In My Dreams

Джихун стягивает с головы огромные наушники и позволяет им соскользнуть на стол. Он на мгновение прикрывает глаза. В ушах появляется звон, позволяя привыкнуть к атмосфере в комнате — в основном к тишине, жужжанию от ламп и оборудования. Джихун наклоняется вперёд и опускает голову на стол, прижимается лбом к чёрной пластиковой поверхности, подмечая, какой прохладной она ощущается на коже. Это немного успокаивает. Он работает уже несколько часов. В какой-то момент он перестал обращать внимание на жару, холод, тесноту, голод и усталость. Теперь он наконец начал всё это замечать, как только решил сделать перерыв. "Чего ты хочешь?" Ему часто задают этот вопрос. Мемберы, менеджеры. Джихун не считает его полезным. Глядя вниз парень вытаскивает ноги из обуви и шевелит пальцами ног на коврике под столом. Чего я хочу? Он задумался об этом, как только снял наушники. Чего он хочет? Ну, многого. Но между ним и большей частью желаний стоит незаконченная песня. А ещё кровать, но до неё придётся добираться на машине. Для этого нужно слишком много усилий. Недостаточно просто этого захотеть. Джихун отмахивается от навязчивых мыслей и крепко жмурится. Чего он на самом деле хочет? Что могло бы помочь ему прямо сейчас? Может, стоит просто вернуться к работе... Джихун ёрзает на компьютерном стуле, остро ощущая каждый сантиметр своего измученного, слишком тёплого и одновременно слишком холодного тела — от пальцев ног на коврике до тяжёлой головы на столе. Ему так не хочется возвращаться к работе, что он начинает фантазировать. Он представляет, как в студию врывается мужчина и закрывает за собой дверь. Три тяжёлых уверенных шага, бум-бум-бум, и они остаются в комнате одни. Он должен быть широкоплечим и крепким везде — от бровей до шеи, от рук до бёдер. Как Сынчоль. Очевидно, что это не обязательно должен быть именно Сынчоль. Просто в качестве примера можно использовать его фигуру, которую Джихун отлично знает и может представить рядом с собой. Мужчина подошёл бы ближе, сделав ещё несколько тяжёлых шагов, и потянулся к Джихуну, чтобы закрыть рабочее приложение. Если бы это сделал Сынчоль, Джихун бы разозлился. Кто он такой, чтобы прерывать его, когда он занят? Он что, не знает, как много он работает? Но прежде, чем Джихун успеет запротестовать, мужчина развернул бы его лицом к себе. Глядя на него снизу вверх со стула, Джихун видит, какое у этого человека решительное выражение лица. Его уже не остановить. Сынчоль умеет также, но обычно не при Джихуне. Такое лицо у него бывает, когда он сосредоточен на игре. Но так даже лучше — сейчас всё для него одного. Джихун хотел бы спросить, что мужчина собирается с ним сделать, потому что с таким выражением лица он, несомненно, здесь не просто так. Даже если Джихун захочет вернуться к работе над песней, ему не позволят. Прежде, чем он успеет заговорить, мужчина хватает его за волосы и дёргает, заставляя посмотреть на него в упор. Джихун вскрикнул бы от неожиданности, открыв рот, и это почему-то нравится мужчине, который проводит большим пальцем по его открытым губам. — Молодец, вот так, — одобряет он, а затем свободной рукой вытаскивает член из штанов. Всё это произошло бы слишком быстро, так что Джихуну оставалось только смириться. Только что он работал, а в следующую минуту этот парень, Сынчоль — или не Сынчоль, но очень на него похожий, а может всё-таки Сынчоль, — трахает его в рот. Что Джихун может сделать в этой ситуации? Сынчоль сжимает в кулаке волосы у него на затылке, удерживая, пока снова и снова погружает член в рот Джихуна, не останавливаясь, даже когда слюна начинает стекать по подбородку парня, а в уголках глаз появляются слёзы. У Джихуна не было бы выбора, кроме как смириться с происходящим. Даже если он захочет вернуться к работе, это не в его власти. Большие руки Сынчоля направляют его, прижимают ближе к себе, а низкий голос говорит перестать сидеть, сгорбившись, за компьютером хоть на минуту и взять в рот член. Что же ему оставалось делать? Он бы чувствовал, как всё его тело превращается в желе, а мозг в кашу, если бы его так