Младший брат

Чук всегда слушался маму. Был до невозможности хорошим. Пионером — примером для подражания для всех. Кивал головой, когда хотелось отрицательно мотать ею из стороны в сторону. Поджимал губы, когда хотелось перечить. Держал брата за руку, когда хотелось отхлестать его длинной школьной линейкой, ведь из-за него Чука снова накажут. Ведь он старший брат, наставник, воспитатель, нянька, сиделка. Кто угодно, только не Володя Серёгин. Как личность в семье он не находил места, в маминых объятиях он видел только младшего брата, но никогда не чувствовал в них себя. Брат забрал у него всё без остатка и продолжает забирать каждый день по крупинке. Он вытирает лицо брата от сладкой сгущёнки, только потому что мама попросила поухаживать за младшим. Он бережно застёгивает пуговицы на его рубашке, только потому что мама сказала собрать его в школу. Он помогает ему починить игрушку словно мамиными руками. Словно мамиными руками он согревает ему молоко на плите, приглаживает его кудрявые волосы, отряхивает пыль с одежды. Всё только ради маминого: «Молодец, Чук! Ты хороший сын!» — Спасибо, Чук, ты самый лучший брат, — искренне произносит Гек и обвивает руками шею брата. Слова пролетают мимо ушей старшего, он отстраняется от объятий и устало отводит взгляд. У младшего глаза наполняются слезами, а сердце расходится по швам. Мама зашивает рубашку, а заодно и сердце. Чук для Гека всё — брат, друг, мать, отец, Бог. Гек для Чука человек, которого он бы не хотел видеть ни на семейных фотографиях, ни на пороге дома. Младшие всегда любят старших, старшие почти всегда ненавидят младших. Гек чувствует нелюбовь брата и глаза у него почти никогда не бывают сухими. Какая там может быть боль от невзаимной романтической любви, когда невзаимная родственная в тысячу раз сильнее? Гек сжимает плечи брата — такие сильные и крепкие, зарывается носом в ворот его свитера, от чего у того по всему телу пробегает табун мурашек. Чук для Гека всё. Чук непоколебим. Неподвижен как гипсовая статуя в художественной школе. Не отвечает на объятия, устремляя взор в сторону горизонта. Там небо, соприкасаясь с землёй по цвету напоминает клубничный кисель. Чувствуя сердцебиение младшего, Чук думает о том, что лучше бы он его не чувствовал. Без одного человека в семье было бы лучше. Гек для Чука никто. — Ну почему ты меня не любишь? — Гек пытается взглянуть брату в глаза, которые он постоянно отводит от него, лишь бы не встречается взглядом. — Потому что я тебя ненавижу, — холодно отвечает Чук, всё же взглянув брату в глаза. Геку от его взгляда стало холодно, слëз уже не хватало.

***

В школе Чук и Гек друг без друга не могли. Кругом враги и только они друг другу — друзья. Прижавшись друг к другу, мальчики сидели на скамейке в коридоре, когда к ним подошли хулиганы. Чук, не обращая внимания на оскорбления, продолжал выводить в тетради уравнения. Гек, в свою очередь не мог оставаться спокойным, когда их с братом уединению мешали мерзкие крысы, отбросы общества. Оскорбления в свою сторону Гек терпел, пока они не перешли на его брата. Последней каплей была отвратительная фраза: — Тюлень толстощекий, — и наглая усмешка в сторону Чука. В глазах Гека отразилась ярость. Словно сорвавшись с цепи, он набросился на обидчика, повалил его на пол и начал драть, царапать, кусать, щипать. Гек не был тем мальчишкой, которому нравилось драться ради забавы и самоутверждения. Бил от только с целью причинения боли, унижения агрессора. Обидчик должен ответить за свои слова. Никто не смеет унижать его брата. Если Чук не может постоять за себя — это сделает за него Гек. Только знал бы Гек как безразличны для Чука оскорбления придурков. Чук никогда не принимал на свой счёт чужие слова, если они не были сказаны устами родного. Все эти крысы, собаки, сволочи — для Чука их слова — пыль. Чук крупнее и сильнее Гека в два раза. Чук выше Гека на целую голову и он будет таким всегда, сколько бы не было им лет. Обидчик в крови, в слезах, в грязи. Гек зол, Чук за локти оттаскивает его от хулигана, пока тот сам не получил в ответ. Глаза горят, руки в кровь, на сердце однозначно легче. Случайно столкнувшись с губами Чука, Гек не спешит отстраняться. Он только мягко вжимается в его губы, притягивая его к себе за туловище. Чук обеспокоенно обхватывает его плечи, не сопротивляясь нежному прикосновению.

***

Между фразами «я не трус» и «я боюсь» было примерно несколько часов. Гек борется со страхом, хотя продолжает прятаться за широкими плечами старшего брата. Гек часто чувствует себя слабым. Когда есть возможность позволить себе побыть жертвой, Гек всегда ею пользуется. В тайге холодно. И страшно. Чук обвязывает вокруг своего и чужого туловища верёвку и с Божьей помощью ступает на бревно. Младший за ним. Дрожащие ноги младшего соскальзывают с дерева, сердце едва не выскакивает из груди. Чук обхватил брата руками и снова попросил признаться в проступке за него. Гек зол на Чука. Он то понимает больше. — Ты думаешь, что это придётся сказать мне? Ты предполагаешь свою смерть? Я не позволю тебе умереть, я люблю тебя! Над снежной пропастью неприязнь к брату растворилась в морозном воздухе. Он взглянул в его глаза и впервые увидел брата. Не абузу. Не лишнего человека в семье. А младшего брата. Сейчас крепко сжимать его маленькую ручонку его заставляла не мысль о том, что если он отпустит — мать ему этого не простит, а мысль о том, что если он отпустит - он сам себе этого никогда не простит. В тот момент он понял, что всегда хочет быть его старшим братом.

***

Гек счастлив. Даже когда в заимке потухла печь. Мать возится возле неё как сумасшедшая, волнуясь о детях. Ломая щепки, она получает мелкие занозы под кожу. Дрожащими руками зажигая спичку, она обжигает тонкие пальцы, не позволяя слезам покатиться по скулам. Сейчас, когда она чувствует себя одиноко, она пытается быть сильной. До этого она взваливала свою ответственность на старшего ребёнка, сейчас она осознаёт свою ошибку. Она понимает какой глупой была, когда считала, что Чук справится. Чук всего лишь ребёнок. Он не справился. Но Гек всё равно счастлив. В какой-то книжке про жизнь северных народов он однажды вычитал очень интересную вещь — «когда становится слишком холодно, чукчи раздеваются до гола и, закутавшись в оленьи шубы, прижимаются друг к другу кожа к коже. Так они сохраняют тепло, что помогает им пережить самые холодные времена.» Хорошо, что Чука не пришлось уговаривать на это. Чук был таким огромным, что Гек даже не мог полностью обхватить его бока. Сминая его мясистую кожу, Гек испытывал то, за что ему было бесконечно стыдно. — Ты меня щипаешь, — жалобно простонал Чук в полусне. — Ты такой тёплый, — Гек продолжал сминать тело брата, чувствуя как тепло разливается по всему телу. Он согревал лучше горячего молока, растопленной печи, шерстяного свитера. Ведь вещи могут согреть только тело, но когда холодно в душе — необходимо тепло другой энергии. Материя не греет душу, душу греет любовь. — Я кстати тоже люблю тебя, — смущённо прошептал Чук, поглаживая спину брата.