Истории Дешерет

      Сначала Аксель почувствовал боль – пронизывающую от макушки до пят, лишающую воли. Даже воли к жизни – лишь бы только это поскорее закончилось.       Почему? Откуда она взялась?       Мозг ответами не располагал. Неужели снова Пэйн из тюрьмы удрал и нанес удар в спину, пока они с ребятами не ожидали? Если это так, что уж он, Аксель, перед возвращением на нары ему тогда сдерживающий инхибитор прям в глотку затолкает – чтобы больше никогда не снял!       После боли пришло головокружение. Будто его опять засунули на Гиперцентрифугу в парке без его согласия. Или то были испытания? Что, тест-драйв пошел не по плану? Почему только никак вспомнить не получается?       Аксель попытался протереть глаза, но внезапно понял, что и лицо, и ладонь оказались вымазаны в чем-то мелком и искрящемся. Что за ерунда еще? Снег? Битое стекло?       Нет. Песок.       Молочно-белый и до того мелкий, что еще чуть-чуть, и куда больше он сошел бы за пыль. Меннинг только глазами похлопал: такого в Лэндмарке он точно не помнил. В Сидерлейке и Гонконге, впрочем, тоже.       Прочие варианты джоланист обдумать уже не успел: в один момент мелкое крошево породы поднялось полноценной бурей, поглотив парня в своих завывающих глубинах.       Рефлексы воина не подвели: тот мгновенно сгруппировался так, чтобы максимально защитить лицо и дыхательные пути. Начал было оглядываться, искать пути отхода…       Но вместо этого увидел невозможное.       Буря вмиг стала дымной завесой, заслоняющей заходящее Солнце. Акс настолько удивился метаморфозе, что даже застыл: после агрессивного песка картина выглядела не такой уж и опасной.       Зря. Черные клубы моментально попали в легкие, вышибив оттуда законный кислород. Меннинг с хрипом закашлялся — ужас, сплошной дикий ужас. Ни грамма воздуха, сплошная гарь и… порох?       Но тут и эта загадка резко осталась в стороне – просто на голову джоланиста свалилось всё остальное.       Какофония звуков. Усталость. Боль.       Всё разом укутало его в сплошной шипастый кокон, не позволив ни осознать ситуацию, ни подготовиться. Только мозг на автопилоте фиксировал происходящее да ставил результаты в рядок, будто детские куличики.       Взрытая земля.       Лежащие тут и там тела.       Кровь, что накапливалась во рту и стекала вниз по горлу.       Лошадиное ржание.       Крики.       Странные, небластерные звуки стрельбы.       Грызущая боль под ребрами, где к боку пристала мокрая ткань.       Оглушающе палящая мелкая пушка на смехотворно огромных колесах…       Тут левую руку рвануло в сторону, да так, что Меннинг против всякой воли оказался на ногах. — Пошли, нужно убираться отсюда! Заденут же!       И события ускорились. Акс молча согласился со своим внезапным союзником – тот к тому моменту уже перекинул чуть не оторванную ранее руку джоланиста через плечо, дабы помочь ускориться, – и зашевелил свинцовыми ногами, изо всех сил помогая себе коротким костылем.       Точнее, опознал пару мгновений спустя мозг, не костылем. Винтовкой. С деревянным прикладом.       “Отцовская”.       Эх, сейчас абсолютно уже бесполезная – порох закончился минут двадцать назад, – но по-прежнему слишком важная, чтобы просто бросить ее.       Да и куда больше оружия Акселя занимал спутник – здоровый черный парень с кровавой раной на бритой голове. Имя почему-то всё никак не желало всплывать в ошалевшем от впечатлений и боли мозгу, но Меннинг его знал. Стопроцентно.       Выглядел здоровяк, кстати, ничуть не лучше, а то и вовсе хуже джоланиста: босой, в грязной домотканой рубахе, усеянной кровавыми пятнами, с воспалившимися ранами под металлом старых кандалов. Но тащил свою ношу он уверенно, не давая им ни в коем случае замедлиться.       И вообще, внезапно понял Акс, это вроде как он должен был ему помочь. Это что же спасательная операция не по плану пошла?       …Да, точно. Атака началась раньше на час. Они просто не успели тайно уйти в безопасное место до того, как их настигла привычная бойня. Они попали под обстрел обеих сторон.       