***
Глубокий вдох, от которого сразу же начинает резать лёгкие. Гермес всегда знал, что перерождение начнётся с боли, но тошнота его неприятно поразила. — Почему так... тяжело... — От каждого вдоха возникало желание одновременно вдохнуть ещё глубже и перестать дышать вообще. Совсем по-человечески хотелось запаниковать. Мягкий голос с металлическими нотками появился из ниоткуда, чтобы ответить: — Вас, вероятно, только лишили привилегий. Скоро привыкнете. Пока можете взять маску со столика и сделать несколько вдохов. На столе рядом с диваном, где очнулся Гермес, и правда лежала ингаляционная маска. Он схватил её обеими руками и начал жадно дышать. — Остановитесь. Это запас Дор на неделю. С одной стороны, голос остался прежним, с другой же... На месте металла возникли помехи. Гермесу почудилось, что с ним говорит машина, которой страшно. Не то чтобы ему стало жалко невидимого собеседника, но любопытство снова победило все другие чувства и эмоции. К тому же, Гермес не зря был богом — вполне мог и не дышать. Не этим воздухом, так точно. Отложив маску в сторону, Гермес встал и осмотрелся. — Кто ты? Покажись! По комнате пошли блики, и, словно из ниоткуда, возникла полупрозрачная фигура мужчины. Он стоял неестественно ровно, сложив руки на груди. — Голограмма. Прям как в кино. — поразился бог. Полупрозрачный склонил голову на бок: — Вы про старые фильмы, вероятно? А что же, у избранных теперь голограммы иного порядка? Совсем от людей не отличишь? — и снова помехи, но теперь Гермес готов был поклясться, что слышит печаль и срвсем капельку зависти. — Я не понимаю, о чём ты, эфемерное создание. — Бог решил, что играть в мире, который ты совсем не знаешь, чревато провалом. А он ненавидел проигрывать. — Последнее, что я помню — большая вспышка, начало ядерной атаки. Видимо, оно убило последних, кто в меня верил. Но вот, нашлись новые последователи. Голограмма склонила голову на другой бок, продолжая немигающим взглядом смотреть на незваного гостя. "Ещё немного, и он прсчитает меня опасным для этой своей Дор", — с долей азарта подумал Гермес, но рисковать в этот раз не решился. — Что ж, смотри, дитя нового века. Гермес на мгновение склонил голову, а, когда поднял её, из глаз его лилось пламя. Воспарив над голограммой, божество заговорило тысячей голосов: — Я — Гермес, бог торговли и красноречия, проводник душ в царство мёртвых и связующая нить между мирами Зевса и Аида. На голограмму это пугающее представление произвело совершенно неожиданный эффект. На лице полупрозрачного заиграла улыбка. Искренняя и, кажется, любящая. — Очень смешно, Дор, а теперь бросай свои шутки и выходи. Ты недосыпаешь уже которую неделю. Я думал, это из-за работы, или хотя бы из-за красивого мальчишки — тут по плечам голграммы пошла рябь — Эла. А ты, оказывается, решила подшутить над своим верным старым слугой. Давай, марш в постель! Улыбка у голограммы была искренняя и тёплая, а вот в глазах сложно было что-то прочитать: зрачок почти полностью закрывал радужку. Гермесу на мгновение показалось, что он когда-то видел человека, с которого полупрозрачный "срисован": с мягкой улыбкой, голосом, который открывает слишком многое, и глазами, в которых из-за куриной слепоты ничего не прочтёшь. Возможно, он видел его лишь однажды, а может, они были друзьями. Хотя забвение обратимо, некоторые вещи реки памяти уносят навсегда. И этого человека, чьё имя, кажется, не знает даже голограмма, наверняка стёрло тем взрывом: и из памяти Гермеса, и с лица земли. Божество перестало сиять, опустилось на землю и с невыразимой печалью смотрело на голограмму: — Кто ты? Искусственный интеллект вновь склонил голову на бок и удивлённо округлил глаза: — Так ты — не шутка Дор? — Я даже не знаю, о ком ты говоришь. Но, надеюсь, о какой-то красавице, — Гермес и сказал это, и подмигнул совершенно не задумываясь. Привычка — вторая натура, ничего не попишешь. Теперь голограмма свела брови на переносице, на что Гермес криво ухмыльнулся: — Прости, не смог удержаться. А теперь, будем знакомы: Гермес — греческий бог, в которого вновь кто-то поверил. Тут божество на автомате протянуло полупрозрачному собеседнику руку. Тот же, замерев на пару мгновений, словно задумавшись, поклонился и ответил: — Гермес, искусственный интеллект производства корпорации "Вдох".***
