Вторая зависимость

Хаус не знает, с каких пор его так заинтересовал Чейз. Богатенький мальчик, связавший свою жизнь с медициной. Он не ведет себя, как типичный мажор, чего бы стоило ожидать. Не ставит себя выше других. Действительно проявляет интерес к работе. И все же добивается повышенного к его персоне внимания. Почему-то только от Хауса. Чейз постоянно за ним таскается, как глупый щеночек. Лучше бы играл с ребятками из своего маленького круга интернов. Но нет. Чейз пытается подружиться именно с Хаусом, которому понятие дружбы мало знакомо. И все равно Чейз старается ему угодить. Готовит кофе по утрам, приносит сендвичи без огурцов (и откуда узнал о его предпочтениях?), дежурит в клинике, когда нужно, прикрывает перед Кадди и даже смеется над его не слишком уместными шутками. Подлизывается, как говорят другие, но с какой целью? Хаус хочет понять Чейза, разгадать очередную головоломку. Это его личное дело, для которого нужно определить дифференциальный диагноз. Хаусу это особенно важно, потому что он сам является носителем странных симптомов.  Его цепляет этот мальчишка. Когда Чейз выдает хорошую мысль на обсуждении заболеваний, его хочется похвалить и потрепать по макушке. Когда Чейз соглашается на любые безумные идеи Хауса и остается на его стороне вне зависимости от мнения остальных, диагноста одолевают теплые чувства. Природа этих чувств Грегу непонятна. Но безграничное доверие Чейза очень вдохновляет.  Хаусу нравится за ним наблюдать. Его горящие серо-зеленые глаза привлекают внимание и не дают от себя оторваться. Пшеничные с золотистым отливом волосы хочется потрогать, пропустить через пальцы мягкие пряди. От Чейза приятно пахнет тропическими фруктами, когда он стоит рядом или проходит мимо. А еще Чейза хочется касаться. Случайно задеть рукой его руку; взять за предплечья, отодвигая в сторону, мол мешает смотреть на доску; провести пальцами по спине в ободряющем жесте. Хаус не понимает, что в этом мальчишке такого особенного и почему к нему так тянет. Хаус не знает, с каких пор у него появилась вторая зависимость.  Чейз не скрывает, что ему нравится Хаус. Как врач, конечно. Он спокойно говорит об этом, когда Форман намекает на его любовь угождать начальнику. Льстец, подлиза. Как бы не так. Чейз считает Хауса настоящим гением в медицине. Но этих поверхностных знаний ему недостаточно. Чейз хочет узнать, что за человек скрывается под маской мизантропа. Чейзу интересен Хаус. Умный, статный мужчина, с напускной грубостью, осознанно отталкивающий от себя людей. Чейз часто - слишком часто - задерживает на нем взгляд. И периодически - а может и всегда - Хаус это замечает. Тогда он обращает на Чейза свои невозмутимые синие омуты и удерживает зрительный контакт ровно столько, сколько выдерживает сам Чейз. И Чейз еще ни разу не выиграл в эту игру в гляделки.  Хаус до одури азартен. Периодически он вовлекает Чейза в свои абсолютно дурацкие споры. Ставкой бывает то здоровье пациента, то цвет трусиков Кэмерон, выглядывающих из-под низко-посаженных джинс. «Ставлю на то, что сегодня они розовые». Чейз выдает что-то вроде «наверняка белые», хотя сам никогда не замечал что на ней надето. Чейз принимает участие в спорах, потому что в этот момент Хаус перестает быть серьезным и угрюмым. Он заметно веселеет, жаждая поскорее доказать свою правоту. И конечно, всегда побеждает. Чейзу нравится видеть довольную улыбку на его лице. А еще Чейзу нравится особое внимание Хауса к своей персоне. Обычно это проявляется в виде похабных комментариев, на которые Чейз непременно отвечает флиртом. Вследствие чего, Хаус едва заметно улыбается и кидает на Чейза неоднозначные взгляды. Чейзу это нравится. Чейзу нравится Хаус. И не только, как врач. Но уж это Чейз точно не будет афишировать.  *** Хаус вальяжно развалился на кресле в своем кабинете, закинув ноги на край стола. Время близится к концу рабочего дня, а портативный телевизор показывает любимый сериал. И главное - никто не достает по мелочам. Идиллия.  — Смотрю, ты сильно занят, — Уилсон заходит без приглашения. — трудишься в поте лица.  Хаус одаривает друга снисходительным взглядом.  — Мои птенчики разлетелись по делам.  — Судя по всему, по твоим делам.  — Ну не помирать же им от скуки. Эту тяжелую ношу я великодушно принял на себя.  — Ты невыносим. Почему они вообще на тебя работают? — Уилсон смеется и качает головой.  — Наверное, согрешили в прошлой жизни.  Хаус смотрит на часы и решает, что сегодня можно закончить пораньше. Уже направляясь к выходу из больницы, он подмечает, что вопрос Уилсона его озадачил. Почему эти трое выбрали Хауса? С Кэмерон все понятно: ее привлекают жалкие и безнадежные, которым она так хочет помочь. Своим добрым отношением она действительно располагает к себе пациентов, но с Хаусом этот трюк не прокатывает. Форман упрямый и самоуверенный, как и сам Хаус. Несмотря на недовольство Формана методами диагноста, они неплохо сработались. А вот Чейз… его мотивы Хаусу непонятны. Хаус намеревается это выяснить.  После обсуждения диф диагноза, Хаус отправляет Кэмерон и Формана заниматься анализами и лечением пациента, а Чейза просит остаться. Чейз думает, что сейчас его либо поощрят пряником, либо накажут кнутом. За что — пока сам не знает.  