письма в пустоту

#день 1. <дата перечеркнута> Эй, малыш! Если ты это читаешь, значит, ты уже очнулся. Это хорошо. Прости за неровный почерк, моя рука дрожит… Честно говоря, я надеюсь, что ты никогда этого не увидишь, но Сиба говорит, что это поможет справиться со стрессом. Может, если ты скоро очнешься, я сожгу этот позор. Но Сиба знает, о чем толкует, он смышленый парень, да и ты сам в курсе — сколько раз он нам помогал! Сиба знает… потому что тоже после войны писал эти письма в никуда, и я сам их видел. Прошло около недели с того дня, как наш дом уничтожили. Жаль, что почти ничего не осталось. Повезло, что еще пара фотоальбомов уцелела… Ты все еще спишь. Врачи «Камунаби» — кстати, хорошие ребята, очень старательные — говорят, что из-за обрушения дома ты получил сильный удар по голове, и потому сейчас в коме… Но я надеюсь, что ты просто спишь. Я правда так виноват, что не сумел защитить тебя… Если бы я только все предусмотрел… Прости меня, Тихиро. Хотел бы я сказать, что твой папашка не унывает, но ведь это не так. Когда я держал тебя на руках, то думал лишь о том, что хочу обменять свою жизнь на твою. Ты ведь этого всего не заслужил. Это я много зла натворил во время войны, а ты всего лишь ребенок. Да и какой!.. Лучший сын в мире. Тихиро, не злись на меня, хорошо? Я начал тогда свой рассказ, но кто бы подумал, что он так и не будет завершен… Неужели они не могли просто забрать мечи силой? Зачем было трогать сына… Я бы все отдал, даже бы не сопротивлялся, но зачем, зачем, зачем… Сиба говорит мне писать письма, потому что я едва не ушел в запой. Шутка ли! Мне медперсонал не позволит. Да и родной ребенок уже неделю не просыпается из-за травмы. Врачи говорят, тебе сильно повредило висок. Я тоже не остался без шрама. Обязательно просыпайся, чтобы мы с тобой их сравнили! Выглядит… ну, я бы сказал, что это круто. Сиба считает обратное, но кто этого Сибу в таких вопросах спрашивает, верно? Ха-ха, вот и я о том же думаю! Но Сиба прав. Про эти письма… Оно немного помогает. Тихиро, пожалуйста, проснись поскорее. Столько лет я скрывался от «Камунаби», и все — ради тебя. Я не хочу, чтобы ты и дальше находился в их руках, потому что ничем хорошим это не закончится, я знаю. Они смотрят на тебя, будто на диковинную зверушку в клетке, хотя, как сказал мне Азами, даже самые отпетые негодяи в руководстве все равно тебя немного жалеют. Но я все равно им не верю. Кто еще мог слить информацию? ███████████████████████████████ Сиба думает, что это лучше вычеркнуть. Если ты очнешься, то мы обязательно что-нибудь придумаем. Уедем так далеко, как только возможно. Представь себе: новый домик где-то на краю света!.. Хотел бы когда-нибудь побывать на Гавайях? Мне кажется, тебе там понравится. Только пожалуйста, просыпайся. Тихиро… Тихиро… Без тебя рядом слишком тихо. Возвращайся, хорошо? Я люблю тебя, сын. #день 7. <дата перечеркнута> Тихиро! Прошла неделя, и я признаюсь тебе, что мне надоело торчать в палате и писать всякую чушь каждый день! Но Сиба проверяет меня, и это начинает надоедать! Надеюсь, ты проснешься поскорее, лучше уж твой надзор, чем его. Ты хотя бы не ударишь своего раненного папку, а вот Сиба мне тут пару часов назад отвесил смачного пинка за то, что я не соблюдаю постельный режим и все пытаюсь пробраться к тебе в палату… Подумаешь! Вон он, сверлит меня злобным взглядом. Ну и не надо на меня так смотреть, это все равно ничего не исправит, я все равно попробую вновь. О, он ругается, посмотрите. Говорит, что нельзя записывать тайные планы, потому что их любой дурак увидит. А мне все равно, я все равно запишу! Потому что в скором времени ты, Тихиро, очнешься и прочитаешь это. Надеюсь, ты знатно повеселишься. А вот кто не повеселится, так это Сиба, потому что теперь я буду записывать каждый его промах. Да-да, и не надо закатывать глаза. О, а вот и первый проступок — курит в больничной палате. А еще не делится со мной. Честное слово, я не курю, он заставил меня это написать. Просыпайся поскорее, хорошо? Без тебя тут как-то грустно. #день 34. <дата перечеркнута> Привет, крольчонок! Прошло уже около месяца, но ты все еще спишь. Врачи наконец-то сняли повязку с твоей головы, и шрам, признаться… большой. Но ты все равно выглядишь круто. Знаешь, как киногерой? Хотя ты вроде бы не фанат таких персонажей, но поверь мне, тебе бы понравилось, смотрится круто. Я теперь и сам щеголяю с похожим, правда у меня он немножечко поскучнее… Но Сиба думает, что это хорошо. Потому что рожа у меня, мол, больно запоминающаяся, а теперь я хотя бы буду отличаться от своих старых фотографий. Правда этих фотографий-то почти не осталось… Пока что я отлеживаюсь в больничке не так далеко от тебя, потому что твоего папашку и самого нехило так потрепало. Но скоро я встану на ноги. Надеюсь, ты тоже скоро очнешься, потому что спать целый месяц — это же ужас! Столько времени потрачено даром! Тихиро, не смей просыпать все самое интересное! Например, как я ору на правительственных агентов. Сиба считает, что это уморительно. В этом плане я разделяю мнение Азами — по-моему, какая-то херня фигня. Пожалуйста, проснись поскорее, ладно? Я очень скучаю. Целый месяц с тобой не болтал, на стены лезу. Потому что скоро у меня не будет так много свободного времени, потому что мы с Сибой планируем найти людей, кто во всем виноват. Папа будет очень занят. #день 45. <дата перечеркнута> С днем рождения, Тихиро! Теперь тебе официально пятнадцать. На самом деле это еще ничего не значит, так что, к сожалению, никакой торжественной речи о новых возможностях не будет. Так как ты все еще спишь, то ты не получишь этот офигенный торт со вкусом зеленого чая, который я недавно нашел в магазине и купил для себя. Хо-хо, пришлось съесть его в одиночестве, представляешь? Какая досада! А вот если бы ты очнулся поскорее, то мы бы разделили его на двоих! Прости за разводы на страницах. Я пролил воду. Жалко, что ты пропустил свой праздник. Помнишь, мы всегда ходили пускать бумажные кораблики с огоньками после того, как отпраздновали? Я не нарушил традицию и запустил целых два. Ты уж извини. Я знаю, что тебе нравилось их делать, но как я мог нарушить традицию? Это было бы совсем неправильно. Сегодня я так ничего полезного и не сделал. Извини уж. Я и правда бесполезен во всем, что не касается ковки. Сиба говорит, что мы только начали поиски, и отсутствие информации — это нормально, и тем более сегодня можно сделать перерыв, но я хочу поскорее с этим разобраться. У меня есть странное чувство, что пока все это не закончится, то ты не проснешься. Словно магический сон… Я правда хочу верить, что это просто чье-то чародейство, хотя знаю, что врачи проверяли и на это… Прости своего бесполезного отца, Тихиро, который даже не смог тебя защитить. Я не знаю, что мне делать. Ты — мое маленькое солнышко, все для меня. Ради тебя я готов на все. Только проснись, пожалуйста. Открой глаза. Я так хочу вновь услышать твой голос, так хочу вновь увидеть твою улыбку. Для меня не будет большего счастья в мире. Я очень боюсь. Только не умирай, умоляю. Я этого не переживу. Я так сильно скучаю. <далее неразборчиво из-за разводов> #день 67. <дата перечеркнута> Тихиро! Надеюсь, тебе снится что-то очень интересное, иначе я не знаю, почему ты все еще спишь! Я пишу это, чтобы пожаловаться. Сиба говорит, что это тупо, но я считаю, что это мнение Сибы тупое. «Камунаби» говорят, мол, если я тут решил рыскать по подполью в поисках информации, то надо бы мне мои навыки подтянуть. Чего я там не умею! Кто кроме меня знает магический меч лучше? Но нет, мол, говорят, как фехтовальщик я отстой. Тихиро, если тебе кто-то так заявит, особенно если это будет Сиба — посылай его в задницу, это все вранье. Нормальный я фехтовальщик! Но сегодняшняя тренировка была просто адской. Я уже не в том возрасте, чтобы так носиться, да и не в такой хорошей форме… Ладно, может, я попробую чуть-чуть, но честное слово, Тихиро, это полный кошмар. Когда ты проснешься, ты просто обязан меня пожалеть. Слышишь?! Это очень важно! Хотя я знаю, что ты наоборот скажешь, что это полезно, но… Обязательно просыпайся, чтобы так сделать! #день 122. <дата перечеркнута> Прошло почти четыре месяца, и я вновь сижу рядом с твоей постелью. Я помню, ты всегда зудел у меня над ухом, что нужно смотреть за длиной волос и стричь их вовремя, но теперь ты и сам оброс. Ты бы видел себя со стороны! Так непривычно! Прости, но не могу удержаться от того, чтобы не трепать тебя по волосам. Но Тихиро, тебе правда надо проснуться. Не ради меня, ради себя. У тебя уже скулы выпирают, нельзя, чтобы пятнадцатилетний мальчик выглядел так страшно. У меня пока ничего нового. «Камунаби» заинтересованы в возвращении клинков, так что они радостно спихивают эту задачу на меня. Азами с Сибой пытаются сделать так, чтобы за нами не следовали их ищейки, но это проблематично… Сложнее всего отказывать, потому что ты в их руках. Ты должен поскорее проснуться, чтобы мы с Сибой выкрали тебя отсюда. Знаешь? Как в тех фильмах, где персонажи грабят банк. Вот что-то похожее. Тебе бы понравилось. Хотя мне пришлось бы тащить тебя на руках, но ничего, так даже веселее. Ты сейчас точно весишь легче пушинки. Я держу тебя за руку… Надеюсь, в своем сне ты это чувствуешь. У тебя совсем тонкие руки стали… Во сне тебе не очень холодно? Я правда постараюсь что-нибудь сделать. Честное слово. Папашка у тебя ненадежный, но ты поверь мне, пожалуйста. Я все исправлю. Только вернись. #день 200. <дата перечеркнута> Тихиро! Весна уже тут, распускается сакура… Рядом с больницей, в парке рядом, как раз растет несколько деревьев, зрелище просто невероятно красивое. Врачи наконец-то разрешают открывать окна в твоей комнате, и иногда лепестки приносит сюда. Вчера вот обнаружил рядом с тобой парочку. Тебе бы точно понравилось! Черт, столько всего упускаешь, пока дрыхнешь. Почти полгода, дружище — слишком большой срок, тебе должно быть стыдно! Тем более как можно спать, пока цветет сакура? Я очень надеюсь, что скоро мы с тобой на нее посмотрим. Я даже куплю тебе мороженое, хотя врачи меня за это придушат. Ты только приходи в себя, ладно? Не хочу есть сладкое в одиночестве. От этого сразу вкус портится. #день 398. <дата перечеркнута> Они говорят, что после года сна мало кто выходит из комы… Это чушь. Я знаю это. Ты очнешься. Я точно это знаю. Врачи говорят, что ты реагируешь на мою речь… Значит, шанс есть! Но я уверен, что ты очнешься. Точно-точно. Неважно, сколько нужно будет ждать, я всегда буду рядом. Слышишь, Тихиро? Пожалуйста, вернись ко мне. Я так скучаю. #день 399. <дата перечеркнута> <неразборчиво> #день 400. <дата перечеркнута> Прости меня, сынок, прости меня, прости меня… #день 405. <дата перечеркнута> Если по какой-то причине ты, Тихиро, действительно читаешь этот дурацкий дневник, а сам Кунисигэ по неизвестной мне причине не сжег его в тайне (на что я очень надеюсь), то я поясню на всякий случай — в данный момент пишет Сиба. Отступлюсь от обычных приветствий, если ты это видишь (и, скорее всего, испытываешь стыд, что нормально), значит, все закончилось хорошо, но тебе нужно следить за папашей. Сегодня я пишу запись, потому что после новостей от врачей он надрался