she's a lady, i'm just a boy

Сынмина, когда он выходит из ванной, встречает оглушительная тишина. В комнате темно, горит только лампа на тумбе. Минхо, сидящая на кровати в кружевном белье, смотрит на него пристально, словно ждет, что он откажется. Оденется и уйдет. Но Сынмин качает головой и делает шаг навстречу. Он сам об этом попросил. — Свет оставить? — спрашивает Минхо, постукивая ногтями по поверхности тумбы. Сынмину кажется, что этот ритм — неровный, резкий, отрывистый — он ощущает всем собой. И пульс учащается в такт. — Не нужно, — выдавливает он. Минхо кивает, двигается на кровати дальше, освобождая место, а взглядом скользит по нему сверху вниз, медленно, внимательно. Замирает на мгновение на животе — или ниже, или выше, Сынмин плохо понимает, но все равно хочется прикрыться. Рука дергается. Он сжимает пальцы, вдавливая ногти в ладонь. — Иди сюда. Сынмин кивает, осторожно подходит ближе. Он нервничает, но вместе с тем — предвкушает, что будет дальше. Это не первый раз, и ему давно пора привыкнуть, давно пора реагировать иначе — но у него никогда не получается. Стыд разливается по телу вместе с возбуждением. Кожа горит. Минхо его еще даже не касалась, а Сынмин уже уязвим и открыт. Он садится рядом, чувствует тепло ее бедра своим. Минхо неторопливо ведет кончиками пальцев от колена до паха, почти неощутимо задевает член — и тут же убирает руку. Сынмин выдыхает сквозь зубы, притягивая ее к себе и обнимая за талию, когда она забирается сверху. Жесткое кружево ее белья легко царапает кожу. Сынмин опускает ладони ниже, на ягодицы. Минхо тихо смеется, коротко целует его и стекает обратно на кровать. — Готовился? Слова застревают в горле. Сынмин снова кивает и откидывается на спину. Он ждет, что сейчас она попросит его перевернуться, но Минхо отчего-то решает не торопиться — она снова оказывается у него на коленях, прижимается прямо к члену. Кружево задевает головку, и это почти неприятно, но Минхо тут же гладит, проскальзывая пальцами между телами, обводит подушечкой щелку. Сынмин жмурится. Минхо слегка отодвигается, обхватывает член ладонью. У Сынмина уже стоит, и неспешность Минхо сводит его с ума. Она касается мягко и нежно, а Сынмина коротит — он знает, что совсем скоро будет иначе. Мягкость сменится твердостью, нежность — грубостью. Минхо выполнит его желание, а он будет смотреть на нее с благодарностью и любовью, потому что кто еще поймет его так, как понимает она. — Поможешь мне? Это даже не вопрос. Сынмин ни за что не сможет ей отказать. Он приподнимается на локтях. Минхо отползает. Сынмин тянется следом, хочет помочь хотя бы с застежками на бра, но она шлепает его по рукам и раздевается сама. Дотронуться все равно позволяет — льнет ближе, кладет ладони Сынмина на грудь. Он млеет. От ее тепла, от четко расставленных границы. Ему нравится, что с ней не нужно думать, не нужно ничего контролировать. Он может просто отпустить себя — и ничего страшного не случится. Каждый раз эта мысль становится для него откровением. Он доверяет Минхо и в обычной жизни. Господи, она мать его ребенка, конечно, он ей доверяет, но это — это другое. Другой уровень, другие ощущения. Другая динамика. Минхо снова берет его член в руку, обхватывает плотнее и крепче. Сынмин жмурится, кусая губы. Бедра дрожат. Хочется толкнуться навстречу. Он возбужден настолько, что перед глазами все плывет. Время замирает. Сынмину мало, но даже от крохотной искры удовольствия голову ведет. Он кладет ладони Минхо на талию — просто чтобы чувствовать ее, знать, что она здесь. — Открой глаза, — просит она. Сынмин слушается. Словно завороженный, следит, как она облизывается, как язык скользит сначала по верхней, потом по нижней губе, оставляя влажный след. Минхо смотрит на него в ответ, не отворачиваясь, только чуть наклонив голову. Ее волосы спадают на одно плечо, прикрывают грудь. — Можно? Минхо оценивающе прищуривается, но кивает. Сынмин тут же отводит волосы в сторону и накрывает пальцами соски, мягко массирует. Минхо улыбается и двигает рукой чаще. Сквозь пелену возбуждения Сынмин вспоминает, что должен был с чем-то помочь. Он смутно догадывается, но пока Минхо не скажет прямо — он не посмеет сделать хоть что-нибудь. Минхо, будто угадывая его мысли, берет его за запястье и тянет одну руку вниз, прямо к клитору. — Медленно, — направляет она. Сынмин подчиняется. Кружит пальцами, слабо нажимая, ведет чуть дальше, туда, где уже влажно и горячо, скользит обратно. Минхо дышит чаще, стискивая его бедрами, трется сама. Сынмин замирает и держит руку так, чтобы ей было удобнее. Ее удовольствие почему-то ощущается острее собственного. Ближе. Важнее. Сынмин