Фавориты

Глаза открылись посреди яркого света, и в уши сразу влетел пронзительный гул, похожий на крик и звон одновременно. Оглушительная сирена заставила мгновенно скинуть одеяло и глянуть в окно размытым взором. Белое небо выглядело тревожно и нарочито блестело. Серость размлела на глазах. Ян Розмановский вскочил с кровати, натянул впопыхах первую попавшуюся футболку и выглянул в коридор. Его озадаченное и напуганное лицо разглядели еще двое — Немо Меттлер и Сильвестр Белт. — Какого черта? — выкрикнул последний на родном литовском, от чего остальные недоумевающе смутились, он переменился на английский: — Что случилось? Оглянувшись по коридору гостиницы, парни обнаружили подозрительное спокойствие. Ни души более, хотя, может, это только кажется? — Давайте я пойду на ресепшн, а вы поищите людей на этаже? — предложил Белт, натягивая кофту. Немо с испугом вызвались с ним. Спорить не стали. Ян, закрыв дверь в номер, поспешил вдоль окон в противоположном направлении. — Не затыкается, зараза. — прикрывая шерстяными рукавами уши, ругались Немо, когда они зашли в лифт совершенно бездумно. На пожарную сирену то не было похоже, скорее на очень небрежное пение в стиле хард-рока. Тем не менее, звук нагнетал и заставлял прижиматься к стенам и полу. Лифт начал скорое движение, но через секунду свет безвозвратно потух, и железная коробка с содроганием остановилась. Вместе с ужасным положением для певцов, замолчал гул. Как же так? Ведь сегодня финал Евровидения, в котором эти трое, запертые на двадцать восьмом этаже гостиницы, главные фавориты. Ян шел по коридору. Ноги мерзли от характерного сквозняка, но ни на один его стук хозяева номеров не отвечали. Комнаты были пусты, а двери — закрыты. Розмановский в расстройстве дернул последнюю ручку и нервно взвизгнул, решив пройтись еще. — Что делать? Я терпеть не могу замкнутые пространства! — в панике тараторили Меттлер, судорожно перебирая кнопки, — Где Ян? Он там? Что нам делать? — Успокойся! — огрызнулся Сильвестрас, махнув рукой, отчего Немо обидчиво отшатнулись, — На что тебе Ян-то? Он так-то нам соперник, ему наоборот выгодно, чтобы мы застряли здесь и на финал не вышли. Немо, нахмурившись, осудили: — Ты что говоришь такое? Он моральный урод по-твоему? Или, может, ты ему наоборот зла желаешь? Подозрения и инсинуации Меттлера Белта до боли оскорбили, на что он, насупившись, отвечал: — Да что ты говоришь? А сами чего? Тут, можно сказать, у каждого лица в пушку, и не стоит вообще никому верить. Что ты, как ребенок? — оба были на нервах, оттого их спор был похож на простой обмен жаркими фразочками. Один говорил — второй оскорблялся, и так до бесконечности. — А ты не хочешь отсюда выйти? Может, поможешь тогда? — предложили Немо, издевательски наклоняясь. — Как тебе помогу, если диспетчер не отвечает? — бросил Сильвестр и демонстративно щелкнул пару раз по кнопке вызова с особым усилием. Меттлер возмущенно прыснули, после чего, уперевшись рукой в стену, прокашлялись и внезапно запели. Белт глянул на него ошарашенно. Звучала собственная песня Немо, нарочито громко и запредельно высоко. Это точно привлекло бы внимание. И это сработало. Не успели Немо пропеть и первый куплет, как над ними раздалось приглушенное: — Я вас слышу. — Ян встал, прислонившись к шву лифта. Немо только очевидно глянули на Сильвестра, а тот цокнул. — Хорош глотку драть. — недовольно буркнул Белт, сделал насмешливое выражение лица и такой же тон и предложил: — А как насчет достать телефон из номера и позвонить? Немо сквозь зубы прошипели что-то невнятное, а Ян в осознании рыкнул, уткнувшись лицом в руку, оставил парней в лифте, при этом ударив по двери кулаком, и сорвался к номерам. — Ты шибай поаккуратнее! — ворчал Сильвестр, но Розмановский его уже не слышал. Он прибежал к своему номеру и пару раз дернул ручку, пока до него не дошло, что дверь автоматически заблокирована, а ключ от номера — внутри, валяется где-то на столе. Ян в шоке отшатнулся от двери, сжимая кулаки, взмахнул волосами и, закусив губу, растерянно поглядел в сторону большого