Даже если весь мир встанет против тебя

— На камень-ножницы-бумага. Кто победил — тот идёт первым. — Шутливый тон младшего заполнил пустоту просторного помещения. Переключатель с громким клацаньем зажег тусклую, моргающую временами лампочку,и теплый свет разлился по комнате, освещая путь до лестницы двум мужчинам, измазанным в крови после очередной миссии, подкинутой стариной Моррисоном. И если Вергилий отделался лишь парой брызг на темно-синем плаще, и еще небольшой каплей на платиновых волосах, то Данте, судя по всему, во время боя с демонами в этой самой крови купался (ну или имел неосторожность упасть в лужу). Братья остановились немного дальше входной двери и переглянулись под её жалобный скрип. — Что за детский сад. Глупо, Данте... — Вёрджил окинул его холодным, пронзительным взглядом и крепче сжал Ямато в руке. На серьезном лице, казалось, не дрогнула ни одна мышца, однако лишь младшему сыну Спарды было известно, что в этот момент на губах старшего брата заиграла легкая, еле уловимая тень улыбки, от чего сердце Дана обдало приятным теплом. — Глупо. Данте едва ли смог понять, что произошло, как его брат тут же исчез из комнаты, оставляя после себя срастающийся разрез пространственного полотна с исходящим от него ярким свечением. Вот же чёрт, думает мужчина. Из-за усталости он даже не заметил, в какой момент катана покинула ножны и её лезвие рассекло воздух напополам. Недовольно цокнув, он пошел в сторону лестницы. — Чт... Это игра не по правилам! Хэй, Вёрджил! — возмущенно крикнул тот. Он три дня не знал, что такое душ, его волосы слиплись, кожа головы зудела, а незащищенные тканью участки тела стягивало из-за подсохшей чужой крови. Конечно, ему хотелось помыться первым. — Если ты чего-то хочешь, — донесся спокойный голос старшего со второго этажа, — ты знаешь, как получить это. — Серьезно? Опять?! Нет, дорогой братец, на сегодня хватит! Никаких битв, никаких сражений! Уставший за последние несколько дней на миссии, Данте, словно кипятком ошпаренный, полетел вверх, на пару секунд применяя часть своего девил триггера, и преодолев расстояние в несколько ступеней, проезжает на пятках прямо до ванной комнаты, с грохотом распахивая дверь. Она, очевидно, не была закрыта на замок — кое-кто в попытке сжульничать пропустил этот момент. Фатальная ошибка. Вергилий успел лишь снять плащ со своих плеч и аккуратно сложить его на краю стиральной машинки. И судя по виду, он вовсе не был удивлен вошедшему разоренному брату. Даже наоборот — не стал начинать водные процедуры, явно дожидаясь, пока тот придёт. — Ну и чего ты? Ждёшь особого приглашения? — глядя на растерянного младшего, спросил он, складывая руки на груди. — Ты имеешь в виду?.. — Данте, честное слово, далеко не тупой. Но он просто не может поверить, что его старший брат, с которым он лишь недавно воссоединился спустя долгие годы разлуки, с которым почти пол года кое-как налаживал контакт, предлагает ему... Да нет, нет, это же бредятина полнейшая! Вергилий, к слову, в отличие от Данте, тактильность не любил, посему каждая попытка обнять старшего заканчивалась либо фантомными клинками в теле, либо Ямато в груди. Со временем, конечно, он привык к любвеобильности брата, и на прикосновения с его стороны стал реагировать в разы спокойнее, чем раньше. Однажды даже не поскупился и в ответ обнял своего близнеца, когда тот устало уткнулся ему в изгиб между плечом и шеей, не забыв провести такой родной, теплой ладонью по его волосам. Так вот. Данте ни за что не поверит, что его брат — недотрога по собственной воле решит пригласить кого-то принять совместный душ. — Наша мама была прекрасной, умной женщиной, а отец — Великим Тёмным Рыцарем. — тишину развеял спокойный, размеренный голос