(Он все так же любит лгать не только окружающим, но и себе...)
Мафия, да?.. Не якудза, не просто какая-то свора бандитов – мафия... Оскалила зубы на руку кормящую, предала – и ничего. Еще жива. Пока. Он истерически смеется, вероятно, мало чем отличаясь от психа... Сейчас он с этим согласен, хотя в другой день мог бы послать за такие подозрения. Гокудера воет над изломанным телом, как побитая псина, рыдает, а его только тянет кривиться от этого идиота и плевать, что он такой же идиот, привязавшийся к подделке, и плевать, что мафия никого не предавала, ведь никогда не была ему предана, и плевать на здравый смысл, ведь он все равно отомстит просто хотя бы за то, что мафия снова отобрала его свободу, только теперь немного по-другому. Ламбо вцепился в Хром, изображает, что ему все нипочем, орет: "Великий Ламбо-сан спокоен!", но старательно не глядит на развороченную машину, и, черт побери, ему же не все равно. Он же мафиози, пусть и мелкий, он же знает, что такое смерть.(Он бы убил Ламбо, если бы тот не знал этого. Он бы убил Ламбо, если бы тот не тосковал уже сейчас.)
Хром молчит, бледная, как черт знает кто, ее живот впал, и, наверное, иллюзия органов скоро развеется. Знаете... Он будет долго хохотать, если она и в самом деле умрет такой жалкой смертью – не справится с собственной иллюзией, удел слабаков. Придется тогда признать, что все это время она только притворялась сильным иллюзионистом, а он является никудышным сенсором. Рёхей, как и он, истерически смеется, не способный вылезти из маски оптимистичного полудурка даже сейчас. Такеши сжимает руки на рукоятях мечей и выглядит хуже Хром. А он... А что он?.. Он ничего. Он просто... Просто хочет застрелиться, только вот он уже пообещал, что отомстит, придурок, не мог просто сдохнуть. И сдержит же, откуда бы это идиотское благородство не взялось в нем... Интересно, как? Убить слишком просто, все знакомые ему пытки слишком банальны... Гокудера подхватил тело Неба на руки, и, дьявол, он не мог позволить этому долбанутому унести Небо. Пуля наконец-то вылетает из дула, прекращает искушать его заманчивыми обещаниями и легко выключает жизнь для чертового Гокудеры. Дос-та-ли. Слышите? Достали. У всех тут есть мозги (почти у всех – два трупа не считаются), так какого хрена никто их не использовал, как Кёя и не свалил, что бы не видеть его смерти? Небо был умней. Он приучал их к себе в багровом – одевался в красный, ел клубнику, покупал красные простыни, знал, что мозги на деле имеет только Кёя, и, дьявол, пытался отучить его носить с собой огнестрел, вернуться к тому с чего начинал – хотя вряд ли хоть кто-то помнит, что лет пять назад не только пистолет и Пламя были его оружием.(Им и так слишком долго удавалось бегать от смерти. И ты это знал, верно? Только не лги снова.)
Он подхватывает изрезанное осколками тело Тсунаеши и испаряется. Глаза скрыты за синими очками, в мире нет ничего, кроме синего цвета, и в голове – туман. Мелкое недоразумение выскакивает из ничего как черт из табакерки, что-то вопит: "Мукуро-сама!" и пытается помешать. В каком месте "Мукуро-сама", ничтожество? Его нет. Он сейчас с Кёей шляется где-то в гостях у Сатаны, проводит экскурсию по Аду для Гокудеры, пытается заглянуть в Рай к своему Небу, но ангелы не спят и выгоняю его. Где ты видишь "Мукуро-сама"? Трезубец легко вспарывает ее от горла до ног и откуда он взялся в руках не сможет ответить и Бог, но он же не больной, чтобы идти в Рай, как Мукуро, и спрашивать такую хрень. Он поднимает пистолет, надеется добить, но, черт, пуля же только одна и даже у пиратов из фильмов оставляли одну пулю. Жаль, придется пачкать руки. Шея сворачивается с громкость разорвавшейся гранаты, ничтожество закатывает глаза, неверяще смотрит на него...(Стоп. Она же уже закатила глаза и умерла, что за несуразица? Плевать.)
Кажется это Хром, без разницы, надо будет сходить к психологу, что-то с памятью неполадки и зрением – синий экран уже выдало. Реборн смотрит с пофигизмом, спрашивает: "Совсем башню сорвало?", снимает пистолет с предохранителя, но это все иллюзия. Мир выключается, включается – Реборна нет, Хроме лежит и истекает кровью, хотя вроде бы уже должна быть просто трупом без эффектных фонтанов. Он выскакивает в окно и несет свою клятву в массы. И плевать, что он клялся мертвецу. И плевать, что он – мертвец, а в груди, напротив сердца, темнеет дыра от пули. И плевать, что от чертовых жертвоприношений перед кроватью с телом Небо не воскреснет и не попытается снова пригладить хохолок на голове, и не попробует поцеловать, а он не ускользнет со смехом, а спокойно примет чужую любовь.