she's my collar

Полумрак города расплывался в ярких огнях ламп и неоновых вывесок, оставляя за собой смазанный плевок. Свет почти слепит, отражаясь в каплях дождя на тонированных окнах чёрной машины, рассекающей необычно пустующую трассу. Обычно в такой час дороги заполнены дорогущими авто, в которых наверняка сидят очень важные шишки из очень важных фирм. Не то чтобы он сильно сочетался с общей массой. Униженный и согнанный на заднее место, зажатый между телохранителями, чьё бедро было шире его собственного почти в полтора раза, Павиа сверлил затылок водителя недовольным взглядом из-под опущенных очков. Он должен сидеть там, сжимать кожаный руль увешанными в кольцах пальцами и гордо занимать главенство, почти нежно ведя машину. Он должен был красоваться, отсвечивая дорогими тряпками и татуированными руками, обнажая грудь леденящему ветру. — Если у тебя есть возражения, говори сейчас. — Свитхарт скучающе глядит в замыленное окно, накручивая светлую прядь на аккуратный пальчик в белой перчатке. Павиа не сразу соображает, что она обращается к нему. В конце концов, какие возражения могут быть у тех, кто так беспардонно затолкали его внутрь автомобиля, не спросив и слова. Он переводит взгляд с подголовника водителя на соседний, разглядывая слегка встрепанные блондинистые волосы. — Твои мальчишки не настолько угрожающие, чтобы я испугался, — пухлые губы растягиваются в хищной улыбке, красуясь белесыми острыми зубами перед, фактически, пустотой. — Или мне стоит бояться тебя?