окна. Отворив его, Ян почувствовал сносящий с ног порыв ветра, чуть не вырвавший его кудрей, ухватился за подоконник и глянул вниз. Серость неба была неспроста. Внизу все заволокло безжизненным туманом, напоминающим густой, непроглядный жидкий азот. Даже пахло также. Будто ни звука не могло дойти сквозь него, а потому вершина, последний этаж оказался островком, отрезанным от жизни. Ян в ужасе глядел вниз и понимал, что если ему нужно в номер, остается только лезть по карнизу. Окруженный конденсатом паров на двадцать восьмом этаже в самом центре большого города, где скоро состоится финал главного музыкального конкурса. — Его уже двадцать минут нет. А через час уже надо быть на площадке, — печально и с волнением говорили Немо, подобрав руки под грудь, даже не поднимая взгляда на Сильвестра, — Не мог же друг бросить нас. — Друг? — без усмешки переспросил Белт, — Он прямой противник, не бывает здесь друзей, когда ж ты это поймешь наконец? — он сам был в огромной тоске, отчего глаза его блестели в разы сильнее и не губы подрагивали. Меттлер наконец взглянули на парня и, дрожащим взором обводя его максимально нейтральное лицо, замолчали ненадолго. В этой тишине содержалась неимоверная скорбь. Выдохнув через рот, Немо сжали руки и, пропуская через сердце, тихо выдали: — Разве противник будет красить тебя собственными кистями и распеваться с тобой по вечерам? Сильвестр решил не продолжать трагедию и выпалил сгоряча: — Не рассыпайся в наивности. Это недетская игра. — Но Немо смотрели на него с надеждой, что разбивало его. — Неужели тебе так сложно во что-то поверить? — разочарованно протянули Меттлер, поджимая губы. Белт опустил в пол сверкающие в полумраке глаза, сжал в груди тяжелый ком и ответил: — Меня учили по большей части не доверять людям. — Между молодыми людьми установилась бездушная тишина. Ян повторять подвиг альпинистов, переплевывая их и выступая без страховки на мокрые поребрики, не решился. Проще, по его мнению, было выбить двери ногой — не в номер, так на лестницу. Но замки не поддавались. Через несколько попыток Розмановский сел на пол с ноющим коленом и тяжко вздохнул. В его голове промелькнула мысль, что, возможно, лифт давно заработал, и друзья уже спаслись, а он остался здесь. Но друзья ли это для него? У лифта он снова ударил по стене и крикнул: — Вы еще там? — Немо снова в доказательство дернули рукой, но Сильвестр уже на это не реагировал, а только отвечал: — Не стучи, куда мы денемся? — Это все безуспешный и дохлый номер, двери не открываются, надо привлекать внимание и звать на помощь. — сетовал Розмановский, присаживаясь у шва. Немо восхищенно приоткрыли рот и, тряся руками, предложили: — Надо спеть, это всегда привлекает внимание. Не будем же мы просто орать, как резанные. Ян одобрительно качнул плечами, что приятели вряд ли могли увидеть, и спросил: — Чью песню петь будем? Белт приподнял руку и хотел что-то сказать, но Немо обрубили его словами: — Да если твою петь, никто не услышит ничего, она тихая. — Зато запоминающаяся! — отвечал обиженно Сильвестр и скрещивал руки на груди, — У Яна тоже тихая. — С чего это вдруг? — возмутился Розмановский, — Сейчас еще раз по стене шарахну за такие слова, в шахту свалитесь. — А сказал, что надежный! А твои вопли на что? Ими отпугивать. — бросил Белт высокомерно, после чего Меттлер опешили от шока, — Не смотри на меня так, не будем! Еще долго они могли ругаться, пока не затихли на секунду после жестких слов Сильвестра к Немо: — Нас же абсолютно ничего не связывает! С чего ты взял, что мы чем-то друг другу обязаны? — Разве обязаны? — отвечали Меттлер, разводя руками и заставляя застыть хоть на секунду и задуматься, — Обязаны помогать? «Тяжело было даже прорваться к собственной гримерке, и Белт к этому очень сильно злился. Через полчаса начинается его время, а вокруг ни души, способной помочь ему. Основная печаль репетировать первым. Так еще и собственные гримеры и стилисты еще в дороге. — И вот опять! — ругался Белт, не замечая никого вокруг, и припал к стене возле двери гримерки, — У