Теперь весь тщательно продуманный план превратился в сплошной кавардак. Но одно было для Меннинга непреложно – здоровяк должен выбраться живым. Он обещал. Да что там, честью и жизнью в этом поклялся!       Внезапно звук выстрелов снова стал ключевым в лавине окружающих звуков.       Рефлекс среагировал на это раньше сознания. – Берегись! – кратко рявкнул он, всем весом навалившись на громилу – тот только свои зеленые (?) глаза и вытаращил. Маневр тем не менее вышел удачным. Потеряв равновесие, они скатились в овражек с мелким грязным ручьем на дне, а значит, стали недосягаемы для стрелка. Радость, однако, омрачила боль под ребрами, что после таких выкрутасов взялась чуть ли не грызть нутро метровыми зубами.       Ничего, ничего. Сейчас отдышаться, потом встать и затеряться на ландшафте. А там подобрать оружие или хоть порох с павших и..       Дальше додумать Меннинг уже не успел. В лицо прилетела влажная грязь, которая обожгла арктическим холодом и внезапно – острыми гранями песчинок.       Аксель только головой мотнул и рефлекторно протер рукой лицо – свободной уже от всяких винтовок.       На пальцах осталась не грязь, а блески и серпантин.       Кажется, кто-то неудачно хлопнул праздничные хлопушки да прямо на его столик.       Ох уж эти упившиеся тусовщики!       Аксель раздраженно похлопал себя по бокам, избавляясь от внеплановых украшений. Блестящая фольга осела на плечах и полях многострадальной шляпы, а еще одна золотая спираль подло запуталась между подтяжками и кобурой. Меннинг избавился от нее с тихими ругательствами – третья хлопушка за ночь! Кажется, кто-то из этой упившейся шайки все же обиделся на его стиль выяснения информации и теперь пакостил, прикрываясь новогодним разгулом.       Как же он терпеть не мог эти кабаре!       Меннинг закатил глаза и раздраженно влил в себя бокал с не самым хорошим (но самым дешевым из меню) виски. Если бы не дело – ни за что бы носа не показал на улицу до конца недели! А то никакого спасения от этих позеров, бездушно копирующих стиль четы Фицджеральд.       Однако работа прежде всего, даже если ради этого придется сидеть смурной тучей среди звезд ньюйорского бомонда.       Он звучно щелкнул по пустому бокалу и свистнул парню-официанту. Про себя пообещав, что вторая порция станет последней – не хватало еще, чтобы его меткость и реакция пострадали. Дело прежде всего.       Праздничный хаос вокруг набирал обороты. Шампанское лилось рекой, блестящая фольга всё сыпалась и сыпалась с потолка, а гости всё также предпочитали столикам танцпол – благо, пауза в программе позволяла. Дым сигар и сигарет, запах множества духов и разгоряченных человеческих тел – ни принюхаться, ни сбежать.       Уши ласкал звук джаза и насиловал голос рыжего ведущего, который был готов чуть ли не засосать свой микрофон на длинной ножке. Позади, однако, уже мрачно ожидала какая-то блондинка, которая явно была настроена драться за микрофон до последнего.       “Потому что он никогда не может вовремя со сцены уйти, – внезапно осознал Аксель давно известный факт. – А потом его ирландской заднице за это пытаются навешать в переулке”.       Он и вправду это знал. Ибо сам не раз вытаскивал по дружбе это недоразумение из разборок.       Сегодня, правда, приятелю придется разбираться самому – дело прежде всего.             Оставалось надеяться, что благоразумие возобладает, и он хоть сам уйдет со сцены. Или хотя бы не додумается обниматься перед уходом с чужой пьяной женой прямо как в прошлый раз.       Наконец вторая порция виски согрела бокал, и Аксель мельком огляделся по сторонам. Толпа прибывала. Все та же куча ровесников в помпезных костюмах и с бокалами. Смеющиеся девушки в прямых блестящих платьях. Влиятельные толстосумы со вчерашними школьницами на коленях в тени особой ложи.       