Хаус взглядом указывает на стул, мол, располагайся. Затем присаживается на край своего стола, совсем близко к Чейзу, чтобы смотреть на него сверху вниз.  — Почему ты пошел работать именно ко мне? Есть много других специалистов, набирающих интернов.  — К вам многие хотят попасть. — Чейз пожимает плечами, не понимая, почему Хаусу вообще это интересно. — Я спрашиваю не их, а тебя.  — Ну, я много о вас слышал...  — Значит слышал и о моих взаимоотношениях с людьми. И все равно пошел. Ты что, мазохист?  Чейз усмехается. Может и мазохист. — Меня это не пугает. Даже когда вы злитесь, ворчите и раскидываетесь оскорбительными эпитетами. Это всего лишь слова. А все люди лгут, не так ли?  — И о чем же я лгу? Думаешь, если я называю тебя последним идиотом, то в глубине души питаю к тебе нежные чувства?  — А вы питаете? — Чейз задорно улыбается, увлеченный неожиданно сменившейся темой разговора. Хаус смотрит на него, как на последнего идиота. Прямо как и сказал ранее. Но отчего-то не может ответить на вопрос своего интерна. Сам не понимает, почему так интересуется его мнением. И им самим.  — Могу солгать. Тебя какой ответ устроит?  Чейз, слегка разочарованный, скрещивает руки на груди. Так нечестно. На него все еще направлен серьезный вдумчивый взгляд. Когда Хаус смотрит вот так, Чейз начинает тонуть в его бездонных синих глазах. Будто прыгнул в море и вдруг разучился плавать. Соленая вода попадает в рот, оттуда в легкие. И разъедает все внутри. Чейз вздыхает, принимая свое поражение.  — Меня привлекает ваша личность. Ваши методы лечения, идеи. Нестандартное мышление. Холодный рассудок. Вы как хирург, только режете без ножа. Хаус внимательно смотрит еще какое-то время, анализируя полученный ответ. Затем кивает, отворачивается и садится за стол, таким образом объявляя разговор закрытым.  ***  В этот день Хаус приходит раньше обычного. И все равно попадается на глаза Кадди. Она что, его караулит? Как на зло, никакого особенного дела у диагноста нет. От клиники не отвертеться. Хаус использует свой любимый прием для отвлечения внимания: удивленно смотрит за спину Кадди.  — О боже, только не оборачивайся. — заговорщический шепот Хауса все же заставляет Лизу купиться на трюк и повернуть голову. В этот момент Хаус уже ковыляет к лифту.  — Даже не надейся избежать клиники, Хаус, иначе запрещу фармацевту выдавать тебе викодин.  Будто он не сможет найти другой способ его получить. Двери лифта закрываются, когда в него чудом успевает проскочить Чейз. Слегка растрепанный, без галстука и с расстегнутыми верхними пуговицами синей рубашки. Взгляду открывается ямочка между ключицами, на что Хаус не может не обратить внимание. Сегодня от Чейза пахнет лавандой.  — И где же ночевала моя принцесса? — вместо приветствия диагност сразу переходит к интересующему его вопросу. Не то, чтобы Хауса это сильно волновало… но в голосе проскальзывают ревностные нотки.  — Не дома, — слишком короткий ответ. Хауса это, конечно, не устраивает, и смотрит он с явным упреком. Но больше ничего не говорит. Лишь сопоставляет в голове и без того очевидные факты. Чейз отводит взгляд, поджимая губы. Дальше они едут в напряженном молчании.  Диагност распределяет между интернами рабочие задачи на сегодня и даже не язвит. Он наблюдает. Кэмерон выглядит уставшей и потерянной. У нее покрасневшие глаза, но не похоже, чтобы она всю ночь рыдала. Она натягивает рукава на ладони, избегает зрительного контакта с коллегами. Похмелье? Но не факт, что от алкоголя.  Когда Кэмерон проходит мимо, Хаус улавливает легкий шлейф лавандового геля для душа.  Чейзу неловко и некомфортно. Он не испытывает чувств к Кэмерон и ощущает себя странно из-за прошлой ночи. Возможно, она просто хотела попробовать все то, чем обычно занимаются студенты. Все то, что раньше она обходила стороной. Эллисон впервые была под кайфом. Может быть теперь она даже жалеет о случившемся. В любом случае, Чейз хочет установить границы и ловит Кэмерон между делом.  — Ативан тебя успокоит. — Роберт заботливо протягивает коллеге таблетки, беспокоясь о ее самочувствии.  — А ты сам спокоен?  — Я же не глотал метамфетамин. — он молчит некоторое время. — Прошлая ночь больше не должна повторяться.  — Ты думаешь, я этого жду?  Чейз улыбается, принимая ее ответ. Они друг друга поняли.  Чейз находит Хауса в кафетерии и без спроса подсаживается к нему за стол. Хаус подмечает, что пуговицы на его рубашке уже застегнуты.  — Вы сегодня на редкость молчаливы.  — Когда я ем, я глух и нем. Слышал такое?  Чейз поджимает губы. Открывает свой шоколадный пудинг, некоторое время мешает его ложкой.  — Вы чем-то расстроены? // — Ты спал с Кэмерон?  Они задают вопросы одновременно, из-за чего слова смешиваются и образуют собой какую-то кашу. Врачи смотрят друг на друга, распознавая сказанное, и не решаются вновь заговорить. Первым прерывает молчание Роберт.  — Почему вас это волнует?  — Меня интересует личная жизнь подчиненных, это может сказаться на их работе.  — Могли бы соврать изобретательнее. Вы ревнуете, — Чейз улыбается, сложив в уме дважды два. — Меня или Кэмерон? — он не надеется услышать первый вариант. А может и надеется. Совсем чуть-чуть. Они снова играют в гляделки, но на этот раз глаза опускает Хаус.  — Мне нет дела до ваших лесбийских развлечений.   Уклоняется от ответа. Тембр голоса слишком холодный, что не свойственно для их общения. Хаус отдаляется, как бывает, когда его задевают за живое. Чейз порывается напомнить, что он далеко не девочка, но желание помириться - если это можно назвать ссорой - сильнее. Чейз очень хочет вернуть обратно их особую связь.  — Значит, вам заказывать шлюх можно, а нам с Кэмерон провести первую и последнюю ночь нельзя? — Чейз специально делает уклон на то, что не планирует это повторять. Хаус буравит его взглядом своих невозможных синих глаз. Анализирует.  — Больше так не делай, принцесса.  Чейз усмехается: кажется, Хаус решил, что они квиты. Секс без эмоциональной привязанности не в счет, а значит все по-честному. Поэтому Чейз улыбается самым соблазнительным образом, на который только способен.  ***  В Принстон-Плейнсборо ничего не меняется. По коридору все также снуют медсестры, в палатах все те же пациенты. Начинается новая смена, но кажется, что попросту не закончилась старая. И так по кругу.  В кабинете диагностики тоже всё на своих местах: Хаус спрашивает, интерны отвечают. Прямо как в школе. С одним лишь отличием: если они не найдут ответы на свои вопросы, кто-то может умереть.  Кэмерон и Форман подкидывают идеи, критикуют варианты Хауса, вставляют ремарки. Чейз перестает их слушать и ненадолго выпадает из общего разговора. Он сосредоточенно изучает симптомы в карте пациента, пытаясь найти, за что еще можно зацепиться. И неосознанно зажимает в зубах карандаш. Периодически он так делает, задумываясь о чем-либо. — Если так хочешь засунуть что-нибудь себе в рот, ты знаешь, где меня найти. — Хаус умеет привлекать к себе внимание. Даже слишком. Роберт давится воздухом и роняет карандаш на стол. Это что, месть? Мысленно проклинает Хауса и его абсолютно невозмутимое выражение лица. — Мне нужны твои мысли, Чейз. Хоть что-нибудь.  Чейз фокусируется на синеве чужих глаз и все понимает. Когда Хаус говорит - или даже просит?- так серьезно, почти отчаянно, значит дело плохо. Диф диагноз сам себя не поставит, поэтому приходится приберечь свое возмущение до лучших времен. Сыграем позже.  ***  Чейз только пришел на работу и еще не успел надеть халат, как горе-начальник затребовал повторный анамнез нынешнего пациента. Ничего нового выяснить не удалось. Люди врут, возможно и этот - не исключение. Хаус сидит за общим столом, поглощенный своими мыслями. Чейз изучает симптомы, стоя у доски, когда ему в спину прилетает скомканная бумажка.  — Мы что-то упускаем.  Роберт смотрит на Хауса укоризненно. Порой тот ведет себя, как ребенок. Балансирует на грани гениальности и инфантильности.  — Может мы ищем не там, где нужно. — Чейз наклоняется, чтобы поднять злополучный комочек бумаги. Наклоняется спиной к Хаусу. И Хаус на это конкретно залипает. — Сделаем МРТ всего тела.  — Давай еще раз. — Что? МРТ всего…  — Нет. Наклонись пониже, дорогуша.  — Боже, Хаус, — Роберт закатывает глаза и усмехается. — снимите себе проститутку. — Увы, у них в каталоге нет сексапильной блондинки австралийского происхождения.  Чейз на пару секунд сощуривается, оценивая сказанное, как камень в свой огород. Затем пожимает плечами в жесте «ну что поделать».  — На меня вам все равно денег не хватит. — заигрывающе улыбается и выходит за стеклянные двери кабинета. По видимому, делать МРТ. Или просто сбегает, довольный победой в словесной перепалке, будто только что не назвал себя проституткой. Конечно, исключительно хаусовской проституткой. Но сути это не меняет.  Может Хаусу и есть, что на это ответить, но он предпочитает промолчать. Уголки его губ дергаются в непроизвольной улыбке, пока он провожает Чейза задумчивым взглядом. Интересная реакция.  ***  Чейзу хотелось расслабиться после ночного дежурства. Он расположился за столом в кабинете диагностики, предварительно заварив себе растворимый кофе. Не такой вкусный, как в Старбаксе, но Чейзу нужно хоть немного взбодриться. Дежурство прошло относительно спокойно, правда поспать так и не удалось. Периодически дергала старушка: жаловалась то на боли в груди, то на затрудненное дыхание, что было своевременно купировано. Под утро Чейз смог немного отдохнуть, но спать все равно хотелось. Он прикрыл глаза, наслаждаясь воцарившейся тишиной. Продлилось это, конечно, недолго. В кабинет буквально влетел главный диагност и кинул на стол папку с документами. Новое дело. Ни минуты покоя.  — Девочка, десять лет. Сердечный приступ. Есть предположения?  Хаус бессовестно отобрал у Чейза кружку с кофе, сделал пару глотков, поморщился и всучил обратно. Чейз слышал, что в Японии существует такое понятие, как "косвенный поцелуй": один человек пьет из кружки, после чего второй пьет с того же места, с которого пил первый. Эта мысль взбодрила Чейза лучше кофеина. Он слабо улыбнулся и отпил с края, которого касался Хаус. И Хаус, конечно, это заметил: его взгляд изменился на заинтересованный, а уголки губ дернулись вверх. Кажется, он тоже знает о концепте непрямого поцелуя. Вскоре подтягиваются остальные.  *** С самого утра у Хауса болит нога. Сильнее обычного. Викодин лишь слегка заглушает, но не унимает боль полностью. Хаус раздражен, и интерны стараются лишний раз не попадаться ему на глаза.  