Some R&R

      — У-у-угх…       Сквозь дверь, перед которой стоял Алмонд, послышался раздражённый стон Капучино. Очевидно, прокурор был чем-то расстроен, хотя Алмонд не был уверен, чем именно. Вероятно, особенно неприятным делом.       Со стуком детектив тихо объявил о себе:       — Это Алмонд. Я могу войти? — Наступила тишина, затем шуршание и усталый голос, который разрешил ему войти внутрь.       Алмонд открыл дверь в кабинет и закрыл её за собой, когда его взгляд упал на усталую фигуру, сгорбившуюся над столом. Он не мог видеть лица своего друга, так как оно лежало на стопке бумаг. Волосы у него были, как всегда, в абсолютном беспорядке, одежда немного помята. Одна рука безжизненно лежала на столе, а другая нервно сжимала ручку. Его ноутбук, полузакрытый, стоял в центре стола.       — Тяжёлая ночь, да? — спросил Алмонд необычно мягким голосом. Он обошёл стол и положил руку на плечо Капучино, когда прокурор впервые с тех пор, как он вошёл, взглянул на него. Его мешки под глазами казались ещё больше, чем обычно.       — Ты даже половины не знаешь, — пробормотал он, слепо потянувшись к стаканчику с кофе, стоявшему справа. Капучино выглядел расстроенным, осознав, что стакан пуст, и уставился на него так, будто тот высказал ему в лицо нечто крайне оскорбительное.       — Капучино, когда ты в последний раз спал? — Этот вопрос заставил Капучино отвести взгляд, практически вжаться в кресло, бормоча бессвязные оправдания. Алмонд вздохнул, схватил прокурорское кресло за подлокотники и повернул его к себе лицом. Теперь, когда отвертеться не получилось, оправдание Капучино стали громче:       — Ал, мне надо работать! Я-я так близок к тому, чтобы понять разгадку, я не могу просто… — он оборвал сам себя тихим сдавленным вздохом, когда свободная рука Алмонда медленно обхватила его лицо, большим пальцем мягко поглаживая скулу.       — Что ты… — пробормотал Капучино, глядя в тёплые голубые глаза детектива. Наполненные скрытой привязанностью только к нему.       — Ш-ш-ш, — прошептал Алмонд, опёршись коленом о кресло и наклонившись вперёд, пальто легко соскользнуло с его плеч на пол, но ему было всё равно. — Тебе нужно расслабиться, приятель. Ты слишком много работаешь. — Сильная рука скользнула с плеча Капучино на грудь, нежно прижимая его к спинке кресла.       С Капучино всегда было просто. Он быстро поддался прикосновениям Алмонда, хотя и продолжал вяло жаловаться и отмахиваться работой. Его чувство долга всегда восхищало Алмонда.       Однако его жалобы, казалось, стихли, когда Алмонд начал целовать шею Капучино, медленно, нежно и чертовски приятно. Капучино прикусил внутреннюю часть щеки, когда обнажил горло перед ним, и его лицо почти моментально потеплело от румянца.       — Я не должен… это… это дело важное, я… ах… — жалоба Капучино переросла в тихий стон, когда зубы Алмонда оцарапали его кожу, просто дразня, а мозолистые руки скользнули по телу, схватив за талию и нежно сжав.       — Ты всегда так много работаешь. Тебе не кажется, что ты заслуживаешь перерыва? — проворчал он, дёрнув Капучино за галстук, отчего тот соскользнул с его плеч; Алмонду очень нравилось, когда его друг выглядел ещё более растрёпанным.       — Ну да, но…       — Никаких «но», — возразил Алмонд, быстро расправляясь с чужой рубашкой, расстёгивая каждую пуговицу и лаская обнажённую грудь Капучино. — Такой красивый.       — З-заткнись… — проворчал тот, но его взгляд стал мягким, когда поцелуи Алмонда продолжились, спускаясь по шее, и…       — Ха-а…! Алмонд! — Капучино зашипел, когда детектив резко решил перейти с нежных поцелуев на укусы и засосы, пока не образовались розовые следы, которые никто никогда не увидит. Он не ожидал такого грубого поведения, и всё же оно заставило его подавить глухие стоны.       Было что-то такое привлекательное в том, чтобы быть помеченным. Когда на тебя вот так заявляли права. С каждым синяком, остающимся на коже, у него оставалось напоминание о том, что Алмонд принадлежит ему. Его друг, его коллега, его партнёр.       — Чёрт. — Капучино обнаружил, что у него в штанах становится теснее, и трясущимися руками сжал спину Алмонда, прижимая к себе ближе, тяжело дыша в ухо.       — Уже не терпится, а? — поддразнил тот, позволяя долговязому партнёру беспомощно тереться о него. Он перевёл своё внимание вниз, губами проскользил дальше по чужой коже, пока наконец-то не добрался до брюк.       