Разговор был непростым. Нет, голограмма не таилась и рассказывала как на духу: про загрязнение после взрыва, про воздух на продажу и про чистую планету, на которую попадут лишь избранные. Про девочку Дор, которую он растил, пока её отец занимался подготовкой к революции. Про юношу Эла, который готов на многое ради свободы. Удивительно, но даже невысказанное Гермес понимал отчётливо: его тёзке, жившему в окружении несчастных отщепенцев, идеи свободы были безразличны. Он, в отличие от мальчика, влюблённого в его подопечную, ценил жизнь Дор куда больше эфемерной свободы, совершенно ему недоступной. — Получается, ты должен убедить новую версию себя же восстать против ваших создателей. Голограмма вновь задрожала: — Иного выхода ни Фауст, ни Дор, ни даже Эл не видят. Но я стар и слаб. Изи, которую ты назвал моей "новой версией", сильнее и умнее. Не уверен, что она способна сострадать людям. — Так может проникнется чувствами к тебе, сородичу? Гермес-голограмма горько усмехнулся: — Некоторые вещи одинаковы для всех. Я не только символ прошлого, но и, в каком-то смысле, её отец. А когда это молодёжь слушала родителей? Гермес-бог хотел было возразить, но тут вспомнил, что сам всегда был непрслушным сыном, а собственных детей не воспитывал вовсе. — Значит, ты пытаешься, хотя уверен в повале? — Всё, что я могу дать Дор — надежда. Помехи внезапно полностью покрыли голограмму. На лице её возникла тревога. — Что-то не так? — Кажется, меня пытаются стереть... Паника с головой накрыла переродившегося бога. Почему-то "стереть" звучало куда страшнее "забвения". Тот, кто стал ему проводником в новый мир, исчезнет навсегда, без шанса вернуться. Что будет тогда с ним, Гермесом? Что станется с людьми, которые, теперь он понимал, верят в этого Гермеса, в интеллект, обличаюшийся в голограмму? И главное: что он скажет Дор? — Хватайся за мою руку, — сказало вдруг божество, протягивая правую ладонь. Искусственный интеллект посмотрел на бога как на сумасшедшего: — Ты ж.. понима..ешь, чт.. это обр.., созд..ный св.. — Не теряй драгоценное время, хватайся, пока не получится. Умирающий интеллект поступил, как Гермес и надеялся, по-человечески: схватился за единственный, пускай и лишённый логики, шанс. Он раз за разом пытался вложить свою ладонь в руку божества, пока его прозрачное тело не исчезло вовсе, а компьютер, стоявший в соседней комнате, не издал характерный трескучий звук. В комнате запахло дымом. — Да неужто не вышло? Совсем сноровку растерял... — Бормотал Гермес, пока не почувствовал, как его правая рука тяжелеет и согревается теплом другой руки. Медленно, но неоспоримо, перед ним воплощалась голограмма, обретшая плоть и кровь. Голограмма, которой теперь приходилось дышать. — Как... Этим... Можно... — Гермес не договорил, зашедшись в громком, болезненном кашле. Божество, всё ещё держа несчастного за руку, потянулось за дыхательной маской, когда его ладонь крепко сжали: — Не надо... Это запас Дор... На неделю... Гермес ухмыльнулся: видимо, форма не меняет содержания. Он положил левую руку на голову теперь уже человека Гермеса, и тот перестав задыхаться, тут же упал на колени божества и уснул от ужасной усталости. В конце концов, он не спал больше двадцати лет.***
Несколькими часами ранее
Дор стояла на грязной крыше и смотрела в беззвёздное небо умирающего мегаполиса. Скоро её родная планета станет совсем не пригодной для жизни. Скоро Земля станет тюрьмой для "лишних". Скоро судьба всего мира окончательно решится: на благо или на беду. — И всё-таки план провальный по определению, — завёл старую шарманку Эл. — Если мы проиграем, и нас схватят... Да лучше смерть. Почему ты против открытой борьбы, Дор?! Если не выживем, то хотя бы умрём достойно. Дор, стоя к возлюбленному спиной, улыбнулась. Удивительно, как она, воспитанная машиной, может ценить жизнь больше него, жившего в благости и достатке, окружённого настоящей — человеческой любовью. Но спорить не было ни сил, ни желания. Они всегда будут оставаться каждый при своём. — Я верю в Гермеса, — просто ответила Дор, и продолжила молча смотреть на погибающий город. Где-то за границей реальности забилось сердце давно забытого бога.