Вергилия, который, видимо, держался из последних сил, чтобы не насадить тугодума — брата на Ямато. — Так скажи мне, дорогой братец, как в семье с такими хорошими генами, вместе со мной уродился ты? Временами твои умственные способности заставляют меня усомниться в нашем кровном родстве. Тяжело сглотнув вязкую слюну, Данте сделал несколько коротких шагов вперед, еще пару секунд посмотрел на выжидающего старшего сквозь слипшуюся, окровавленную челку, немного помялся, и, наконец, стал неуклюже снимать свой вымазанный грязный плащ, кидая его на пол рядом со стиралкой. Младшего застать молчаливым можно было не часто — тот либо спал, либо был очень сильно чем-то озадачен. Например, как сейчас: действия Верга на столько сбили его с толку, что слов не подобрать. И пока Вергилий снимал то, что осталось на его теле, Дан не знал, куда деть свои глаза: обнажённого брата хотелось разглядывать, и чем ближе — тем лучше. Он понимал, что подобные мысли его голову посещать не должны, они ведь, всё-таки, братья. Но это говорит лишь его человеческая часть, а демоническая... Демоническая просит сделать с ним плохие вещи. Очень плохие. Но такие приятные. И когда с бедер слетел последний элемент гардероба — красные, под цвет плаща, боксеры, младший сын Спарды понял, что это конец. Конец его человеческой сущности. Ведь как тут можно удержаться, когда твой родной брат, такой прекрасный, такой желанный, стоит обнаженный прямо под потоком душа, весь покрытый мелкими каплями, покрасневший от температуры воды, и, всевышний, с упавшей на лицо чёлкой. Еще и смотрит Верг на него так, будто знает, о чем Данте думает. И почему это "будто"? — Ну же. — мягко позвал брат, протягивая из потока капель бледную сильную руку. Сегодня какой-то праздник, это один из сладких снов Данте? Нет? Тогда почему всё...так? Младший протягивает руку в ответ, берёт крепко братскую ладонь и становится под теплый дождь, не ослабляя хватку. Он смотрит внимательно в холодные, серо-голубые глаза, пристально; ищет хоть какой-то, хоть малейший подвох. — Данте, что-то не так? — о да, всё не так. — Сегодня ты молчаливее, чем обычно. Не перестаёшь меня... — Сегодня ты тактильнее, чем обычно. — подметил очевидную деталь Данте. Он и не заметил, как тон его стал холоднее и жестче, чему удивился и сам Вергилий. Вау, его брат временами может быть и таким. — Что произошло? — младший выглянул из-под намокших розовых прядей, больше походивших на сосульки, и хватка на запястье стала жестче, но Верг на нее даже внимания не обратил. — Просто... Решил вспомнить детство. Раньше мы часто принимали ванну с тобой, Данте. Помнишь? — уже по тому, как в конце дрогнул голос брата, он понял, что всё тут не так. — Вергилий, мы были детьми. — Я...Данте, я... Спектакль окончен. Маска серьезности и полного безразличия на лице старшего с треском развалилась на кучу мелких осколков. Раздался всхлип, второй, затем третий. Нижняя губа, закушенная до самой крови, предательски задрожала, и у Дана от такой картины дыхание сперло и сердце стало обливаться кровью. — Просто... Я не знаю, что на меня нашло, дай мне минуту... — дрожаще попросил Вергилий, опуская голову и стараясь спрятать свободной рукой весь этот стыд. Только пол года назад он был замотивирован на поиск величайшей силы, готов был положить в одну большую могилу весь мир, и если надо — взрастил бы Клипот повторно, а сейчас... Сейчас он, взрослый мужчина, позорно расплакался перед своим младшим (пусть и близнецом) братом. Из-за того, что банально устал. Вроде, только Ви и Уризен вернулись к нему, но по ощущениям именно Тень своими большими когтистыми лапами царапает его изнутри. "Кошки на душе скребутся" — именно так говорят люди, да? Грубая большая ладонь легонько легла на дрожащее плечо, и