Он думает о бездомной женщине с припадками, галлюцинациями и запредельной температурой. Изучает ее комиксы, в надежде найти в них, за что можно зацепиться. Но боль мешает ему думать. Иллюстрации летят на пол, отброшенные диагностом в порыве злости. Хаус сжимает рукой бедро и судорожно выдыхает.  — Сегодня хуже? — тихий голос возвращает в реальность и немного отрезвляет. В дверях кабинета мнется Чейз, видимо стоявший там уже некоторое время. Хауса раздражает сочувствие в его глазах.  — Чего тебе?  — Мы положили пациентку в ледяную ванну. У нее гидрофобия.  Хаус молчит, уставившись в одну точку. Мысленно перечисляет и связывает между собой все симптомы женщины. — Мне нужно кое-что проверить. — диагност встает, но тут же хватается за стол, удерживая себя от падения. Чертова нога опять подводит. Хаус тяжело выдыхает. У него изможденный вид. Диагност выдвигает предположение, чтобы детки сами с ним разобрались. — У нее может быть бешенство.  Чейз пропускает мимо ушей сказанное. Он смотрит на сжатые на больном бедре пальцы и сведенные к переносице брови. И очень хочет забрать эту боль себе. Чейз подходит ближе и опускается на колени перед Хаусом.  — Не лучший момент для минета. — Хаус даже в такой ситуации умудряется ну… быть Хаусом. Его выдает только несвойственная настороженность в глазах. Он чувствует себя уязвимым.  — Замолчите и позвольте вам помочь. — Чейз протягивает руку к его бедру, но Хаус успевает перехватить ее за запястье.  — Пошел вон, Чейз. — он говорит пониженным тоном, предупреждая о возможных последствиях. Злится, что Чейз вообще приперся. И что увидел его таким. Жалким. Подавленным. Загнанным в угол своим же недугом.  — Хаус. — бархатный голос звучит тихо и спокойно, а его обладатель неотрывно смотрит диагносту в глаза. — Доверьтесь мне.  Хаус явно напряжен. Он режет Чейза взглядом и молчит слишком долго, продолжая сжимать чужое запястье. Возможно, надеется, что Чейз сдастся и отступит. Возможно, дает себе время для размышлений. Нога продолжает чудовищно ныть. В конечном итоге, Хаус посылает все к черту и отпускает руку Чейза. Тяжело сглатывает и сильнее опирается о стол.  — С дежурства я тебя за это не отпущу.  — Я и не просил.  Чейз начинает осторожно растирать больное бедро. Разминает мышцы, прощупывает болезненные точки. Хаус запрокидывает голову и терпит. Знает, что будет легче. И легче действительно становится. Боль постепенно отпускает. Хаус наконец расслабляется, и, не задумываясь, запускает пальцы в белокурые волосы. Медленно перебирает их, чуть взъерошивает, ненавязчиво касается кожи головы. Чейз, от неожиданности, замирает. Даже задерживает дыхание. Поднимает взгляд вверх, встречаясь с синевой чужих глаз. Хаус легонько сжимает в руке пряди, отпускает и напоследок гладит парня по голове. Хороший мальчик.  — Достаточно. — он убирает руку и, помедлив, добавляет: — Спасибо, щеночек.  Чейз впервые за время работы в Принстон-Плейнсборо чувствует такое сильное смущение. Даже пошлые шутки Хауса обычно не вводят Чейза в ступор. Не вызывают столь ярких эмоций, как сейчас, одним лишь прикосновением. Таким ласковым. И абсолютно намеренным, в отличие от предыдущих. Что может быть интимнее, чем видеть за суровостью мягкость, показанную только тебе? Чейз поднимается с колен, не глядя кивает и поспешно выходит из кабинета.  *** Существует интересный факт, основанный на наблюдении за характером и поведением людей, в зависимости от того, каких домашних питомцев они предпочитают. Те, кто любят кошек - любят подчиняться. Те, кто, любят собак - любят, когда им подчиняются. Хаус любит собак. А Чейз... Гребаная. Собака.  Чейз завершает свой утренний ритуал: ставит две кружки свеже-заваренного кофе на стол, одна из которых предназначается Хаусу. И как это вошло в привычку? Ах да, Хаус прекрасно его выдрессировал. Чейз знает все хаусовские команды наизусть. «Сделай кофе (сладкий)», «принеси (все, что придет ему в голову)», «ко мне (и побыстрее!)», «обыщи чужой дом (и, по возможности, не попадись)». И это только вершина айсберга. Поддерживает ли Чейз безрассудство Хауса? Конечно. Рискует ли ради него медицинской лицензией? Еще бы. Отказывает? Никогда.  Но, как известно, за каждое выполненное задание полагается награда. Иногда это оставленный на месте Чейза батончик «Баунти», иногда — лишний перерыв. Хаус вызывает его по пейджеру, и добрые полчаса они вместе залипают на портативный телевизор. Порой Чейз сворачивается на диване в их отделении, всего на пару минут, а Хаус, как бы невзначай, бросает: «Тебе надо отдохнуть. Отдам твое дежурство Форману». И, чтобы Чейз не зазнавался, добавляет: «Мечтаю увидеть безграничную радость на его лице». Мол, это не ради тебя, это чтобы подпортить кому-нибудь день и потешить свое эго. Хаус никогда не говорит людям, что они ему дороги. Он предпочитает словам действия. В такие моменты, по субъективному мнению Чейза, диагност проявляет заботу.  Хаус спрашивает мнение Чейза о лечении и почти всегда проверяет его даже самую несуразную теорию. Иногда хвалит и как бы ненароком улыбается. Улыбается так тепло и мягко, что у Чейза ноги подкашиваются. А от проникновенных кобальтовых глаз и вовсе спирает дыхание. Попроси о чем угодно и я это сделаю. Эта мысль повисает в воздухе, возникая сразу у обоих.  