«Здесь, оказывается, тоже воевали… Воевали, когда нас с тобой ещё не было на свете».
На улице прекрасный весенний денёк. Лучики, ещё не до конца отошедшие от зимы, задорно пробиваются через окно ко мне на бумагу. Ручка перестаёт скользить по ней, выводя буквы, которые за собой тянут слова, строки и страницы… Я поднимаю глаза и смотрю в окно, туда, откуда заглядывают лучики. Солнце улыбается мне, я подмигиваю ему в ответ и вдруг вижу во дворе иву. Это дерево, сколько я себя помню, всегда здесь росло и старело, пока я взрослела. И сегодня эта старая ива особенно приковала к себе мой взгляд. Я пересматриваю свои записи, освещённые весной и понимаю, что сегодня выйдет совсем другой рассказ — не про далёкие неведомые страны и не про бесконечные чувства непонятой влюблённости. Сегодня я напишу о том, что мы видим каждый день, но никогда об этом не задумываемся.***
Жил был на свете человек, по имени Фёдор. Отцом его был помещик Александр, построивший недалеко от родительского поместья свой собственный дом. Женился на девушке Наталии, с которой познакомился на новогоднем балу, и родился у них сын. И как раз с этим сыном Фёдором пошёл Александр садить дерево. Мальчику было около пяти лет, когда папа привёл его в сад и дал маленькую лопату. — Держи, Фёдор. Будем с тобой вместе иву сажать, — сказал Александр. — Вот это, смотри, сначала выкопать небольшую ямку надо, в неё саженец ставишь. Давай, попробуй. И маленький Федя неумелыми детскими ручонками взял соответствующе маленькую лопату и стал отбрасывать землю. Деревянный ствол немного натирал с непривычки ладошки и скоро стал неподъёмным. Тогда Александр сам взял настоящую, взрослую лопату и помог сыну раскопать яму. Вместе они взяли саженец и посадили в землю, присыпали землёй. — Теперь полить надобно. Сходи, Фёдор, за водой, — сказал отец. Мальчик, радостный от такого необычного занятия, как посадка деревьев, весело побежал исполнять папину просьбу. Вскоре он пришёл обратно осторожной походкой, стараясь не расплескать налитое в ведро. Иву полили, и стала она расти. Прошло сорок лет. Маленький мальчик вырос и стал хозяином в доме своего отца. У Фёдора были дети — две девочки и мальчик, которого он в честь отца назвал Александром. Чудесными рождественскими вечерами, когда на улице завывала ледяная вьюга с её колючей подругой метелью, Фёдор собирал своих детей у камина и рассказывал им о самом дорогом. Он рассказывал им о своих родителях, о дедушках и бабушках, об их традициях и о том, что могло послужить самой материальной и вещественной связью с ними — об иве. Годы шли. Поколение сменяло поколение, в мир выходили многие новые книги, рождались поэты и писатели, создавались новые предметы искусства. Новые люди появлялись в доме, рядом с ивой. И каждый маленький человечек слышал от старого и взрослого об этом дереве, и рассказывал потом своим маленьким ребяткам. А ива всё это время росла. Она видела, как люди делают непоправимые ошибки, как они забывают и про любовь, и про веру, и про надежду; как эти же самые люди, которым Господь завещал Вечную Жизнь, Бессмертие Души!.. Такие люди начали проливать кровь друг друга, позабыв, что все мы друг другу братья и сёстры, а разве это не страшно, когда брат, с залитыми злостью глазами, идёт, мечтая истребить родного человека? Вокруг происходил ужас. Кошмар. Война. Иве было больно осознавать, что сделали с миром потомки Адама и Евы. Она стремительно старела, а её кора на ветру становилась всё грубее. — Nein! Nein! Russische Schwein! — долетели резкие крики на немецком языке, послышались ужасающие взрывы. — Люся! Быстрее… Ты успеешь спастись, — слабо проговорил мужчина с тёмными усами. На его белой рубашке след от пули разливался алыми разводами. Девочка с тонкими пшеничными косичками подбежала к нему и, упав на колени, стала плакать. — Отец! Отец, нет! Пожалуйста, не умирай! — Беги, Люся. Беги. Девочка стёрла руками слёзы и поцеловала руку своего отца. Над её головой пролетела пуля, и Люся скрылась за деревом. Следующая пуля осталась навсегда в толстой коре старой ивы, сохранив жизнь молодой души. — Mmm, kleine Frau! — проговорил один из немцев, подходя к Люсе вплотную. — Вы… Вы убили моего отца! — крикнула она в лицо врагу и схватила его за волосы. — Nein! Was ist das?! — дико завопил он, ничего не понимая. Но вопить долго ему не было суждено. Тело немецкого фашиста медленно осело на землю, оставляя на дереве красный след разбитой в русской ярости головы.***
— Мама! Ко мне в комнату заглянула милая моя маленькая дочь. — Что, Лерочка? — спросила я, отрываясь от рукописи. Ангелочек откинул рукой непослушные волосы, и заговорил: — Меня Таня спрашивает, сколько лет нашей иве. А я и ответить что — не знаю. Я ласково улыбнулась и потрепала дочь по волосам. Надо же — такая маленькая, а так чисто все звуки выговаривает! Это ли не чудо? — Пойдём, милая, — сказала я и вышла с ней во двор. Мы подошли к старой иве. Я провела рукой по рубцу — месту следа от пули. — Эта ива очень старая. Поговори с ней. — Как? — не поняла Лера. — Очень просто, — улыбнулась я. — Посмотри на неё, обними. Она сама тебе многое расскажет, потому что это Старая Ива.«А зори здесь были тихими-тихими»