Хён

      Когда Кэйл впервые назвал Альберу хёном – невзначай, шутя и дразня – в горле запершило.       Всколыхнулись подёрнутые траурной завесой погребальных лент воспоминания, редкое ощущение этого короткого слова на губах прежнего тела, раздражённость и два лукавых взгляда. Кэйл совершенно не понял, что за эмоции наводнили его в тот момент, или, возможно, привычно проигнорировал их все, отказавшись идентифицировать и отодвинув в сторону. Что-то неприятно скрутилось и осело в желудке, затрепыхалось повышенным пульсом вен, гулом в ушах и темнотой в глазах. Называть Альберу хёном казалось неправильным.       Они не прошли вместе того, через что проходили предыдущие хёны вместе с тогда ещё Ким Рок Су. Альберу даже не был в категории тех, кому Кэйл доверял. Полезный союзник и надёжный подельник? Да. Однако в чём-то большем Кэйл бы Альберу не доверял. Они практически не знали друг друга, решение о становлении названными братьями было принято в угоду политике, и звание хёна было слишком требовательным, высоким и труднодостижимым.       Называть Альберу хёном всё равно что вырывать зубы. Не называть – и того хуже.       Какое простое слово: хён. Три буквы, едва заметное, легко проскальзывающее сочетание звуков, соскальзывающее с языка, но почему-то к его использованию Кэйл относится с придирками. Хватит пальцев одной руки, чтобы пересчитать все разы, когда Кэйл позволял себе это проявление слабости, уязвимость и проявление неизвестных чувств-ощущений, слишком долго игнорировавшихся ранее. Каждый раз было странно говорить что-то такое детское, наивное и бессмысленное в окружении разрушенного мира, в двадцать с лишним лет, с телом, где было больше рубцовой ткани, чем кожи, избитым разумом и атрофировавшимися чувствами. Ким Рок Су, Кэйл, и не говорил.       Однако раз за разом Чхве Чжон Су и Ли Су Хёк совершали что-то невообразимое, невероятно близкие и бесценные, они возвращались с миссий израненные, бросались в опасность очертя голову, заставляли Кэйла, тогда ещё Ким Рок Су, прикрывать им спины, и в самые страшные моменты, когда никаких слов не казалось достаточно, а перед глазами стояли записи трупов, когда что-то застывало во внутренностях чем-то большим, чем ужас, и всё холодело от мысли потерять, не успеть сказать, с губ срывалось короткое: «хён».       Слишком много в одном коротком слове для Ким Рок Су, для Кэйла, который никогда не умел, не хотел и даже не пробовал выражать себя или свои забытые, забитые жизнью чувства.       Ли Су Хёк и Чхве Чжон Су знали, что значило «хён», знали, как к этому относиться, были бережны и деликатны, благодарны полуизгибами уголков рта и тихими речами, абсолютно счастливы и никогда не напоминали о минутной слабости.       Альберу никогда не знал, чем было это хён. Он разбрасывался направо и налево своим «донсэн», паясничал для публики, и Кэйлу оставалось лишь подыгрывать, осознанно и медленно отрывая кусок себя этим публичным и интимным проявлением привязанности, которой он не питал. Дело в том, что Кэйлу всегда легко давались слова, ложь, игра, обман и преувеличивание ради публики. Одно лишь только «хён» было зазнобой, странной тайной, нелепой, но привычной.       Альберу расстраивался, что Кэйл не называл его хёном, считая это своей промашкой, тем, что он делал недостаточно – это никогда не произносилось вслух, но крылось в аккуратных, извиняющихся за что-то взглядах, нежных жестах и попытках быть лучше. Кэйл не знал, что он чувствовал по этому поводу. Он вообще редко мог или хотел сказать, что чувствовал. Альберу становился всё ближе и ближе, пока не стал кем-то родным и незаменимым, кем-то, кого Кэйл мог бы про себя назвать братом.       Никогда не хёном.       Это слово... оно принадлежало апокалипсису, худшему и лучшему периоду жизни, двум людям, захороненным под землю, воспоминаниям и клятве. Было в нём что-то сокровенное и несчастливое, бремя, которое Кэйл не хотел вешать на Альберу. Называть его хёном из раза в раз казалось совершенно неправильным. Мелочь, но мелочь, которая скребёт, скребёт и в итоге выскребает внутренности ржавой ложкой. И всё же, Альберу неизменно радовался и улыбался каждому душераздирающему «хён».       Кэйл купался в своём безразличии и равнодушии, но нечто похожее на замешательство проскальзывало в чертах лица.       И всё же, слово хён никогда не должно было относиться к Альберу.       Было бы справильнее, останься оно захороненным рядом с Чхве Чжон Су и Ли Су Хёком:       Альберу бы их никогда не сумел заменить.