У Чейза сердце замирает, когда Хаус вдруг подходит слишком близко. И поправляет ему галстук. Так непринужденно, будто делает это каждое утро. В кабинете диагностики пусто и тихо, из-за чего Чейз может слышать и даже чувствовать чужое дыхание рядом. Хаус сосредоточен. Галстук, вероятно, был в порядке. Грег переходит к воротнику рубашки Чейза, ненавязчиво касаясь шеи. Заглядывает в слегка взволнованные глаза напротив, выжидая еще пару секунд, прежде чем отойти. — Так лучше. — будто что-то и в правду изменилось. Чейзу удается лишь глупо улыбнуться, промямлив «спасибо».  ***  Чейз уже привык к разнообразным выходкам Хауса. Он прибегает к любым способам достижения результата. В основном это относится к лечению пациентов. И этот день — не исключение. Чейз думал, что его уже ничто не удивит. Но пианино в палате больного он еще точно не видел.  После операции по удалению правого полушария мозга, талантливый музыкант разучился играть, но приобрел шанс на настоящую самостоятельную жизнь. Шанс наконец стать собой, обрести счастливым. И не зависеть от отца, как маленький ребенок. Еще одно достижение доктора Грегори Хауса.  Пациента выписали, а пианино осталось. Чейз, дежуривший этой ночью, пришел на звуки музыки. В полупустой больнице их трудно не услышать.  — Очень красиво. — Роберт стоит в дверях, наблюдая за игрой диагноста. Под красотой он подразумевает не только композицию, но и самого Хауса. Грег лишь бегло бросает на него взгляд, продолжая скользить по клавишам длинными жилистыми пальцами. Когда он заканчивает свой импровизированный концерт, Чейз тихонько хлопает. — Почему вы еще здесь?  Хаус пожимает плечами. Ему не хочется идти домой. Одиночество никогда его не пугало, но видимо успело поднадоесть. Что-то поменялось за последние месяцы. Хаусу осточертели вечера на пару с пиццей и дурацкими ТВ-шоу. Осточертели видео-игры. И даже болтовня Уилсона. Ему чего-то не хватает. Или кого-то?  Чейз не дожидается ответа. Подставляет второй стул к пианино и садится. Так близко, что его плечи почти касаются плеч Хауса. — Что ты хочешь, золотая рыбка? — теперь Хаус устремляет свой зоркий взгляд на подсевшего к нему Чейза и чуть улыбается. Чейз хочет быть замеченным. Хочет его внимания.  — Сыграйте для меня. — да, лично для меня. Чейз хочет услышать в этой мелодии что-то сокровенное. Мысли, отголоски чувств, скрытых Хаусом от посторонних глаз. Хаус думает с минуту, затем начинает играть.  / звучит музыка из песни «All of Me», John Legend. / Слова не нужны. Достаточно слышать гармоничную, немного печальную, проникновенную мелодию, заполняющую пустоту палаты. Сдержанная, спокойная тональность, сменяющаяся более высокими, но по-прежнему мягкими нотами. Роберт чувствует эту музыку каждой клеточкой своего тела. Чувствует в ней отражение всех невысказанных мыслей. Чувствует то же, что и Хаус.  Чейз аккуратно кладет голову на плечо диагносту и не убирает, даже когда тот перестает играть. Хаус тихо, будто боясь спугнуть, закрывает клавиатурную крышку пианино и опускает голову на макушку Чейза. Хаус наконец-то понимает, чего ему так не хватало. Или кого.  *** В лаборатории приглушенный свет. Чейз проверяет биологический материал под микроскопом, выявляя отличия показателей от нормы, когда слышит стук трости и знакомую походку. Хаус останавливается позади, не говоря ни слова.  — Что случилось? — Чейз прерывает молчание, все же поворачиваясь лицом к диагносту.  — Я тебе нравлюсь. — Хаус смотрит серьезно, выдерживает паузу. Чейз молчит, потому что не видит смысла отрицать очевидное. — Почему?  — Какой-то печальный вопрос.  — Просто пытаюсь понять, что тобой движет. Я не теплый и пушистый, меня даже приятным не назовешь. А ты… очаровательный щеночек, слишком наивный, чтобы понять, во что ввязываешься. Так зачем тебе это?  — Очаровательный, значит? — Чейзу не удается сдержать улыбку, но диагност смотрит также строго, сосредоточенно.  — Не цепляйся к словам.  — Что вы хотите услышать? — Чейз вздыхает и подходит ближе. Хаус не двигается, даже когда Чейз вторгается в его личное пространство. Лишь вглядывается в малахитовые глаза напротив, чуть опустив голову из-за разницы в росте. Чейз хочет узнать, что скрывается за этой напускной серьезностью; о чем сейчас думает Хаус. Создается впечатление, что он сам не понимает, для чего пришел. Убедиться в своей правоте? Да, ты мне нравишься, спасибо, что заметил.  Спустя пару мгновений Хаус все-таки отступает и резвой походкой направляется к выходу из лаборатории. Чейз инстинктивно хватает его за руку и тянет назад, заставляя повернуться. Не смей сбегать. И, поддавшись внезапному порыву, целует. Целует неуверенно, соприкасаясь с губами Хауса и легонько зажимая его верхнюю своими. Чейз замирает, ожидая, что диагност его оттолкнет. Или ударит. Или даже уволит. Но ничего из этого не происходит. Хаус выдыхает и мягко целует в ответ, отчего сердце у Чейза готовится выпрыгнуть из груди к чертовой матери. Это реально происходит?.. Хаус целует интенсивнее, проникает в рот языком, дразнит. Роберт чувствует себя влюбленной восьмиклассницей. Целуется до исступления, касается пальцами щетинистого лица, скользит к шее и ниже, хватается за лацканы чужого пиджака. Но Хаус не позволяет ему увлечься и обрывает поцелуй, чуть отстраняясь. Чейзу требуется пара секунд на осознание случившегося. Диагност заботливо прикладывает два пальца к его шее, нащупывая пульс. — Угомонись, принцесса, не хочу довести тебя до инфаркта.  