fortnight.

золотистые звёзды шампанского разъедают рассудок, особенно ночью, в полной тишине. глаза долго привыкают к темноте: их только что слепил счастливый блеск ярких бликов и радостных голосов, теперь же всё исчезло. дома никого. голова всё ещё кружится. а вместо привычной тёплой лёгкости на душе паршиво. неделю? две недели? сколько ночей подряд хифуми возвращается домой в собственных осколках? сам не знает, а вот он бы точно назвал точную дату и время с их последнего разговора. с их очередной ссоры. череда криков и обидных слов снова прокручивается в голове — хифуми обессиленно падает на стул на кухне, сжимает прежде уложенные волосы. воск прилипает к пальцам и плавится где-то в районе груди. он устал. игра в "молчанку" затянулась, и он не хочет в ней проигрывать на этот раз. сколько можно всё исправлять в одиночку, когда виноватых — два? сердце горит от разочарования, тоски и алкоголя. игристое со слезами — не лучшее сочетание. по-неприятному горько-сладкий вкус льётся по венам, но не по щекам. всё, чего ему сейчас хочется — рвать несуществующие совместные фотографии и запивать их вином. но вместо этого изанами будет лишь неудачно засыпать, чтобы вновь просыпаться каждый час в беспокойной лёгкости и без конца сменять гнев на милость и обратно. это сложно. ему следует быть жёстче. гентаро уже который день не меняет дату в календаре. может, забывает, может, специально этого не делает — не хочет знать, сколько времени прошло. он застрял в прошлом месяце, более холодном, чем этот. пол усеян скомканной бумагой, испачканные чернилами пустые строки — безнадёжностью. тусклый свет, горькие обезболивающие, опять клякса. и так по кругу каждый день, пока не появится полноценная рукопись. мысли разбредаются в разные стороны, но любая из них приводит к нему, к его наглой улыбке, раздражающе громкому смеху и его чёртовым тёплым рукам. сроки горят, но ожоги вовсе не от них — вся кожа пылает следами его пальцев. тяжело дышать — лучше утопиться, чем сгореть заживо. смерть не такая мучительная. тягучая, медленная, постепенно угасающая. жаль, таблетки здесь помогут только при боли в голове. смотрит в окно, захлёбывается в разлитых по небу и по столу чернилах. кажется, что в любой момент он придёт безо всякого предупреждения, постучит в дверь, протянет дорогой букет цветов или другую романтичную ерунду — такую же ерунду он начнёт говорить и словами. прекрасную, но идиотскую. он всегда так делает. но сейчас всё тихо. слишком тихо. ни одного звонка, ни одного сообщения ни с одной из сторон. оно того не стоило. делает глоток кофе — на вкус всё так же отвратительно и уже не так бодрит. полусонная рука сама по себе выводит слова. перед глазами всё плывёт, но юмено должен написать хоть что-то. от него одни проблемы. гентаро прекрасно это знает, но он — его слабость, растекающаяся, доводящая до изнеможения всё тело. глубокая ночь в мгновение ока успевает смениться пасмурным утром. первое, что приходит на ум гентаро — хифуми. первое, что приходит на ум хифуми — гентаро. будто оба только что были рядом и куда-то исчезли. всё это время они на самом деле мерили шагами просыпающиеся кварталы, и изанами не выпускал руку гентаро из своей ладони ни на секунду... разговоры обо всём на свете, голоса друг друга становятся привычкой, а когда тон снижается до манящего шёпота — зависимостью; хлопок двери — сладкий вкус гигиенички с губ переходит на шею и сменяется элегантной горечью парфюма, хифуми поддаётся мягко и уверенно, выгибаясь и трогая, трогая, трогая... кулон похож на каплю крови, он поблёскивает на горячо вздымающийся груди до тех пор, пока хифуми не надевает его на шею гентаро, посмеиваясь — знает, что глупо. юмено ничего не говорит, лишь смотрит, как в глазах броское золото страсти сменяется нежными лепестками бархатцев. интересно, как много людей любит, нет, хочет его? куда бы изанами ни пошёл, софиты устремлены на него, он — драгоценность, сверкающая на солнце безделушка, и только он, гентаро, может раз за разом сдирать с его сердца безбожно высокий ценник. хифуми с ним хорошо. будет ли ему так же спокойно среди громкой музыки и девичьих возгласов? вряд ли. достаточно нежной мелодии его голоса и замысловатых шуток. в шкафу бережно хранятся книги со знакомым именем на обложке: хифуми в них иногда не всё понимает, но чувствует до ужаса много и шумно восхищается. неужели разделённые на двоих ночи — всё, что их связывает? изанами не хочет знать ответ — от этого головная боль только усиливается. гентаро усиленно ищет что-то в воспоминаниях, на бумаге, но находит лишь перечёркнутые строки и мысли. впрочем, они и так знают. гентаро постоянно его критикует. хифуми постоянно его раздражает. гентаро не знает, чего он хочет. хифуми не знает, о чём он молчит. гентаро чувствует, когда он вымотан. хифуми чувствует, когда он лжёт. гентаро скрывает, как сильно он любит. хифуми скрывает, как сильно он боится. их океаны сталкиваются и разбиваются друг о друга. они несовместимы, но они не верят в гороскопы. они неисправимы, но они не верят в исцеление. лишь хотят и дальше ломать себя вдребезги, стирать пальцы в кровь в попытке достучаться, задыхаться от ревности. это неправильно, это правильно — в методичках такого не напишут, остаётся только учиться на собственных гематомах и дарить их друг другу, разрывая в клочья неотправленные любовные письма, до омерзительного сладкие и одинаковые, продираясь сквозь них, лишь бы снова увидеть, дотронуться... «я люблю тебя. это разрушает мне жизнь.»