Мурашки

— Да сиди ты ровно, зараза этакая! — Я встала со своего стула и подошла к Максу, который сидел на другой половине стола. Примерно его выровняла, усадила. — Я есть хочу! — Обреченно вздохнул он, страдальчески глянув на меня. — За какие грехи? Половину стола заняли краски и материалы для рисования. Всевозможные. Гуашь, акварель, баночка для воды, в которой цвета уже давно смешались и приняли серо-буро-малиновый в крапинку оттенок и различных видов кисти. И где-то с краешку стояла одинокая тарелка со стейком и нож с вилкой. А на край стола смотрели отчаянные глаза Макса. — Я дорисую и поешь, терпи, — я снова наклонилась к листочку в блокноте, который украшали красивые корейские барышни. Сама я корейской музыкой уже давно не увлекаюсь, а блокнот остался, и, так вышло, он удобный. — Он же остынет, не вкусный будет, — но, кажется, парень сопротивляться не собирался. Разве что немножко. — Кусочек дай хоть, а? — Так и быть, бери. Макс недоверчиво глянув на меня, потянувшись к еде. Отрезал кусочек. Съел. Наблюдая за этим, я подошла и тоже отрезала себе кусочек от стейка. Заметив постепенно округлявшиеся глаза Макса быстро укусила кусочек, а затем проглотила все что отрезала. — Теххи, половина куска! — Я не виновата, — я повернулась к двери и указала на Эллу, которая невинно вылизывала лапку. — Это она. — Но я же видел в чьём рте пропал мой ужин, Элла невиновна! — Она завладела моим разумом, заставила съесть кусочек побольше и на самом деле украла его у меня, пока я его глотала. Это кошачья магия... — Я закатила глаза до того как они стали белыми полностью, будто загипнотизирована. — И как у тебя это "кусочком" называть получается, изверг... — Макс приложил руки к лицу в страдающей позе. — Рисуй давай, незабвенная. Я снова усадила его, а затем села и сама — рисовать. Лохматые, русые волосы, спутанные и не до конца расчесанные. Макс отрицал существование удобных расчесок, которые не рвут волосы как наемники-парикмахеры, и предпочитал гребень. Тут я его не понимала. Чёрная футболка — ага, в принципе, вся одежда чёрная, можно не заморачиваться и просто ляпнуть темную кляксу. Но я так делать не буду. Глаза серо-голубо-зелено-желто-карего оттенка. Какие они вообще? Тут непонятно. На данный момент вроде отливают в серо-зелёный. На руках немного заметны мурашки. Интересно, почему? Мои собственные руки были давно уже все в красках. Рисовать портреты вообще так-то тяжело, то не там, тут не то. Мучение, одним словом, но раз начала, надо довести до конца. *** Теххи была классная. Всегда и постоянно, это даже не мое личное мнение, это уже истина и факт, признанный многими. Когда она рисовала, глаза у неё были такие сосредоточенные, красивые, серые. Легкие ямочки на щеках, когда линия получалась идеальной. Серебристые волосы метались туда-сюда, когда она искала какую-то кисточку или краску, проворачивая голову. Когда леди что-то делала, было любопытно за ней наблюдать. Такая вот серьёзная, страшно прямо. В конце концов моя ненаглядная закончила рисовать и откинулась на спинку стула, выдохнув. Посмотрела на меня счастливо. — Закончила, да? — Я радостно пошевелил затёкшей рукой, вопросительно глянув на девушку. — Закончила! Вот, смотри, — она протянула мне блокнот. Нарисовано было хорошо. Только вот я склонился над чашкой кофе, а не сидел ровно, как она требовала. Вот жестокая женщина. — Да, рисовала я по-другому, ты мне нужен был чтобы понять, как рисовать, всего-то. Но нужен же был! — Но больно было сидеть! — Я ещё раз глянул на листок, а затем на художницу. — Но ты молодец.