Шрамы Герцога Меропид

***

      Откуда взялись многочисленные шрамы на шее Герцога крепости Меропид? Никто не знает. Столько любопытных пытались выяснить это, но каждый раз Ризли рассказывал им очередную байку про то или иное страшное чудовище, которое якобы напало на крепость, а он храбро отбивался и получил ранения. Особо любознательным, чтобы поставить на место, придумывал страшную историю про то, как в крепости над ним ставили жуткие опыты, как бы невзначай упоминая, что прекрасно запомнил, как именно проводятся такие опыты. После такого обычно эти особи затыкались и расползались обратно по своим углам.       Никто так и не узнал по сей день, откуда эти жуткие рубцы, но по какой-то причине все были уверены, что шрамы Герцог получил, пока отсиживал срок в крепости. Однако все они ошибались. Один лишь Верховный судья помнит, что на скамье подсудимых сидел мальчик в окровавленных бинтах, а на шее были кое-как зашиты три вертикальные полосы.       В один прекрасный день Ризли доверил Юдексу свою тайну, и тот, придя сначала в ужас, позже понял, почему мужчина не рассказывает никому про это. Ситуация действительно ужасная, и Нёвиллет ни за что бы не пожелал такой участи кому-либо, и он был очень горд за Ризли, что, несмотря на пережитый ужас, его дух не был сломлен, а сердце не ожесточилось. — Это произошло в тот день, когда я узнал, что приемные родители — не те за кого себя выдают, — начал свой рассказ Герцог, заметив в очередной раз опечаленный взгляд своего любимого Юдекса, который лежал после блистательной ночи любви и водил своими аккуратными пальчиками по тем самым трем линиям на шее Ризли, — тогда я не умел драться и у меня не было Глаза Бога, поэтому не мог ничего против двух взрослых. Я наткнулся на целый ящик с детскими телами. Поскольку положить подростка в такой ящик целиком невозможно, то эти дети лежали там… по частям. Не знаю, зачем они хранили этот ящик. Возможно, избавиться от такого количества трупов разом таким образом было гораздо удобнее, чем выбрасывать тела на улицу по одному. Я жутко испугался, понял, что надо валить, но услышал скрип половиц за спиной… признаться, плохо помню что было дальше. Помню, что пытался убежать, но приемный отец не дал мне этого сделать. — И что было потом?.. — негромко спросил Нёвиллет. Он никогда не спрашивал, что именно произошло с шеей Ризли, поэтому сейчас понимал, что этой историей любимый показывает ему свое доверие. — Я не хотел умирать, было страшно, но, поскольку на меня уже нашлись покупатели, которые были готовы отдать достаточно большое количество моры, меня не стали убивать, — Ризли заметно напрягся, ударялся в воспоминания. Говорить о таком было неприятно, но он хотел поделиться этим с Нёвиллетом. — Меня держали долгое время в подвале, на цепи, как пса. На меня надели какой-то ошейник с шипами вовнутрь, которые резали мою шею снова и снова, когда я пытался хотя бы просто встать. Мельком я слышал, что с помощью ошейника они хотели повредить мне что-то, из-за чего я не смог бы разговаривать и, скажу честно, мой голос еще долго восстанавливался после этого. Раны не заживали, так как шипы резали меня снова и снова, занося в кровь заразу и грязь. Удивительно, что я не умер от заражения крови. Даже любопытно, сколько за меня предложили, что «родители» переступили через себя и не убили сразу. В один день за мной пришли потенциальные покупатели, хотели посмотреть на свой товар, прежде чем отдать несколько тысяч, а может и миллионов моры. Это был мой шанс на побег. Поскольку времени, сил и возможности найти ключ от ошейника у меня не было, я рванул в окно прямо в нем, но зацепился цепью за гвоздь в оконной раме и шипы еще сильнее и глубже впились в кожу, оставляя эти ужасные полосы. Вновь избежав смерти каким-то чудом, я бежал куда глаза глядят. Я не знал города, так как большую часть жизни провел в доме и нас выводили только на какие-то светские мероприятия, чтобы всякие уроды могли на нас полюбоваться, как на десерт за стеклянной витриной, а сами родители играли роль чудесной семьи.       Ризли вновь сделал паузу, погружаясь в поток своих мыслей. Нёвиллет ему не мешал, тихонько ждал продолжения рассказа. Он с грустью смотрел на любимого, подмечая, что тот, спустя столько лет, все равно называет тех ужасных людей родителями. Должно быть, это ужасно тяжело. В конце концов, они вырастили его, воспитали, пусть и из своих целей, но все же давали немного любви и тепла. Нёвиллет и представить себе не мог, каково это — с таким треском разочароваться в людях, которых ты любил и которым доверял. — Раны ужасно болели и я понимал, что нужно их как-то зашить, согласись, что было бы глупо умереть от потери крови в канаве, когда ты трижды за последнюю неделю умудрился вырваться из лап смерти, — Герцог болезненно усмехнулся. Он всегда так делал. Если речь шла о его прошлом, он всегда делал вид, что это не причиняет ему боли, и старался шутить, улыбаться, говоря, мол, что было — то прошло, хотя на самом деле ничего не прошло. Пусть ему удалось выжить, этот кошмар, как и эти шрамы с ним навсегда. — украл где-то иголку с ниткой, даже не знаю каким образом, ведь я еле живой был. Добрел до ближайшей мусорки, нашел какой-то осколок и, вглядываясь в него, сидел сам себя штопал, хах. Потом уже меня нашли мелюзины и зашили как должно, и раны даже начали заживать, но, спустя несколько недель скитаний по улицам, я внезапно увидел родителей возле лавки с драгоценностями. Должно быть, вместо меня продали кого-то другого, за что получили много моры, потому что они выложили на стойку ювелиру целый мешок моры. У того, наверное, глаза на лоб полезли. Ну и меня охватила такая ненависть, жажда мести, жажда совершить правосудие. А дальше ты знаешь: я заявился обратно домой и убил родителей, чтобы спасти братьев и сестер. Мать не хотела умирать до последнего и вцепилась когтями мне в шею, как раз туда где были наложены швы. В драке они разошлись обратно, раны открылись, и я был с ног до головы не только в крови взрослых, но еще и в своей. — Ризли… мне очень жаль, что это произошло с тобой. Ты не заслуживал этих страданий, — взгляд Нёвиллета был направлен на возлюбленного, а тот, чмокнув судью в нос, заверил, что всё в порядке и это пережитки прошлого и сейчас нет смысла о чем-то жалеть. — знай, что я очень люблю тебя и ни за что не предам твое доверие, как это сделали твои приемные родители. — Я знаю, Нёви, не вини себя в произошедшем. Эти люди обманывали всех, притворяясь белыми и пушистыми. Если бы это всё не случилось со мной, я бы не стал тем, кто я есть, не встретил бы тебя и у меня не было возможности засыпать в одной постели с самим Гидро-драконом.       Он тихо и мягко рассмеялся, целуя Нёвиллета в лоб, с умилением наблюдая, как краснеют кончики заостренных ушек.       Ризли никогда не жалел о содеянном и, будь у него возможность вернуться в прошлое, он бы вновь сделал то, что сделал, но не только ради того, чтобы спасти остальных детей, но и ради того, чтобы спустя двадцать лет иметь возможность целовать, обнимать и любить одного замечательного и очень ласкового Верховного судью.