Капучино почувствовал, как его лицо вновь покрылось краской, когда Алмонд расстегнул ремень и пуговицы на его брюках; хотя немного помогло то, что тот тоже выглядел в некотором беспорядке. Обычно крутой и серьёзный детектив покраснел, волосы взлохмачены, а в штанах явно была видна выпуклость. Оба мужчины тихо застонали, когда Алмонд стянул с Капучино брюки и запустил руку в его боксеры, чтобы вытащить член.       — Бедняжка… — промычал Алмонд, когда он встал на колени, осыпая поцелуями бёдра прокурора. Его член был твёрдым, подёргивающимся при каждом малейшем прикосновении, но при этом лишённый какого-либо реального трения. Капучино поймал себя на том, что кусает себя за ладонь, чтобы сдержать сдавленный стон, смущённый своей несдержанностью.       И пока детектив целовал его по всей длине, дразня кончик горячим, тяжелым вздохом, он услышал звук, от которого у него по спине пробежали мурашки страха.       Шаги, слишком быстро приближающиеся по коридору.       — Дерьмо! — прошипел Капучино, торопливо застёгивая рубашку и перевязывая галстук, а Алмонд просто сидел перед ним, из-за чего было почти невозможно сосредоточиться. — Что ты делаешь, вставай! Ты не можешь…       Блять. Капучино нахмуренно молча наблюдал, как Алмонд просто забрался под стол, подтащив его кресло ближе.       Это было глупо, опасно, они уже не подростки, в конце концов!.. Но времени на другой план попросту не осталось. Дверь открылась, и Алмонд услышал, как Капучино разговаривает с, как он предположил, клиентом. Из желания поддразнить он начал медленно стягивать чужие штаны и боксеры ещё чуть ниже, оставляя мягкие поцелуи на бёдрах и наслаждаясь тем, как дрожал всегда холодный голос Капучино, заставляя его откашливаться и извиняться. До мурашек приятно слышать такую его реакцию.       Он продолжал свою маленькую игру, пока его партнёр отчаянно пытался сохранить самообладание, но старался не зайти слишком далеко. В конце концов, Алмонд на самом деле не хотел, чтобы его поймали.       — Да, д-да, это сработает. Тогда увидимся, — прокурор почувствовал, что сейчас заплакать от облегчения, когда его клиент наконец кивнул, взял свои вещи и направился к двери. — О, и, пожалуйста, закройте плотно за собой дверь, когда будете выходить. Я сейчас очень занят.       Щёлкнул замок двери, и всё стихло, оба мужчины прислушивались к шагам, которые становились всё тише и тише, пока они, наконец, не исчезли из пределов слышимости. И вот тогда Капучино разразился раздражённой тирадой:       — Что с тобой, чёрт возьми, не так?! А если бы нас поймали, мы бы…! — он поперхнулся слюной, когда Алмонд взял его до основания и отодвинул кресло назад, чтобы видеть его лицо. Возмущение от такого движения моментально потухло.       — Ч-чёрт, Ал, ты… ха-ах… — Капучино обнаружил, что полностью потерялся от этих ощущений. Он прогнулся в спине, пытаясь войти ещё глубже в рот Алмонда. Его глаза закатились, когда тот прижал его бёдра к креслу и начал двигать головой самостоятельно.       Все эти поддразнивания сделали его невероятно чувствительным, поэтому Капучино не потребовалось много времени, чтобы начать хныкать, когда у него внутри сжался предоргазменный узел. Дрожащими руками он слепо потянулся к салфеткам и передал Алмонду, когда комок сжался, и он достиг самого пика.       Его оргазм был подобен божьей благодати. Это было лучше, чем адреналин, который возникал после тяжёлой выигранной судебной партии, и сумел превзойти даже всепоглощающее ликование, которое Капучино испытывал, когда дело наконец-то складывалось в его сторону. Это было всё и в то же время ничего, вечность, но слишком короткая. Совершенство.       Когда он кончил, Алмонд сам излился в салфетку, тем не менее продолжая ласкать партнёра, гладя его по чувствительному бедру. Он продолжал до тех пор, пока Капучино дрожал и хныкал, а после и вовсе обмяк в кресле, задыхаясь от слишком бурного оргазма.       — Хороший мальчик, — пробормотал Алмонд, посмеиваясь над чужим изнурённым стоном, когда опустошённый член Капучино дёрнулся в последний раз. Он застонал от проткнувшей боли в коленях, когда попробовал встать. Алмонд стал слишком стар, чтобы стоять на коленях на этом жёстком полу. Он наклонился и поднял своё пальто, оставив его на столе, и принялся вытирать своего друга салфетками и поправлять его одежду.       — Останешься? — спросил прокурор, теперь превратившийся в едва соображающую кучку эндорфинов. Алмонд улыбнулся, помогая тому встать, и укутал пальто. Капучино наклонился, уткнувшись лицом в грудь друга и зевая.       — Ты можешь поспать у меня. Волнат будет очень рада тебя видеть.