в хлам на целую неделю. Я нашел его в каком-то грязном кабаке, пришлось оттащить назад и облить холодным душем, вроде бы помогло. Сейчас эта бестолочь отсыпается. Тихиро. Если ты читаешь это в будущем и очнулся — замечательно. Но сейчас я обращаюсь к Тихиро из настоящего. Не знаю, правда ли эти дурацкие письма помогают, я предложил их Кунисигэ просто для того, чтобы он не терзал себя, но если ты вдруг по какой-то таинственной причине получаешь от нас сообщения в свой глубокий сон, то умоляю тебя — очнись. Не ради себя, ради своего нерадивого папаши. Кунисигэ себя погубит. Он любит тебя больше всей жизни, и весь этот год он только и делал, что гонялся по следам врагов. Я никогда не видел его таким озлобленным. Он жаждет мести, понимаешь? За тебя. А правительство только радо посадить его на поводок и отпустить побегать, чтобы тот выполнил за них всю грязную работу. Мы с Азами пытаемся что-то сделать, но я не думаю, что мы преуспеем раньше, чем Кунисигэ угробит себя. Так что… Тихиро. Постарайся проснуться поскорее, хорошо? Я знаю, что ты хороший мальчик и желаешь отцу только самого лучшего. И сейчас ему очень нужна твоя помощь. #день 410. <дата перечеркнута> Тебе уже шестнадцать. С днем рождения, Тихиро. Проснись, пожалуйста. Я молил Дзидзо, я молил всех богов, каких только знаю, но ничего не помогает. Неужели они не врут? Неужели ты уже не проснешься? Я этого не переживу. Пожалуйста. Тихиро, умоляю тебя, открой глаза, пожалуйста, пожалуйста… Почему жизнь так с тобой обошлась? За что она так жестока? Это я много зла совершил, но не ты. Лучше бы я тогда умер, а ты остался бы жив. Надеюсь, в той вселенной, где такое и правда случилось, ты живешь мирной и спокойной жизнью. Хотя, какой мирной… Но я только могу надеяться, что где-то оно так и есть. Что тебе снится? Снится ли тебе что-то? Пожалуйста, ответь. Я так больше не могу. #день 423. <дата перечеркнута> <неразборчиво из-за чернильных пятен> #день 430. <дата перечеркнута> Это вновь Сиба. Привет, Тихиро. Я дам тебе краткую выжимку, хотя не знаю, на кой ляд я это пишу, если тебе это наверняка будет не интересно. Но если ты это читаешь, то посмейся. Мы поругались с руководством. У них свое видение пути, у Кунисигэ — свое, потому что он хочет запереть клинки или уничтожить их, а руководство хочет задействовать их для дальнейшего контроля государства. Смешно, но они сейчас не могут контролировать одного-единственного мечника с клинком. Пока что они просто смачно посрались и не более, но чувствует моя душонка, что это приведет к тому, что за нами будут наблюдать, и «Камунаби» нам больше друзьями не считаются. Я поговорил с Азами по этому поводу, и он считает, что пока что руководство будет действовать аккуратно, пытаясь не нажить врага в лице Кунисигэ, мол, у него компромата на всех нас достаточно. Я предпочитаю этому верить. Ты уж извини, что я тебе все это пишу. Неприятно, наверное, знать, что мы с твоим отцом были не самыми приятными людьми в военное время. Но ты на него не злись, Кунисигэ и правда исправился. Он много раз сожалел о том, что было. Так что в том, что твой папаня искупил свои грехи одними лишь молитвами Каннон сомневаться не стоит. А я вот… Впрочем, я ведь просто твой смешной дядюшка, верно? А кому какое дело до того, что там делает смешно дядюшка, даже если это пытки или военные преступления. Может, я пишу это не для тебя вовсе, а для себя… Я тоже начинаю сходить с ума. Наши отношения с Кунисигэ натянуты до невозможности. Он не винит меня в том, что случилось, но я знаю, что он очень хочет. Сложно сглаживать углы… Тихиро, если… Нет. Когда ты очнешься, обязательно следи за своим папашей. Я боюсь, эта история только раскроет старые раны, в том числе и все наши обиды. Я правда хочу помочь ему, но Кунисигэ упрям. Неудивительно! Больше всего в жизни он любит тебя. А «Камунаби» шантажируют его твоей жизнью. Либо он играет по их правилам — либо он больше тебя не увидит. Не знаю, что еще добавить. Ты там не расслабляйся особо, хорошо? Кто-то должен быть серьезным в вашей семейке, а Кунисигэ эта роль совершенно не идет. Азами знает, как работают «Камунаби», и потому помогает им найти лазейку — он создает брешь в барьере вокруг палаты Тихиро, какую выстраивают намеренно против умений самого Сибы. Тут множество защитных оберегов, засекут любого постороннего, даже влезшего в окно, но Азами дает им возможность посетить это место, побыть тут хотя бы пару минут пару раз в неделю. Иногда Сибе жутко хочется начистить Азами рожу за то, что тот все еще работает на правительство, позволяющее себе подобные грязные тактики, но если бы не Азами в рядах «Камунаби», то им было бы сейчас намного сложнее. Потому Сиба молчит. Он берет Кунисигэ за плечо и вместе с ним телепортируется в нужную комнату. К счастью, палату Тихиро не переносят, и потому они оказываются там, где требуется. Кунисигэ тут же срывается вперед, бросается к сыну и падает перед постелью на колени, отчего у Сибы на душе скверно. Он каждый раз отворачивается прочь, потому что считает, что не должен этого видеть, но отчего-то то и дело косится назад. Это обреченная история. Сиба, признаться, не верит, что Тихиро очнется. Как не ругай врачей, но он не приходит в сознание уже больше года. От себя прошлого, того мальчика, что учится отцовскому ремеслу, остается лишь блеклая тень прошлого себя: в постели под одеялом лежит отощавший юноша с впавшими щеками и обросшими волосами. Буквально живой труп. Сиба смотрит на то, как Кунисигэ хватает сына за тощую, похожую на ветку, руку и прижимает ее к лицу, шепчет ему что-то, и думает — это не закончится ничем хорошим. Кунисигэ сгубит себя. Но как же хочется ему поверить в то, что все будет хорошо, как же хочется… Но Сиба слишком много плохих концов повидал за свою жизнь. — Не беспокойся. Папа все исправит. И все будет хорошо. Кунисигэ воркует с Тихиро, он мягко улыбается и все шепчет и шепчет, пока в его глазах стоят слезы. Раньше для Сибы это было бы нормальное зрелище: они всегда были очень близки в этом плане, идеальная семья, но сейчас… Это словно больное искажение: Кунисигэ с лицом, искаженным шрамом, в черном плаще и с клинком на поясе, что баюкает сына, застрявшего между жизнью и смертью. Как насмешка над прошлым. Жестокая. Так не должно быть. Сибе невероятно сильно хочется быть подальше от этого места. Как можно скорее. Но он терпеливо ждет, пока не проходит пять минут; потом подходит к Кунисигэ ближе и кладет ему руку на плечо, после чего шепчет: — Пора. Иначе скоро их заметят. Порой ему кажется, что Кунисигэ в какой-то момент воспротивится, попытается остаться несмотря ни на что. В конце концов, Тихиро для него — смысл всей жизни. И он знает, что не сможет осудить это решение, хотя это подставит Азами, и он в курсе, что сам Азами не будет способен разозлиться на это. Но Кунисигэ все же благоразумен; потому он в последний раз смотрит на Тихиро и нежно целует его в лоб, после чего выпрямляется. Он отворачивается к Сибе и утирает глаза. — Пошли отсюда. Сиба горько ему улыбается и кладет другу руку на плечо. Перед тем, как они телепортируются прочь, он в последний раз смотрит на Тихиро — совсем хрупкого, маленького — и закусывает губу. Когда знаешь ребенка всю жизнь, тяжело думать рационально, но жестоко. Остается надеяться, что их перепалка с руководством «Камунаби» не закончится чем-то плохим. … #день 775. <дата перечеркнута> Теперь тебе семнадцать. Надеюсь, ты очнешься поскорее. Есть торты с Сибой — полный отстой. … #день 1140. <дата перечеркнута> Тихиро, с днем рождения. Теперь тебе восемнадцать. Алкоголь тебе пока нельзя, но теперь ты считаешься взрослым… ну, почти. Это все сложновато, конечно. Но ты все еще спишь, и я даже не могу устроить тебе громкий праздник в честь этого. Я правда очень сильно скучаю, ведь уже четвертый твой день рождения мы проводим порознь. Ты уж просыпайся поскорее, правда. Три года — уже немаленький срок, а ты все спишь… Я не хочу, чтобы ты просыпал всю свою молодость. Даже три года будет тяжело нагнать. Ты уснул, когда тебе было пятнадцать, и это уже пятая часть твоей осознанной жизни!.. Понимаешь? Это так много… Я так сильно хочу увидеть тебя вновь. Твою улыбку, твои глаза. Вновь обнять тебя и выслушать, как ты жалуешься. Очень скучаю по твоим поучениям, ты просто не представляешь. Я правда очень сильно тебя люблю. Если бы я мог, я бы отдал все на свете ради того, чтобы вновь с тобой поговорить. Иногда я боюсь, что если меня вдруг не станет… то кто о тебе позаботится? Но у тебя всегда будут Сиба и Азами. … впрочем, я надеюсь, что до этого не дойдет. В прошлый раз, когда я навещал тебя, я вдруг понял: ты и правда повзрослел. Заметно по лицу, теперь ты точно не ребенок. Юноша из тебя хоть куда! Жаль, что мы так и не прошли этот маленький путь взросления до конца… Надеюсь, когда ты проснешься, мы сумеем наверстать упущенное без особых проблем. Пока что это еще возможно. Я просто хочу, чтобы ты прожил счастливую и долгую жизнь. Прости за разводы. Опять вода… пролилась. С днем рождения, Тихиро. Будь счастлив. #день 1159. <4 октября> Наконец-то появилась зацепка. Тихиро! Надеюсь, ты видишь во сне что-то приятное. Прости своего папашку, в последнее время совсем некогда тебя навестить, мы с Сибой все в делах. Но, кажется, нам наконец удалось найти зацепку, с помощью которой мы выйдем на «Хисяку». Не могу поверить, что это действительно происходит, три года спустя… Плевать на мечи, я убью этих людей за то, что они сделали. Ты уж прости, Тихиро. Я и правда плохой отец. Мне стоило учить тебя тому, как быть добрым и способным на прощение, но прямо сейчас я желаю лишь самого плохого, чего может хотеть человек — чужой смерти. Так что постарайся особо сильно меня не копировать, хорошо? Сложи свою фигуру из пальцев. Посмотрим, во что это выльется. Сиба думает, что эта зацепка приведет нас к чему-то большему. Я же… Хотелось бы сказать, что я не теряю надежды, но прошло уже три года. Три года бесполезных поисков, три года твоего сна, три года, когда я не могу думать ни о чем другом, кроме как о мести. Эти люди забрали у меня самое дорогое — тебя. Какой родитель не будет в бешенстве? На что они рассчитывали этим ходом? Не понимаю. Мне кажется, я умер тогда, три года назад. Рядом с тобой. И мое сердце все еще около руин нашего дома. Я правда надеюсь, что мы сможем вернуться к нашей маленькой спокойной жизни. Но я не думаю, что это возможно. #день 1160. <5 октября> Привет, бельчонок! Как ты там? Зацепка, о которой я писал вчера, и правда появилась. Однако, мы с Сибой так и не успели допросить того человека, потому что его уничтожило наложенными чарами. Жаль. Впрочем, на этом наше путешествие не закончилось… Сейчас мы с Сибой в Токио, и я пишу это на ходу. Видишь ли, знакомый корректировщик Сибы нашла информацию о свидетеле, кто предположительно видел меч. Не знаю подробностей, но надеюсь, это что-то стоящее. Та девочка, Хинао, мне кажется, что вы бы подружились. У нее получается отменный кофе! Я, конечно, не буду тут даже шуточно сватать вас друг другу, ну, знаешь, как делают это всякие крайне назойливые родители, но у вас много общих точек. Так что вы бы друг другу точно понравились, хотя