уже поджидавших её на той стороне. — Разве ты не сделал бы того же для меня? — Это совершенно другое. Моя жизнь ничто в сравнении с твоей, — их лбы соприкасаются; Влад поддерживает своё сокровище, пытаясь сокрыть от неизбежного в коконе дрожащих рук. Их лица покрыты тонким слоем копоти и пыли от строительных обломков, а липкий пот и горючие слёзы затмевают взор, превращая окружающий мир в расплывчатое месиво. — Я отравил тебя своей любовью. Вот мой самый страшный грех. Лайя ласково улыбается одними уголками губ: она не может позволить себе быть слабой перед лицом смерти. Не тогда, когда должна передать весь оставшийся свет, до последней капли, своему единственному, прежде чем покинуть его в этой жизни. — О нет, любимый. Ты благословил меня ею.

***

Влад вздрагивает, рывком садясь на постели, и сжимает шёлковую простыню в кулаках. Мужчина тяжело сглатывает, глядя в одну точку перед собой; стук бешено колотящегося сердца заполняет уши, прерывает ночную тишину спящего замка. Влад судорожно оглядывается и бесшумно выдыхает с явным облегчением: Лайя сладко спит на боку, подложив ладонь под щёку. Девушка всегда сворачивалась калачиком, когда муж не сгребал её в охапку или когда ненароком раскрывалась во сне. Мужчина осторожно проводит по воздуху в паре сантиметров от гладкой кожи лица, не решаясь к ней прикоснуться, чтобы не потревожить сон своей ненаглядной, и основательнее укутает её пуховым одеялом. Влад спускается с двухспальной кровати и неспешным шагом направляется в сторону смежной ванной комнаты. Холодная вода отрезвляет мужчину, приводит в чувство. Принять бодрящий душ было бы отличной идеей, если бы Влад не пообещал Лайе встретить рассвет в горах, а значит, заснуть на полпути не входило в его планы. Влад ставит руки по бокам раковины, обречённо опуская голову; костяшки его пальцев белеют. Мужчина старался быть самым лучшим мужем, но до сих пор считал себя лишь проблемой, которую никак не получалось решить. — Нужно время, — не уставала повторять она. — Ты многое пережил, милый, — но он винил себя за медленный прогресс, и кошмары об извращённой версии событий полугодичной давности, когда все их друзья сражались не на жизнь, а на смерть, были прямым тому доказательством. Изящные руки обхватывают напряжённое тело со спины, и мрак рассеивается, помутнение выпускает из своих тисков. Влад подносит сцепленные в замок ладони к губам и согревает худые пальцы мягкими поцелуями, прежде чем развернуться и заключить Лайю в крепкие объятия. Мужчина осыпает макушку девушки долгими поцелуями, зарываясь носом в копну каштановых волос. — Прости, я не хотел тебя будить, — Лайя мотает головой из стороны в сторону, без слов говоря: «Пустяки», и встречается взглядами с Владом. На сонное личико ложится оттенок серьёзности: брови сводятся к переносице, а нос причудливо сморщивается. Девушка привстаёт на носочки, заключая родное лицо в капкан из ладоней. — Я здесь, Влад, — бархатные губы касаются кончика носа. — Здесь, — затем острых скул. — Здесь, — потом точёного подбородка. — Здесь, — следом уголков рта. — И здесь, — ладонь опускается на крепкую грудь, ближе к сердцу, и мужчина судорожно сжимает её, с благоговением ощущая, как внутри него кипит жизнь. — Бьётся, слышишь? Тьмы больше нет. — А ты есть, — Влад обволакивает Лайю восхищённым чувственным взглядом, его мир сужается до самой невероятной женщины во всей Вселенной. Его женщины. — И твоё сердце бьётся, — супруги с благоговением переплетают пальцы, ни на миг не прерывая зрительного контакта. — Для тебя. Ради тебя. — Как и моё, — их поцелуй осторожный и успокаивающий, даже убаюкивающий. Мужчина забывался: одно лишь присутствие девушки наполняло смыслом то, что его не имело, забирало ту боль, что отравляла всё его существо, и заменяло той любовью, которую он дарил ей без остатка. Влад подхватывает Лайю на руки, не без удовольствия разглядывая на ней собственную рубашку, подчёркивающую пленительные изгибы его наваждения. — Время позднее. А я обещал показать своей королеве карпатский рассвет.