Верг ощутил, как внутри разливается какое-то теплое, успокаивающее чувство. Ему хочется ощутить это снова. — Эй. — ладонь старшего на секунду была выпущена из хватки Данте, но лишь для того, чтобы взяться за нее снова, на этот раз переплетая пальцы. — Вергилий... — убаюкивающий, нежный тон, едва переходящий в шепот, напомнил, как в детстве его звала Ева. Рука брата медленно скользнула с плеча до шеи, кончиками пальцев поддевая и приподнимая подбородок. — Всё в порядке, брат. Я здесь. Я с тобой. — Я ужасен, Данте. — надломленно выдал близнец, давясь льющейся с волос водой, срываясь на хрип. — Я сделал столько много ужасных вещей, а сейчас я стою тут, перед тобой, такой жалкий и весь в слезах. Я не имею права на слёзы... — Вёрджил. — дрожащее тело в тот миг было заключено в крепкие объятия. Мокрая кожа липла друг к другу, передавала тепло, а рука, оглаживающая поясницу, расслабляла, заставляла под своей лаской повиснуть тряпичной куклой. В любой другой момент, Вергилий, без сомнений, оттолкнул бы своего брата, потому что мокрая кожа — это противно, это неприятно. Но не сейчас. Это другое. Ему хочется заплакать ещё сильнее, когда ладонь Данте ложится на затылок, теребя пальцами влажные пряди, а после аккуратно приближает его лицо к своему, сталкивая лбами,и губы их находятся непозволительно близко друг к другу, буквально в паре сантиметров. Вергилий судорожно выдыхает прямо в уста напротив. Опухшие, покрасневшие глаза неприятно жжет от соленой влаги, в носу щипает и дыхание, как на зло, не восстанавливается — тяжело сконцентрироваться. — Вергилий, послушай меня. — Данте подает голос и заставляет обратить внимание на себя. Его тон звучит жестче и серьезнее, но в нем нет ни осуждения, ни порицания. — Мы — демоны. Но ровно на столько же, на сколько и люди. Я даже представить не могу, на сколько отвратительно ты себя чувствовал тогда. Один, в Аду. Твои переживания, твои эмоции... Ты имеешь полное право на них. Выговорись мне, накричи на меня, ударь, тысячу раз проткни Ямато. — каждое слово звучало всё громче и громче, но на крик переходить он не решался. Не хотел спугнуть брата, который и так находился в максимально уязвимом состоянии. — Или, только скажи — я любого на куски порву, слышишь? Человека, демона... без разницы! Даже если ты станешь самым отбитым злодеем в этой вселенной — я всё равно всегда буду на твоей стороне. Никогда больше не оставлю тебя. Но я прошу только одного — не держи в себе. Дай волю, чёрт тебя дери, слезам... В конце концов, даже Дьявол может плакать... Это стало последней каплей, лёд тронулся. Вергилий точно не может сказать, что было дальше: сознание будто застелило пеленой тумана. Но он плакал. Очень долго, надрывно. Так, будто пытался выпустить всё, что накопилось за прожитые годы. Ему уже не было стыдно, нет — рядом был Данте. Данте, готовый на всё, ради своего горячо любимого брата, ради своей семьи. Данте, который несмотря на все плохие поступки Вергилия, всё равно остаётся подле него. Сейчас он лежит в комнате Данте, на его кровати. Чистое персиковое постельное белье всё ещё приятно пахнет порошком, а голубая пижама на теле, которую ему когда-то подарил младший брат, дарит непередаваемое чувство уюта. Рядом лежащий Дан уже второй час прижимает к себе обессиленное, расслабленное тело, и аккуратно водит рукой по высохшим светлым прядям, изредка нашептывая брату на ухо какие-то нежности. Стоит отдать Данте должное: всё это время он не отходил от брата ни на секунду. Ещё там, в душе, он тщательно отмыл его ( в попыхах смыв с себя засохшую кровь), завернул в одно единственное мягкое полотенце (которое, опять же, было приобретено специально для брезгливого Верга), и на руках, словно принцессу, отнёс к себе в комнату. На