Яркими пятнами в толпе мелькали артистки кабаре – еще меньше одежды, еще больше блесток и сияющих тканей. Кто-то развлекал гостей за столиками, кто-то задавал жару на танцполе чарльстоном, кто-то просто бродил в толпе, обращая на себя внимание. Не то чтобы он следил, нет. Это было частью работы и только.       Одна из этих девочек, блондинка в жемчугах, перехватила его взгляд и послала воздушный поцелуй – Акс отписал ей улыбку и легкий кивок. Девчонки тут были чуть ли не самыми рассудительными работниками, которые только на первый взгляд были богемными феями: жизнь за блестящей оберткой редко их баловала. Потому с ними было проще всего договориться о доступе к нужной информации, и Меннинг это очень ценил.       Он не хотел фокусировать внимание, но взгляд сам нашел другую фигурку в блестках, левее. На ней одежды было еще меньше: то ли с целью подчеркнуть природную хищную красоту, то ли ткнуть в происхождение.       Будто кошка, она мгновенно ощутила слежку: не прошло и минуты, как взгляд зелено-золотых глаз наткнулся на его одинокий столик. В этот раз не было никаких воздушных поцелуев – только язвительная полуулыбка да поднятый вверх бокал с шампанским.       Предложение хоть один тост не проводить в одиночестве.       Ну, и короткая оливковая ветвь к примирению: “Ты же все равно знал, что я поступлю по-своему”.       Конечно, знал. Попробуй что-то приказать этому тайфуну в женском теле. И неважно, из-за опасности то или нет.       Аксель хмыкнул, но предложение поддержал. И в этот раз ни конфетти, ни какофония тусовки уже не так раздражали.       Перерыв оказался целительным. Ведь это было ничто иное как затишье перед бурей.       Перерыв наконец-то подошел к концу (обошлось даже без душераздирающего прощания ведущего микрофоном – их так вместе и унесли), а на сцене под игривый джаз нарисовалась та самая блондиночка с жемчугами и веером из страусиных перьев. Но прежде, чем номер миновал даже разминку, всё внимание публики уже было потеряно.       Большинству было не до шоу, когда главный вход внезапно оккупируют силы мафии с “чикагскими пианино” наготове.       Первая очередь в воздух, и вот зал утонул в криках, да таких мощных, что требования вооруженных новичков было неслышно.       Впрочем, ему это было и не нужно. Акс и так их слишком долго ждал.       Безумцы! И вправду показались, крысы гарлемские, отметил Меннинг с нелепой радостью и неуемной жаждой действия.       Прыжок, кувырок и вот уже он сам бросается к добыче с верным револьвером в руке: паника толпы как раз обеспечит ему достойное прикрытие, чтобы подобраться к самому главному гаду. Тому самому, которого он выслеживал почти полгода!       Еще прыжок, разворот – теперь никто не стоял между ним и его долгожданной местью.       Первая пуля сорвалась в полет ровно под последние паническо-фальшивые звуки тромбона…       Или чего-то другого?       Нет, потряс головой Аксель, это же шаумы. Опять перебивают шум толпы, дабы ее же известить о скором начале турнира.       Меннинг покачал головой в попытках прийти в себя после внезапного забытья – кажется, тетка Мерджери была права, и он таки нарвался на солнечный удар еще до начала состязаний.       Пожалуй, Господь и в самом деле решил как следует испытать защитников Веры Его: жара несмотря на апрель месяц стояла невозможная. Такая, что тут не только лошади да рыцари – все на хлопья пены исходили. А ведь турнир будет проходить весь день!       Что ж, пути Господни неисповедимы. Оставалось только смириться.       Но все-таки это не помешало Меннингу смалодушничать и понадеяться, что его сражение на фестивале доблести придется не на зенит.       Будто почуяв настроение хозяина, всхрапнула под седоком верная кобыла, от природы пегая, но в силу небольшого соревнования на скорость по пути сюда, ныне пыльно-серая. Аксель отреагировал моментально и с улыбкой похлопал верную соратницу по шее. После смерти родителей таких искренних эмоций от него заслуживала лишь она одна.       После чего двойка “седок и лошадь” уставилась правее, на причину своей непосредственной заминки.       