***</center > Во время боя с глупым Серпентином на Ллойда набросился веномари, и, конечно, он схватил парня, потащил его за собой, а потом перебросил змею через борт «Дара Судьбы»… наверное, с ним всё было в порядке. Проблема была в том, что через несколько дней после того, как он это сделал, Ния загнала его в угол в его комнате. — Кай, ты бы видел его! — она вскинула руки вверх, как обычно делала, когда непреклонно выражала свое мнение. — Он одержим тобой! Он насмешливо хмыкнул, снова обращаясь к своему комиксу. — Я очень сомневаюсь в этом. — Да что ты знаешь? Послушай это и скажи, что ты не думаешь, что он тебя обожает. Он вздохнул, понимая, что ведёт проигрышную борьбу, и откинулся на спинку стула, глядя на неё и жестом предлагая ей продолжать, а она восприняла это как приглашение запрыгнуть на его стол и сбить комикс, но прервала все его протесты, которые он мог высказать. — Мы рассказывали о том времени в центре Ниндзяго, когда вы сражались с грабителями или что-то в этом роде, и каждый раз, когда кто-то на мгновение отвлекался от упоминания о тебе, он прерывал его и говорил что-то вроде «что сделал Кай», «где был Кай», «что делал Кай», и он никогда не останавливался. Он неловко пошевелился. — Зейн быстро раскусил его и рассказал историю о драке с бандой, где ты совершил глупое безрассудное движение, когда боролся с главарем с ножом… Я, кстати, так и не забыла об этом… — он закатил глаза. — И ты бы видел, как загорелись его глаза. Можно подумать, ты какой-то бог! — Я и есть бог. — Он надулся и поднял упавший комикс, но его тут же выхватили из его рук и он встретил холодный взгляд. — Что с тобой? Он думает, что ты повесил луну, а ты даже не греешься в её лучах. Он выхватил комикс из её рук. — Это потому, что ему девять. Для него любой человек подходит под это описание, даже те, кого не существует. Её глаза сузились. — Ему позволено равняться на тебя. Его челюсть сжалась, а желудок скрутило. Нет, это не так. Он не мог равняться на него, потому что это означало, что он захочет брать с него пример. Он был ужасным примером, он никогда бы не пожелал никому другому быть похожим на себя. — Он ещё ребенок, ему это нужно. Ты должен хотя бы иногда смотреть на него. Он принужденно улыбнулся. — Спасибо за заботу, Ния. Я ценю это, ты знаешь, что ценю, но я знаю, что делаю, и поверь мне, это к лучшему. Он крепкий малый, справится и без меня, — он отмахнулся от нарастающего дискомфорта при этих словах. — Кроме того, если он узнает меня, это лишит его всякого волшебства. Она скрестила руки и приподняла бровь. — Никогда не встречаться со своими героями, так? Он усмехнулся: «Именно так». Она покачала головой и вышла из комнаты, захлопнув за собой дверь. <center>***
Каю действительно придётся активизировать свою игру и держать его на расстоянии ещё больше, чем раньше. Что бы ни говорила Ния, что бы ни говорили другие, он не мог позволить ребёнку привязаться к нему. Это было бы равносильно тому, чтобы выдернуть ковёр из-под его ног после того, как с ним уже столько раз поступали подобным образом. Он не хотел — не мог — быть таким, как они. Он не мог дать этому мальчику что-то, за что можно было бы ухватиться, и только потом оторвать. Он не мог быть таким, как все остальные в жизни этого мальчика. Поэтому он изо всех сил старался избегать мальчика любой ценой. Но потом Ния ушла и всё испортила. Проснувшись, он потащился на кухню и обнаружил там записку от всех, в которой сообщалось, что они ушли на день в город, а он и Ллойд должны остаться и управлять кораблем. Вместе. Без посторонних. Подмигивающая рожица, которую Ния нарисовала