сгибает пальцы, два входят легко и правильно. Минхо стонет и наклоняется вперед, кончики волос щекочут Сынмину плечо. Одна прядка падает на щеку. Минхо сдувает ее, смешно сморщив нос, а потом сокращает оставшиеся несколько сантиметров между ними и целует. Сынмина разрывает от ощущений. От того, что Минхо почти лежит на нем, неровно насаживаясь на пальцы. Ему хочется, чтобы она была довольна. Чтобы ей было хорошо. И больше всего остального — хочется, чтобы она разделила это наслаждение с ним. Ее стоны тонут в поцелуе, стоны Сынмина — исчезают, даже не срываясь с губ. В такие моменты он всегда становится тише, даже если ощущений бывает через край. Хотя с Минхо ему всегда — через край. Она неожиданно выпрямляется, соскальзывает с пальцев. Руку с члена убирает тоже. Сынмин с трудом промаргивается. — Хватит, — твердо произносит Минхо и, повозившись, сует ему в ладонь страпон. — Справишься? Сынмин кивает, но Минхо недовольно поджимает губы. — Да, — сдавленно говорит Сынмин. — Справлюсь. — Вот так. Должен же от тебя быть хоть какой-то толк. По телу прокатывается волна мурашек. Минхо точно знает, что нужно сказать, чтобы возбуждение всколыхнулось внутри. Сынмину стыдно — каждый раз так стыдно, перед Минхо, перед собой, — за то, как его это заводит. Но он заводится только сильнее, чем больше его душит стыд. Пальцы дрожат. Игрушка едва не валится на кровать. Минхо цокает и берет его за руки, успокаивающе гладит большими пальцами. — Не разочаровывай меня. Сынмин сглатывает, выдыхает и старательно успокаивается. Минхо дает ему смазку, приподнимается на коленях. Сынмин смазывает погружную часть и медленно вставляет, следя за реакцией Минхо. Она прикрывает глаза, видимо, привыкая к ощущениям, переступает с ноги на ногу, держась за бедро Сынмина. Через мгновение она шлепает его и перелезает в сторону, присаживаясь на пятки. — Перевернись. Сынмин медлит. Минхо шлепает еще раз, сильнее. Больнее. — Что, этого ты сделать не можешь? — Она усмехается. Сынмин ею откровенно любуется — она выглядит властно, уверенно; волосы чуть растрепались, губы припухли и покраснели. Черный страпон ей идет, а румянец на щеках выдает, что и ей эта игра нравится. — Ну же, — торопит Минхо. — Иначе я сейчас уйду, а ты останешься. И спать я лягу в гостиной. Ее слова звучат угрожающе. Часть Сынмина хочет проверить, правда ли Минхо его бросит, но другой части уже не терпится. Ему нравится ее доводить, нравятся ее эмоции — неприкрытое раздражение, холодный тон, пронзительная резкость, — потому что в моменты, когда она настоящая, несдержанная, Сынмину кажется, что никого красивее он не видел. Ласковой и нежной он ее тоже любит, может быть, даже больше, потому что это бывает так редко, что по пальцам пересчитать можно. И он ее ценит, он ее, честно, просто обожает. И иногда обожания так много, что оно перекрывает вообще все. Раньше он думал, что это странно. Теперь — не знает, как может быть иначе. — Ты меня не слышал? Сынмин вздрагивает и ложится на живот, вскидывая бедра. Минхо усаживается сверху, разминает ягодицы. Бьет сначала по одной, потом по другой. Сынмин резко выдыхает, морщась. Возбуждение болезненно пульсирует внутри. Обычно Минхо так не медлит. Сынмин и сегодня ждал, что все будет быстрее. Жаловаться не на что, он уже едва соображает от эмоций и предвкушения, от того, насколько он заведен, — и все равно почти просит перестать. Он вовремя прикусывает губы, чтобы не сказать лишнего. С Минхо станется действительно оставить его в спальне и уйти, выразительно покачивая бедрами, а это последнее, что Сынмину нужно. Минхо раздвигает ягодицы, подается ближе. Сынмин чувствует, как по входу скользит твердая головка игрушки, как щекотно льется смазка. После — теплые, мягкие пальцы осторожно проталкиваются внутрь. Сынмин готовился в душе, но эту часть Минхо никогда не пропускает. Может, думает, что он не растянется правильно, может, ей просто нравится процесс. Как и всегда, она оглаживает стенки, двигая пальцами в только ей понятном ритме. Сразу же касается так, как нужно, и Сынмин со стоном утыкается в сложенные перед собой руки — от удовольствия перед глазами темнеет. Минхо мучает его, теперь уже по-настоящему. Раззадоривает, дразнит, доводит почти до грани — и прекращает. Шлепает по заднице, с нажимом гладит по пояснице, контрастно ласково дотрагиватся губами до лопаток. Сынмин ерзает под ней в бесполезных попытках потереться о постель. Еще немного — и станет действительно больно. Он хочет кончить. Хочет, чтобы пелена возбуждения спала хотя бы на мгновение. Мысли путаются и обрываются. — Минхо… — начинает Сынмин, но собрать слова в предложение, в