Божий посланник

Прошло немного времени со смерти Дазая, Рампо, Фукудзавы и остальных. Ацуши же никак не мог оправиться от этого. Тигр не верил в тот факт, что их больше нет, и что Фёдор Достоевский действительно победил. Также он никак не мог осознать в какой опасности находится, ведь в данный момент он максимально близко к Фёдору, и ощущение, что один неверный шаг или вздох и нашему Ацуши придёт конец, как и его друзьям. Хотя на деле, так ли это страшно? Может наоборот это то, что нужно Накаджиме в этой ситуации? — Пришли. — Прозвучал холодный голос русского парня. Всего одно слово, а у Накаджимы уже пошли мурашки по коже, как же так? Неужели это действительно ловушка? Ловушка, в которую угодил Ацуши? — Что это за место? — Задал вопрос Накаджима. В его голосе слышались усталость и напряжение, которые он чувствовал находясь рядом с Достоевским. С убийцей. Он ждал ответ, но так и не получил его. — Заходи. — Произнёс Достоевский. Одно короткое слово показалось для Ацуши приказом, который он не в силах нарушить. Словно он не тигр, а котёнок дрожащий перед своим хозяином. Нервно сглотнув ком, застрявший в горле, Накаджима прошёл в комнату, сразу за ним вошёл Достоевский. После этого дверь захлопнулась с таким звуком, словно она сделана из железа и её не открыть просто так. — Не задаёшь вопросов больше? — Поинтересовался Фёдор, после чего продолжил более довольным тоном. — Оно и к лучшему, не люблю лишний шум. Ацуши же оглядывал помещение. Оно было белым, с высокими потолками, посередине стояла довольно обычная кровать. Окон в комнате не было, из-за чего становилось немного душно. Также там были письменный стол, кресло и неподалёку шкаф. Больше ничего не было, казалось, что помещение совсем пустое. Пару минут стояло молчание, ни Фёдор, ни Ацуши не подавали голос. Ничего не говорили, не спрашивали и не просили. Однако в какой-то момент Достоевский стал подходить ближе, ближе и ближе. Слишком близко. — Не подходи! — Громко и резко произнёс тигр. Не сказать, что он действительно боялся Достоевского, особенно после того, что тот сделал. Было как раз наоборот – душа желала мести. Но Накаджима каждый раз вспоминал о четырнадцатилетней Кёке, которая была жива и находилась неизвестно где. Знает об этом один только бог. Один только Фёдор. Этот факт являлся единственным, который не позволял Накаджиме действовать. Он ходил за Достоевским и слушался его всего по одной, довольно простой причине – Кёка. Достоевский пообещал ему, что если тот будет выполнять всё, то девочка останется в живых, её отпустят оттуда, где держат и Ацуши наконец-то встретится с ней. Что может быть лучше? — Не бойся, я не причиню тебе зла. — Подобные слова было слышать до безумия смешно. — А как же Дазай?! Рампо-сан?! Танизаки?! Да список твоих дел огромный! Ты убийца! Как ты вообще можешь после этого говорить, что не причинишь зла?! — Резко и напрасно вырвалось изо рта Накаджимы. Закончив говорить, ему не понадобилось много времени для того, чтобы заметить недовольство Достоевского. — Ох, вот как... Я ужасен. Верно? — Мужчина стал ходить медленно вокруг тигра. Отчётливо и громко слышался каждый его шаг, казалось, что Фёдор находится не просто рядом, а в нём. В его сознании и поглащает разум от и до. Это всё сводило с ума и голова Накаджимы начала болеть. Ацуши казалось, что прошла целая вечность, прежде чем в какой-то момент Достоевский всё же остановился. На самом деле прошла только одна минута. У Фёдора закружилась голова, поэтому он остановился. — Ты когда-то спал с мужчиной? С Дазаем например? — Задал вопрос Достоевский. — Это шутка что-ли? Зачем ты привёл меня сюда и о чём речь?! — Зло выплюнул тигр. — О, значит нет? Неужели девственник? — Фёдор доволен. Русский подошёл со спины и одной рукой намертво вцепился в его талию, а другой взял за руку. Словно мастер берет куклу. — Значит ты чист своими помыслами. Это просто прекрасно! — Душа Достоевского пела. — Отпусти. — Сказал Накаджима. — Не хочу. — Ответил Фёдор. После этого Ацуши был резко и грубо брошен на кровать. Он сел в более удачную позу и повернулся, смотря на своего заклятого врага. — Я говорил, что отпущу твою подругу. Я действительно сделаю это. — Достоевский навис над парнем. — Но для начала ты выполнишь потребности божьего посланника. Слова Фёдора дали понять Накаджиме, что именно тот хочет от него и парень почувствовал, что его сейчас начнёт тошнить лишь от мысли о подобном. Ацуши не гомофоб и