У каждого человека должно быть хобби

У Шан Цинхуа было хобби. Необязательно хорошее, необязательно безобидное, но он бы не назвал его абсолютно кровожадным. По крайне мере, не по меркам демонов, конечно. В конце концов, может ли он считаться жестоким там, где это может быть признанием в любви? Хах. Самолет, Стреляющий в Небо, в своё время довольно легко писал пытки, которые его сын устраивал другим; в особо тёмные дни в душной комнатушке под звуки хромающего кондиционера соседа это давалось ему иногда легче, чем написание бессмысленного порно; ему даже необязательно было открывать страницы браузера для уточнений, потому что он потратил свою юность на книги и статьи о психопатах и древних пытках в Китае — познавательное чтиво, на самом деле; намного лучше вечноругающихся при любой встрече родителей, которые не хотели брать его на неопределённый срок, перекидывая, как ненужную вещь. И, хотя он не привык считать себя жестоким человеком, этот мир изменил его. Можно сказать, мир развязал ему руки в одном месте, а Система завязала петлю на его шее в качестве другого. Честно слово, в первый раз он лишь наблюдал, нерешительно и испуганно за работой других демонов своего короля, слишком неопытный, ещё даже не ставший лордом Ань Дин, но позже… через работу, недосып, работу, голод, работу и злость, у которой не было выхода, слишком напоминая ему дни, когда он хотел взять в руки тупой кухонный нож, украденный с его позапрошлой дерьмовой работы уличной еды, и… он не знает, что «и», он никогда не позволял свои мыслям блуждать столь далеко. Но здесь? В его мире? В Царстве Демонов? Его потребность в чужой крови возросла так, как он никогда бы о себе не мог догадаться. В конечном счёте, это стало лучшей частью его работы, обоих из них, даже перестало походить на обязанность. Это хобби, и оно приносит ему радость, снимая напряжение после неизбежного стресса двух его рабских контрактов. Это крики, которые его не отвлекают, а его движения неумолимо ровные, с любым лезвием, иглой или тяжёлой кувалдой. Его тренировки в виде таскания ящиков по всему Цан Цюн окупаются, и нет оружия, которое бы он не мог поднять и замахнуться; а его руки не дрожат в замешательстве или неуверенности. Менее, чем через год, он становится изобретательным; его разум свободен от блуждающих мыслей, и внезапно он вспоминает множество своих растительных и диких творений, он вспоминает слабые места тех или иных рас демонов, перешедших дорогу его королю, и это становится почти что игрой. Шан Цинхуа снимает верхние одежды жёлтого и белого привычно и легко, вешая их за дверью на крючок; его нижний слой темно-красный, почти свадебный (возможно, потому что он купил его именно, как свадебный, обращая внимание лишь на оттенок, и ни на что больше), тот, что легче всего отстирать от любых пятен, что сейчас похожи больше на своеобразный рисунок (ему интересно, что за узор получится через пять лет, а через десять? наверное, нечто прекрасное); его лицо озаряется улыбкой раньше, чем он понимает, когда, конечно, новые лазутчики, предатели или шпионы ждут его здесь. Любой его стресс немедленно отходит на задний план, и ему даже жаль, что Система не может поставить ему какой-нибудь плейлист для атмосферы. С музыкой было бы ещё веселее, думается ему, когда он наблюдает, как плотоядные черви прожирают и протыкают неразговорчивого упрямца насквозь (конечно, ему пришлось поморить паразитов голодом пару дней, и ему нужно будет сжечь их, хотя он думает подать их на обед одному торговому партнёру, из-за которого Ци Цинци ему сама проела мозг, но, ах, он не должен совмещать работу и хобби, нет-нет). Конечно, у него нет так много времени на своё собственное хобби, не дольше пары часов раз в десять или двадцать дней, когда любая его нервозность неизвестным образом отступает, а чужая боль, которую он преподносит другим, почему-то заставляет его гордиться собой и безмятежно улыбаться. Иногда он даже тихо и счастливо смеётся, когда особенно сложного говнюка удаётся разговорить, хотя он никогда не обещал, что они выйдут живыми — или быстрая смерть, или долгая, всё по классике, выбирайте, не стесняйтесь! Шан Цинхуа вытирает руки смоченной тканью, оставляя после себя ржавые разводы в воде, он открывает дверь, а стражники почему-то вздрагивают рядом с ним; от него пахнет кровью, и у него нет времени сегодня переодеть нижний слой, поэтому он пользуется старым-добрым талисманом, скрывающим всё лишнее, пряча под двумя другими слоями, и перетирает свежие душистые травы в карманах и руках, перебивая медный оттенок. Он счастливо поднимает руки вверх, потягивая мышцы, он всё ещё устал, не выспался и голоден, а его работа и не думала куда-то уходить, но стало чуточку легче. Хорошо, если человек имеет хобби по душе.