Самый лучший

Холодный дождь буквально поливает с ног до головы идущего парня с прилизанными от капель кудрями. Сигарета от дождя не тушилась, что приносило удивление где-то глубоко в душе́, где оставалось ещё немного места для каких-либо эмоций. Все руки снова в мелких синяках из-за мелкой ссоры с Серафимом. А ведь Глеб не думал, что будет так стелиться под собственного партнёра. Статус «главный в отношениях» уже приобрёл Серафим, которого Глеб любил до изнеможения, до последней капли крови. Но почему? Чем он хуже? Почему агрессивный наркоман может любить так, как не любит никто? Выпуская облако дыма, он присел на мокрую лавку и запустил пальцы в волосы. Ему больно. Морально. Почему из-за каждой ссоры Глеб оказывается на улице в любую погоду? Ходит по ночному городу Москвы и не понятно: слёзы ли это или просто капли дождевые? Почему сердцу так больно? Потому что любит, жить без Сидорина не может и потакает ему во всём, хоть и не получает тепла в ответ. — да будь я проклят, просто набери мне…— прошептал Глеб дрожащим от удушающих слёз голосом. Он всё время ждал звонка, когда оказывался на холодной и совсем неприветливой улице. Ждал разрешения зайти домой, словно псина дворовая, которая к человеку привязалась и ни на шаг не отходит. А ведь так оно и есть. Псина дворовая — вот кто он, а не крутой музыкант со сцены, который голос надрывает, душу изливает в своих песнях. Погрузившись в собственные мысли, Глеб не заметил, как начал докуривать ужасный по вкусу фильтр сигареты. Слишком горько. Как и на душе, тоже горько. Выкинув окурок, Викторов поднялся со скамейки и быстрым шагом направился на крыльцо какого-нибудь магазина. Заболеть не хочет, Серафиму не нравится его лечить. Глеб быстро это усвоил и болел так, что Серафим и не заподозрит. Да, тяжело, но зато любимый человек не напрягается, а это самое главное. Шаги замедлились, когда до его слуха донеслась мелодия от айфона. Звонит! Значит можно идти домой и согреться кружкой какао. — алло? — мгновенно произнёс Глеб, приняв вызов от Сидорина. — иди домой.— сухо ответил Серафим и повесил трубку. На душе словно поле цветов зацвело. Его ждут. Улыбка натянулась чуть ли не до ушей, пока Глеб быстрым шагом направлялся домой. А ведь действительно ждёт, в окно выглядывает, хоть и не высовывается полностью, как мама Глеба, которая своё чадо взглядом искала, что бы позвать ужинать вместо игры в футбол с «пацанами». На душе снова потеплело, когда он увидел, что Серафим его взглядом холодным поймал и до подъезда провожает. Остыл значит, ругани не будет. Введя на домофоне цифры «120», дверь почти мгновенно открылась, позволяя Викторову зайти домой. Подъезд оказался удовлетворительно тёплым, что приносило Глебу хоть немного тепла, несмотря на то, что одежда противно прилипала к телу. — и где ты шлялся? — раздался голос Серафима, выглядывающего в подъезд со скрещенными руками на груди. Точно остыл, сейчас ведёт себя максимально по доброму с Глебом, у которого сердце уже чуть ли не из грудной клетки выпрыгивает. — в парке ходил, потом хотел в какой-то магазин, что бы от дождя укрыться, но позвонил ты. Я сразу же пошёл домой. — ответил Глеб, чувствуя, что получит скоро за разговоры свои. — можно было бы и не ходить в парк. Ты же знаешь, как я не люблю, когда ты болеешь. В ответ Глеб лишь скромно кивнул. А ведь и правда мог, но не сделал. Почему? Да хер его знает. Почувствовав медленное приближение Серафима, Глеб стиснул зубы и перевёл взгляд на пол. Страшно было, дыхание замедлилось. Он ощущал себя главным героем в фильме ужасов, которого сейчас хотят вспороть и вытащить все органы наружу. Но он не отступал, знал, что получит сильнее. А возможно и правда органы вытащит? Серафим замахнулся и ударил партнёра по щеке. Голова непроизвольно повернулась в другую сторону. Щека начала гореть неприятным огнём, хоть пощёчина слабая была, не такая, как «для профилактики», что устраивал Серафим почти каждый день. Слишком слабая, что бы пытаться сдерживать слёзы, а потом получить успокаивающий поцелуй. — понял свою ошибку? — спросил Серафим, обхватывая пальцами подбородок Глеба. — да, — прошептал тот, всё ещё сверля пол своими карими глазами. Тут же Глеб почувствовал тепло, разливающееся внизу живота, когда их губы соприкоснулись. Серафим не изменяет своим традициям, всё равно целует. Медленно, как будто извиняется перед Викторовым, хотя за что? Глеб сам виноват, что под дождём ходил. Но поцелуй продлился совсем не долго: Серафим отстранился. Вытирая губы тыльной стороной руки, Сидорин посмотрел на Глеба. — завари мне чай, Глеб.— приказал тот и развернувшись на пятках, ушёл в их общую комнату. Улыбка сразу озарила тусклое лицо Глеба. Он любил помогать Серафиму, несмотря ни на что: устал, плохое настроение или та самая температура, о которой Серафим не знал. — конечно! — воскликнул Глеб и быстрым шагом направился на кухню.