Хаус отшучивается, заостряя внимание на эмоциях Чейза, подмечая припухлые покрасневшие губы и помутненные зеленые глаза. Хаус хочет снова его поцеловать, но лишь сильнее сжимает ручку трости. У Чейза вырывается нервный смешок. Он все еще пребывает в смятении как минимум по двум причинам: из-за самого поцелуя и из-за его прекращения. Приступ чрезмерной смелости улетучился, будто его и не было, и оставил Чейза с его поступком наедине. В голове совершенно пусто. Стук сердца заглушает любые мысли и увеличивает приток крови к щекам.  Хаус освобождает его от необходимости говорить и быстрой хромающей походкой удаляется из лаборатории.  *** Чейза кроет от переизбытка эмоций. Он не помнит, когда впервые испытал это мучительное влечение к Хаусу. И понятия не имеет, в какой момент их флирт превратился в нечто большее. Чейз сам не ожидал, что перейдет эту тонкую грань. Но это совершенно не важно, ведь Хаус не остановил его. Хаус целовал его. Чейз задержался у зеркала в ванной, вглядываясь в свое отражение. Нижняя губа чуть поцарапана чужой щетиной. Чейз проводит по ней большим пальцем, мысленно возвращаясь в тот самый момент. И хочет снова почувствовать теплые сухие губы на своих. Боже, как глупо.  Чейз ополаскивает лицо холодной водой и смывает наваждение.  Хаусу нужно прийти в себя. Глубокий вдох. Он не планировал заходить так далеко. Медленный выдох. Не должен был этого допустить. Вдох. Все вышло из-под контроля. Выдох. Златовласка свела его с ума.  Хаус не хочет признавать, что ему понравилось. И не хочет признавать, что впервые за последние годы испытал настоящие чувства. Это его до чертиков пугает. Израненное зачерствевшее сердце снова бьется. И Хаус боится, что кто-то может перекрыть ему кровообращение, остановить поступление кислорода к органам и тканям. А в его медицинской карте будет красоваться пометка «не реанимировать». Уилсон бы сейчас сказал, что Хаус утрирует и намеренно отказывается быть счастливым. Но у Уилсона 3 развода за спиной, что он вообще понимает? Хаус закрывает глаза, откидываясь на спинку дивана. Они думали, что играли друг с другом, и сами не заметили, как влюбились.  ***  Утро следующего дня, казалось, было таким же, как обычно. Если бы не повисшее в воздухе напряжение, ощутимое всеми присутствующими. Хаус скинул папки с первичной информацией о пациенте на стол и теперь важно расхаживал по кабинету, ожидая, пока интерны все прочитают. Он не проронил ни слова за то время, что им потребовалось на ознакомление. Не отвесил расистский комментарий в сторону Формана, не указал на расстегнутые чуть ли не до середины пуговицы на рубашке Кэмерон. И конечно, наша сердобольная не осталась в стороне, проявив беспокойство и попытавшись вытянуть из Хауса хоть какое-то объяснение. Болит нога? Закончился викодин? Бессонная ночь? Поцапался с Кадди? Что еще? Но Хаус упрямо отмалчивается, ссылаясь на ее чрезмерную заботу. А когда видит озадаченное лицо Чейза, мгновенно отводит взгляд и старается больше с ним не сталкиваться. Лишь монотонно стучит тростью по полу, о чем-то задумавшись. Может, о лечении очередного пациента, может, о чем-то… более личном.  Чейз чувствует себя неуютно. Будто он провинился, и теперь его наказывают молчанием, как нашкодившего ребенка. Это сбивает с толку. Что, если он и правда виноват? Хаус был прав, сказав, что он нравится Чейзу. Но нравится ли Чейз ему?  Казалось, вчера был дан ясный ответ. Яснее некуда. Чейз вспоминает их поцелуй, терпкий и, что важнее, взаимный. Вспоминает самые яркие моменты их тесного «общения». То хищные и настойчивые, то трепетные и осторожные взгляды Хауса, направленные только на Чейза. Чейз готов поклясться, что между ними есть нечто большее, нечто особенное, нежное и хрупкое. Тогда какого черта Хаус его избегает?  Озвучив список текущих задач интернам, главный диагност со спокойной душой удалился в свой кабинет. Вероятно, по его личному графику, пора смотреть сериал или кидать в стену мячик. Серьезные врачебные дела, знаете ли.  — Я догоню вас позже. — Чейз дожидается, пока ребята уйдут, и направляется прямиком в обитель Хауса. Входит без стука и закрывает за собой дверь, прислоняясь к ней спиной. Нужно хотя бы попробовать. Диагност молча смотрит на Чейза, пока у него не заканчивается терпение.  — Что? Тебе нужно особое приглашение на осмотр пациента?  — Нет. Я просто… Может сходим куда-нибудь?  Хаус хмурится и вздергивает руку, чтобы посмотреть на наручные часы. Или скорее на их отсутствие. Хаус никогда не носит чертовы часы.  — Рабочий день начался 10 минут назад. Думаешь, нашего отсутствия не заметят?  — Вы прячетесь от Кадди больше, чем работаете, и вам всегда это сходит с рук.  — Вот такой я везучий засранец. Можешь позавидовать за дверью.  Чейз слабо улыбается и решает на всякий случай уточнить:  — Я имел ввиду вечером. — но ты ведь и так это понял, да? — Так, что насчет… — свидания? Чейз закусывает язык, чтобы не сболтнуть лишнего. — …встречи? — Я не хожу на… встречи. Зачем?  — Чтобы хорошо провести время, как все нормальные люди?  Хаус замолкает, сложив руки на столе и опустив взгляд. С каждой прошедшей в тишине секундой, Чейз все больше чувствует себя идиотом. Как там говорил Хаус? «Очаровательный, но слишком наивный»?  — Тогда возьми с собой Кэмерон.  — Я хочу пойти с вами, а не с Кэмерон.  Хаус зажимает переносицу большим и указательным пальцем, пытаясь собраться с мыслями. Чейз уже знает: его попытка с треском провалилась.  — Чего ты ко мне привязался, как дворняжка? Я не могу тебя забрать, уходи.  Чейз долгое время молчит, прожигая взглядом холодные синие глаза, и ждет. Будто бы этот зародившийся огонек способен растопить многовековые глыбы. Да что с тобой не так?  Диагност ставит локти на стол, складывает руки в замок и упирается в них подбородком. Смотрит на Чейза устало и как-то обреченно, словно умирающий пациент. Или наркоман без дозы, что больше на него похоже. Чейз вдруг осознает, что все это время виноватым был не он, а сам Хаус. Ему проще избегать разговора, чем во всем разобраться. Игнорировать проблему, пока она не исчезнет. Вот, для чего нужна дистанция между ними. Хаус понятия не имеет, что делать дальше. И это его изводит.  — Кыш отсюда. Или тебя нужно палкой выгонять? — диагност поднимает трость, указывая ей на двери. Вполне в его репертуаре.  — Ну вы и сволочь. — Чейз все же сдается и выходит прочь из кабинета.  *** Чейз дуется не меньше недели, поддерживая хаусовскую игру в молчанку. После очередного рабочего дня, ноги сами приводят его в бар. Чейз не любит пить один, но кое-кто упорно отказывается составить ему компанию. Чейз злится, потому что все отчетливее понимает, насколько Хаус ему нужен. Он опрокидывает первую стопку текилы.  Чейзу начинает казаться, что он все себе придумал. Может быть это особое отношение — просто манера общения? Хаус не лучший начальник, и плевать он хотел на личные границы своих подчиненных. Он не бывает тактичен ни к пациентам, ни к коллегам. И часто влезает в чужие дела. Подшутить, подкатить, поцеловать. Похоже на правду? В таком случае, Чейз крупно облажался. Еще один шот текилы, и он входит во вкус.  Но что, если реакция Хауса всего лишь предосторожность? Что, если он избегает Чейза не потому, что хочет замять инцидент, а потому, что хочет повторить, но боится? Хаус. Боится. Звучит нелепо. Шанс примерно один на миллион. Но Чейз не будет собой, если не проверит. В их практике было столько случаев редчайших заболеваний и даже их комбинаций, что он привык подвергать все сомнению.  Чейз надеется, что не разобьется об острые скалы, созданные Хаусом для защиты от внешнего мира.  Этой ночью Хауса будит телефонный звонок. Не то, чтобы он действительно спал, скорее только пытался. Чейз незаметно прокрался в его мысли и поселился где-то на подкорке. И Хаус понятия не имеет, что с этим делать. Он не любит показывать свои эмоции, но это не значит, что у него их нет. Грегори Хаус все-таки человек. Пусть и со странностями. Он привык к одиночеству и не хочет вылезать из своей скорлупы: если ты уже на дне, падать больше некуда. Ему не раз протягивали руку помощи, но Хаус не видит в этом нужды. Он слепо уверен, что взявшись за чью-то руку, утащит человека за собой вниз. Хаус не хочет портить жизни своих немногочисленных друзей в лице Уилсона и Кадди. И уж точно не хочет портить жизнь Чейзу. Кому в здравом уме захочется водиться с таким, как Хаус? С несносным наркозависимым инвалидом. Хаус все же поднимает трубку.  — Грегори… — голос из телефона растягивает его имя, как бы смакуя, впервые произнося вслух. — Грег.  — Чейз? — Кто бы сомневался. — Ты время видел? — Уже спите?  — Конечно нет, делаю перестановку мебели в 3 часа ночи.  С другого конца провода доносится смех. — Ты что, пьян?  — Конечно нет, звоню узнать, нужна ли помощь с перестановкой.  Хаус вздыхает, понимая, что продолжать разговор будет большой ошибкой. Но продолжает.  — Что случилось?  — Вы.  — Ты пьян. Иди проспись.  — Я вам нравлюсь?  Повисает молчание. Хаус не может на это ответить. Не может соврать.  — Грег? Я тебе нравлюсь?  — О, мы перешли на «ты».  — Просто ответь на вопрос.  — Чейз… ты усложняешь.  — Можно я приеду?  — Тебе нельзя за руль.  — Я возьму такси.  — Ты пьян, Чейз. Езжай домой.  — Только если к тебе.  — Спокойной ночи, Чейз.  — Боже, Хаус, чего ты так боишься?! — щеночек начинает нервничать. И злиться. — Просто скажи, что я не прав. Скажи, что ты ко мне ничего не чувствуешь. И я отстану. Обещаю.  Чейз не просто пьян. Чейз пьян в стельку. Хаус устало потирает глаза и прислоняет телефон ко лбу, растягивая паузу в разговоре. Да что с тобой делать, птенчик мой ненаглядный? Никаких рациональных мыслей в три часа ночи быть не может. Только безрассудство. Хаус уверен, что об этом пожалеет.  — Приезжай. ***  «Скажи, что ты ко мне ничего не чувствуешь» «Приезжай» Если это не ответ на его вопрос, то… поток мыслей обрывается вместе с остановкой такси.  Только оказавшись у дома Хауса, Чейз вдруг осознает всю абсурдность ситуации. Алкоголь — верный спутник проблем. От прилива адреналина Чейз по большей части протрезвел, и теперь мялся у двери, не решаясь постучать. Ладно, отступать уже поздно.  