Понятые

В тишине полицейского участка раздался стук входной двери, нарушив унылую атмосферу. Дежурный, молодой парниша с усталыми глазами, вздрогнул и устремил взгляд на вошедшего. Гость, мужчина средних лет с низким, хриплым голосом, внушал уважение своим властным видом.       — Суворов у себя? — спросил он.       — Да, — ответил дежурный, — Пройдемте. Они направились по длинному коридору к кабинету следователя. Дежурный постучал в дверь.       — Разрешите?       — Да, входите. Дежурный открыл дверь и пропустил гостя в прокуренный кабинет следователя.       — Владимир Кириллович, к вам посетитель. Суворов поднял голову от бумаг и удивленно посмотрел на мужчину. Это был генерал-майор Юнусов, его начальник.       — Заняты? — спросил Юнусов.       — Нет, товарищ генерал-майор, — ответил Суворов, вставая и вытягиваясь в струнку, — Чем могу быть полезен?       — У меня поручение для вас. Хочу, чтобы вы занялись делом Никиты Кащенкова.       Суворов нахмурился. Имя подозреваемого вызвало у него тревогу.       — Делом Кащенкова? — уточнил он, — По какому поводу?       — Он подозревается в убийстве, — сказал Юнусов, передавая Суворову папку, — Прошу вас разобраться в этом деле.       Взгляд Суворова скользнул по документам. Когда он снова поднял глаза, на его лице появилось выражение решимости.       — Я сделаю все возможное, товарищ генерал-майор. Проводив Юнусова взглядом, Суворов сел за стол. Он остался один, размышляя над тем, что только что произошло. Он достал из стерильной папки материалы, касающиеся дела. Ему хотелось понять, что Юнусов знает об этом деле и почему он хочет, чтобы Суворов им занялся.Изучение работы заняло часы, раскрывая сложную сеть улик и противоречивых свидетельств. Следователь соединил кусочки, составляя мозаику преступления. По мере того как его мысли прояснялись, он начал составлять план расследования. На следующий день Суворов вызвал Кащенкова на допрос. Они встретились в комнате для допросов, где Кащенков сидел за столом с опущенной головой.       — Здравствуйте, Кащенков, — начал Суворов, — Вы обвиняетесь в совершении преступления, предусмотренного статьей 105 УК РФ — убийство. Поймите, у вас есть право не свидетельствовать против самого себя.       Кащенков поднял глаза на следователя.       — Да, понял, — ответил он.       — Расскажите мне о своих отношениях с потерпевшим.       — Он был моим знакомым.       — Вы встречались с ним в день убийства?       — Нет.       — А где вы были в момент убийства?       — Я был дома.       — Это может кто-нибудь подтвердить?       — Нет, я всегда дома один, — произнес Кащенков, поправляя свою рубашку.       Суворов нахмурился.       — Вы понимаете, что вам грозит от шести до пятнадцати лет лишения свободы?       — Да.       — Хорошо. У нас есть свидетели, которые видели вас выходящим из подъезда убитого в день преступления.       — Свидетели могут ошибаться, — сказал Кащенков, пытаясь скрыть волнение.       — Мы также нашли ваши отпечатки пальцев на орудии преступления.       Кащенков сделал глубокий вдох.       — Я не убивал его, — сказал он, — Вов, меня хотят подставить.       В комнате повисло напряженное молчание. Суворов смотрел в глаза Кащенкову, пытаясь понять, говорит ли он правду. В их глубине он заметил проблеск отчаяния, что заставило его усомниться в виновности подозреваемого.       — Хорошо, — сказал Суворов, — Я помещаю вас под домашний арест. Вы будете находиться у себя дома под наблюдением полиции в ожидании дальнейших следственных действий. Кащенков встал и поплелся к выходу. По пути он обернулся и бросил последний взгляд на Суворова. В его глазах мелкнуло что-то, что Суворов не мог понять. Несколько часов спустя Суворов прибыл в квартиру Кащенкова, чтобы вручить ему официальное уведомление о домашнем аресте. Кащенков открыл дверь и впустил его внутрь.       — Вот, — сказал Суворов, протягивая Кащенкову документ, — Подпиши здесь. Кащенков взял бумагу и прочитал ее. Затем он поставил свою подпись в указанном месте.       — Спасибо, — сказал Суворов, — Теперь ты официально находишься под домашним арестом. Я буду приходить и проверять тебя каждый день, чтобы убедиться, что ты соблюдаешь условия.       — Хорошо, — сказал Кащенков, — Я никуда не собираюсь.       Суворов кивнул и развернулся, чтобы уйти.       — Подожди, — сказал Кащенков.       Суворов остановился и обернулся.       — Да?       — Я знаю, что ты мне не веришь, — сказал Кащенков, — Но я не убивал его.       Суворов посмотрел в глаза Кащенкову.       — Я знаю, — сказал он наконец, — Я разберусь в этом деле.       Кащенков кивнул и закрыл за Суворовым дверь. Суворов вернулся в свой кабинет и сел за стол. Он достал папку с делом Кащенкова и открыл ее. Он снова просмотрел улики, но на этот раз его взгляд был другим. Суворов знал, что это будет непростая задача, но он был полон решимости найти правду. В квартире проживало одиночество в виде хмурого Кащенкова. Одинокий огонек в его глазах принудительно гасил Суворов, который каждый день являлся на порог с официальной целью — проверка соблюдения условий домашнего ареста. Однако скрытый мотив Суворова лежал куда глубже. Его цель была вызвать былые чувства у подозреваемого.Каждая встреча с Кащенковым была попыткой посеять зерно к решению расследования дела. Кащенков, в свою очередь, готовил ужин для Суворова. Он приносил чашку горячего чая, пока Суворов погружался в архивные материалы дела.       — Как ты? — спрашивал Суворов, присаживаясь за стол.       — Держусь, — отвечал Кащенков, стараясь скрыть в голосе усталость от своего положения, — А ты?       — Работаю, — коротко отвечал Суворов, погружаясь в изучение архивных материалов дела.       Шум льющейся из крана воды был единственным аккомпанементом их напряженным встречам. В перерывах между допросами Суворов приносил Кащенкову книги и фильмы, чтобы скрасить его одиночество. Подобные жесты несли в себе иной, более глубокий смысл. Просматривая принесенные Суворовым подборки, Кащенков невольно проводил параллели со своим собственным жизненным путем.Эти фильмы и книги отражали различные аспекты: несправедливое заключение, проблемы в личной жизни, сомнения в своей виновности, жажду мести и поиск смысла жизни. Однажды, не выдержав душевных мук, Никита нарушил молчание.       — Я скучаю по тебе.       Суворов поднял голову от бумаг.       — Я тоже скучаю, Никита. Но пока ты не признаешься в убийстве, я не могу быть с тобой.       Несмотря на совесть, терзавшую его душу, Суворов продолжал колебаться между долгом и нравственностью. Он понимал, что поступает неправильно, играя на былых чувствах, но признание в убийстве стало бы для него окончательным доказательством вины. Всю ночь Никита не мог сомкнуть глаз, терзаемый мыслями о своем будущем и о Суворове. Он знал, что должен что-то предпринять, иначе он потеряет его навсегда. На следующее утро, когда Суворов вновь пришел с проверкой, Кащенков встретил его с неожиданным заявлением.       — Я готов признаться.