глупые люди

вова никиту помнит ещё с того момента, как будущий автор сопли на кулак наматывал. с фотографий конечно, и с рассказов матрёны станиславовны, воспитателя их из детского сада. на фотокарточках в альбоме они такие смешные, глазастые и миленькие, смотрят доверчиво и совсем не осознают, что ждёт их дальше и как сложится жизнь, если главные мечты никиты стать космонавтом не воплотятся, а вова не вырастет пожарным. именно сейчас, будучи мелкими пятилетними мальчишками, их не волнуют никакие проблемы, только бы солнце светило ярче, мама была рядом и было с кем поиграть в тихий час. никита вову помнит со школы. они попали в класс под буквой "д", сидели вместе за партой и срывали уроки. никита получил неполное среднее по бумажкам, а на деле вместо восьми классов проучился девять, но из-за постановки на учёт инспекции по делам несовершеннолетних по статье двести шесть части второй — злостное хулиганство(его ещё не раз на пятнадцать суток по молодняку за это припекут), исключили со школы и забрали пионерский галстук со всеми прилегающими. не сказать, что маленький кащенко об этом прям таки жалел, но общаться с ним перестали многие. кроме вовы, который остался до десятого класса и с успехом, одной только тройкой по этике и психологии семейной жизни, закончил школу. правда пионером вова тоже не был, подавал на комсомольца, но даже связи отца не помогли, когда жалкую бумажку потеряли и искать условно не хотели. старший суворов заставлял ещё сходить пару раз, но унижаться вове надоело, и, уйдя учиться в военное училище, через три года уехал отдавать долг родине. но до этого далеко, сейчас они самые громкие, раздражающие и бессовестные ученики восьмого класса и никита только пришился. кащенко всего-то четырнадцать, он хочет быть влиятельным и властным, но только влияние равно количеству денег в твоём кармане, а у него отец алкоголик, которого в подъезд затаскивать каждый день приходится, которому сдачи давать приходится, если его или мать этот остаток человека хочет отпиздить—вот и все его влияние. а тут раз, и универсамовские. отец раз в жизни помог: на лавке бухал под их подъездом с одним из старших, а там понеслась. такие же, как и он, дети-беспризорники, ранние сигареты, пропуски школы и палёная водка где-то за гаражами. и среди всего этого, будучи побитым котом с оторванным куском уха и облезлым хвостом, было время на вову. вова был как маяк, светился ярко-ярко, пушистый, домашний и ухоженный кот, который с уличным зачем-то затесался. при нем никита не курил, почему-то, с пацанами здоровался сдержанно, а подробности не рассказывал. оберегал, или типа того. берёг, как мог, да видать неумело, потому что на втором курсе, когда обоим по девятнадцать всего, вова, пользуясь отсутствием никиты, поступил подобно кащенко и пришился к универсаму. а там и кащенко подоспел, на сборах его увидел и обрадовался сначала, а потом понял, что внутри оборвалось что то. вова же такой.. впечатлительный, тёплый. ну домашний он, какие группировки? родители богатые, в любви рос, вроде как, причин явных нет. а вова причину себе сам и выдумал, мол, он и без отцовской фамилии сам всего добьётся. на улице он неизвестен, а потому предвзято относиться к нему не собираются. вове с никитой по двадцать, они сидят на кащеевой кухне и загадочно молчат. через три месяца вове придёт официальная повестка, а сейчас отец узнал — за хорошие заслуги в ходе учёбы вову на службу забирают. в горячую точку. в афган. и со всего универсама знает об этом только никита. он вообще один из первых узнал, что так льстило, до скрежета зубов и раздутых ноздрей. никита с вовой же как неразлучники, с самого детского сада, до переломного момента, когда оба пришивались, до нынешнего момента. через три месяца вова уедет долг военный свой отдавать чужой стране, и может не вернётся никогда. там умрёт, похороненный в братской могиле, накрытый чужими телами без разбора. его вовка с золотисто-карими глазами, с его аристократичным лицом, тонкими губами и худощавым телом, которое вот-вот принимало мужеподобные очертания, может навсегда остаться на чужбине с пулевым ранением и контузией. и если это произойдёт, оставшаяся внутри черствого и скупого азартного игрока-пропоицы человечность перестанет теплиться в душе надеждой, что одинокая любовь в сухом, ещё мальчишеском, сердце окажется взаимной. в тот вечер никита порадовался, что родители уехали на дачу, а у отца всегда был алкоголь. разделили бутылку на двоих, вова говорил много, рассказывал, как ему страшно, а никита сказал то, что давно нежной лаской трепетало в груди. три слова, которые перечеркнули все, что было, оставили позади. окрылили. вова поцеловал его первым, цеплялся, как за спасательный круг и умудрился заплакать. потому что теперь оставлять никиту было тяжелее вдвойне. вместе с этими мыслями, страхами и кошмарами, оставлять его никитку, который роднее всех, который знает про суворова слишком много, который всегда был рядом. но им пришлось. кащенко провожать его не пришёл. не смог. за день до этого, клялся в любви, долго обнимал, на коленях молил уехать с казани, бросить всё и всех. вова говорил, что не трус и что обязательно вернётся. опускался на колени рядом, а у самого сжималось сердце в животном страхе, в скорбящей нежности — никита плакал в плечо, теснее к себе прижимая. а вова ждал его на перроне, до последнего гудка поезда. он уехал с тяжёлым сердцем, оставив куски себя рядом с кащеем. никита с четой суворовых не общался, подпустил младшего, чтобы рассказывал, как там вова, живой ли он. на его письма суворов не отвечал, хотя никита написал их сотни, за все четыре года ни на одно. и никита понимал, что и сам бы себе не ответил. он поступил подобно отцу. трусливо и жалко, в репертуаре кащенко-старшего, заливая себя водкой и выкуривая несколько пачек сигарет в день. а двадцатого февраля вместе с газетами и рассылкой кащей находит письмо. три слова, одна точка. "еду домой. люблю". в тот момент сердце сжалось до боли, окатило кипятком и по телу прошлись миллионы мурашек жгучими волнами. двадцать четвёртого числа вова появляется в качалке. закаленный, спокойный, без мальчишеского задора, который в нем был. суворов стал мужчиной и кащей понял, насколько он был не прав, оставив его тогда одного на перроне. он заявился с мелкотнёй, с какими то претензиями и любящими глазами, которыми все время смотрел на виноватые никитины. вмиг существовать все перестало и был только он. кащей думать ни о чем больше не мог, делать ничего не мог, вышел с вовой «перекурить» и в тот день в качалку больше не вернулся. запер суворова в уже своей простой холостяцкой квартире и долго не решался на что либо. вове пришлось опять целовать первым, что превращалось в традицию, никита после долго извинялся, стискивая в объятиях крепко-накрепко. о любви говорил, о бессонных ночах, о его несносном младшем, которого приняли лишь из-за его родства с вовой, потому что, цитата: «ты, конь педальный, ни на одно моё письмо не ответил, меня уже на почте узнавать начали.». а вова смеялся и улыбался очаровательно, сидя с никитой в зале на диване, не сдерживаясь и зарываясь пальцами в его тёмные кудри, утопая в глубине зелёных преданных глаз. к кащею тянуло неимоверно. этому не было объяснений. это была любовь.