бы как друзья. Если подумать, из-за нашего образа жизни у тебя и друзей толком не было… Ты уж прости. Это все из-за меня и моей чертовой славы. Но такова судьба человека, создавшего самое опасное оружие. Жаль, что нельзя все исправить… Надо было отдать тебя под крыло кому-нибудь другому, может, ты прожил бы скучную, но нормальную жизнь. И сейчас занимался бы чем-то, а не лежал без сознания уже третий год. Мы уже подходим к кафе. Я напишу попозже. Человеком, что вторгается внутрь, оказывается неприятного вида мужчина с длинными лохматыми волосами; он едва не отправляет Кунисигэ в нокаут неожиданной атакой, но легко понять, что меч — «Пронзающее Облако» он узнает сразу — он держит не очень давно, потому что обращается с ним еще опасливо, заметно по некоторым движениям. Схватка выходит короткой, и во избежание жертв Кунисигэ забирается на крышу, куда следует и таинственный преследователь, хотя, в общем-то, Кунисигэ понимает, что это и есть тот самый Содзе Гэнити, о котором предупреждает Азами. Он просит не лезть, говоря, что Содзе поехавший, и драться с ним будет неудобно, и Кунисигэ примерно понимает, почему: тот наверняка станет использовать человеческие жертвы для отвлечения. Таких людей видно издалека. В общем-то, в начале их стычки нет ничего примечательного, самое странное начинается потом, когда этот самый Содзе Гэнити начинает распинаться про магические клинки, чем вызывает у Кунисигэ смешок, а потом и вовсе произносит вещь, от которой тот выпадает в осадок. Ну, знает, не каждый день вы встречаете человека, который сначала пытается вас убить, а потом признается в любви. Кажется, этот Содзе вовсе и не догадывается, кто перед ним стоит. Черт возьми, Сиба был прав? Шрам реально настолько отвлекает от общей картины? Когда его пробирает на смешок, Содзе тут же морщит нос и с вызовом указывает на него лезвием. — Чего лыбишься, старик? Лучше бы ответил, откуда у тебя седьмой клинок, о котором я никогда не слышал. — Да так, — Кунисигэ улыбается. — Забавно. — Че забавного?! — Ну, сам-то как думаешь? Откуда у меня седьмой клинок Рокухиро Кунисигэ? Содзе несколько секунд смотрит на него с таким видом, будто он сморозил какую-то глупость. Приходится приложить руку к лицу и прикрыть шрам, отчего винтики в голове у того начинают вращаться, и на своих глазах Кунисигэ видит невероятное преображение, когда до этого опасно выглядящий противник приобретает в глазах странный и необычный блеск. Все, жаждой убийства тут и не пахнет, во всяком случае пока. Некоторое время висит молчание, пока Содзе ошалело на него смотрит. Потом дрожащим голосом бормочет: — Да ладно. — Вот ты и получил ответ на свой вопрос. А я бы хотел получить назад свое оружие. Они оба смотрят на «Пронзающее Облако». Но Содзе будто не слышит этой фразы, или же намеренно ее игнорирует, потому что слегка подрагивающим от возбуждения голосом он лепечет: — То есть… Вы и есть… настоящий? Ух ты. Когда Кунисигэ в прошлом говорили, что его деяние создаст армию поклонников, он, тогда еще молодой и глупый, только радовался этому, но теперь перед ним стоит его фанат (очевидно по горящему взору), по совместительству — страшилка подполья и торговец оружия, и как-то это… Хочется дать себе прошлому смачного такого пинка под зад, но это, к сожалению, слегка невозможно. — Это правда Вы? Настоящий? Пиздец. В смысле, это же охрененно. Я Ваш большой фанат. Я не шучу. Блин, если бы я знал, что это Вы, я бы как-то иначе заявился… И совсем нет бумажки и никакой ручки… Черт, если бы я знал… Совершенно не готов, совершенно! Содзе словно в экстазе, он все бормочет и бормочет, а Кунисигэ не знает, смеяться ли ему над этим или плакать. — Эй. — Настоящий Рокухиро Кунисигэ!.. Конечно же у Вас есть магический меч, это так логично!.. Эй, слушайте, а Вы правда курируете все эти дебильные биографические книжки? Которые про Вас пишут? — Какие из? — Все! — отзывается Содзе с готовностью человека, который все их прочитал. Ситуация из опасной становится просто абсурдной. Но Кунисигэ решает, что так даже лучше. Во-первых, это будет безопасней для окружения, во-вторых, если этот Содзе реально его больной фанат, это можно использовать в собственных целях. Проблема, конечно же, заключается в Шаль; не познакомься он с ней, то мог бы еще предложить этому странному фанату поработать с собой, Содзе наверняка был бы в восторге. Но простить мучителя ребенка он не может. Не как родитель. Кунисигэ задумчиво потирает подбородок. — Нет, конечно. Мне не до того было. Это все правительственные пописульки. — Я знал! — торжествующим голосом восторженно восклицает Содзе. — Знал это! Потому что только полный идиот мог написать всю эту чушь про защиту слабых и справедливость! О боже! Бля, наконец-то я знаю, что я прав! Эти говноеды с форума точно поймут, что… — Парень. — Надо сгонять вниз, взять в том кафе бумажульку какую-то. Вы же мне оставите автограф, а? Пожалуйста. — Парень. — Твою мать. Самая счастливая неделя моей жизни. Сначала меч, потом — встреча с Вами!.. — Э, погоди, парень. Содзе с готовностью на него смотрит, тут же затыкаясь. Кунисигэ нервно посмеивается. — Я признаюсь, что клинками и правда не самые добрые дела вершились, но изначально-то я создавал их именно ради этого: чтобы выиграть войну и защитить мирных жителей. Так что эта часть весьма верная. И я никогда этого не отрицал. Несколько секунд висит молчание; Содзе смотрит на него с застывшей улыбкой, несколько раз моргает, явно не понимая смысла сказанного, но потом угрожающе щурит глаза и ласково, явно все еще надеясь на удовлетворяющий его ответ, переспрашивает: — То есть… Это не чушь? Про героизм? — Цель? Конечно же. — Послушайте… Я знаю, мы тут с Вами немного подрались внизу, но это же херня собачья. Какая еще защита? А людей Вы моих тоже покромсали в фарш ради защиты и справедливости? — Это лишь детали. Радость в глазах неожиданно найденного фаната постепенно гаснет, и лицо Содзе искажается в выражении, которое можно легко прочесть как раздражение. Впрочем, он все равно не нападает, рука на рукояти меча лежит расслабленно, из чего Кунисигэ делает вывод, что пока что разговор продолжается. Хорошо. Ему бы не хотелось встревать в стычку с собственным поклонником, во-первых, это странно, во-вторых, от таких можно ожидать самый больших неприятностей. Мало ли, что он там придумает! Он медленно обходит Содзе кругом, не пытаясь приближаться, и видит, как тот за ним наблюдает. Но потом сжимает рукоять крепче; впрочем, чтобы вновь указать лезвием на Кунисигэ. — Херня. В смысле, кто ради этого людей убивает? — Ну, правительство использовало клинки именно для этого. А вот сами мечники для чего — это уже дело самих мечников. Я изготавливал их с единой целью, и это одна из тех вещей, которые в книгах указаны верно. У Содзе заметно дергается нижнее веко, но затем он лукаво улыбается, будто успокаиваясь. — Ну ладно правительство, они-то знатные брехуны. Но Вы!.. Я ни за что не поверю, что человек, создавший магические клинки, самое настоящее оружие судного дня, думал о защите справедливости! Да вспомнить хоть какую резню устроил «Истинный Удар»! И сколько их было! Никто не был бы способен сотворить подобное оружие с добрым помыслом!.. — Ты видел?.. — Да! — глаза Содзе горят огнем, когда он это рявкает. — Это невероятное зрелище! «Истинный Удар»… никогда более не должен быть использован. К такой мысли приходит Кунисигэ после войны, из-за чего запирает оружие под несколько замков. После он не мог быть использован, его владелец все еще был жив, значит, если Содзе видел его в действии, это было… Двадцать лет назад? Сколько ему на вид? Ну точно младше Кунисигэ, но можно предположить, что чуть старше тридцати. Значит, во время войны этот Содзе был еще подростком, который увидел тот ад на земле, что был устроен «Истинным Ударом». Как говорят подпольные дельцы: жизнь стоит много, и оружие, забравшие сотни жизней, стоит еще больше. И дети того поколения, видевшие кровь и смерть, скорее всего запомнили ее навсегда. Обожание магических клинков — лишь следствие его, Кунисигэ, ошибки. Нельзя было создавать подобное оружие. Один раз увидев нечто, подобное божеству, люди начинают создавать себе идолов, и неважно, на что они молятся. Содзе Гэнити — лишь такое же эхо войны, как и «Камунаби» и «Хисяку». Что ж… Придется исправить эту ошибку своими руками тоже. Как жаль, как жаль. Когда с клинка «Небесной Бездны» вспархивает капля, улыбка на лице Содзе приобретает маниакальный оттенок. Доносится запах грозы. #день 1162. <7 октября> Привет, Тихиро. Это опять Сиба. Видишь ли, ту интересная ситуация произошла… Мне позвонила моя напарница, сказав, мол, ой, нашелся свидетель, а оказалось, что это какая-то маленькая девочка. Я, конечно, нихера в это не поверил, но ты же знаешь Кунисигэ, он конечно же полез нянчиться с ребенком и тут же выяснил, что, в общем-то, девчонка-то и не врала! Признаю, сглупил. Но кто бы подумал? Пока мы разбирались, ее мучитель с магическим клинком наперевес заявился к нам сам. Не знаю, что там произошло… Кажется, они схватились, но в итоге папаня твой теперь валяется на больничной койке. Он почти сразу очухался, конечно, и попытался полезть в бой, но его накачали успокоительным, чтобы не рыпался. Хе-хе-хе. Поэтому запись пишу я. Черт, это бессмысленно. Зачем я это пишу? Зачем я пишу свой вопрос о том, зачем я пишу? Это и правда заразительно. Тихиро, ты уж не обессудь, если я дам твоему папаше пинка. Хотя, думаю, в этом случае смысла в этом нет. Видишь ли, пока наш враг и твой папаня были заняты друг другом, то девочку-свидетельницу похитили, а Кунисигэ после твоей… ситуации очень ревностно относится к всем детям в беде, и теперь он сильно винит себя. Думаю, в скором времени он полезет ее спасать, не жалея себя. Надеюсь, ты никогда этого не прочтешь, но я рад, что Кунисигэ обратил внимание на другого ребенка в беде. Может, у него наконец-то перестанет ехать крыша. Пока он думает только о тебе, он себя медленно убивает. Крайне экстравагантное самоубийство. Ты уж прости, Тихиро. Но это так. Надеюсь, ты либо проснешься… Либо поскорее умрешь. Нет. Просто очнешься. #день 1164. <10 октября> Приходили ребята из «Камунаби», что подчиняются Азами. Милые детишки. Не представляю, почему Азами так легко отпускает их на убой. #день 1166. <12 октября> Они нашли место, где сейчас Шаль. #день 1167. <13 октября> Все кончено. Все заканчивается ровно в тот момент, когда Кунисигэ слышит два звука. Первый из них похож на мелодичный перелив, тонкий набат, которым сопровождаются похороны великих творцов. Так ломается металл; так одно из его детищ, «Пронзающее Облако», наконец-то находит свой конец. Следующий за ним звук влажный, громкий. Рвется ткань; лезвие рассекает плоть с неприятным чавком, с каким нож обычно разрезает мясо, а хруст — это кости ломаются. Ключица, точно. Потому что, когда Кунисигэ делает последний взмах (на какой у него остаются силы), он разбивает, наконец, собственноручно созданный клинок и его владельца. Он видит замешательство во взгляде Содзе, когда тот смыкает зубы, но ни единого вскрика не доносится, он просто смотрит в ответ с недоумением, будто бы просто услышал что-то странное, или