использовали. Он не вспомнил бы ни о песне, над которой работает, ни о том, как долго находится в студии, ни о том, насколько голоден или устал — ни о чём из этого. На самом деле всё, о чём он может думать, это о том, как вдохнуть и проглотить слюну, когда во рту находится огромный член, снова и снова задевающий горло. У этого парня — Сынчоля, — член хорошего размера. Не слишком толстый, но достаточно. Не слишком длинный, но достаточно, чтобы войти глубже. По крайней мере, таким его помнит Джихун, пусть прошло уже много времени. Хотя, члены, наверное, не меняются. Всё его тело разгорячилось бы от происходящего. Это смущает. Но мужчина знает, что может прийти сюда и делать с Джихуном всё, что захочет, наплевав, что тот занят. Ему становится более неловко, ведь Джихуна всё сильнее заводит, как собственный член начинает напрягаться в шортах. Его возбуждает, когда его вот так трахают? Но как он может игнорировать сильные, ритмичные толчки бёдер Сынчоля, погружающегося в него, и то, как мужчина стонет, стремясь получить больше удовольствия? Бесстыдный. Когда с него, наконец, достаточно, мужчина откидывает Джихуна обратно на стул, вцепившись в его волосы, заставляя хватать ртом воздух и ошеломлённо моргать, оставшись с открытым ртом и красными припухшими губами. У Джихуна не осталось ни одной мысли в голове после того, как его использовали. Он не чувствует смущения, хотя Сынчоль наблюдает за тем, как он пытается отдышаться с явной выпуклостью в шортах. — Хочешь этого? — спрашивает Сынчоль, — но голос у него глубже, холоднее. Сынчоль может звучать так, но с ним он так не разговаривает, — лениво покачивая членом, который теперь стал твёрдым, красным и влажным. Так неловко — с чего бы ему такое спрашивать? Ничего не было, потому что Джихун об этом не говорил. И его ответ кажется достаточно очевидным, судя по пульсирующему стояку. Но серьёзное выражение лица мужчины вернулось — решительное, неотвратимое. Унизительно, но у Джихуна нет другого выбора, кроме как ответить. По крайней мере, если он хочет получить хоть какую-то помощь в решении своей проблемы. Это меньшее, что парень мог сделать, ворвавшись сюда и оторвав Джихуна от работы, чтобы воспользоваться его ртом. И к этому моменту он так хорошо смазал член, что было бы расточительством не засунуть его куда-нибудь. Джихун с раскрасневшимися щеками кивает Сынчолю, который впервые выдаёт что-то типа ухмылки. Такая часто появляется у настоящего Сынчоля, особенно когда он добивается своего, и сейчас это так же унизительно, как и всегда. Но у Джихуна нет времени думать об этом — большие руки мужчины снова обхватывают его, поднимая со стула. Всё происходит легко и быстро — с него снимают одежду, достают смазку из верхнего ящика. Толстые пальцы Сынчоля погружаются внутрь, один, второй, затем третий, пока Джихун не начинает задыхаться и скулить. Слишком легко, слишком быстро, Сынчоль, кажется, теряет терпение. Он нагибает Джихуна над столом и обхватывает руками его бёдра, выпрямляется и входит — внутри узко, очень узко. Джихун задыхается. Обычно он не занимается подобным стоя. Всё тело горит из-за того, что Сынчоль наклонил его над собственным столом, словно у них не было времени добраться до дивана, не говоря уже о кроватях дома — всё должно произойти здесь. Бёдра дрожат, пятки отрываются от ковра из-за нависающего над ним тела, которое погружается в него. Сынчоль переходит на резкий темп ещё до того, как Джихун успевает отдышаться, и ему остаётся только двигаться навстречу с открытым ртом. Он удивлён тем, насколько глубоко входит Сынчоль и как это больно, но так же хорошо, как и в самый первый раз. Конечно, на самом деле это не Сынчоль, поэтому с его коленом всё в порядке. Мужчина, не колеблясь, подставляет своё бедро под бедро Джихуна, просовывает руку ему под колено и держит, пока трахается с ним (а ещё роняет наушники в процессе, всё идёт наперекосяк, в этом нет никакого уважения к работе Джихуна или к его пространству, этот парень просто животное). Он снова хватает Джихуна за волосы и дёргает на себя, а потом смеётся над тем, как