он был бы не против влюбиться в парня, если бы это не означало влюбиться в Фёдора или же кому-то подобного ему. И, естественно, отдаваться ему тоже не хотелось, однако, тигр услышал довольно важные слова и устремил свой внимательный взгляд жёлтых глаз на Достоевского. Он стал немного размышлять. Неужели если он выполнит то, чего желает Фёдор, Кёка будет спасена? Он сможет её увидеть? Убедиться, что она цела и в порядке? Сможет накормить её чем-то вкусным? Это то, чего он бы сейчас хотел больше всего. — Это очередная твоя ложь? — Спросил Ацуши. — Нет. Ничего подобного. — Ответил Фёдор. Достоевский отвечает на вопросы и это неожиданно, могло показаться, что он вполне нормальный человек... Хотя человек ли он вовсе? Нет, человечности в нем мало. Не дожидаясь ответа Накаджимы, Достоевский стал раздевать его. Руки Федора были ледяными и после каждого прикосновения Ацуши чувствовал табун мурашек, которые проходили по его коже. Хватки были как у мертвеца, такие, словно в него намертво вцепились и больше никогда не отпустят. Грудная клетка Ацуши начала подниматься вверх и вниз со стремительной скоростью из-за того, что дыхание стало слишком учащенным. Сердце забилось с бешеной скоростью, казалось, что оно сейчас либо остановится, либо выпрыгнет из груди, но вовсе не от любви, как принято считать. От страха. Через не такое уж и длительное время Ацуши был без одежды, а Фёдор начал медленно, но верно снимать свою собственную. Тигр постарался хоть немного, но скрыть своё тело от взгляда Федора. Было совершено непривычно находится в таком положении и понимать, что сейчас тебе придётся переспать с главным врагом. — Я желаю после этого увидеть Кёку и она должна быть целой и невредимой. — Твёрдо заявил Ацуши. В ответ было лишь молчание, но почему-то показалось, что Достоевский в этот раз действительно сдержит обещание и его аура словно говорила: так и будет. Хоть немного, но это дало уверенности Накаджиме. До момента, пока Достоевский не остался полностью нагим и начал раздвигать ноги Ацуши, садясь между ними. Тело Фёдора было худоватым и бледным, но от того не менее красивым. Тёмные волосы и фиолетовые глаза с острым, пронзающим взглядом. Это всё только дополняло его и создавало чувство великолепия. Он выглядел так, будто являлся аметистом. Самым идеальным из всех возможных. Может он действительно божий посланник? Хотя, если уж на то пошло, то падший ангел. Но несмотря на это всё Ацуши не был восхищён им, скорее наоборот. Думать насчёт Фёдора долго не пришлось, ведь в скором времени все мысли и чувства перебила острая боль. Длинный палец вошёл в до ужаса узкую дырочку тигра, что и создало такие ощущения. — А это зачем?? — Сквозь стиснутые зубы проговорил Накаджима. Фёдор улыбнулся и на секунду прикрыл глаза, — Растянуть тебя надо. Сказал, ни на секунду не отвлекаясь от своего важного занятия, и только наоборот, проталкивая ещё один палец, заставляя Ацуши тяжело вздыхать. В скором времени Фёдор протолкнул ещё один палец, тем самым расширяя немного порозовевшое отверстие. Он был аккуратен, но тем не менее всё равно груб. В его действиях не было ни любви, ни ласки. Хотя, что ещё можно было ожидать от крысы? Тигру же в это время показалось, что внутри всё горит и скоро порвётся. Что же будет, когда в него ещё и вставят? Это мы и узнаем. Ацуши почувствовал пустоту и не понимал, нравится ему это или нет... Теперь стало как будто ещё хуже. Внизу немного жгло, но он получал много различных ранений и это было не самой страшной болью, которую он испытывал за всю жизнь. Смерть друзей и товарищей ощущалась намного больнее. Не медля ни на секунду Достоевский взял в руку свой собственный вставший член и подставил к отверстию, после чего, не предупреждая, вошёл, хоть и до конца сразу протолкнуться не смог. Он цокнул и прикусил губу, чувствуя, что Ацуши всё ещё узкий. А Накаджима же подал голос, как только в него вошли. С его губ сорвался вскрик и болезненный стон, в котором не было ни капли удовольствия. Неужели секс это так больно? В любом случае Фёдора не волновала боль Ацуши и он начал проталкиваться в тело парня до конца, и у него это вышло. — Стой, стой, стой! Вытащи! Немедленно вытащи его из меня, крыса! — Прокричал тигр. — Лежи смирно, мне и самому в тебе сейчас не очень приятно. Я ожидал большего. — Холодно отрезал Фёдор. После его жестоких слов пошли грубые, но медленные точки. Тело Ацуши заныло, боль не уходила и удовольствие тоже не