***

Худые пальцы в неизменных перчатках скользят вдоль обнажённой груди, забираясь под распахнутый лацкан рубашки и обнажая проколотый сосок. Два металлических шарика блестят в полумраке комнаты, соблазняют оттянуть и ущипнуть, с нежной улыбкой вслушиваясь в ответное шипение. Павиа необычно притих, лишь оставляя широкие ладони на девичьей фигуре, лаская горячими касаниями талию, спускаясь к пышным бедрами. Свитхарт исполнилось восемнадцать совсем недавно и она, как подобает девушке её возраста и статуса, выцепила себе самое лучшее. Самое сумасшедшее, кусающееся и дикое, зато какое симпатичное. «Перевоспитание» стало навязчивой идеей, кружащейся в симпатичной головушке с самой первой их встречи. Широкий мужской ремень опускается на голую спину со звонким шлепком, заставляя гнуться и жаться ближе к простыням в жалкой попытке уйти от болезненного жжения. На широком полотне кожи, неестественно красном, слишком правильно расположились алеющие следы от множества таких же шлепков, смиряя мышцы ровными полосами. Свитхарт на такое зрелище смотрит любовно, прослеживая пальчиком линию позвоночника, вызывая толпу противных мурашек по спине. Павиа что-то недовольно бормочет в пышные простыни. Девушка на это отвечает негромким смешком самой себе. Выдох, сродни скулежу, в очередной раз покидает красные от частых укусов губы; кисти, соединенные с помощью бондажа с лодыжками, порядком покраснели и затекли, заставляя с каждым неосторожным движением передергивать плечами от болезненных ощущений. Ремень, до этого так уверенно рассекавший спину, сейчас зажат между зубами и плотно затянут вокруг головы. Своеобразный поводок. Павиа невнятно ругается на родном языке, сильнее стискивая кожу и жмуря светлые глаза с поплывшими смоки, когда женские пальцы сначала гладят икры, бедра и ягодицы, оставляя болючие щипки, а потом навязчиво давят на копчик, неторопливо скользя все ниже. Свитхарт, на контрасте с грубоватым толчком пары смазанных пальцев внутрь, прижимается влажными поцелуями к напряженным плечам, оставляя по ним смазанные помадные следы, улыбаясь самой себе. Павиа выглядит аппетитно: весь напряжённый, дрожащий, растерявший былую спесь. Почти что нежный. Его почти что хочется прижать к груди и приласкать, приглаживая встрепанные волосы и любовными поцелуями обсыпать зардевшееся лицо. Примадонна поток любви внутри глушит толчком пальцев погрубее, вталкивая их по самые костяшки и разводя на ножниц манер, заставляя мужчину под собой выпустить задушенный стон, спрятанный в тканях. Такая потеря почти расстраивает. Она не тратит на растяжку много — не впервой. Она тратит время на то, чтобы вальяжно стянуть алое платье с плеч, оставляя себя в одном только кружевном белье, безусловно баснословно дорогом. Изящные бедра обхватывают чёрные ремни страпона; дилдо, слегка длиннее обычного, щедро смазывается. Ей нравится симфония скулежа, стонов и безобразно пошлых шлепков. Ей до ужаса нравится звук, который издаёт Павиа, когда головка толкается внутрь. Он сжимает кожу ремня все сильнее, послушно принимая внутрь всю длину и давя рвущиеся звуки в нагретых простынях, но задушить особенно сладкий стон от того, как изгиб искусственного члена особенно хорошо проходится по простате оказалось невозможно. Свитхарт не торопится, двигается размеренно, тянет за ремень и жмется нежными поцелуями то к щеке, то к шее, шепча очередную безобразную фразу в исколотое ухо. Павиа искренне старается не радовать её тирадой из стонов, предпочитая раскатистым звукам сбитое мычание в кожу ремня. Он выгибается под влиянием Примадонны, слишком правильно подставляясь под движения, слишком смакуя и наслаждаясь тем, как хорошо она проходится по всем самым правильным местам, медленно, но верно разрушая. Переломный момент случился тогда, когда Свитхарт перекидывает ремень на шею, затянув малость сильнее и резко оттягивая на себя, параллельно с этим толкаясь особенно резко и глубоко. Мужчина позволяет до стыдного громкому, хриплому стону покинуть уста, распахивая глаза с занимающимися в уголках жемчужинами слез. Он хрипит, с каждым новым толчком стараясь опустить голову все ниже, спрятать красные щеки с искусанными губами и слюнявыми разводами. Свитхарт дышит тяжело, растягивая губы с размазанной помадой в довольной улыбке и искренне смакуя каждый момент такого послушного Павии. Она любовно зарывается пальцами в пушистые волосы, стискивая пряди непривычно сильно, оттаскивая чужую голову все дальше назад, заглядывая в стеклянные глаза. — Ты выглядишь таким хорошеньким, когда в беспорядке, — она бормочет в самые губы, тут же вжимаясь в них поцелуем. Смакует обкусанную плоть, подцепляет шарики пирсинга и впитывает почти хнычущие стоны, улыбаясь все довольнее. Он такой хорошенький, такой её. Павиа заканчивает тихо, сжимая в острых зубах край подушки и глуша там рычащий стон, когда очередной толчок доводит его до края. Он долго дрожит — оргазм не хочет его отпускать, так заботливо провожаемый свитхарт. Её ласковые руки гладят больную спину, расстегивают бондаж и разминают затекшие конечности. Павиа переворачивается, со звонким хлюпом соскальзывая с дилдо и поплывшим взглядом рассматривая встрепанную Свитхарт. Она отстегивает страпон, расстегивает бюсгалтер и откидывает его куда-то в сторону, обнажая аккуратные груди. Ткань трусиков оказывается в той же стороне, насквозь пропитанная естественной смазкой и потом. Белье испорчено окончательно. Свитхарт поднимается, устраиваясь на бёдрах мужчины и ведёт ладонью вдоль собственного тела, скользя к бедрам и нажимая самыми подушечками пальцев над клитором. С неё практически течёт, оставляя влажное место на чужом бедре и заставляя выпустить тихий сбитый стон, постепенно ускоряя неровные движения пальцами. Павиа ведёт ослабевшими руками вдоль пышных бедер, обтянутых неизменной тёмной тканью чулок, сжимая мягкую плоть и вдавливая ногти, оставляя на тонкой ткани пару затяжек. Примадонна на это только хмурит светлое личико, тут же раскрывая губы в немом стоне, когда к её рукам присоединяются мужские. Этот день ещё не наступил.