Пространство и время

Наверное, так быть не должно. Если верить книжкам, которые читал Миша, что-то там про научную фантастику (хотя он, признаться, предпочитал всякое ещё более оторванное от реального мира), встретить версию себя из другого времени считалось катастрофой всего пространственно-временного масштаба. А уж говорить с ней… Впрочем, сейчас Миша не говорил. Он смотрел во все глаза. Во взрослом, как будто помощневшем Андрее он прекрасно видел Андрея своего, а вот в этом седом, казалось, потрепанном временем мужике признавать себя отказывался. Понять, что на тебе так чётко наследит и отпечается время, было пугающе. Впрочем, сейчас этот страх благополучно оттеснило куда-то на краешек сознания. Лицо, не свое, а то, другое, он видеть не мог, зато прекрасно видел все остальное: крупные бедра, между которыми так удачно устроился взрослый Андрей, красный след на стиснутой его пальцами ягодице, коленку, отставленную на подлокотник дивана, мелко подающиеся навстречу андрееву лицу бедра. Поначалу, когда все эти выверты воспаленного, Миша был уверен, сознания только начались, взрослый он попытался взбрыкнуть, возмутиться, но Андрей быстро его усмирил. Положил руку на плечо, сжал крепко, как будто придерживая, и он сдался, послушался, направляемый хваткой. Ну надо же, подумал тогда Миша, а ему всегда казалось, что это он с Андреем так должен… ну, направлять его. А тут вон Андрей какой, устроил ладонь между лопаток, нажал, и тот, другой он послушно улегся грудью на спинку дивана, даже не позволяя так с собой, а подчиняясь. …Андрей легко толкнул его бедро кулаком, мол, раздвинь шире, и Миша смотрел, как он сам послушно поднимает согнутую в колене ногу ещё выше, раскрываясь совсем уж как-то неприлично и прогибаясь в пояснице. — Он любит, когда лижешь медленно и растягиваешь постепенно. Только не дрочи ему сразу, а то все быстро будет, — деловито заявил этот Андрей, отсранившись и обратившись к мишиному, который сидел рядом и не издавал ни звука. Миша вцепился ему в ногу, чувствуя, как напряжены её мышцы. Скосил взгляд и понял, что у Андрея стоит. Смутившись пуще прежнего, перевёл на его лицо: Андрей пожирал глазами картину перед ним, слушал внимательно, как будто впитывал информацию. — Ты вот че щас… — начал было возмущаться тот, второй он, наконец, подняв голову: до этого трусливо утыкался лбом в скрещенные руки. Оборвался стоном и тут же спрятался обратно: Андрей снова раздвинул ягодицы и ткнулся лицом между ними. Миша против своей воли представлял, как это ощущается. Он не мог знать: они с Андреем поцеловались-то по-человечески только позавчера. Судя по лицу того, второго, которое Миша видел мельком, во время неудавшегося и быстро подавленного бунта, ему очень нравилось. У них не было какой-то связи, Миша не мог почувствовать его эмоции, но, сколько бы его сознание ни отрицало, что он видит сам себя, понимать свои эмоции у Миши получалось отлично. И в данный момент его взрослой версии было стыдно, просто безумно стыдно, но очень приятно. Андрей как-то так опустился ниже, и Миша понял, что теперь ему лижут яйца. Тот, второй издал какой-то непонятный звук, завел руку назад, цепляясь за не тронутую Андреем ягодицу, безжалостно стиснул, открывая больше доступа. Андрей опять отстранился, не отпуская ягодицу, и Миша увидел влажную, блестящую от слюны промежность со сжимающейся дыркой. Неловко отвёл взгляд, как будто не на себя смотрел. Андрей снова давал самому себе наставления, но Миша не слышал: в ушах бухало пульсовой волной, а перед глазами стояло подсмотренное. В паху болезненно давило, сознание накидывало варианты того, как это может ощущаться, но все было не то. Когда Миша вернулся в реальность и рискнул снова поднять взгляд, Андрей уже сдвинулся вбок, не собираясь прятать откровенное зрелище. Между ягодиц блестело ещё пуще, а Андрей его растягивал и продолжал говорить. Руку вторую переместил вперёд, видимо, наконец дойдя и до члена. Впрочем, тот, второй он так сильно стискивал кожу на ягодице и настолько широко развёл бедра, что все было видно и без андреевой руки. Слова слились в единый шум: Миша опять не слушал. Смотрел, как в дырку протискиваются два пальца, отстраненно удивлялся, как это ему не больно, а ещё думал со внезапно обжегшей ревностью, что это он сейчас должен быть на месте этого седого мужика и что это с ним так Андрей… ну… вот это вот все, короче. Другой он, кажется, перестал так сильно стесняться, позволял себе стонать, что-то там делал спереди на уровне груди: Миша не видел, конечно, но по всему было очевидно, что приятно ему настолько, чтобы позволить себе не сдерживаться. Миша знал себя настоящего и понимал, что сейчас для этого потребовалось бы. Бедро Андрея, которое Миша все это время продолжал сжимать, дернулось, как будто Андрей порывался двинуть тазом. Если до этого смотреть на картину впереди было трудно, то теперь Миша буквально силой от неё оторвался: Андрей рядом был весь покрасневший, а его взгляд… Невозможно, подумал Миша. Сдался и несмело скользнул рукой туда, где у Андрея топорщились брюки.