тот вскрикивает. Его спина выгибается в такт толчкам, рот приоткрыт, а стоны льются без остановки. Джихун не осознавал, что, отращивая длинные волосы, он позволяет кому-то вот так управлять им, но, конечно, Сынчоль подумал об этом. Если бы кто-нибудь увидел его таким, это было бы унизительно: этот мужчина использует его как куклу, да и ещё и в его студии, но прямо сейчас он так сильно попадает по нужной точке, что Джихун буквально не может думать ни о чём другом. Вот где размер действительно имеет значение, и форма, и изгибы, и если Джихун правильно помнит, они с Сынчолем прекрасно подходят друг другу, даже идеально. Так что у этого мужчины мог быть такой член. Это сводит с ума с каждым новым глубоким толчком, пока их бёдра не замирают. Мужчина внезапно притягивает Джихуна к себе и прижимает к груди, положив руку ему на горло — не сжимая, но удерживая в таком положении, в то время как другой рукой обхватывает сочащийся член Джихуна и начинает быстро ей двигать. Джихун сглатывает — у него кружится голова от возбуждения. Он опускает затуманенный взгляд на свой член, когда понимает, что готов кончить. Даже несмотря на это, он пытается покачать головой, всхлипывая от понимания, что из-за мужчины он всё испачкает, но не в силах освободиться. В крепких объятиях мужчины у Джихуна не было бы другого выбора, кроме как кончить на стол. Оргазм наступает от быстрых движений чужой руки, и Джихун мог бы зажмуриться, чтобы ничего не видеть, но он знает, что испачкал спермой мышь, клавиатуру, монитор и микшер. Стол полностью испорчен, так же, как и он, когда его снова трахают в его сжимающийся перевозбуждённый анус, хотя он всё ещё дрожит от нахлынувшего оргазма. Джихун хочет протестующе заскулить, но мужчина засовывает два покрытых спермой пальца ему в рот, чтобы заткнуть. Он сам хрипит и набирает скорость, стремясь поскорее кончить. У измученного и совершенно безвольного Джихуна нет выбора — он обсасывает пальцы и насаживается на член Сынчоля, ощущая собственную горечь. Он опирается руками о стол, когда его внезапно отпускают. Не может удержаться на дрожащих ногах и удивлённо моргает при виде беспорядка, который сам же и устроил, но не понимает, что случилось с Сынчолем. Тогда он чувствует, одновременно услышав протяжный стон, как сперма влажными лентами окрашивает его голую задницу и бёдра. Этот мужчина испортил Джихуна так же, как Джихун испортил оборудование. Ну и наглость у этого парня, чёрт возьми. Всё тело горит, но член продолжает вздрагивать. - Эй, Джихун, ты спишь? Джихун быстро моргает и смотрит на Сынчоля, не понимая, что уже проснулся (или всё ещё спит). Сынчоль положил руку на спинку стула и наклонился к парню, улыбаясь. Он знает, что застал Джихуна в неловком положении. Джихун ещё не в состоянии понять выражение чужого лица, когда медленно садится. Наушники, клавиатура и компьютер всё в том же виде, в каком он их оставил — чистые. Программа всё ещё открыта на экране. В комнате так же тихо жужжат лампы и оборудование. Ткань шорт под столом до сих пор туго натянута. — Так и знал, что ты спишь. Ты отрубился на всю ночь, Джихун! — Сынчоль смеётся и протягивает руку, чтобы схватить мышку и сделать вид, будто собирается закрыть программу. — Прекрати! — огрызается Джихун, отмахиваясь от него рукой, и Сынчоль снова смеётся, легко уступая и отворачиваясь, чтобы плюхнуться на диван позади него. — Не злись на меня только из-за того, что тебя застукали спящим на работе, — насмехается Сынчоль, и Джихун сжимает челюсть, протирая кулаками затуманенные глаза. Нужно убраться отсюда, пока Сынчоль не заметил его стояк. Чертовски унизительно. — Мне нужно в туалет... — парень что-то бормочет, встаёт и направляется к двери, не глядя на Сынчоля. — Что тебе приснилось? — воркует Сынчоль ему вслед, каким-то образом поняв, что Джихун раздражён по другому поводу. — Может, я? Так неловко, зачем ему об этом спрашивать? Джихун, не отвечая, выскальзывает в коридор и направляется в туалет, молясь больше не столкнуться с какими-нибудь тупыми широкоплечими идиотами. На данный момент это всё, чего он хочет.