внизу, заставила его выругаться, скомкать проклятую бумагу и швырнуть её в стену с гораздо большей силой, чем нужно. Он тяжело прислонился к столешнице, повесив голову и глубоко дыша. Конечно же, это должно было случиться с ним. И не то чтобы он мог оставить ребенка в покое на весь день, он всё ещё был очень активным нарушителем спокойствия. Итак, вывод? Ему конец. — Кай? Он глубоко вздохнул и оглянулся через плечо на маленького мальчика с раскрасневшимися щеками и беспорядочными волосами, который стоял в дверях и комично потирал глаз. Он действительно был милым ребёнком. Он опустил свой маленький кулачок и нахмурился, оглядывая комнату. — Где… где… все? — О… — Да, да, он должен был сообщить ему об этом… и он очень надеялся, что ребёнок не сойдет с ума. — Они, эм, ушли. Сегодня только мы, малыш. — Он попытался улыбнуться, но улыбка получилась слишком фальшивой, и мальчик уставился на него широко раскрытыми глазами. — Мы? Одни? Весь… весь день? Проклятье, этот ребенок говорил так, будто собирался его убить. — Ага… — как бы это упростить… — Так, что ты хочешь на завтрак? Мальчик нерешительно сел на табурет у стойки. — Что-нибудь вкусное, наверное. — Он пробормотал, неуверенно и растерянно, вероятно, всё ещё пытаясь осознать тот факт, что его оставили наедине с чем-то настолько близким и незнакомым, и он сдержал вздох. Бедный ребенок смотрел на него так, словно ожидал, что тот спустит с него живьем шкуру, и хотя это не должно было его беспокоить, это действительно беспокоило. Мальчик сглотнул, обводя взглядом комнату, пытаясь смотреть куда угодно, только не на него. — Лучше бы она была сладкой, я не стану есть эту зелень. Мальчик скорчил жалкую гримасу, пытаясь поддержать свой обычный фасад, но это и впрямь не удалось: он беспокойно дергал за низ своей слишком большой кофты, с рукава которой свисала нитка, которую он постоянно теребил, и тон его дрожал в ужасно замаскированной нервозности. Ну… чёрт. Этот мальчишка его убьет. Может быть, один чертов день, проведенный в общении с мальчиком, не повредит… — Вот как? — Он приподнял бровь и, опершись о прилавок, маньячно ухмыльнулся прямо в лицо мальчишке, который так быстро отпрянул назад, что чуть не свалился с табурета. — Я- Коротко вздохнув, он испугался, что парень запаникует ещё больше, чем уже паниковал, и поэтому невозмутимо продолжил, запихивая в рот чернику и оглядывая комнату. — Как думаешь, малыш, ты хорош в розыгрышах. Не хочешь помочь мне разыграть сестру? Его глаза стали невероятно широкими. И честно говоря, чего Ния ожидала? Что не будет мести за этот трюк? Что ж, ему придётся позаботиться о том, чтобы она больше никогда не вызывала его на подобную войну. — Ты хочешь подшутить над своей сестрой? — он указал на свою грудь. — Со мной…? Он пожал плечами. «Не вижу причин для отказа. И почему бы не разыграть всех до единого? У нас целый день, и не знаю, как у тебя, а у меня ничего не запланировано. Кроме того, это они решили, что будет хорошей идеей оставить маленького озорника с самым крутым ниндзя на свете. Они сами напросились, тебе не кажется?» Он подмигнул, и парень выглядел так, будто его ударило молнией, настолько он был потрясён. — Но сначала, — он поднял палец, прерывая заикающуюся бессмыслицу, которая вот-вот должна была сорваться с губ мальчика, — завтрак. У меня довольно широкий выбор, если честно, так что ты хочешь есть? Парень лишь уставился на него. Ладно, это становилось смешным. Конечно, в прошлом он был жестким и… может быть, немного холодным, но этот парень обращался с ним так, словно он стал совершенно другим человеком только потому, что