увидел, но никак не был рассечен почти что пополам одним взмахом. Но в следующую секунду он грузно падает на землю, и самообладание исчезает: до Кунисигэ доносятся его частые тихие вздохи с присвистом. Содзе дергается в конвульсии на земле, пока под ним расползается огромная лужа крови, он тихо стонет. Не жилец. Кунисигэ много таких видел на войне. Легко догадаться, чем все закончится. Он с трудом удерживает равновесие, а потом опускает взгляд на лежащий вблизи обломок «Пронзающего Облака». Мечи, завершившие войну… Чушь собачья. Тогда это была необходимость. А после… Надо было уничтожить все мечи еще тогда, но нет, все опасался, что могут опять пригодится. И ради чего?.. Что это ему дало, кроме как загнало его сына в кому, потому что группка ублюдков решила использовать клинки в своих целях? А теперь они раздают их кому попало!.. В руки убийцам! В руки людям, что лишают детей родителей! Он еще раз смотрит на Содзе. Тот уже бел, как снег — с такой раной на груди и отрезанной рукой ему долго не жить. В итоге, талант бойца проигрывает банальному знанию всей подноготной магического клинка, никаких секретов. Не всегда нужно уметь хорошо драться, главное — знать, когда можно схитрить. Содзе никогда не узнает «Пронзающее Облако» лучше, чем его знает Кунисигэ. Чувствуя, как на зубах выступает кровь, Кунисигэ сплевывает ее на землю и подходит ближе, готовясь добить противника. Нет смысла оставлять Содзе истекать кровью до смерти. Или, может… Он еще раз смотрит вниз, на того, когда вдруг Содзе резко открывает глаза и смотрит ему прямо в глаза. Кунисигэ хочется разозлиться. Этот человек пытал ребенка, забрал у Шаль родителя. Как отец, он никогда такого не простит. Но как человек, заставший войну, он знает, как она перемалывает жизни. Прошло двадцать лет, но она до сих пор откликается в их душах, тех, кто застал ее своими глазами, и Содзе Гэнити — не более чем эхо войны, один из ее осколков, которые рожаются из-за тех диких времен. Ничего удивительного, что бывшее тогда детьми поколение идет не той дорожкой. Война всегда меняет детей сильнее всего. Так что это бессмысленно. Тем более, он все равно почти не жилец. На губах у Содзе пузырится кровь, когда он пытается улыбнуться. — Не… прокатило. Хотя я… пытался… использовать «Гром» в самый последний… момент. Кунисигэ ничего ему не отвечает. Он смотрит на залитый кровью белый воротник. От запаха вспоминается сцена три года назад и тело у него на руках, не отзывающееся на попытку разбудить. Тихиро… — Жаль… что не получилось. Но… это будет… почетно умереть от твоей руки. — Да что в этом почетного? — вдруг злится Кунисигэ. Содзе лишь ухмыляется ему. Зубы у него рыжие от крови. — Сам… легендарный мастер… меня и прикончит. Умереть от рук… своего кумира… это незабываемый опыт. — Ты бредишь. — Зря… ты так. Я между прочим… весьма серьезен. Бессмысленно продолжать этот разговор. Даже желание убить Содзе уходит, оставляя место лишь пустому разочарованию: на мир, на себя. Три года продолжается этот кошмар, три года он пытается найти людей, виновных в состоянии Тихиро, но все бессмысленно. Месть никогда не приносит облегчения. Он и сам не знает, зачем в это ввязывается… Наверное, чтобы просто не сойти с ума. Иначе сидел бы целыми днями около постели Тихиро, молясь богам, чтобы тот наконец очнулся. Но когда Кунисигэ отворачивается, намереваясь покинуть замок, он слышит позади шорох гравия, а когда оборачивается, то видит, как Соде умудряется перевернуться на живот и с трудом ползет в его сторону. Он тянет окровавленную руку к нему и цепляется за ногу, за ним на земле остается еще больше крови. Глаза у Содзе шальные, он явно не в себе. С кровавыми пузырями на губах он улыбается и с трудом шепчет: — Погоди… Почему-то Кунисигэ останавливается, хотя у него нет ни малейшей причины так поступать. Он чувствует, как Содзе вцепляется ему в ногу крепче, отчего ткань пропитывается чужой кровью, а сам все старается подползти ближе. Когда они смотрят друг другу в глаза, Содзе на него — снизу вверх, Кунисигэ видит, что глаза у него слезятся. — Я все равно… скоро сдохну. Мне… явно меньше пары минут осталось. Но перед этим… окажешь честь? Пожалуйста. Кунисигэ ничего не говорит, но он не уходит, и Содзе воспринимает это, как согласие. Почти умоляющим тоном он шепчет: — Я так… долго пытался скопировать… тебя. Воспроизвести… твою технологию ковки мечей. Как ты… приручил датенсеки?.. Я столько пытался… но ничего не выходило. Ответь мне. Нет ни единой причины ему отвечать. Кунисигэ смотрит Содзе в глаза… В глаза человека, увидевшего когда-то во время войны магический клинок, что породило еще одного злодея. Существование человека, подобного Содзе Гэнити — целиком и полностью вина Кунисигэ, потому он просто поднимает голову в сторону разрушенной лаборатории, а потом вновь смотрит вниз и произносит несколько слов, после которых лицо Содзе меняется, будто бы он наконец что-то осознает. Хватка на ноге исчезает, и Содзе начинает смеяться, не обращая внимания на идущую изо рта кровь. — Вот оно… что. Сраный… небесный камень. Охрененная… штука. #день 1170. <16 октября> Здравствуй, Тихиро-кун! Меня зовут Шаль. Мне семь лет. Мой любимый цвет: розовый, а самым лучшим животным на свете я считаю слоников, хотя я ни одного не видела. К сожалению, в зоопарке их не было. Но я очень сильно хочу их увидеть, потому что слоники очень милые… Кстати, это сообщение записывает Сиба-сан, поэтому оно написано без ошибок. К сожалению, я пока не очень хорошо умею писать и читать, потому что я не ходила в школу. Я никогда не писала писем, поэтому начну с того, что я ела сегодня на завтрак. Сиба-сан принес огромные хлебные булочки, на которые мы намазывали джем. Было очень вкусно! Потом он сделал мне шоколадный какао. Тоже очень вкусный! Скажи, Тихиро-кун, тебе нравится шоколадный какао? Или ванильный? Я слышала, что есть еще банановый, но я никогда его не пробовала. Надеюсь, кто-нибудь мне его обязательно купит. (пометка от Сибы: ты бы видел, какими она на меня глазами сейчас смотрела, кажется, придется искать ей этот сраный банановый какао) Скажи, Тихиро-кун, какие животные тебе больше всего нравятся? А какой цвет? Сейчас дома очень скучно. Сиба-сан говорит, что мы в «убежище». Не знаю, что это такое. (пометка от Сибы: это временная квартира) Тут немного тесно, но рядом есть пекарня, где пекут очень вкусные булочки, которые мы едим на завтрак! Точнее ем я и Сиба-сан, потому что твой папа, Рокухиро-сан, сейчас отдыхает. Он очень-очень сильно устал после того, как спас меня из рук злодея. Я пытаюсь ему помочь, но ничего не выходит. Никому не говори, но мой самый большой секрет в том, что ██████. Мама сказала, что я никому не должна его рассказывать, но я очень сильно доверяю Рокухиро-сану, а он верит тебе, поэтому я доверяю тебе тоже. Пожалуйста, сохрани этот секрет! (пометка от Сибы: прости, малой, но я это раскрывать не буду) Мою маму убил злодей, поэтому у меня больше никого не осталось. Папы у меня не было, и я думала, что осталась одна. Но потом меня спас Рокухиро-сан, и он такой добрый! Рядом с ним я вспоминаю, как хорошо было рядом с мамой. Я очень скучаю по маме. Скажи, Тихиро-кун, ты же не против, если я буду иногда притворяться, что твой папа это и мой папа тоже? Надеюсь, мы с тобой обязательно познакомимся. Пока-пока! #день 1175. <21 октября> Прости, что не писал все это время. У меня были некоторые дела, и нам с Сибой пришлось их улаживать. Плюс у меня немного побаливает рука, и я не хочу лишний раз нагружать Шаль, чтобы она меня лечила. Она умница, все схватывает на лету. Тебе она очень понравится. Я надеюсь, ты сейчас видишь крайне хорошие сны, иначе я не представляю, как можно обменять общение с Шаль на что-то другое. Нет, я серьезно! Она само очарование. Знаешь, я редко пишу о таком, но, когда она рядом, я смог вообразить, что жизнь снова наладилась. Приятно, когда рядом с тобой вьется ребенок. У нее не осталось родителей, вообще никого. Она совсем одна. Ты же не против? Если у тебя появится младшая сестренка. Она очень милая, немного шаловливая, но все равно чудесная девочка. И ей очень нужна семья. Но я боюсь, Тихиро. Боюсь, что когда-нибудь позабуду твой голос, твое лицо. Что когда ты очнешься, ты изменишься слишком сильно. Три года прошло… Теперь ты уже давно не ребенок, а юноша. Сейчас мы еще сможем нагнать жизнь вместе, но мне страшно, что ты умрешь, не открыв глаз очнешься, когда я сам буду дряхлым стариком, а ты уже не мальчиком, но мужчиной. Может быть, Шаль что-то сможет сделать… Я надеюсь. <далее неразборчиво> После небольшой пробежки по местам обитания лиц не самых приятных (бандюгов разной масти) отдых кажется просто блаженным наслаждением. Сиба тут же упархивает купить выпивки, тогда как Кунисигэ падает на диван в их небольшой временной квартире и тихо стонет, запрокидывая голову на спинку дивана. Ну и месяц!.. Но они так далеко продвинулись, наконец-то. Можно и потерпеть. Он потирает переносицу пальцами, чувствуя, как тянет в сон, но не успевает даже толком обдумать эту мысль, потому что ощущает чужое присутствие рядом. Когда он открывает глаза, то видит, как Шаль садится на диван. Почувствовав взгляд на себе, она тут же улыбается, и Кунисигэ невольно вторит ей, после чего треплет девочку по волосам. Он делает вид, что не видит робкой заминки — секундной — перед тем, как опускает руку на ее голову. Такие травмы тяжело лечить, и он знает. Шаль старается делать вид, что не боится, но выросшая лишь с матерью, она невольно проецирует на него, взрослого мужчину, образ Содзе, принесшего ей столько боли. Но Шаль все еще нуждается в любящем родителе, и потому тянется к нему… Может, вместе они сумеют все преодолеть. Кунисигэ не знает, но Сиба уверяет его, что оформить документы на опеку легко — особенно с помощью Хинао, у которой есть целая свора умельцев изготовлять фальшивые бумажки. Шаль умничка. Ее легко можно оставить одну дома, не приходится даже звать Хинао каждый раз, когда они идут на миссию. Просто оставляешь еду в холодильнике, а дальше Шаль сама со всем справляется. Для своего возраста она очень много умеет, хотя некоторые вещи даются ей тяжело. — Как все прошло? Шаль вряд ли интересны подробности нарезки ублюдков из подполья, и потому Кунисигэ просто отвевает: — Мы нашли немного информации. Завтра отправимся проверять. — Опять? — она куксится. — Вы каждый день куда-то бегаете! А как же отдых! Она тянется рукой к его ладони, будто намеренно выискивая ранки, после чего сжимает ее своими маленькими пальчиками и заглядывает в глаза. — Я скучаю. — В следующий раз оставим тебя у Хинао, хочешь? Хинао будет орать, но что тут поделать. Но когда Шаль куксится сильнее, Кунисигэ невольно улыбается. — Не хочешь? — Не в этом смысле скучаю… — А в каком же? — Ну… — она смущенно опускает голову, пряча глаза. — Не знаю. Просто… Скучаю, вот! Иначе. Она прижимается к его боку, цепляясь руками за одежду. Ах, наверное, она просто жаждет родительской любви, потому что рядом с ним Шаль легко вообразить, что ее мама все еще жива. Она же совсем недавно ее потеряла. Бедная девочка, лишенная всего… И все из-за его ошибки множество лет назад. Усталость клонит в