протяжении этих нескольких часов, которые тянулись, словно тугая резина, младший сын Спарды кое-как сдерживал себя от того, чтобы не заплакать. В этой ситуации не стоит — нужно показать Вергилию, что он в безопасности. Эти несколько часов своей жизни Дан не забудет никогда: как старший брат жался к нему, ища ласку, заботу и любовь. Как старший брат охотно отзывался на прикосновения, когда Данте сушил его волосы полотенцем или переодевал в пижаму. Эти мгновения бесценны. — Я глупец, Данте. — хрипло отозвался Вергилий, лёжа головой на крепкой груди и получая порцию успокаивающих поглаживаний по спине и хвосту, который частично вылез из-за стрессовой ситуации, и легонько извивался в ответ на приятную ласку. Рука на его волосах остановилась, но только для того, чтобы приподнять лицо за подбородок. — Людям свойственно ошибаться. Ты тоже человек. — Вот почему ты такой? — устало выдохнув, говорит Верг, но не отворачивается. Напротив: с интересом смотрит в холодные, идентичные своим, глаза. Только вот ничего, кроме тепла, глядя в них, он не ощущает. — Кто-то может воспользоваться твоей добротой, и в конце сделать очень больно... — С кем-то другим я разберусь. — усмехается в ответ на заявление брата. И даже старший не может сдержаться, даря легкую, почти невесомую улыбку в ответ. — А ты — моя семья. Я тебя люблю. В комнате на несколько секунд повисает гробовая тишина. А затем: — Я тоже. Я тоже тебя люблю, Данте. Всегда любил. Удивленный младший вскидывает брови и внимательно смотрит на брата, после чего немного краснеет. — Ты... В первые... Ха-ах. — он не может в это поверить. Хочет, что дается это с трудом. Охотник на демонов пытается разрядить обстановку, — Знаешь, в сериалах, которые любит Пэтти, после таких признаний обычно главные герои целуются. — Правда? Интересно. — Вергилий нахмурился, будто что-то обдумывая, из-за чего меж бровей залегла маленькая, одинокая морщинка, но быстро вернулся в прежнее выражение лица. А вот Данте, похоже, только сейчас понял, что ляпнул лишнего. Или нет? — Вергилий, погоди, ты же не... Договорить ему, по канонам всё тех же сопливых мелодрам, от которых Пэтти без ума, не дали горячие, слегка подтреснувшие губы старшего брата. Сердце зашлось в диком гуле, да так, что стук отдавал прямо в уши, пальцы рук и ног онемели и, кажется, Данте прирос к примятой на кровати простыне. Он. Вергилий. Одни. Комната. Кровать. Взаимность. О чем ещё он мог грезить? Верг с несвойственной ему нежностью в последний раз смял чужие губы в целомудренном поцелуе, и с тихим чмоком отстранился. — Я же делаю всё правильно? — выдохнул он в родные губы, на что получил неуверенный шёпот. — Мы люди, Верг... — Ровно столько же, сколько и демоны. И не поспоришь. Сначала поцелуи были мягкие, невесомые, совсем детские чмоки, но постепенно, как повышался жар их тел, как накалялся воздух в комнате, они становились более серьезными, чувственными. Вергилий первый поддался порыву страсти и раскрыл уста, выпуская свой язык и оглаживая им братские губы, постепенно проникая им в его рот. Касаться чужого нёба, дёсен, языка, в конце — концов... Всё это было Вёрджилу в новинку. Но от подобных действий сердце замирало, и только Данте своим ответным касанием мог вновь привести его в чувство. Теплые ладони младшего брата медленно скользили с поясницы до лопаток, от них — к шее, и также медленно спускались обратно вниз, очерчивая по пути линию позвоночника, вызывая по телу Верга приятные мурашки. Ещё приятнее стало, когда рука Данте проскочила под кромку спальных штанов, и кончики пальцев очертили путь от внутренней стороны бедра до твердого паха, в конце аккуратно сжимая яички сквозь ткань синих боксеров. Оказывается, даже стонет Вергилий красиво. *** — Хэй, Вёрджил. Братец, пора