То было не менее постоянный спутник и вечный хаос, не вписывающийся ни в какие правила.       Вообще этот парень с волосами цвета качественной соломы был сыном его лорда и непосредственно одним из господ. Но только они с Акселем были вместе практически с самой люльки, и воспринимать это ходячее разрушение с почтением выходило… не очень.       Скорее это был друг, которого постоянно нужно вытаскивать из передряг. Причем последние приключались с ним настолько часто, что даже родители-лорды во многом только на Акселя и надеялись.       Вот и выходило, что пока Меннинг день и ночь махал мечом, его друг откинув благородные манеры, мог влегкую закопаться в стог сена на конюшне и продрыхнуть все тренировки на выносливость. Или удрать в лесок на озера – это вообще было у него любимое.       Но Аксель на него не сердился: наоборот, такой разный подход к подготовке и жизни в целом словно приводил их отношения в равновесие.       …за исключением одной ма-аленькой детали.       Несмотря на разный уровень умений, Акс все еще оставался оруженосцем при потомственном рыцаре. Но именно сегодня всё должно было измениться. Три победы на состязаниях, и даже Меннинг будет удостоен благородного звания и клинка на плечах.       Он просто не имеет ни малейшего шанса на проигрыш!       Потому-то, видит Бог, сегодня легкомысленное поведение “господина” раздражало.       Его-то если проходящий турнир и волновал, то только как повод поговорить с людьми: зима была суровой, так что гостей в замке родителей почти не бывало. Потому-то это белобрысое чудо-юдо уже в третий раз отвлекалось на разговоры, задерживаясь на пути к ристалищу. И единственное, что мешало Акселю бесцеремонно вклиниться и оттащить “господина” на место, было вовсе не почтением.       А то, что разговаривал друг сейчас со своей Дамой.       Изящная девушка со светлыми волосами, наряженная в богатое голубое платье, находилась на подмостках и оттого на воздыхателя смотрела несколько свысока. Но благородной холодностью тут и не пахло: госпожа с удовольствием хихикала в кулачок на остроумные фразы рыцаря. Неприличной, однако, картина не выглядела — сопровождение из нянек и подружек смеялось не в пример громче.       Наконец в руки друга перекочевал белый клочок ткани, и всадник вернулся на исходную позицию. Самоуверенную, по-настоящему крестьянскую лыбу видел при этом только Аксель. — Да! — коротко воскликнул он, поднимая в кулаке свой трофей. — Я знал, что она предпочтет меня! — Главное теперь не опозорь ее проигрышем, — с ухмылкой ответил Меннинг, пришпорив кобылу.       Сам он поисками дамы не озадачивался: во-первых, еще пока что простой оруженосец, а, во-вторых, ни среди знатных красавиц, ни веселых работниц замка не было той, у кого хотелось бы отнимать платки. По крайней мере, сейчас.       Особенно, если слухи окажутся правдой, и государь Филипп Август действительно вместе с англичанами отправится воевать за Гроб Господень.       И что-то внутри Акселю безостановочно нашептывало из самых глубин души — он должен будет быть там. Он просто обязан. — Айда вновь наперегонки? — внезапно вырвал Акса из мыслей главный копуша. — Проигравший занимается лошадьми, пока победитель смотрит выступление великана-мавра! — и пришпорил коня еще раньше, чем договорил: в воздухе только одно "ма..." и повисло.       Аксель хмыкнул (он и так планировал всем этим заниматься самостоятельно), но от соревнования никогда отказаться не мог. Благо дело и лошадь его наученная, потому стартанула следом, едва всадник просто пристукнул ее по бокам.       Мимо пролетал крестьянский люд, ряды ярмарочных торговцев и гуляющие по подмосткам благородные гости. А где-то там вдалеке, на условном финише, были арена и долгожданное звание рыцаря.       Опыт взял свое: Меннинг со своими тренировками на грани одержимости без труда нагнал друга и уже был готов снисходительно уступить ему трофейное шоу.       