был с ним вежлив. Это было плохое начало. — Э-э-э… — он наконец обрёл голос. — Я… не знаю. Что ты хочешь съесть? Отказ был не тем, чего он ожидал, особенно от мальчика, который провёл свои дни, украв кучу конфет меньше месяца назад, но если ребенок действительно был в таком трепете перед ним, каким его выставила Ния, то не было ничего удивительного в том, что он пытался изобразить «крутость» или что-то в этом роде. — Да ладно, малыш, не надо так. — Он нахально ухмыльнулся, стараясь разрядить обстановку. — Никто тебя не остановит. У нас есть мука, сахар, яйца, другие ингредиенты и прочее, а также книга по выпечке. Может, мои кулинарные способности и не на уровне Зейна, но я в любой день смогу приготовить лучше Джея или Коула. Я сейчас чувствую себя немного раздражённым, давай выместим это на кухне, — мальчик фыркнул, и он засчитал это как победу, жестом указав на него. Поначалу парень казался нерешительным, но вскоре стали поступать всевозможные просьбы: торт, блинчики, французские тосты, вафли, бургеры с яйцом, беконом и сыром. Он явно ожидал, что эти просьбы по большей части будут проигнорированы, но вскоре кухня превратилась в настоящий бедлам: на столе появилась еда и всевозможные напитки, а глаза девятилетнего ребёнка практически загорелись, и он даже не заметил, как на его лице появилась мальчишеская ухмылка от обожающих взглядов. Однако не успели они сесть за стол, как Ллойд поскользнулся на яйце, которое уронил ранее, и оказался на земле. Кай протянул руку, чтобы помочь ему подняться, и парень взял его покрытую сиропом руку в свою. Единственным предупреждением Кая о том, что он собирается сделать дальше, был дьявольский блеск в его глазах, прежде чем он высыпал горсть муки в волосы мальчика. Сначала ребенок только вытаращился на него, но, быстро придя в себя, издал звук, похожий на боевой клич, и весь ад разразился. Мука, сахар, тосты и всё, что попадалось под руку, было разбросано по комнате, пока Кай не запыхался, словно только что пробежал марафон, с его волос капали яичные белки, а Ллойд лежал на полу, держась за живот, и беспрестанно хихикал над «новым и улучшенным» видом Кая. Завтрак был съеден в рекордно короткие сроки, несмотря на то, что его было очень много, Ллойд наконец-то проявил инициативу и устроил соревнование по поеданию. По просьбе Ллойда они не принимали душ, так как, по его словам, им нужно было потратить всё своё время на организацию розыгрышей.***
Через пару часов неустанной работы оба сидели на палубе, прислонившись спинами к перилам, Кай с закрытыми глазами, а Ллойд смотрел на красновато-оранжевое небо. Уже наступил закат, и Кай рассеянно отметил, что весь день прошёл гораздо спокойнее, чем он мог бы предположить… и это пугало его не меньше, чем заставляло улыбаться. — Эй, смотри! — его толкнули за руку, и он приоткрыл один глаз, чтобы посмотреть на ослепительную ухмылку мальчика, и, несмотря на это, улыбнулся. — Что? — Солнце! Он посмотрел туда, где солнце неуклонно опускалось за горизонт. Это действительно было красиво, но он не считал этого парня «ценителем красоты природы». Он, конечно, мог оценить её, но был уверен, что парень искал повод, чтобы сказать ему что-нибудь, и это было всё, что он смог придумать. Он обнаружил, что действительно не возражает. — Ух, — усмехнулся он. — Вот это световое шоу. Как думаешь, я смогу сделать такой же большой огненный шар? — Ты умрешь. — Парень рассмеялся и пожал плечами в ответ. Вскоре солнце закатилось, и, поскольку все ещё не вернулись, они решили посмотреть кино. Ллойд, конечно, умолял посмотреть фильм ужасов, поскольку, когда остальные