сон быстрее, чем Сиба ищет пиво; когда Кунисигэ откидывается на диван и морщится из-за старых ран, Шаль тут же оказывается рядом. — Где-то больно? Мне вылечить? — Не стоит. Само заживет. — Но я ведь могу помочь! — Потом. Все потом. Давай-ка!.. — когда он хватает ее под руки и сажает себе на грудь, Шаль вскрикивает, но потом все равно вцепляется пальчиками в футболку. — Лучше ты расскажи мне, как прошел твой день. У нас-то ничего интересного не было, а ты тут одна. Может, случилось что-то интересное? Шаль тут же распахивает глаза. — Ой! У соседей собачка покакала на лестницу! А потом кто-то на какашке поскользнулся! Так кричали, так кричали! Я за всем из окошка смотрела! Когда Кунисигэ смеется над этой глупой историей, Шаль тут же воодушевляется. — А еще… Спустя некоторое время возвращается Сиба; он телепортируется прямо перед порогом, потом стягивает обувь и тайком крадется в комнату, уже предвкушая, как они с Кунисигэ опустошат добытое пиво в один присест… Он проходит в комнату, где слышит звук телевизора, но, когда оказывается внутри, то быстро обламывается с планами на вечер: Кунисигэ спит на диване, а у него на груди, под его рукой, посапывает Шаль. Несколько минут Сиба молча смотрит на эту семейную идиллию и на умиротворенное лицо друга. Давно он его таким не видел. Потому Сиба просто улыбается. Он ставит пиво в холодильник, а в комнату возвращается с пледом, после чего накрывает их двоих, отчего Шаль начинает сопеть еще громче. Затем он молча уходит на балкон, где закуривает, смотря на медленно зажигающиеся над головой звезды. #день 1185. <1 ноября> Добрый день, Рокухиро Тихиро! Мы с тобой еще не знакомы, но меня зовут Сазанами Хакури. Мне восемнадцать, то есть, мы с тобой ровесники. Помимо этого, я родом из клана Сазанами, который в основном занимается злодеяниями, вроде торговли людьми и организацией крупнейшего подпольного аукциона в Японии. Довольно иронично, что мы повстречались с твоим отцом, но если бы не он, то сейчас я бы валялся в канаве с перерезанной глоткой. Надеюсь, это было не очень страшное описание. Видишь ли, я из рода Сазанами… я уже говорил, но для нас там подобное — что-то вроде рутины. Но я не злодей! Пожалуйста, не считай меня таковым. Твой отец спас меня, потому что я полез спасать девочку и влез в драку, из которой не вышел бы победителем. Но кто бы подумал, что меня спасет сам Рокухиро Кунисигэ! Знаешь, я не особо большой фанат истории, но даже я знаю его. Это так круто! Я так завидую тебе (хотя мы еще не встречались). Я пишу это письмо, потому что так делает господин Рокухиро. На самом деле я не знаю, есть ли в этом смысл, поэтому не сердись пожалуйста, если я напишу глупость. Я просто записываю все, что думаю. Сиба-сан рассказал мне, почему он это делает, и я думаю, что было бы неплохо представиться тебе… Надеюсь, ты и правда очнешься, потому что господин Рокухиро очень сильно о тебе беспокоится. Признаться, я никогда не видел, чтобы взрослые так пеклись о детях. Видишь ли, я родом из семьи Сазанами, где ценятся лишь сильные люди. Но я — слабак и ничтожество без единого таланта, который еще и пытался помешать проведению аукциона. Потому меня выгнали… Но господин Рокухиро все равно помог мне несмотря ни на что! Прости, что я пишу это, Тихиро-кун, но я считаю, что у тебя офигенный отец. Я могу только завидовать. И он согласился помочь мне в обмен на информацию! И даже накормил бесплатно! Честное слово, я никогда такого не испытывал. Потому я правда желаю Рокухиро-сану всего самого лучшего. В том числе того, чтобы ты очнулся. Не знаю, встретимся ли мы с тобой вообще, и не разойдутся ли наши пути с господином Рокухиро после того, как я ему помогу, но я все равно желаю ему самого лучшего. Он хороший человек, и он правда так сильно беспокоится о тебе… Мне никогда не понять этого. Наверное, я даже немного завидую, что ты, мальчик в коме, получаешь больше любви, чем я. Но это хорошая зависть. Так что, надеюсь, ты скоро проснешься! Не расстраивай своего отца. Он у тебя клевый. #день 1186. <2 ноября> Привет, Тихиро! Вчера я вновь много вспоминал о тебе, в основном потому, что встретил мальчика твоего возраста. Его имя — Сазанами Хакури. Если ты читаешь письма по порядку, то ты уже знаешь, о ком я, но если нет, то обязательно прочти его письмо! Он очень хороший мальчик, немного глуповатый, но, я думаю, он бы тебе понравился. Ты знаешь, я вспоминал тут твое детство… Ты редко плакал, ты вообще был очень спокойным ребенком. Я до сих пор в шоке. Но с Хакури рядом я вспомнил, каково это было тебя успокаивать. Видишь ли, Хакури помог нам с Сибой, и за это едва не был убит собственным отцом. Немыслимо. Как можно дать жизнь ребенку, а потом лишить ее за оплошность? И ведь этот Сазанами Кьера сначала его просто изгнал, то есть, он ведь не хотел сначала убивать сына. Но потом? Для меня это дикость. Хакури очень переживает, что в обмен на него я отдал один из магических клинков. Бедный пацан… Мне кажется, ты бы на моем месте придумал бы что-то более уместное, не действовал бы на эмоциях, хотя Сиба ржет надо мной и говорит, что в итоге ты бы поступил точно так же. Но смысл один — Хакури теперь с нами. Не представляю, что он чувствовал, когда родной отец решил так просто от него избавиться. С другой стороны, там вся семейка бешеная. Знаешь, нельзя так говорить, но нам с тобой друг с другом крайне сильно повезло! Пока что Хакури побудет с нами, не знаю, что будет дальше… Мне кажется, он бы тебе понравился. Что-то в нем такое есть. Надеюсь, когда ты проснешься, ты заведешь много таких же хороших друзей… Знаешь, я должен вас познакомить. С Тихиро в этом смысле было намного проще. Он был серьезным ребенком, который редко плакал. Кунисигэ мог назвать лишь пару раз в детстве, но тогда Тихиро был совсем еще малышом, так что нет смысла судить. Разбитая коленка, не так хорошо получившийся результат… Сущие мелочи. Кунисигэ после такого всегда дурачился, отчего Тихиро быстро возвращался к своему стандартному настроению и ругал его, но… С Хакури все иначе. Проходит около дня с момента, как они вытаскивают Хакури из поместья Сазанами, где ему угрожают. Кунисигэ не чувствует по этому поводу ничего: на самом деле, он скорее даже рад, что хоть какой-то из мечей послужил во спасение в нормальном смысле, без пролития единой капли крови. Сазанами Кьера, конечно же, был заинтересован в более тесном сотрудничестве, и его вежливое предложение «поработать вместе в обмен на некоторые не стоящие того жизни» было вполне разумно, и, будь Кунисигэ рассудительным человеком, он бы согласился на это предложение, но тут, как и в случае с Содзе, вновь поперек горла встала гордость. Что делать дальше — вопрос крайне занятный. Кунисигэ уверен, что на аукционе их будут поджидать. Хочется плюнуть на клинок, признаться, но надо устранить все потенциальные угрозы, а для этого ему нужно оружие… желательно поближе к себе и подальше от противника. К счастью, «Пронзающее Облако» все еще у него — со смертью предыдущего владельца контракт заканчивается, и Кунисигэ запросто привязывает меч к себе. Перековать его за неделю — не самая большая проблема, даром, что они с Сибой забирают из брошенной лаборатории небесный камень. Потери в мощности не столь существенны. Вот «Камунаби» обламываются, когда в итоге находят лишь труп Содзе и ничего более значащего. Проблемы нет. Но Хакури считает иначе. Закуривая, Кунисигэ выходит на кухню, где в такое позднее время не ожидает увидеть даже Сибу; однако, он видит Хакури за столом, как тот сидит за столом и в одиночестве пьет что-то из кружки. Не ожидав, что его кто-то увидит, он дергается и вскакивает на ноги, едва не опрокидывая все на себя, но Кунисигэ вовремя успевает броситься вперед и поймать кружку перед тем, как та упадет. Внутри… кажется, это чай с молоком. — Ах!.. Простите. Перевожу ресурсы. — Все в порядке, — машинально бормочет Кунисигэ, спешно туша сигарету о раковину. Покурить не удастся. Молчание немного неловкое, и он решает, что надо с этим что-то сделать. Хакури все еще смотрит на него затравленным взглядом крайне провинившегося ребенка, хотя ничего плохого он не делает. Не он же вторгается в чужой дом с целью выкрасть меч. Ну давай же, ты же ответственный родитель, сделай же что-нибудь! Потому Кунисигэ вздыхает и садится за стол, после чего выжидающе смотрит на Хакури. Шрам на переносице вдруг начинает чесаться. — Хочешь? Поговорить. — Да что Вы. Не могу же я тратить Ваше время. — Хакури. От своего имени тот вздрагивает и виновато смотрит в чашку с чаем. Кажется, за три года Кунисигэ окончательно растерял свои навыки отцовства… Давай же, воспитал же ты как-то Тихиро! Правда с ним легче в миллион раз было, но это ничего! Потому Кунисигэ просто отмахивается. С Хакури просто по душам поболтать не выйдет, тот слишком привязан к ценностям семьи, и, значит, нужно говорить с ним на его языке. — Не переживай. Ничего страшного в итоге не произошло. У меня есть запаска на такой случай. Хакури все еще напряженно на него смотрит. — Но так бы у Вас было два меча, а не… — Это все пустое. Серьезно. Хакури, когда я ковал эти долбанные мечи… Я хотел, чтобы их использовали во благо. Но меч — все еще оружие, а оружие несет смерть. В идеале мне бы хотелось, чтобы всякая драка заканчивалась без крови, но это невозможно, — Кунисигэ просто пожимает плечами. — Но с твоим поганым отцом мы договорились… использовав оружие и не пролив ни единой капли крови. Идеальное завершение конфликта. — Но это не равноценно. — Кто тебе такое сказал? Хакури понуро поджимает губы. — Моя жизнь стоит намного дешевле, чем столь замечательный меч. — Хакури-и-и! Да ладно тебе, уж мне-то, как изготовителю этого меча, ты можешь поверить! Аргумент явно работает, потому желающий возразить Хакури тут же закрывает рот. Ну наконец. Кунисигэ подсаживается к нему поближе и замечает: — Я же тоже отец. И то, что твой папаша решил так просто от тебя избавиться, для меня совершенно чуждо. Я бы своего сына никогда ни при каких обстоятельствах не подумал бы убить, даже если бы он вдруг… не знаю, ну давай придумаем самый абсурдный сценарий. Даже если бы он… не знаю, стал бы убийцей! Типа, это нехорошо, очень даже плохо, но такова родительская любовь. А твой старик явно больше печется об этом дебильном аукционе. Фигня! Когда Хакури одаривает его вежливой виноватой улыбкой, давая понять, что он все еще не верит, Кунисигэ тихонько стонет. Нет, серьезно, с Тихиро было так просто! Это наказание от судьбы за то, что он сгубил такого замечательного ребенка! Потому он утыкается лицом в ладони и бормочет: — Забей. Все уже сделано. Я все еще считаю, что твоя жизнь важнее. Для меня каждый ребенок важнее какого-то сраного меча. Не могу поверить, что мне приходится это объяснять… — Да нет, я Вас прекрасно понял. Что? Стоит ему подозрительно взглянут на Хакури, как тот вновь вежливо улыбается, сжимая в руках кружку. — Дело не в том, что я не могу понять концепцию ценности жизни. Просто конкретно моя жизнь этого не стоит. Я даже колдовать не умею. Я для Вас — балласт. Вы же стараетесь ради своего сына… Зачем тратить время на меня? И тем более обменивать меч. Я не Ваш ребенок, в конце концов. Давай