приходило к нему. Похоже, ему придётся до конца процесса терпеть это. Всё ради того, чтобы увидеть Изуми. Ацуши старался занять себя различными мыслями, чтобы хоть как-то сбежать из ужасной реальности в виде полового акта с ненавистным ему Фёдором. Однако каждая попытка была слишком тщетной и эта маленькая надежда рухнула так же стремительно, как и появилась в сердце тигра, в тело которого сейчас входили грубо и жёстко, совершенно не жалея. Но парень продолжал терпеть, хоть и было это уже совершенно невыносимо. Было жарко, но одновременно с тем и холодно. Накаджима был словно в бреду или же шоке, медленно, но верно теряя ориентацию во времени. Было ощущение, что довольно скоро его рассудок будет совершенно затуманенным. Однако, в какой-то момент это всё почти улетучилось, ведь Ацуши ощутил резкую боль, да такую, какой ещё ни разу не было. Что же это? Понимание пришло к нему после того, как он наконец-то услышал слова от Достоевского. — Вот проклятье. Порвал. — Коротко произнёс Фёдор, останавливая процесс. Он всё также оставался в Накаджиме, но снова начинать двигаться не спешил. Мужчина, который всё это время нещадно имел тигра, наконец-то сжалился. На самом деле, Фёдор не был столь доволен своей новой "игрушкой" и считал парня под собой посредственным. Ему не было достаточно приятно заниматься этим с Ацуши и возможно у него сложилось мнение, что шлюхи были бы получше в постели. Вполне логичное замечание. Проститутки и девственник не могли идти ни в какое адекватное сравнение. Поэтому их никто и не стал сравнивать. — Неприятно будет продолжать. — Достоевский посмотрел на парня. Накаджима был уставшим, потным. У него не оставалось сил на злость или что-то подобное. В глазах читалось отвращение и было непонятно, кому оно адресовано, самому себе или Достоевскому. А может к обоим? И тем не менее, Накаджима был полностью во власти мужчины и это заводило. До безумия заводило. Хватило одного взгляда на тигра, чтобы Фёдор забыл о малейшем чувстве сострадания, которое он только что испытывал к Ацуши. Толчки возобновились и скорость была абсолютно такая же. — Сто...Стой!! — Крикнул тигр. Возможно ему хотелось плакать или сказать о том, как ему сейчас больно и морально и физически, но он промолчал. Накаджима не мог позволить этому психу услышать подобное, абсолютно не мог. Да и никакие слова не изменили бы ситуацию, это Ацуши всё-таки понимал. Фёдор действительно не обратил никакого внимания на Ацуши. И тигр не знал: радоваться ему этому факту или плакать? Достоевский понимал, что парень под ним ощущает что-то на подобии разрыва органов, и возможно его грудная клетка тоже болит от того, насколько часто он дышал. Горло пересохло. Может и сердце кололо. Ниже таза было чувство схожее на то, когда в тело вонзаются тысячи осколков или же самых острых кинжалов. Думая об этом, на лице Достоевского отразилась серьёзность, которую сменила беззаботная и лёгкая улыбка. Это всё могло длиться вечность, если бы в какой-то момент Ацуши не ощутил горячую жидкость прямо внутри. Он не мог понять, кровь это или сперма. А если сперма, то Фёдора или чья? В любом случае, он начал немного приходить в себя и осознавать, что всё закончилось. Единственное, он не мог вспомнить, как давно. Приподнявшись на локтях до Накаджимы дошло, что Фёдора в помещении нет. И, кажется, оставили его совершенно одного. Тело болело и ныло, белая жидкость стремительно вытекала из дырочки, это так же было отвратительно. Он был отвратителен сам себе, но ещё больше ему был отвратителен Фёдор. Вспомнишь солнце - вот и лучик. Достоевский зашёл назад в помещение, в его руках был стакан воды и какая-то таблетка. — Уже очнулся? Я, в принципе, так и рассчитывал. — Фёдор подошёл ближе и протянул свои, как показалось Ацуши, "подачки" — Выпей. — Ни за что. — Голос был тихим и хриплым, видимо Накаджима совсем его сорвал. — Дело твоё. — Фёдор отошёл и поставил стакан с водой на письменный стол, кладя туда же и таблетку. — Кёка. Я увижу её? — Спросил Накаджима. — Увидишь, я же держу свои обещания. — Достоевский ухмыльнулся на долю секунды. Мучения были окончены... Или всё только начинается и Достоевский в очередной раз придумает новую ловушку? Захочет убить и Кёку? Совершенно непонятно, что он решит сделать в следующий раз. Но и думать об этом было невозможно, глаза слиплись сами по себе. Ацуши уснул, попадая на время в мир грёз. Вполне возможно, что он пожелал бы остаться в том мире навсегда.