были рядом, ему не разрешали. — Тебе будут сниться кошмары, и Ния будет винить в этом меня! — Нет, не будут! Пожалуйста, Кай? Если ты сделаешь это, я не буду шалить над тобой целую неделю! Его глаза сузились. — А может, ты не будешь меня разыгрывать никогда? Ллойд насмешливо хмыкнул. — Это не равноценный обмен, скряга! — Эй! Я спасаю твою задницу, я не знаю, сколько ещё я смогу терпеть твои маленькие шалости, прежде чем сорвусь и покажу всем детские фотографии, которые я нашёл в шкафу Ву. Его глаза расширились. — Ты… ты бы не стал. Он приподнял бровь. — О, но я бы это сделал. — Где эти проклятые вещи? — Я никогда не скажу. Он схватил подушку и ударил его по лицу. — Ты за это заплатишь, приятель! — он обхватил его за талию, когда тот попытался убежать, притянул к себе на колени и впился пальцами в бока, жестоко ухмыляясь в ответ на болезненный смех. — С-с-ст-оп! — Ты сам напросился! — Т-т-ты злой! — Я приму это как комплимент от тебя, маленький сопляк. — Ааа! Я отомщу! — Хотел бы я посмотреть, как ты попытаешься! — А-ну-но-и-ха-ха- — Слёзы блестели на его глазах, когда он смеялся, а руки судорожно пытались остановить его от щекотки, но всё было бесполезно. Наконец он отпустил парня, когда у него разболелись бока и живот, и вытер слёзы с глаз, когда его смех утих и он сглотнул, а улыбка на красном лице сменилась оскалом. — Не смотри на меня так. — Он взъерошил свои грязные волосы. — Фу, фу, они липкие. — Это твоя вина! — Это ты начал! — Нет, не я! Это ты! —… Я начал, не так ли? Мальчик надулся и закатил глаза, скрестив руки на груди. — Значит… фильм ужасов? Он скептически посмотрел на него, в то время как лицо девятилетнего мальчика изменилось на умоляющее, он сложил руки перед собой, выпятив нижнюю губу. Кай нахмурился. — Месяц. — Месяц?! — Это будет справедливо, ведь именно столько времени тебе будут сниться кошмары по этому поводу. — …Хорошо… но ты скряга. — Да, да, да, а ты простофиля, — Кай с ухмылкой наморщил лоб и повернулся к телевизору. Разбросав по комнате конфеты и чипсы, они включили какой-то фильм ужасов, который, по мнению Кая, был не слишком плохим, но всё же достаточно плохим, чтобы ребенок его разрешил. Вскоре мальчик уже сжимал его руку, широко раскрытыми глазами смотрел на экран, его рот был слегка приоткрыт, а фигура сгорблена, ноги подогнуты под себя, так как он неосознанно прижимался к нему. Спустя несколько прыжков-скачков и одну затянувшуюся концовку фильм закончился, и большая часть закусок была съедена, а по всей комнате остались обёртки от них. Кай зевнул, выключил телевизор и уже собрался лечь спать, как вдруг почувствовал, что его дергают за рукав. Он посмотрел на ребенка, который то и дело вглядывался в тёмные тени вокруг них и умоляюще смотрел на него. Он сдержал вздох и повернулся к нему лицом. — Пора спать, малыш. — Но…! — он бросил долгий взгляд в тёмный дверной проем, прищурив глаза, чтобы убедиться, что там ничего нет, а затем снова посмотрел на него и продолжил, как ни в чем не бывало. — Но они ещё не вернулись, и мы должны увидеть, когда они попадут в ловушки! — Возможно, они вернутся утром. — Кай приподнял бровь от отчаяния, прозвучавшего в голосе и поведении малыша. — Но… но мы не знаем, когда они вернутся! Давай… давай не спать всю ночь! Это будет весело! Он фыркнул. — Ну же, малыш, дай мне передохнуть, Ния убьёт меня, если узнает, что я позволил тебе… — Пожалуйста, Кай? Он сделал паузу, сглотнул, глядя на ребенка. Это ощущение в груди и животе, теплота и ласка были слишком знакомы, заставляя его вспоминать прежние дни, когда он вёл подобные беседы с младшей Нией. Она