же, думай! Тебе нужно срочно найти подходящий ответ! — Ну тогда с этого момента забей на своего сраного папашу и считай, что я и есть твой новый… Нет, Кунисигэ, это вдвойне тупо! — Э… Учитель. Да! Боже, идеально. … что ж, хотя бы получше. Хакури смотрит на него во все глаза, явно не очень понимая, и Кунисигэ решает не быть приличным человеком; он закуривает и стряхивает пепел в раковину рядом, после чего указывает сигаретой на мальчика. — Или считай, что я тебя выкрал. Короче, забей на Сазанами Кьеру, он тот еще хер. И не особо-то ты бесполезен! То, что слаб — конечно, но это же не так плохо. У тебя слишком завышенные ожидания от самого себя. Ты же сам полез в драку в день, когда мы встретились. Думай о том, что если бы не ты, то кто-то другой попал бы в беду. Так что вот… — он думает, что бы еще добавить, и потом мягче замечает: — Не переживай так сильно. Честно говоря, я считаю, что и нескольких мечей не хватит, чтобы оценить ими человеческую жизнь. А жизнь любого ребенка для меня… стоит гораздо дороже. В конечном счете это лишь глупые проекции. Но слова Кунисигэ в этот раз, кажется, работают; он замечает, как слегка подрагивают губы Хакури в улыбке, когда он спешно пытается спрятаться за кружкой с чаем, но взгляд выдает его с головой. Ему лестно слышать такие слова от взрослого, и тем более от того, кто точно знает цену магическому клинку. Глядя на него, Кунисигэ хочется лишь улыбаться. Улыбка у Хакури совсем незаметная, робкая, и это лишний раз болезненно напоминает о Тихиро. Когда-то давно они точно так же сидели на кухне, он рассказывал о прошлом, а сын слушал его, внимательно, вежливо улыбаясь. Как же сильно Кунисигэ скучает по тем дням… Но чтобы их вернуть не хватило бы и миллиона зачарованных клинков. Со вздохом он затягивается и выдыхает сигаретный дым в воздух. Нужно будет тут проветрить, чтобы Шаль не дышала этой гадостью с утра. — Талант… легко развить. Что бы кто не говорил. — Боюсь, не во мне, — смеется Хакури. Пусть это и самоуничижительная шутка, но он явно перестает расстраиваться, видно по немой благодарности за этот маленький разговор во взгляде. — Фигня. Я тоже начинал с ошибок. И Сиба. Надо лишь немного постараться. Давай мы попросим Сибу тебя научить. Он все равно херней страдает, бездельник эдакий, а так хотя бы поучит тебя чародейству. Ну? Как тебе идея? Думается Кунисигэ, что Хакури на самом деле талантлив. Просто семья душила его потенциал. Такое часто случается. Тот пожимает плечами, явно не против, а Кунисигэ хмыкает, зная, что завтра Сиба попытается его придушить за спонтанно повешенную ответственность. Ничего. Пусть поработает, бездарь. #день ???. <дата стерта> Эй, Тихиро!.. #день ???. <дата стерта> … проснись… #день ???. <дата стерта> … поскорее… #день ???. <дата стерта> … тебя столько всего ждет! #день ???. <дата стерта> Я просто… #день ???. <дата стерта> … хочу… #день ???. <дата стерта> … чтобы ты открыл глаза. Все происходит несколько спонтанно, размышляет Сиба. В ходе событий, которые кошмарят их с Кунисигэ уже третий год, выясняется имя крысы, находящейся в «Камунаби». Проблема в том, что тот слишком тесно повязан с «Хисяку», а для Кунисигэ это название — как собаке голодной кость показать… Никогда не переходите дорогу отцу, который ради своего ребенка готов горы свернуть. Потому Сиба решает не мешать Кунисигэ в этой несомненно опасной ситуации… Просто помогает по возможности, как и Азами и Хакури. Мальчонка оказывается хорош: натренированный Сибой и самим Кунисигэ, он становится отличным подспорьем и доблестным союзником. Никогда не недооценивайте усердных ребят. Ну честное слово, клан Сазанами, могли бы и постараться сделать из своего сынка что-то, а то забросили, а потенциал — вот он, на глазах родился! В итоге, в главном офисе происходит бойня, до которой Сибе и Кунисигэ нет дела. Они преследуют предателя, пока тот стремится по коридорам вниз, к старым темницам, где даже магия, кажется, работает хуже — настолько глубоко. Догнать ублюдка сложно, у него есть помощники, и даже магический меч в этом деле помощью не послужит. Но им все равно, ведь это их последний шанс добраться до «Хисяку» как можно скорее. В итоге, они загоняют противника к краю платформы, после которой следует обрыв — внизу когда-то была темница, находящаяся так глубоко, чтобы из нее никто не выбрался. Долго он не проживет, думает про себя Сиба, видя пылающий злость взгляд Кунисигэ, но он не собирается останавливать друга. Иногда нужно побыть жестоким. Он лишь защищает его тыл, если видит кого-то, но в то же время знает, что даже если пропустит, то им поможет Хакури, следующий по пятам как секретное оружие. — Не подходи!.. Истошный визгливый вопль отвлекает Сибу от размышлений. Он видит, как Кунисигэ это игнорирует и идет к предателю вперед, пока тот вжимается спиной в ограждение. Но что-то ему в этом не нравится, что-то… Несмотря на испуг, предатель явно разыгрывает сцену. Он боится, но у него есть туз в рукаве. Прежде чем Сиба успевает предупредить об этом Кунисигэ, сзади раздается свист; приходится прыгнуть в пространстве прочь, потому как из темноты выскакивает несколько человек в плотных тканевых масках. В черном, их почти не видно в тени, но один отличается, потому что в руках у него нечто белое… Сиба чувствует, как сердце пропускает удар, когда он понимает, что это такое. Агенты-чистильщики окружают своего начальника, а тот слегка дрожащим голосом бормочет: — Я знал, что это случится. И у меня был приготовлен план на этот счет. Не двигайся, Рокухиро, иначе я перережу ему горло. — Что ты творишь? — голос Кунисигэ звенит от ярости. — Брось оружие. И Кунисигэ послушно замирает, разжимая пальцы и позволяя клинку с тонким звоном упасть на землю. А все потому, что впереди они видят ужасающую картину, какую Сиба мог предсказать… Мог, но не думал, что оно и правда случится. Потому что предатель держит в руках, под пояс, хрупкую фигуру в белом больничном халате, настолько маленькую на его фоне, что она даже не достает ногами до пола. Сиба чувствует, как начинает стучать в ушах кровь, когда лезвие опасно приближается к тонкой бледной шее. — Тихиро… Черт. Кунисигэ просто замирает на месте, как статуя. Еще бы. Он с ужасом смотрит на сына в руках у противника, который продолжает прижимать лезвие к его горлу. — Ах ты говнюк сраный, — у Сибы слов не хватает, чтобы выразить свое негодование. — Кусок дерьма, решил нас этим шантажировать?! Яиц своих нет, чтобы все по-честному решить?! — Честно — это для благородных придурков, — хмыкает предатель. — У меня на это времени нет, уж звиняй. Ладно, не шевелись. Иначе… Далее идут торги, попытка обменять клинки на жизнь ребенка, все это очень злит Сибу, отчего он половину прослушивает, а на вторую только беззащитно тявкает, как собака в наморднике. Ситуация тут не в их пользу. Сиба знает, что Кунисигэ запросто отдаст все собранные мечи для того, чтобы забрать Тихиро, потому что сын для него всегда стоит в приоритете. Кунисигэ… хороший человек, но это его погубит. Всех их. Сибе нужно бы что-то придумать, что-то сказать, пока ситуация не зашла в тупик, нужно… Почему в голове так пусто?! Он поднимает глаза на предателя, но вдруг… Словно интуиция. Сложно сказать, что именно вынуждает его приглядеться… — Да ладно… Хуже времени и не придумаешь. А может, все это как-то связано. Как знать? Любые лишние мысли из головы исчезают, потому что все его внимание устремлено вперед, где, в руках противника, Тихиро вдруг кривит губы, а следом его ресницы начинают трепетать, прежде чем медленно он открывает глаза, взирая на мир столь знакомым Сибе, но уже позабытым багрянцем. Хакури следует по пятам за Сибой-саном и Рокухиро-саном, однако, все равно теряется по пути. Вот балда, думает он про себя, он должен прикрывать их с тыла, а в итоге только время зря теряет! Несколько минут он безуспешно кружит по коридорам, пытаясь найти нужный путь, пока вдруг на замечает в одном мелькнувшую тень, так быстро, что, если бы не отточенная еще Соей реакция на все крадущееся, Хакури ни за что бы ее не заметил. Он бросается в тот коридор и понимает, что наконец-то находит нужный путь, однако его неудачливость в итоге оборачивается успехом, потому что его упускают из вида, и он оказывается позади группы, что шла у них по пятам. Осторожно, чтобы не привлечь внимания, он крадется следом, и это у него получается отменно — спасибо клану Сазанами за умение ходить так, чтобы тебя не услышал страшный старший брат. Он замирает у одной из колонн, находясь в относительной тени. Тут его увидеть не должны. Кажется, разговор уже подходит к концу. Он видит, как Кунисигэ держит руки низко, и как клинок лежит поодаль от него. Он сдался? Сиба тоже не двигается, весь бледный и потный… И только спустя мгновение Хакури приглядывается; а там и замечает причину. Он никогда не видел Тихиро, даже на фотографиях, но мигом опознает его — мальчика, что уснул на три долгих года, вынудивших его отца ступить на путь мести. Он выглядит как кукла, не двигающаяся, и если бы не предатель, держащий его одной рукой под пояс, а второй — под горло, зажав в ладони меч — то он бы ни за что не опознал в этом хрупком создании живого человека. Значит, Тихиро берут в заложники?.. Вот это да… Надо что-то придумать. Он единственный, о чьем присутствии пока не знают, и Хакури спешно размышляет, что он может сделать в этой ситуации. Напасть? Но противник слишком сосредоточен, его заметят. Плюс, это может навредить Тихиро! Ждать? Но нельзя же сидеть на месте! Невольно он пытается рассмотреть Тихиро повнимательней, но никак не выходит… Но потом что-то происходит. Хакури замечает это по резко переменившемуся лицу сначала Сибы, а потом Кунисигэ. — Что за… — доносится до него возглас предателя, и Хакури понимает, на что они все смотрят — на то, как Тихиро медленно открывает глаза. О боже! Но нет! Нельзя отвлекаться! Это его шанс! Противник переключил внимание, и, значит, сейчас Хакури может атаковать! Он даже не складывает руки, как нужно, просто вытягивает палец вперед и одними губами поизносит название техники. Тренировка Сибы дает свой результат, Хакури раскрывает в себе умения. Может, он и не ровня братцу Сое, но вот причинить проблем способен, потому что Хакури понимает главный принцип клановой техники: чем уже точка, в какую бьешь, тем сильнее удар. От площади соприкосновения зависит и сила давления, простая физика. А целится Хакури прямо в лоб предателя. Вряд ли это его убьет, но… Импульс пробивает звуковой барьер, от чего закладывает уши, и удар попадает точно в цель: голова предателя запрокидывается назад, резко, и он отшатывается в сторону пропасти. Удар настолько сильный, что его опрокидывает через ограждение, и вместе с Тихиро все еще в руках он заваливается туда. Хакури видит, как его подчиненные бросаются кто куда: часть наперерез Кунисигэ и Сибе, вторая — за своим боссом, но всех он их игнорирует, потому что его цель — вовсе не предатель, а Тихиро. Он стрелой проносится мимо Сибы и сигает в пропасть, не особо задумываясь, что будет позже. С помощью все той же клановой техники он нагоняет падающего предателя и буквально пинком откидывает его в сторону, после чего хватает Тихиро на