Но тут по лицу хлестанула плеть ветра, и нос вместо привычного запаха толпы и конского навоза внезапно учуял раскаленный воздух с явным душком старины.       А следом был огонь.       Но не тот, что плясал в открытых очагах, на которых лоточники готовили снедь для зрителей. Этот был тошнотворным и ужасным.       Таким, что Акс еле удержался, чтобы не сложиться пополам.       Вокруг по-прежнему шумела толпа — только теперь злее, ядовитее.       Аксель звучно сглотнул и на мгновение пошарил ладонью в поисках вожжей. После — сам удивился, почему бессознательно взялся искать именно лошадь. Хотя, Господь свидетель, он бы сейчас с удовольствием вскочил на коня и убрался от этого зрелища как можно дальше.       Чувство неправильности било по нервам, отравляя нутро. Господь Всемогущий, почему? Ведь он так ждал этого.       Акта справедливости. Победы веры.       Так почему тогда в ребра вонзается чувство глубокого ужаса?       Так не должно быть, нет.       Наверное, настоятель прав — он слишком слаб духом. Пропустил атаку и поддался чарам. Да, это проклятие и только. Порча от ее руки.       "Ведьма", — проскочило в уме объяснение. Но только вместо привычного возмущения и злости, внутри все ошпарило горечью и... болью?       Абсолютно неправильно.       Всё, что происходит здесь — одна сплошная неправильность.       Аксель глубоко вздохнул, чуть не поперхнувшись царившими в воздухе миазмами, зажмурился и резко открыл глаза. Ничего не поменялось.       Вокруг них размазанной пятнистой тьмой была толпа — горожане в преимущественно серой и блеклой одежде, на фоне которой особенно выделялись яркие факелы. Богатые были чуть в стороне да на возвышении — лучший обзор на скорое зрелище и удаленность от простого люда одновременно.       Все как всегда.       Люди. Паства.       Те самые души, которые он поклялся защищать.       Да, он делает это ради них.       Ради людей и веры.       Он — рука Божья и не должен знать сомнений. Так почему же акт справедливости всякий раз вышибает из него дух?       Особенно — сейчас.       Чуть правее от Акселя, на трибуне, были главные на этом празднике Божественной справедливости — судья, его выпяченный напоказ свиток и воины Божьи, члены святой Инквизиции.       Его братья по оружию и защите Веры.       Это всё Аксель видел не раз и не два, и даже не десять. Но почему же, почему сейчас всё жжет от боли и чувства неправильности?       Мысль о спасительном огне прострелила его насквозь, напомнив о главном атрибуте сегодняшнего представления.       Щербатый столб расположили прямо по центру площади, тщательно, даже любовно укутав его основание соломой.       Привычное и одновременно пробирающее зрелище.       Хотя... в этот раз столб хотя бы один.       Только видит Бог, Акселю от этого было совсем не легче.       Зудящее чувство цапнуло Меннинга за ухо: обернувшись в ту сторону, парень буквально напоролся на подозрительный взгляд наставника. Да, это правильно. Он ведь сам рассказал обо всех своих мыслях. О том, что сегодняшнего суда не должно было произойти. Что они отдали в руки судей ту, что свою связь с Дьяволом несмотря на все допросы так и не признала.       Ответ был горьким и ожидаемым. "Колдовство легко обманывает разум, сын мой. Эта ведьма отравила твой рассудок ради своих проклятых целей. Не поддавайся. Молись стойко, не допускай слабости, и Отец Наш Небесный не даст тебе сойти с истинного пути".       И в конце добавил: "Мы не убиваем. Наоборот, даем шанс этой пропащей душе искупить грехи".       Верно. Церковь не терпит крови.       Однако от того, что приговор зачитает тот лощеный индюк из судей, не менялось абсолютно ничего.       С другой стороны площади, где располагалась церковь, раздался глубокий стон колокола. Толпа вмиг зашевелилась, выходя из сонного предвкушения: приглашение к представлению только что было объявлено.       Через несколько минут люди зашумели еще громче, теперь выкрикивая проклятия и активно двигая сотнями рук, будто доисторический левиафан. Торжественный коридор ненависти всего лишь для одной жалкой повозки.       