никогда не задерживалась дольше часа, пытаясь не спать всю ночь, и он всегда засекал время… Он улыбнулся. — Ладно. Только на этот раз. — Он снова устроился рядом с ним и натянул одеяло на них обоих, смахнув несколько крошек, прежде чем заметил, как на него смотрят. Он нахмурил брови, увидев выражение лица собеседника: нерешительность и страх, но на этот раз не перед нарисованными в воображении теневыми фигурами, потенциально находящимися в темноте. Нет… это был страх перед ним. — Что случилось? — спросил он, не подумав, и мысленно проклял себя. Это было ужасно. Ребёнок должен был опасаться его, а не стремиться довериться ему. А если бы он и рассказал, то не смог бы его утешить, потому что в его страхе наверняка была доля правды, и он не должен был его успокаивать, потому что тогда он подумает, что это неправда, а так оно и было. Чёрт, так и было… — Мне сегодня было весело… — он говорил тоненьким голоском. Уязвимый, слишком уязвимый. Он не должен был так ему доверять, почему он ему так доверял? Он давал ему что-то, что могло бы причинить ему боль, уязвимость всегда так поступала, и этот парень, с его адской жизнью, должен был знать это… так почему? И он до последнего надеялся, что не знает ответа. —Мне было весело, но… — его губы сжались, а голова опустилась, веки опустились, а плечи ссутулились. — Но разве это был только один раз? — Его голос дрогнул вместе с нижней губой, и ему хотелось бы не знать, что он вот-вот расплачется, не слышать страха, покорности… но желания никогда не сбывались. — Малыш, я… — Завтра ты снова начнёшь меня ненавидеть? — он поднял на него глаза, и от небольшого количества света в комнате слёзы заблестели, а сердце, казалось, остановилось, застыв на месте. О… О, это… это не было… этого никогда не было… Он не хотел, чтобы парень подумал, что он его ненавидит. Это было неуместно, жестоко и… и… ох, чёрт, он действительно всё испортил. Он судорожно сглотнул: маленький ребёнок перед ним захлёбывался рыданиями и отчаянно пытался быть сильным, даже если… даже если он думал, что парень, на которого он так равнялся… ненавидел его… Чёртово дерьмо, Кай никогда не простит себе этого. Он не мог говорить — сдавленное горло не давало произнести ни звука, поэтому он сделал единственное, что пришло ему в голову. Он обхватил ребёнка и крепко прижал к груди маленького непоседу. Он не умел обниматься: Ния сообщила ему, что он либо слишком неловок, либо держит слишком крепко. Но ребёнок прижимался к нему ещё крепче, маленькие ручки отчаянно хватались за ткань его рубашки, и он чувствовал, как слёзы пропитывают его насквозь. Это было… наверное, странно. Или, по крайней мере, должно быть. Они были не настолько близки, чтобы это было нормально. Но почему-то… это казалось правильным. Когда рыдания утихли, и он оттёр лицо, пока оно не стало красным, он нерешительно отпустил его и чуть отстранился. Ему было неловко за себя, но он не мог найти правдоподобного оправдания своему эмоциональному срыву, поэтому последовавшее за этим неловкое молчание заставило их обоих чувствовать себя довольно погано. Всё в нем кричало о том, что делать это, утешать мальчика и успокаивать его — идиотизм, который приведёт лишь к тому, что мальчик ещё больше привяжется к обречённому человеку. Его желудок, казалось, постоянно сворачивался от тошноты, а сердце сжимала холодная хватка страха. Это был ужасный выбор, который ему предстояло сделать. Он мог либо стать полным ублюдком и уничтожить все унции самоуважения этого ребёнка здесь и сейчас, что, конечно, было выбором, который мальчик имел глупость предложить ему, но ему всё ещё было