руки и кричит: — Держись! Он без понятия, слышит ли его Тихиро, он даже не знает, в сознании ли еще тот, но Хакури переворачивается в воздухе и ногой использует тот же импульс, чтобы оттолкнуться от земли и не разбиться. Но тот оказывается слабее, чем ожидалось, видимо, из-за ограничительных барьеров. Их с Тихиро подбрасывает в воздухе, и потом он падает на пол, всеми силами закрывая своим телом свою ценную ношу от какого-либо урона. В итоге они кубарем катятся прочь, пока Хакури не врезается затылком в колонну, поддерживающую это страшное место. Когда он раскрывает объятия, он видит, что Тихиро все еще в сознании, на грани. Он странно смотрит на него, явно не понимая, и Хакури виновато улыбается, после чего тут же начинает тараторить: — Ой! Привет! Извини, пожалуйста! — потом, подумав, добавляет. — Я друг твоего отца. Кажется, этого достаточно, и Тихиро едва заметно кивает, после чего приваливается к его плечу головой и закрывает глаза. Он такой легкий, что у Хакури не возникает проблем, чтобы подняться на ноги с ним на руках, после чего он озирается, пытаясь найти взглядом противника. Нужно убегать, пока Тихиро у него! С этой мыслью Хакури медленно отступает назад, бережно прижимая к себе Тихиро, пятясь, пока не слышит сверху далекое: — Хакури! Сиба? Сигареты сегодня на вкус особенно странные. Наверное, это потому, что Сиба до сих пор не может поверить в то, что чудо случается. Тихиро проснулся уже как пару недель назад, но он пока настолько слаб, что бодрствует не особо долго. Но он точно различает окружение: заметно по тому, как меняется его взгляд, когда он видит Кунисигэ. А тот и вовсе от постели сына не отходит, днем и ночью сидит рядом. К счастью, после всего случившегося они наконец позволяют себе забрать Тихиро прочь от «Камунаби», после чего обосновываются в мелком городишке где-то на востоке, где проживает знакомый Сибе подпольный медик. Тот следит за Тихиро, они ему платят, и, в целом, история медленно подползает к своему концу, потому что в мести нет смысла, раз Тихиро наконец-то очнулся. Он пока совсем слаб, ему потребуется много времени, чтобы восстановиться… Но Сиба уверен, что все сложится. Не только потому, что с ними Шаль. Просто… раз Тихиро наконец открывает глаза, значит, судьба все же на его стороне. Все сложится хорошо. Они с Кунисигэ наконец-то добираются до своего счастливого финала. Выкурив сигарету, Сиба выбрасывает остатки в окно, после чего идет к комнате Тихиро. У двери на полу сидит Хакури с задумчивым видом, и, когда Сиба подходит к нему ближе, мальчик виновато улыбается. — Че, они там продолжают ворковать? — фыркает Сиба, кивая на дверь. Единственный человек, кому позволено вторгаться в семейное воссоединение семьи Рокухиро — Шаль. Они с Тихиро сразу друг другу нравятся, плюс, когда она сидит рядом с Тихиро, тому, кажется, немного получше. Хакури чувствует себя неловко, потому в основном не посещает комнату Тихиро без крайне необходимости. Смущается что ли? Странно. Уж не после такого красивого спасения. Сиба по секрету спрашивал Тихиро — тот был впечатлен. Тяжело судить по его лицу, конечно, особенно когда он даже от ярких эмоций устает, но… — Пора нам ворваться внутрь! — Стоит ли? — Хакури опасливо косится на дверь. — В смысле… Рокухиро-сан все же заслужил немного побыть наедине. — Хакури, я тебя умоляю, эти двое еще устанут друг от друга в будущем. Потом помилуются. Пинком он открывает дверь внутрь, игнорируя окрик Хакури. В него тут же впивается две пары глаз: Кунисигэ выглядит слегка озадаченным, на лице Тихиро все та же огромная усталость. Шаль же больше занята последним: она то и дело обнимает Тихиро за шею, утыкаясь носом в высокий воротник. На улице уже лето, становится жарковато, но Тихиро — сплошь кожа да кости. Сиба решает разрядить обстановку и ухмыляется. — Ну все, наш через тебя мучить. Как поживаешь, Тихиро? Не достал тебя папашка твой? — А ну свали отсюда, — Кунисигэ тут же морщится, но Тихиро в ответ слабо улыбается. — Нет. Все… в порядке. Здравствуйте, — он видит стоящего за спиной Хакури. — Привет… Сазанами-кун. Хакури в ответ издает только странный булькающий звук. Сиба решает сделать вид, что он этого не слышал. Они садятся на кровать рядом. На долгий разговор рассчитывать не придется, Тихиро быстро устает, а от такой огромной компании он вымотается еще быстрее. Но Сиба не знаток умных медицинских терминов, плюс с ними Шаль, которая может вылечить что угодно. Может, Тихиро поправится быстрее. Он на это во всяком случае надеется. Тихиро приваливается плечом к Кунисигэ, и тот треплет его по волосам и целует в макушку. Когда Шаль требовательно тянется руками к нему, тоже желая внимания, он смеется. — Меня на всех хватит. — Ага, вон, уже с ног валится от недосыпа, — хмыкает Сиба и наклоняется к Тихиро, кивая в сторону приятеля. — Взгляни на него. Скажи ему, пусть пойдет делами займется. — Я занимаюсь, эй! — Вранье! Они вновь смеются. Тихиро едва заметно улыбается краешком губ, наблюдая за ними всеми. Сиба чувствует себя глупо, наблюдая за ним. Ему хочется спросить: что ты чувствуешь? Потеряв сознание еще подростком и очнувшись юношей. Конечно, ему еще везет, и три года не так болезненно отражаются на его разнице между сознанием и реальным возрастом — Тихиро всегда вел себя гораздо старше, чем выглядел. Но три года, просто исчезнувшие из жизни… Для подростка это все равно слишком болезненная утрата. И это, не считая прочих мелких утраченных воспоминаний. Но он решает, что спрашивать такое — слишком жестоко. В конце концов, у них тут счастливый конец. — Тебе стоит… немного отдохнуть, — шелестит Тихиро, протягивая руку к отцу, и тот перехватывает ее до того, как она упадет вниз. — Ты тут… почти всегда. — Как же я тебя брошу? — Ну… а как же остальные? Например… Сазанами-кун. Хакури, который все время молча стоит в углу, от упоминания ойкает. Тихиро же смотрит отцу в глаза, после чего тихо фыркает. — Стоило мне… впасть в кому… ты себе нового сына нашел. Так и знал. О боже. У Кунисигэ мигом глаза на мокром месте. — Тихиро! Ну что ты говоришь-то?! Жестокая шутка! — Это шутка? — опасливо шепчет Хакури, и Сиба закатывает глаза. — Не обращай внимания. — Это точно шутка?! Когда Тихиро улыбается уголком рта, Хакури плаксивым тоном бормочет: — Не могу поверить. Рокухиро-сан! Я думал, Ваш сын будет Вашей копией! А он!.. — На язык он остер, да… — Тихиро, ну-ка извинись. Тот лишь посмеивается. Смеется и Сиба, видя, как Хакури обиженно щурится, но все это явно несерьезно. Хорошо, что, хотя бы это не изменилось. Тихиро, конечно, серьезный, но, если уж шутит — значит, все точно будет хорошо. Сиба наваливается на постель, чувствуя на себе недовольный взгляд Кунисигэ, но не уходит. Они все имеют право тут находиться. Не больше Кунисигэ, конечно, но он еще получит свой золотой момент наедине с сынком. Не будут же Сиба и Хакури торчать тут постоянно. Он подпирает голову рукой и улыбается, когда Тихиро едва слышно смеется, после чего с жутко серьезным видом кивает в сторону Кунисигэ, что явно чует подвох в этом жесте. — Ты представляешь? Свершилось чудо. — Я… заинтригован. — Он начал мыть за собой посуду. Я серьезно. — Эй! Сиба игнорирует попытку спихнуть себя с кровати и подается вперед, заговорщическим шепотом добавляя: — И готовить. Даже сносно! — Ох, правда? — Тихиро, не слушай этого гада, он… — Смотри, как он пытается отвертеться, что все-то у него может получаться, надо просто ручками поработать. Хакури наблюдает за сценой со смущенной улыбкой, и, чувствуя, что ситуация достигает пика неловкости, он нервно бормочет: — И меня научил… — Вот-вот! Тихиро, если этот лодырь опять попытается заставить тебя убираться по дому, не слушай, он все умеет! — Кто бы подумал… что чтобы ты наконец-то занялся домашними делами… мне нужно было впасть в кому. Некоторое время в комнате висит тишина, и все присутствующие молча смотрят на убийственно серьезного Тихиро. Кунисигэ, кажется, и вовсе теряется, потому что смотрит на сына так расстроенно, будто бы не знает, что тут добавить. Это очень странно. И очень пугающе. Хакури нервно смотрит по сторонам, в основном на взрослых, но те молчат… молчат, пока Сиба вдруг не начинает ржать в голос. Он смеется так долго и так громко, что Хакури поначалу тушуется, но потом и сам начинает неловко улыбаться. Хихикает и Шаль, а Кунисигэ переводит ошеломленный взгляд с сына на приятеля, пока тот сгибается в поясе, пытаясь утереть пальцами выступившие слезы. Лишь Тихиро смотрит на него без единой лишней эмоции, будто что-то понимает. А Сиба все смеется, так долго, что под конец начинает хрипеть. Но потом, с трудом переведя дыхание, наконец шепчет (на большее не остается сил): — Твою ж мать. Тихиро! Пипец, только проснулся, а все такой же саркастичный, как и был. Я даже сначала не понял. — Ну наконец-то, — хмыкает Тихиро, и Кунисигэ переводит взгляд на сына. — Так это шутка была?.. В этот раз Тихиро смотрит на него с заметной эмоцией, которую Хакури запросто опознает, как раздражение. — Да, папа. Неужели ты думал, что я так реально думаю? — Ну… — Все понятно. Меня три года не было рядом, а он все забыл. Сначала Хакури думает, что Тихиро все это время говорит серьезно, но нет, он вновь шутит — заметно по тому, как он едва заметно поднимает уголки губ. Значит, вот как он улыбается… Это так странно. Хакури все еще не может привыкнуть к тому, что Тихиро, о котором он так много слышал, настолько разительно отличается от своего отца. Легко было представить его таким же веселым и легкомысленным человеком, но, по итогу, он почти полная противоположность Рокухиро Кунисигэ. Смешно, что именно таким легендарного кузнеца Хакури в детстве и представлял — убийственно серьезным, а в итоге… Он видит, как Тихиро чуть подается вперед, к Кунисигэ, и как тот сгребает сына в медвежьи объятия, после чего целует в висок, на котором белым некрасивым следом выделяется рубец. Сам он никогда не испытывал подобной отцовской нежности, а ближайшее схожее ощущение — объятия брата — всегда приносили с собой боль… Но даже так Хакури чувствует, что надо дать им двоим немного времени побыть наедине, потому он дергает Сибу за рукав и кивает в сторону выхода из комнаты, и тот кивает, после чего подхватывает на руки Шаль. Шуточно он козыряет. — Ну все, семейка в сборе, мы не будем вам мешать. — Вы и не мешаете, — категорично вскидывает бровь Кунисигэ, и Сиба лишь загадочно улыбается. — Конечно-конечно. Они втроем выходят за дверь, и некоторое время стоят там молча: Сиба, Хакури и Шаль, пока последней не надоедает, и она не спрыгивает с места вниз. Наблюдая за тем, как она торопливо идет куда-то в сторону гостиной, Хакури лишь кривит губы, а потом поднимает взгляд на Сибу, когда тот вытаскивает из кармана пачку дешевых сигарет. В помещении он курит редко, но тут… Пожалуй, Хакури понимает повод. Он не реагирует, когда доносится щелчок зажигалки. Лишь немного морщится, потому что запах сигарет неприятный. — Вот и все. Твою мать… не верю, что мы добрались до конца, — он жестом зовет Хакури за собой, и они идут на кухню, где Сиба ловко шарится под раковиной; он достает оттуда бутылку хорошего алкоголя (Хакури помнит такой у отца), после чего