меня даже на руках ничего нет. — Помощь нужна? — неожиданно послышалось издалека. Обернувшись с удивленным видом, Сильвестр увидел вопрошающих Немо и Яна. Их присутствие удивило парня, а потому он долго не мог сформулировать. Тем временем ребята уже окружили его. — Да гримеры черти, заняты все, а мне на репетицию через полчаса. Я бы и сам сделал, но нечем. — объяснялся Белт, поглядывая на реакцию собеседников с недоверием, чтобы не выглядеть жалко. Но они и не думали. Переглянулись, качнули плечами, Ян хлопнул парня по плечу и толкнул к гримерке со словами: — Сейчас устроим тебе боевой раскрас. — А вы сами-то откуда здесь? До ваших репетиций черт знает сколько времени. И... чем красить будем? — в недоумении спрашивал Сильвестр, пока его виртуозно усадили на кресло, включили свет и успели освежить волосы из пульверизатора. Белт сощурился и выдал: — Это точно вода? Немо принюхались, подали Яну, моющему кисти, тот поморщился, и Меттлер ответили: — Ну, похоже, всё-таки лимонная кислота. Не волнуйся, не сдохнешь. Сейчас исправим. От нее волосы пушатся лучше, поверь мне на слово. — и Сильвестр поверил, неуверенно смеясь. Ян высушил кисти, протер лицо Белта салфеткой и принялся за работу. Немо тем временем выкручивали тугие кудри. Работы было совсем немного и ребята выполняли ее с завидным энтузиазмом. Розмановский уже наносил базу на скорую руку, а Немо успел прочесать неровности. — Тебе как лучше: золотой глиттер или серебряный? — спросил Ян, показывая палетку с ее многообразием цветов, — К твоему костюмчику, конечно, лучше золотой. — Ну и мужики пошли! — наигранно посмеялись Немо и дернули рукой, артистично вычесывая волосы. Сильвестр усмехнулся и отвечал, посматривая на Яна: — А ты чем лучше? Меттлер только вдохновленно призадумались, улыбаясь, и метко ответили: — А я не мужик! Прошло несколько минут, и Белт смотрел на себя весь разноцветный и аккуратно причесанный. — Получилось даже лучше, чем у стилистов. Намарафетите меня перед полуфиналом и финалом? — друзья, стоя позади него, довольно посмеялись» — Обязаны быть к друг другу человечны? — снова спрашивали Немо, и голос прозвучал эхом в кабине лифта, растекаясь по его стенам. Ян замер, прислоняясь к стене головой и опуская тяжелые веки. «Тревожно билось сердце, и в безумном шуме концертного зала сложно было сосредоточиться. Костюм будто вечно спадал, тушь легкой пленкой текла по щекам, и дрожали руки. Ян не мог смотреть на сцену. — Ты видел? — спрашивали Немо встревоженно, пробегая мимо закутка, где флегматично отдыхал после своего выступления Сильвестр. Белт вопросительно поглядел на приятеля и качнул головой, дополняя: — Что там? — Ян, мне кажется, у него паническая атака. — добавили Меттлер, — Надо помочь. — А вдруг нам нельзя? — отрезал Сильвестр, — Мы ж по сути на конкурсе, какое общение с соперником? Немо только ошарашенно и осуждающе смотрели на него, тронули за руку и бросили обрывисто для пущего эффекта: — Ты издеваешься? Это будет просто неправильно, если мы не поможем. — Сильвестр только вздохнул и, выпустив руку из хватки Меттлера, поспешил за ним к подмосткам сцены. Ян сидел, прислонившись к стене, и пытался избавиться от назойливого дребезжания в ушах. Эта безумная кавалькада из звуков, криков, музыки, выводила из себя и не давала нормально дышать. Розмановский буквально глотал отрывками воздух, стараясь помочь себе. В тревоге билось его дрожащее сердце. Обстановка казалась самой страшной, страшнее смерти. — Ян, ты как? — хором спросили Немо и Белт, подбегая к Розмановскому и приземляясь на пол рядом с ним, далее спрашивали только Меттлер, разглядывая глаза юноши, наполненные слезами: — Ты волнуешься? Всеми силами он пытался отпереться, но все тело выдавало его. Немо ухватили холодные ладони и почувствовали сильнейший мандраж всего тела. Вот-вот цепи на костюме начали бы ударяться друг о друга и звенеть. «Все нормально» — сквозь трясущиеся губы оправдывался Ян, но это было далеко от правды. — Давай подышим, только нормально. — предложили Немо, подговаривая Розмановского