девять… Или он мог утешить мальчика, спасти его от столь раннего разочарования и разбитого сердца, но подставить его для гораздо худшего в будущем, если ребёнок останется рядом. Ни тот, ни другой вариант не годились, но он знал, что должен сделать, даже если каждая клеточка его тела говорила ему бежать в другом направлении, потому что он чувствовал, что если решит спасти его сейчас, его саморазрушительные тенденции только усилятся до нечеловечески возможного уровня, а ему и так было достаточно трудно держать их в узде. Но сердце его упало, когда он увидел выражение лица мальчика, и все остальные варианты были отброшены на ветер, к чёрту последствия и будущее, он уже привязался к этому парню, и ему придётся просто бросить якорь и принять на себя встречные удары и ловушки, которые он сам себе расставляет, делая это. Пытаться остановить его было бессмысленно: как только мальчик ступил на борт корабля и янтарные глаза встретились с зелёными… его сердцу было суждено разбиться, как и его собственному, уже избитому телу. Они оба были похожи в том, что так или иначе были обречены, но он надеялся, что сможет найти способ уберечь ребёнка от этих страданий, чего бы ему это ни стоило. Он почесал затылок, глядя на пятно на стене, и не отрывал от него взгляда, когда открыл рот, несмотря на то что всё в нем кричало против этого. — В парке развлечений «Мега Монстр» состоится торжественное открытие нового аттракциона… Уголком глаза он заметил, как мальчишка побагровел. — Я подумал… — Да! Маленькие ручки снова обхватили его за талию, и он удивлённо посмотрел вниз, прежде чем смех сорвался с его губ, а рука легла на липкую ладонь ребенка. Он быстро отстранился, щёки пылали, но он мог сказать, что на этот раз он смущённо только тем, что снова так неожиданно обнял его, и что это не связано с какими-то самоуничижительными мыслями. — А теперь о той ночи…***
Он продержался на двенадцать минут и пятнадцать секунд дольше, чем Ния в свои лучшие времена. Хотя, если честно, он уже давно не засекал время. Он ласково улыбнулся, глядя на раскинувшуюся перед ним фигуру, но тут же осёкся и отвернулся. Этот бедный ребенок понятия не имел, во что ввязался. Отношения с ним были то же самое, что отношения с мертвецом, только этот человек ещё ходил. Конечно, он умел держать всё это в себе и пытался исправиться, может быть, даже избежать надвигающейся гибели, которая висела перед ним каждое мгновение, как постоянное напоминание, как петля, которую он ещё не успел накинуть на шею. Он всегда стоял на этой казни, не помня ни одного момента в своей жизни, когда бы он не смотрел на орудие своего собственного уничтожения. Но он никогда не хотел, чтобы кто-то стал свидетелем этого, чтобы кто-то пострадал от этого, и в первую очередь ребёнок. Ему очень хотелось, чтобы у мальчика был кто-то другой, кто угодно, лишь бы не быть постоянно рядом с ним. Но тот факт, что он был здесь и не собирался уезжать в ближайшее время, всё усложнял. Поэтому он старался держаться от него на расстоянии вытянутой руки — ровно настолько, чтобы не привязываться к нему слишком сильно, но в то же время достаточно близко, чтобы тот знал, что он ему не противен. По его позвоночнику пробежал холодок, и он поборол желание потянуть за одеяло, так как это могло потревожить мальчика, и сложил руки на груди, сгорбившись. Он ненавидел холод. Мальчик придвинулся ближе, прижался к нему, пока его пальцы не коснулись его бока, и он неосознанно прижался к нему ещё ближе, бормоча что-то нечленораздельное под нос. Его мышцы напряглись, когда он медленно опустил взгляд на маленькую фигурку. — Холодно… должно