наливает себе в стопочку. — Я признаюсь тебе честно, я думал, все закончится херово. Что либо мы не доберемся до финала, либо Тихиро не очнется. Но!.. Пиздец, хорошо, что я блондин. У меня сейчас седых волос на голове столько, что скоро сбиться со счета можно будет. Он опрокидывает стопочку и морщится от крепости алкоголя. Хакури же молча на него смотрит, а потом — назад, в сторону двери, где наконец-то отец и сын встречаются после трех лет разлуки. Хакури сложно сказать, что он чувствует. Но ему было бы любопытно взглянуть на то, как общается нормальная семья. Если Рокухиро Кунисигэ ведет себя с сыном точно так же, как вел себя с Хакури, то Тихиро — самый счастливый парень на земле. Он вдруг понимает, что невольно тянется рукой ко второй пустой рюмке рядом и требовательно протягивает ее Сибе. Тот хмыкает, и Хакури знает, почему — мал он еще для такого, до официального разрешения еще пара лет, но не отказывает. На вкус — редкостная дрянь. — Полагаю, теперь я найду свой собственный путь, — задумчиво бормочет он, и Сиба странно на него смотрит. — Планируешь побег? — Ну… Рокухиро-сан вернул себе сына. Это Шаль маленькая, а мне как бы уже восемнадцать. Я могу и сам прожить. Мне тут теперь делать нечего. Я так… был заменой Тихиро, пока тот был в коме, — Хакури пожимает плечами. Для него в этом признании нет ничего страшного или неправильного, все логично. — Тот же возраст, все такое. Да и мы объединялись ради цели, а теперь-то она достигнута. Некоторое время Сиба смотрит на него молча, будто на придурка, отчего Хакури становится ощутимо неловко. Потом он подливает ему немного алкоголя и требовательным кивком указывает, мол, бери. На второй раз алкоголь кажется Хакури не столь уж и мерзким. — Хакури. Я тебя умоляю. Ты же видел Рокухиро. — Ну да, но… Сиба мотает головой, не давая ему закончить. — Он из тех людей, что собирают вокруг себя кучу народу. И чем больше, тем лучше, — вздохнув, он опирается на стол и смотрит куда-то в окно. Хакури вторит его примеру, но не видит там ничего интересного, кроме распускающейся после зимы зелени. — Потому, если ты свалишь, он обноется. Оставайся. Рокухиро будет только рад. Плюс… он к тебе привязался. И Шаль тоже. А Тихиро нужны друзья его возраста, чтобы адаптация прошла получше. — Ага, моя работа не закончена! Это шутка, конечно же. Хакури прекрасно понимает, о чем говорит Сиба. Но сама возможность остаться тут… крайне прельщает. В конце концов, Хакури впервые в жизни чувствует, что такое любящий отец, Рокухиро-сан — замечательный и добрый человек, и Хакури очень сильно не хочется отсюда уходить. Но он чувствует стыд за то, что посягает на отца Тихиро, хотя с Тихиро они знакомы, в общем-то, только по рассказам самого Рокухиро. Его семья и так постоянно воровала, а тут еще он поддался их влиянию и чуть не украл отца у Тихиро! Непорядок! Интересно, смогут ли они подружиться? Уж больно серьезным выглядит Тихиро… даже для того, кто впал в кому в пятнадцать! Он сглатывает и наклоняется к Сибе. — Как думаете, мы с Тихиро подружимся? — Ну, ты вы же сошлись с Кунисигэ. А Тихиро наверняка понравится человек, похожий на его отца. Это что еще значит?! В этот раз настает очередь Хакури следит за Тихиро, хотя будет честнее назвать это просто времяпрепровождением. В конце концов, Тихиро и сам на все способен, он просто быстро выматывается. Смешно ли, но Хакури (вместе с Хинао) чаще всего становится ответственным за это ответственное задание, потому что Сиба с Кунисигэ заняты разборками с оставшимися после всего вскрывшегося проблемами. Типичные дела скучных взрослых. Особо гулять по городу не получается, шрам на виске довольно заметный, а они вроде как пытаются скрываться от правительства, потому Хакури просто вытаскивает Тихиро во двор. Там он либо рассказывает ему всякое, пока они сидят на свежем воздухе, либо показывает свои умения в магии, чему успевает научиться у Сибы. Сначала он думает, что Тихиро не помнит случившееся в день его пробуждения, но тот все же признается, что вполне себе запоминает падение. Когда он говорит об этом, Хакури видит у него на бледном лице легкий румянец, что его крайне сильно озадачивает. Это, наверное, из-за погоды, ну точно! — Это было очень… впечатляюще. — Да ладно, я просто едва не сломал себе ноги очень опасным трюком. Вообще-то это могло случиться, и Хакури благодарит богов за то, что он сумел в последний момент использовать чародейство. Было бы неловко разбиться!.. Хотя с такой высоты он бы только ноги себе переломал и все, но тем не менее. Он не мог позволить Тихиро пострадать, вообще никак! Они вновь сидят на улице. День в самом разгаре. Слышно пение птиц. Самому Хакури жарко из-за всей беготни, и потому он остается в одной лишь майке, а вот Тихиро заворачивается в плед. Ходить сам он пока не может, ноги не держат (Хакури надеется, что это временно), и дома ему приходится использовать коляску, что его явно угнетает; потому в свои «смены» Хакури предпочитает просто таскать его на спине или на руках. Тихиро, кажется, не возражает, лишь смотрит на него со странным восхищением, хотя сам Хакури не может понять, что в этом такого. Подумаешь!.. Таскать человека на руках. Тихиро почти ничего не весит. — Все равно это было довольно эффектно. И красиво. Видел бы он, что делал Соя, сетует про себя Хакури. По сравнению с братом чародейство Хакури — так, пустячок. Но он все равно улыбается похвале. — Спасибо. Хотя я только учусь. — Только учишься?.. Это явно не укладывается в голове у Тихиро, и он смотрит на него с подозрением. — Не обманывай меня. Я хоть и лежал три года без сознания, но вижу, что ты далеко не новичок. Нельзя так круто колдовать, если ты ничего не умеешь. Слово «круто» он произносит с особым придыханием, будто вкладывая в это какой-то свой смысл. Хакури же понимает, что ощущает себя супер странно, вдруг получив фаната спустя все эти годы. В доме Сазанами его все травили, а тут… Он смущенно наматывает косичку на палец. — Честное слово! Спроси у Сибы! Ничего особенно в этом и нет. — Ну, это для тебя нет. А я не чародей. — Да даже для обычного человека… Тут Хакури прикусывает язык, потому что, на самом деле, для нормального человека это реально могло выглядеть впечатляюще. Это Хакури всю жизнь жил бок о бок с могучими чародеями, а Тихиро? То-то он и восхищается. И смотрит сейчас, будто взглядом пожирает. С учетом, какой он обычно серьезный, выглядит это угрожающе, но Хакури уже учится различать тонкие палитры эмоций, присущие Тихиро, и понимает, что в этом взгляде не ничего кроме банального любопытства. Немного помедлив, Тихиро хочет податься вперед, но не может. Он сидит на веранде, и если двинется, то просто упадет вниз. Сил еще маловато. Прежде чем он что-либо сделает, Хакури подходит к нему, и он, явно смущенный собственной беспомощностью, вдруг хватает его за руку и заглядывает в глаза, после чего слегка оторопело бормочет: — Можно?.. Еще раз посмотреть? — На что? — нелепо моргает Хакури. — На твое… чародейство. — … тебе реально понравилось? Это ж скукотень. — Сазанами-кун… — Тихиро медлит. — Нет. Хакури. Честное слово. Поверь мне. И в глаза не смотрит, смущенный… Сам Хакури тоже мнется — не каждый день тобою так восхищаются. Он помогает Тихиро сесть поудобнее, после чего встает в центре двора и вытягивает руку вперед. Самое сложное в семейной технике — научиться использовать ее без особых жестов, но он приноравливается и к этому. Ближайшая цель — небольшое деревце рядом. Остается лишь надеяться, что Рокухиро-сан не особо обидится, если оно пострадает! Хакури зажмуривает один глаз, хмурится… И потом щелкает пальцами. От импульса ствол деревца превращается в щепки. Сзади же Тихиро восторженно хлопает в ладоши, и в этот раз его эмоции понять легко. Впервые в жизни Хакури чувствует себя объектом восхищения, и это так льстит!.. Неописуемое чувство! Надо бы только не загордиться, а то Сиба увидит, будет ржать до скончания веков. — Да ты словно настоящий волшебник! Но как тут не возгордиться?! Вечером в доме становится тихо, отчего каждый звук кажется оглушительным. Как скрипят половицы, как где-то вдали воет сирена, как шумит ветер. Кунисигэ молча идет вперед, чувствуя, как усталость наконец берет свое: все произошедшее настолько выматывает его, что он не хочет думать уже ни о чем, только спать — долго-долго, но времени нет и сейчас. Столько упущенного нужно наверстать. По пути он заглядывает в комнату Тихиро, но не находит его там; сначала душу неприятно колет испуг, но потом Кунисигэ просто проходит к веранде, на краю которой он видит сына. Тот сидит там молча, смотря куда-то вдаль. Его тонкие костлявые пальцы впиваются в деревянный пол, не давая упасть, лишний раз подчеркивая его хрупкость. Когда Кунисигэ садится рядом, Тихиро переводит взгляд на него и улыбается уголком рта. — Привет. — Привет, — фыркает он, садясь к сыну поближе. Тихиро тут же льнется к нему, не столько из-за любви, сколько из-за бессилия. Столь приятное и почти позабытое тепло… Одна из тех вещей, по которым скучаешь, не осознавая это. Рука Кунисигэ ложится на плечо Тихиро, костлявое, тонкое, но он не произносит ничего, когда они просто смотрят вперед, на рощу рядом, дрожащую от ветра. — Как ты? Кунисигэ просто пожимает плечами. — Не знаю. Устал, наверное. Не могу поверить, что все завершилось. — Прости. Это все из-за меня. Он растерянно смотрит на Тихиро, который продолжает глазеть в сторону рощи. В закатном свете шрам на его виске кажется слишком заметным, и Кунисигэ чувствует, как начинает чесаться его собственный, как фантомная боль. Он тянет руку к шраму, чувствуя под пальцами его шершавую текстуру, и Тихиро немного морщится, но не отворачивается прочь. Затем Кунисигэ прижимает его к себе крепче. — Не извиняйся. Если тут и есть вина, то только моя. Не за тобой же пришли те люди. Ты прости меня. — Но если бы не я, то ты бы столько не мучился. — Ты путаешь причины и следствия, — глухо смеется Кунисигэ и упирается носом в макушку Тихиро. От того пахнет шампунем Хинао, сладким. — Ты мой единственный и любимый ребенок. Как я мог не переживать? Еще бы я не чокнулся со всем произошедшим. — Но я не хочу, чтобы ты себя мучил. Тихиро робко заглядывает ему в глаза, будто неуверенный, что может говорить такое, и от этого он вновь выглядит похожим на ребенка, отчего Кунисигэ смеется. Все это так похоже на их прошлые разговоры… Но ничто и никогда не будет прежним. Впрочем… не обязательно в худшую сторону. Теперь, хотя бы, в доме будет немного повеселее. — Больше я не буду. — Обещаешь? — Честное слово. Он будто не верит, но все равно кивает, и Кунисигэ протягивает руки вперед. Он крепко обнимает Тихиро, чувствуя, как тот вцепляется пальцами в футболку, после чего елозит ладонью ему по волосам. Три года подряд он только и думал о том, что подобное произойдет, три года он боялся, что больше никогда не услышит голоса собственного ребенка. Но судьба наконец-то сжалилась над ним и даровала счастливый конец. Игнорируя внезапно выступившие на глазах слезы, Кунисигэ продолжает прижимать к себе Тихиро, совсем хрупкого, слабого, но живого. Прошлое можно пережить. А будущее… они как-нибудь с ним разберутся. — Я так скучал, Тихиро…