набрать в легкие побольше воздуха носом и медленно выдохнуть. И так несколько раз. — Попробуй посчитать вслух, мне помогает обычно. — внимательно наблюдая за состоянием, сказал Сильвестр и положил руку на плечо Яна. Он посмотрел на него с растерянностью, но чувство чужих прикосновений... успокаивало его, что ли. И Розмановский начал считать, в разнобой — то по-польски, то по-английски. — И смотри наверх. — заботливо проговорили Меттлер, слабо и обнадеживающе улыбаясь. — Я не могу. — отрезал Ян, — Там сцена. — Значит вбок, в стену, в зал, но главное не в пол. Там весь страх на самом деле. — объясняли Немо, не отпуская рук Розмановского, пока тот, отводя глаза, продолжал считать. Он старался расслышать собственный голос, и примерно после второго десятка это начало получаться. Глаза стали открываться шире, а дыхание уравниваться. Ян наконец выдохнул и устало опустил голову. Так он завис на полминуты. — Спасибо. — с благодарной улыбкой и счастливыми глазами четко выговорил Розмановский и осмотрел окруживших его ребят, — Перенервничал, сейчас же результаты будут оглашать. Вдруг не попаду. Тогда Сильвестр потрепал его волосы и, улыбнувшись, сказал: — Нужно верить в самое лучшее. Даже если не попадешь, то ты уже попал в историю. Подходили итоги полуфинала. Ян впервые выглянул на сцену, не ожидая, что камера наконец появится рядом с ним. Он утер блескучие слезы, помахал рукой и наконец улыбнулся. Немо только шутили: — «Я столько видео с нами видел, интересно, сколько появится теперь?» — а Белт отвечал: — «Сотни, тысячи. Представьте эти заголовки: три фаворита Евровидения и вместе! Трактуйте дальше сами!» — парни смеялись, а Ян вместе с ними. Ведущие тянули, заставляя трястись неистово. Ян глянул на экраны, и сердце его разорвалось. Флаг Польши украсился цифрой девять. Предпоследний финалист — Ян. Он закрыл лицо руками, не то смеясь, не то плача снова, чувствуя объятия окружающих его друзей...» — Обязаны ли быть друзьями? — отрывисто произнесли Немо и отрешенно дернулись в угол. «— Так, еще раз, мы никому не мешаем. — смеясь, резюмировал Ян, хлопая Белта по плечу. Он лишь подходил ближе и ждал начала. Немо с неуверенностью поглядели на часы, после чего запели высоко, что подхватили остальные. — Вы чего орете? — спрашивали с дверей, но друзья только качали плечами и, смеясь, отвечали: — Распеваемся. — и продолжали затягивать приятную мелодию. Знакомую и очень родную, до боли» Немо и затянули ее печально, прикрывая глаза. Нежная песня растекалась по пространству, приятно обволакивая. Голоса постепенно сливались в один и звучали легко и непринужденно. Счастливо даже порой. Раздался стук в шахте лифта, прервавший прекрасное пение, а следом незнакомый голос: — Вы еще там? — Спаслись. Немо с облегчением положили голову на плечо Сильвестра, после чего спросил погромче: — Ян! Ты правда не собирался нас бросать? Розмановский улыбнулся тепло, посмеялся и ответил: — Как же я друзей брошу? — Немо снова с надеждой глянули на Белта, после чего последний с тоскливой улыбкой осознанно покачал головой. Меттлер только тряхнули его за плечи и обняли со всей силы.

***

На вопросы не находилось ответа долго, пока не объяснили суть. Объяснял важный человек в не менее важном костюме и с дипломатом: — Гостиница была эвакуирована из-за вызова, а следовательно и все системы заблокировали. — А про последние этажи забыли напрочь, да? — саркастически вопрошал Сильвестр, на что ответственный недовольство цокал и закатывал глаза. Дело было уже в концертном зале. Все красивые, взволнованные приятно и счастливые до невозможности. Не от предвкушения победы, приза — просто счастье быть здесь. С этими людьми, слышать их голос и видеть их улыбку. Фотограф идет через ряды и делает животрепещущий снимок: на диване, приобняв друг друга, сидят представители трех фаворитов: Литвы, Польши и Швейцарии, их глаза полны восторга, и улыбки не сходят с потрясающих лиц. Чуть позже этот снимок станет культовым — символом настоящей человеческой дружбы, способной пережить любую беду и любое соперничество.