Диагност открыл дверь настежь, молча пропуская незваного - ну почти - гостя внутрь. Теперь перед Чейзом стоял слегка помятый, такой домашний Хаус в растянутой серой футболке, пижамных штанах и без трости. Смотрел не с высока, как зачастую на работе. Смотрел чутко, внимательно, располагающе. Роберт даже уловил в этом взгляде какой-то новый уровень близости, доверия. Хаус его ждал.  — Диван там, — он машет рукой в сторону и поджимает губы. — уложу тебя спать, раз сам не можешь.  — Прости, — Чейз произносит это на выдохе, выпуская все накопившиеся эмоции. Он чувствует вину и легкое головокружение от спиртного. — я не должен был…  — Перестань. — Хаус вздыхает и подходит ближе, заглядывая в эти жалобные щенячьи глаза. И просто обнимает, расположив руки на спине и талии Чейза. Прикладывается щекой к его виску, трется, как кот, и коротко целует над ухом. Чейз, к своему удивлению, даже не вздрагивает, а наоборот успокаивается и затихает в его объятиях. Прижимается вплотную, чтобы чувствовать эту близость каждой частичкой своего тела. Хаус думает, что готов покинуть свою метафорическую яму, если Чейз возьмет его за руку. Они понятия не имеют, сколько времени так простояли, но когда диагност мягко отстраняется, Чейз уже готов провалиться в сон.  — Ложись, я принесу плед.  Шепот Хауса ласкает слух. Спорить не хочется, поэтому Роберт послушно сворачивается на диване, и к возвращению Хауса уже сладко спит. Проснется он, бережно укрытый пледом.   ***  Хаус уходит на работу слишком рано, чтобы не столкнуться с Чейзом, когда тот проснется, и избежать неловкости. Но перед этим не упускает возможности понаблюдать за спящим на его диване очарованием. Светлые волосы упали на лицо, пухлые губы чуть приоткрыты, ресницы подрагивают во сне. Хаус наклоняется и осторожно убирает прядь ему за ухо. В эту секунду он в полной мере осознает, как сильно и бесповоротно влюбился.  Утро Чейза начинается с головной боли. Другие признаки похмелья, к счастью, обошли его стороной. Он на автомате идет на кухню, заварить себе кофе и выпить аспирин. Чейз окончательно просыпается только в тот момент, когда понимает, что кухня вовсе не его. Как и дом в целом. Перед глазами мелькают события прошлой ночи, из-за которых ему хочется биться головой о стену. Он действительно позвонил Хаусу среди ночи, бухой в хлам, и выяснял отношения? И, боже правый, на совет поехать домой ответил «только если к тебе»?! Какой позор. Худший подкат в его жизни. И все же, это сработало. Теперь Чейз уверен: Хаус тоже это чувствует. А значит игра стоила свеч. Чейз осушает чашку кофе и принимает решение поскорее покинуть чужое жилище.  В кабинет диагностики Чейз входит, когда все уже в разгаре обсуждения. Надеяться незаметно проскочить за общий стол было весьма опрометчиво. От зорких синих глаз не спрячешься. — А вот и наша спящая красавица. — похоже, Хаус в хорошем расположении духа. Снова стал собой. И даже выглядит… довольным? На лице красуется легкая ухмылка, а в глазах мелькают озорные искры, так и кричащие: «эту ночь ты провел со мной». Пусть и не в одной постели. Чейз опускает взгляд и улыбается, усаживаясь на свободное место.  — Проспал всего на полчаса.  — Которые ты обязательно отработаешь.  Все возвращается на круги своя. Кэмерон и Форман занимаются новым пациентом, Хаус тратит рабочие часы на что-поинтереснее, а Чейз вместо него трудится в клинике. За опоздание или просто потому, что Хаусу так захотелось. Чейза это вполне устраивает. Как минимум потому, что они снова общаются. И как максимум потому, что утром Хаус нежным жестом заправил ему волосы за ухо. Но Хаусу не обязательно знать, что Чейз в этот момент отнюдь не спал. — Что это у тебя? — Уилсон нагоняет друга в холле, обращая внимание на конверт в его руках.  — Завещание. Оставляю тебе свою трость и Генри. — Что еще за Генри?  — Мой кактус. Стащил из твоего кабинета года два назад.  — Ты даже не любишь цве… ох, ладно. — онколог даже не пытается спорить: поступок вполне в стиле Хауса. Вместо этого он бесцеремонно вырывает из рук диагноста конверт.  — Эй! Тебе понятие личного пространства не знакомо?  Уилсон одаривает друга взглядом «ты серьезно?» и заглядывает внутрь конверта.  — Билеты в театр? И с кем ты решил переспать?  — Как низко. Может, это любовь? — Хаус усмехается, отбирая назад свои бумаги.  — Ага, на одну ночь. Ты сам говорил, что в театр водят тех, кого хотят… уложить в постель.  — Угадал. Шлюхи теперь принимают оплату культурным просвещением.  ***  Хаус наркоман. Он давно это принял. И, в отличие от окружающих, не считает нужным париться по этому поводу. Викодин помогает ему справляться с болью, расслабляет тело и разум. Благодаря этим волшебным таблеткам, Хаус может работать. Сплошные плюсы. Но он не знает, с каких пор у него появилась вторая зависимость. И имя ее Роберт Чейз.  Хаус не романтик, но Чейза хочется целовать. С чувством, с жаром, с упоением. Хочется прижать это златовласое чудо к себе и прикасаться так, как никто другой не сможет. Хочется видеть блеск зеленых глаз и обольстительную улыбку, посвященные только ему.  Хаус не романтик, он наркоман. А Чейз его новый викодин.  По окончании рабочего дня, уже у выхода из Принстон-Плейнсборо, Чейза окликает знакомый голос. Поравнявшись с интерном, Хаус самым невозмутимым тоном бросает:  — У меня есть два билета в театр.