Май

      Сакура весну просто обожала. Особенно май. Когда асфальт высыхал, а деревья вокруг распускали свежие, прозрачно-зеленые листья. Яблони, словно припорошенные снегом, уже вовсю цвели, ветер гонял по теплому асфальту белые лепестки, мешая их с пухом одуванчиков, и теплый ветер нес ароматы приближающегося лета.       В университете скоро начнется сессия, но настроение это совсем не портило. Даже наоборот, радость от скорой свободы наполняла легкие, заставляла выпрямить спину и сменить, наконец, старые джинсы на легкий сарафан.       Теплый розовый вечер накрывал город. Сакура только вышла из больницы, совершенно вымотанная, но ничуть не менее счастливая. Весной она словно бы зацветала сама, ей невыносимо хотелось любить, но обжегшись об очередные отношения, совсем бросила эту идею.       Только молодой врач, работающий в этой же клинике, перевернул все с ног на голову, заставлял смеяться над своими глупыми шутками и вызывал глупую улыбку всякий раз, когда Сакура случайно заставала его в ординаторской, читающим очередную похабную книжку.       Он так забавно краснел, что Сакура уже и не пыталась скрывать своих улыбок и улыбалась всякий раз, когда мельком замечала доктора в коридорах. Какаши даже не здоровался, только подмигивал на ее нерешительное «здравствуйте», и спешил по своим делам. В больнице дела, к сожалению, были всегда, и уловить хоть минуточку рядом с доктором было почти невозможно.       Потом оказалось, что уезжают они с одной остановки, только едут в разные стороны. Сакура стала задерживаться в больнице, находила себе какое-нибудь дело, и заведующая Цунаде хвалила ее, пророчила хорошее будущее, благодаря такой отдаче и старательности. И признаться, что засиживалась в больнице, только потому что Какаши уходил позже, было стыдно.       Сакура с нетерпением ждала общих смен, чтобы вечером пройтись вместе эти пятнадцать минут до остановки мимо заброшенного яблоневого сада, и хоть немножко поговорить. Ни о чем серьезном Сакура не задумывалась. Так, просто проводила время с человеком, который был ей симпатичен. Вот только симпатия эта перерастала в нечто большее слишком стремительно, и Сакура не сопротивлялась, полностью растворяясь в потоке чувств.       Щеки краснели, когда Какаши небрежно кивал ей по утрам, но Сакура не стеснялась, знала, как мило выглядит с нежным румянцем под слоем косметики. Другие девушки часто выглядели как помидоры, покрываясь красными пятнами, Сакуре же румянец очень шел. И Какаши это видел тоже.       Его блестящие глаза, которые каждый раз — всего на мгновение, — задерживалась на ней, выдавали его интерес с головой. Или же он не пытался его скрыть?       Он осмелился поцеловать её только когда она сама потянулась к нему, когда они вместе зашли в заброшенный сад. Сакура почти затащила его посмотреть на розовую яблоню.       — Гляди, почти в цвет моих волос, — смеялась она, прикладывая к волосам нежные ветки усыпанные цветами, и видела, как он любуется. Не яблоней — ей.       Он нерешительно подошел ближе, приобнял за талию, и Сакура вытянулась вверх, обхватила его лицо руками и закрыла глаза, чувствуя прикосновение его губ.       Она с улыбкой вспоминала этот миг, как они обнимались под яблоней, и как в сердце затеплилось забытое чувство любви. Сакура шагала по чистому асфальту, бордюры празднично выкрашены в белый, но кое-где уже виднелись грязные следы детских ботинок. Теплый воздух нежно обнимал ее за голые плечи, и Сакура обхватила их руками, стараясь успокоить себя хоть чуть-чуть.       Волнительно до жути.       Сменами с Какаши они сегодня разминулись, у него выдался выходной день, а вот Сакуре пришлось ехать в больницу после учебы. И теперь, проехав в душном троллейбусе добрых полчаса, она подходила к той самой многоэтажке, с пропахнувшим сигаретами подъездом и старыми дверьми без кодового замка.       Сакура спешила, чувствуя, что сегодняшний вечер будет особенным.       Какаши встретил ее на полпути к дому, приобнял за обнаженные плечи, мягко коснулся губами макушки, и Сакура в одно мгновение расцвела. Тяжелый день в больнице, учеба, приближающаяся сессия — все отошло на второй план.       