вставать. Сам же потом будешь жаловаться, что я тебя поздно разбудил. Родной голос доносился слабо, словно через толщу воды, но Вергилий всё равно пересилил себя и разлепил слипшиеся ресницы. Солнечные лучи били прямо в опухшие от слез глаза, заставляя старшего близнеца недовольно поморщиться. На помощь пришел Данте, заботливо загораживая собой слепящий свет. В правой руке он держал кружку Вергилия, подаренную как-то Неро, в которой вкусно пах зелёный травяной чай. Пересохший после бурной ночи рот внезапно наполнился слюной, и Верг сдержанно улыбнулся брату, благодаря того за протянутый сосуд с жидкостью. — Осторожно, он ещё не до конца остыл. Как мило — думается Вергилию, и он, блаженно прикрыв глаза, в пару глотков опустошает кружку на половину. Он чувсвует, как прогибается место на кровати рядом с ним, и рефлекторно отодвигается, давая больше пространства. Данте уже давно не в пижаме (благо не стал надевать плащ), но отказать себе завалиться рядом с братишкой не мог. Может, потом он получит нагоняй, пару замечаний и его заставят стирать простыни в ручную, но это всё потом. А пока, Верг отставляет уже пустую чашку на прикроватную тумбу и ложится на бок, лицом утыкаясь в яремную впадинку брата. Тот уже не удивляется подобному порыву, просто молча подхыатывает настрой. — Спасибо. — Ты заслужил это, братец. Данте покрывает лицо Верга парой невесомых поцелуев, а потом утягивает его в долгий, горячий, мокрый. Они поочередно посасывают губы друг друга, кусаются, сплетают горячие языки, и младший чувствует привкус недавно выпитого чая, а после — своей крови. — Ох, кое-кто у нас не на шутку разошёлся, а? — игриво мурлычет Данте, потираясь слегка колючей щекой о братскую. — Ох, кое-кто у нас хочет Ямато в грудь, а? — передразнивает его в своей манере Вергилий. Братья не выдерживают и смеются в унисон. — Кстати, — успокоившись, начинает охотник на демонов. — Неро звонил. Он приглашает нас в кафе. Сказал, что хочет встретиться на нейтральной территории, где мы не сможем поперегрызать друг другу глотки. — Верг на такое только хмыкнул и закатил глаза. Знал бы Неро, чем они вчера занимались... Нет, стоп. Не надо ему знать. Рано ещё. И вообще, не его это дело, чем там взрослые занимаются наедине. — Чего хочет этот ребёнок? — привычным тоном спросил старший, переворачиваясь на спину и глядя в потолок. — Поговорить, думаю. Мы давно не виделись, так что, наверное, пацан успел соскучиться по нам. Да, не только по мне — по нам двоим, Вергилий. — Он ненавидит меня. Я оторвал ему руку. — Да, но справедливости ради — у него отросла новая! — Данте, как обычно, пытался шутить. И у него прекрасно это получилось — слова заставили уголки губ Верга приподняться в подобии улыбки. — Тем более, ты даже не знал, что он — твой сын. Давай, сходим сегодня вечерком, отдохнём. Он может и производит впечатление агрессивного подростка, но на самом деле тот ещё добряк, и за семью готов хоть весь город положить. — Он точно мой сын? Слишком уж похож на тебя. — Видишь? Тебе я нравлюсь, значит пацан — уж тем более понравится! Я тебе говорю, вы точно поладите, рано или поздно. — белоснежная улыбка ровных зубов ослепляла хлеще солнца за окном. — Ну что, пойдём завтракать? Или... — Если ты чего-то хочешь, то ты знаешь, как получить это. Не так ли, Данте? — Ауч! — призванная катана в мгновение ока появилась в руке старшего брата, и Ямато, со звоном покинувшая ножны, с хрустом пронзила ладонь разыгравшегося Дана. — Я в душ. Вергилий встал с кровати и поплелся в ванную, укутавшись по-сильнее в большое теплое одеяло. Лишь когда он покидал комнату, услышал позади весёлый голос брата. — Вёрджил, я с тобой! Губы расплылись в счастливой улыбке. Как же ему повезло с семьей.