быть, ему холодно. Он мягко улыбнулся, забыв о своей внутренней панике, и положил руку на липкую голову мальчика, мысленно приказав ему принять душ утром. Он сменил положение, улегшись рядом со своим «новым лучшим другом», который тут же прижался к нему, прижимая свои румяные щёки к его ребрам, а его маленькая рука шарила по его рубашке, пока наконец не взяла в руки небольшой скомканный кусок. Ему сказали, что у него аномально высокая температура тела, и он был рад этому, поскольку малыш удовлетворённо хмыкнул. Иметь еще одного младшего брата было бы не так уж плохо… он просто надеялся, что сможет стать достаточно хорошим старшим братом для такого милого ребёнка. Он не мог побороть ненависть, которая разгоралась в его нутре, когда он думал о родителях этого ребёнка… можно ли вообще назвать их родителями? Этому ребёнку… ему нужен был кто-то. Остальные были неплохими, даже отличными, но они никогда раньше не воспитывали детей. А он растил. Он вырастил Нию и гордился этим, она была умна, красива и уверена в себе. Он проделал чертовски хорошую работу, и это было единственное, в чём он был уверен. Этот ребёнок… ему нужен был кто-то вроде него, не так ли? Он нахмурился, но напряжение спало, когда ребёнок пробормотал что-то о конфетах и управлении миром, и он сдержал смех. Да… возможно, парню и впрямь нужен кто-то вроде него, каким бы запутанным он ни был и каким бы сломленным ни был… ему придется постараться продержаться достаточно долго, чтобы он смог добраться хотя бы до места, где находилась Ния. Оставалось надеяться, что петля затянется хотя бы до этого момента. Хныканье прервало его размышления, и широко раскрытые глаза бешено заметались по трясущемуся мальчику. Тот начал метаться, и он сильно прикусил внутреннюю сторону щеки, быстро обхватил его руками и прижал к груди, как только увидел, что у него начали течь слёзы. — Ммм… — он захрипел, прижимаясь к нему ещё крепче. — Не уходи… м-мама… папа… я… пожалуйста… В сердце словно вонзили кинжал. — Шшш… — прошептал он, проводя рукой по его спине успокаивающими движениями вверх-вниз, как он всегда делал для Нии. — Всё хорошо… Я здесь. Никуда не уйду. — Он очень надеялся, что это не ложь. — Мм… Кай? Он тяжело сглотнул. — Да, дружище… — он боролся со знакомой ситуацией, с тем, как Ния плакала по их маме и папе, и каждый раз в детстве у него чуть не случался эмоциональный срыв после того, как ему приходилось её утешать. — Не уйдешь…? — Не уйду. — Он заверил, настолько искренне и сильно, насколько мог. Мальчик был избит и брошен снова и снова людьми, которые должны были заботиться о нем… Поэтому он сказал единственное, что умел сказать, единственное, что имело значение, потому что да, он не мог заменить того, что они потеряли, но он всегда будет рядом… или, по крайней мере, будет стараться изо всех сил, пока они в нём нуждаются. В конце концов, не имело значения, что ждёт их в будущем, потому что был маленький ребенок, который потерял всё, плакал и нуждался в чём-то, в чём угодно, чтобы заполнить пустоту. — Не волнуйся, зелёнка… — он глубоко вдохнул, пытаясь успокоить колотящееся сердце, которое подсказывало ему, что подобное обещание — слишком знакомый груз, с которым он едва справился в прошлый раз. Но когда ребенок улёгся, казалось, достаточно успокоенный, он не смог удержаться и не дать то же самое обещание, которое дал в пять лет малышке, сосавшей большой палец и смотревшей на него широко раскрытыми глазами, полными непролитых слёз, после того как дом был найден пустым. В его голове прозвучал язвительный голос. — Да уж… — Отныне я буду присматривать за тобой.