просьбу, не получается. — Настолько не терпится? — усмехается Минхо, но, кажется, решает его пощадить. Кровать прогибается то с одной, то с другой стороны. Нежные ладони ложатся на ягодицы. Когда ко входу прижимается головка, Сынмин замирает и покорно ждет. Минхо входит так неторопливо, что, если бы она не сидела сверху, Сынмин бы дернулся навстречу, чтобы резко насадиться до конца. Минхо бы ему, конечно, не позволила — но Сынмин бы обязательно попытался. — Как ты хочешь? — спрашивает Минхо. Сынмин знает, что, пусть ее голос и звучит искренне, это еще ничего не значит, и все равно отвечает: — Быстрее. — Как скажешь. — Минхо толкается пару раз, неглубоко, коротко, но уверенно, выбивая из Сынмина сдавленные стоны, но провалиться в наслаждение не позволяет — останавливается, легко покачивая бедрами, и не двигается. Сынмин жмурится, стискивает простынь в пальцах, собираясь с силами. — Минхо, пожалуйста. — Выходит неразборчиво, мольба глушится постелью. Голос срывается. Минхо гладит его по плечам, а потом неожиданно прихватывает за волосы на затылке, заставляя поднять голову. — Повтори. У Сынмина даже нет сил привычно огрызнуться или закатить глаза. Он настолько на грани, что готов просить снова и снова, пока Минхо не прислушается. Это будет унизительно — и, может быть, Минхо презрительно фыркнет, — но Сынмину плевать. — Пожалуйста, быстрее, — произносит он как можно громче. — Какой послушный, — шепчет Минхо, наклоняясь и на секунду прижимаясь к его губам своими. — Можешь же, когда хочешь. Сынмин хочет — быть послушным, быть достойным, заслужить оргазм, даже если придется просто беспрекословно подчиняться. Он подчинится. Он сделает все, что Минхо скажет. Она отпускает его и, вопреки сказанному, выходит до конца. — На колени. Ни руки, ни ноги не слушаются. Сынмин поднимается нерасторопно, пошатываясь. Минхо придерживает его за бедра. — Какой же ты нелепый, — вздыхает она. — Даже не знаю, может, ты все-таки не заслуживаешь кончить? Минхо вторит его мыслям — Сынмина пробирает дрожью. — Нет, пожалуйста. — Он оборачивается через плечо. Минхо улыбается тепло и открыто, и во взгляде ее нет ни намека на ту холодность, что звучит в голосе. От контраста голова кружится. — Что мне сделать? Я все сделаю. Минхо усмехается: — Кричи погромче. — И давит Сынмину на поясницу, заставляя выставить задницу, а потом вталкивается резко, стремительно, так, что Сынмин при всем желании не смог бы сдержать вскрик. Больше она не медлит. Движется отрывисто и спешно. Сынмин впивается пальцами в простынь, пытаясь не упасть, жмурится от обилия ощущений. За собственными громкими всхлипами и стонами он слышит, как стонет Минхо, как она бормочет что-то себе под нос, как часто дышит. Низ живота сводит, разрядка кажется ужасно близкой — и одновременно ужасно далекой. Но опустить руку вниз Сынмин не осмеливается. Минхо, видимо, чувствует это сама — что именно Сынмина выдает, он ни в этот раз, ни во все другие не догадывается, — она чуть сбавляет темп и накрывает ладонью его член, размазывает по головке выступившую смазку и просто держит руку так, что от каждого толчка Сынмина протаскивает вперед, а член скользит в тугое кольцо. Мурашками пробирает настолько остро, что Сынмин прокусывает губу до крови. Удовольствие вспыхивает внутри, колется искрами под кожей — и через несколько мгновений он кончает, дернувшись, сжавшись вокруг игрушки и почти взвыв в голос. Оргазм прокатывается по телу волнами, одна за одной, лишает остатков мыслей и понимания, что вообще происходит. Сынмин падает на кровать в попытках отдышаться. Тело кажется чужим, а чувствительность выкручивается на максимум — дыхание Минхо щекочет лопатки, игрушка внутри давит теперь уже неправильно, некомфортно. Минхо отстраняется, выскальзывая из него. Сынмин морщится, но даже повернуться не хватает сил. Минхо сама ложится с ним рядом, закинув на него ногу, и ласково гладит по волосам. Пару минут они просто молчат. Сынмин медленно приходит в себя. Мир вокруг собирается по кусочкам — и он вместе с ним. Тишину первой нарушает Минхо: — Ты в порядке? Сынмин неловко перекатывается на бок. — В полном. А ты?.. Минхо смеется и несильно шлепает его по плечу. — Потом. Ты же уснешь сейчас, уже вижу, как глаза закрываются. Сынмин выдавливает сонную улыбку и почти вслепую находит руку Минхо, переплетает их пальцы и подползает ближе, тычась лбом в ее плечо. — Ну только не на мне! — притворно ворчит Минхо. Сынмин в отместку трется об нее носом и широко лижет ложбинку на груди. — Ну эй! Сынмин обнимает ее крепче и довольно закрывает глаза. Минхо упирается подбородком ему в макушку и, Сынмин уверен, улыбается.