Глаза многоэтажек следили за их шагами. Деревянная дверь обклеенная объявлениями сипло скрипнула. Прохлада бетонных стен, выкрашенных в болезненный синий, встретила их душком дешевых сигарет. Сквозь грязные окна сочился розовый свет.       Какаши так мило краснел, когда Сакура слишком долго целовала его. Они лежали на цветастом пледе, тесно прижимаясь друг к другу. Сакура чувствовала, как твердеет в домашних брюках член, но не торопилась, хотела, чтобы Какаши ждал, чтобы хотел ее так, что больше не сможет терпеть.       Какаши перевернулся на спину, утаскивая Сакуру за собой. Она оказалась сверху и его руки скользнули под легкий сарафан, сжали бедра, подбираясь к промежности, и Сакура прогнулась, позволяя ему трогать себя сквозь белье. Какаши тяжело вздохнул, отрываясь от ее губ, спускаясь к шее и ниже, зацеловывая ключицу, плечи. Его рука отодвинула кромку уже влажного белья, лаская увереннее, и только теперь Сакура почувствовала, как краснеют ее щеки, и что в комнате ужасно жарко, и что каждое прикосновение отдается в теле дрожью.       Сакура наощупь добралась до брюк, пальцами пробегаясь по затвердевшему члену. Она уже потянула за резинку вниз, когда Какаши резко развернулся, снова опрокидывая Сакуру на спину, задрал ее юбку повыше и прошелся по животу дорожкой поцелуев, подбираясь к кромке белья.       Его язык скользнул внутрь, заставив Сакуру тихо выдохнуть. От его прикосновений жар растекался по телу, хотелось раствориться в нем и совершенно обо всем забыть, но Какаши оторвался от нее, стягивая с себя брюки.       — У тебя защита есть? — спросил Какаши, и Сакура укоризненно посмотрела на него. Вроде доктор, а о такой мелочи не позаботился.       — Я пью таблетки.       Сакура закатила глаза, но тут же выкинула все из головы, когда Какаши оттянул губами кожу на шее, и его волосы щекотливо прошлись по подбородку. Его руки изучали грудь, потирая сквозь ткань чувствительные соски, и Сакура нетерпеливо поерзала. Внизу было влажно, низ живота тянуло, она свела ноги, чтобы хоть немного облегчить это напряжение, но Какаши не позволил, поставил колено меж ее ног, скользнул пальцами внутрь.       Сакура выгнулась, повела бедрами вперед, насаживаясь на пальцы, пока Какаши копошился с брюками, пытаясь стянуть их одной рукой, и в конце концов Сакура привстала, оттолкнула его от себя, помогая ему выпутаться из белья и брюк.       Она сама стянула с себя кружево белья и сарафан — специально мучалась сегодня в красивом белье целый день, и откинулась на подушки, надеясь, что яркие розовые волосы красиво рассыпались по подушке.       Сакура знала, что выглядит красиво, что тело у нее подтянутое, и что грудь аккуратная и упругая, и видела, что и Какаши это нравится. Он жадно разглядывал ее, скинул с себя футболку, и Сакура смогла его как следует рассмотреть. Его рельефные мышцы пресса, красивые руки, изящные линии, спускающиеся к члену — Сакура зажмурилась. Красиво. Как красиво.       Он мягко и не торопясь вошел в нее, двигаясь медленно, пока Сакура не начала подмахивать бедрами ему в такт. Он склонился над ней, вжимая Сакуру в плед, ритмично покачиваясь, пока в ее легких не закончился воздух и громкие вздохи не превратились в тихие всхлипы. Жарко и до невозможности хорошо.       Какаши отыскал руки, сжал запястья, поднимая их над головой, и впился губами в ее, напористо и рьяно, и Сакура, выгнулась, чувствуя, как туго сжимаются мышцы внизу живота, обхватывая горячий член внутри. Какаши через мгновение остановился, уткнулся в плечо, громко выдохнув.       Сакура сидела на подоконнике у распахнутого окна, завернулась в плед и допивала кружку зеленого чая, пока Какаши, согнувшись, докуривал сигарету.       — Это же вредно, — сказала Сакура, недовольно поморщив нос.       — Не вреднее, чем ты, — с улыбкой ответил Какаши, стряхивая с сигареты пепел. За окном шумел майский вечер — на площадке играли дети, звенел летающий по двору мяч, щебетали вечерние птицы, а город медленно укрывала ночь.