Ведьму привезли на казнь.       Телега была настолько маленькой, что тюремщику на козлах пришлось сидеть чуть ли не в три погибели. Основное же место заняла клетка — показательно мощная, унизительно маленькая: всего лишь вполовину человеческого роста. Не было ни шанса, что взрослому человеку было бы в такой хоть чуть-чуть комфортно.       Однако существо внутри было уже настолько измученным, что едва это замечало. Как в принципе и всё, что сейчас происходило на площади.       В этот раз ведьмой оказалась девушка — на год младше его самого, как Аксель помнил из допросов. Но после всего, что произошло после ее ареста, выглядела она совсем юной, тщедушно юной.       Болезненная худоба, грубо обрезанные каштановые волосы, смуглая кожа, щедро разукрашенная последствиями допросов. Такие раны всё равно бы не зажили без лечения, так что в чем-то было даже милосердно, что приговор решили огласить всего через два дня после завершения работы Инквизиции. Меньше часов, проведенных в боли.       Когда ведьму выволокли из повозки под гневные крики толпы, она не смогла даже стоять — два брата по оружию держали ее за руки, куда больше поддерживая в вертикальном положении, чем упреждая шанс на спонтанное колдовство.       Дальше демонстрацию ведьмы народу решили не затягивать — не хватало еще, чтобы раба Дьявола потеряла сознание. Сегодня такая милость абсолютно исключалась.       Судья, развернув свой карикатурно большой свиток, принялся громко перечислять преступления ведьмы против города, которых было немало: по большому счету признание и вправду было не нужно. Количество показаний против нее топило надежнее камня на шее.       Колдунья с проклятыми зелеными глазами, что наводила порчу взглядом на дома.       Дочь чужестранки и богатого купца, что своим алчным золотом отдавал мзду Дьяволу, чтобы тот их с женушкой поскорее прибрал себе в Ад.       Чаровница, у которой не осталось семьи и друзей, а потому она алчно привораживала чужих мужей.       Ведьма, что с равной долей может вылечить травами и ими же убить.       Помеха, что все попытки мужчин приструнить во благо спасения ее черной души встретила с чужим мечом в руках.       Осужденная на смерть, что даже сейчас не склоняла голову. Даже ради того, чтобы смягчить смертный приговор.       Но нет. Она улыбалась. И только.       Глядя на это, Аксель испытывал необъяснимую смесь из гнева, восхищения и сожаления.       Глупая, какая же глупая. После такого ни о каком милосердии через удушение и посмертное сожжение и говорить нечего — к столбу ее прикуют живой.       Вынырнуть из своих мыслей Акса заставило громкое бухнувшее: "Виновна!"       Меннинг с силой сжал и челюсти, и рукоять меча, подавляя желание затолкать гребанный свиток судье прямо в глотку. Внутри всё бесновалось от злости и несправедливости.       Очевидной, понятной лишь ему неправильности.       Так не должно было быть.       Это не должно было случится!       И всё происходящее — его ответственность.       ... Нет. Акс с силой протолкнул воздух в легкие. Это колдовство и только. Он ее не знает.       Это ведьма. Ведьма, что бросила на него путы морока.       Он не должен ей поддаваться.       И пусть внутри всё буквально вопило, что он должен защитить. Во что бы ни стало.       Меннинг попытался в очередной раз взять эмоции под контроль, обратившись к Отцу Небесному в немой молитве.       Он не видел, ни как ведьму оттащили к месту казни, ни как на кучу хвороста торжественно бросили первый факел. Не слышал даже шумного ликования толпы, что праздновала свершившееся возмездие над черной магией.       Зато услышал первый женский крик.       Крик боли.       И внутри одним моментом словно всё умерло.       Дальнейшее Аксель даже не осознал: тело будто само рвануло в сторону набирающего силу костра, повинуясь лишь одному импульсу — защитить.       Пусть это колдовство. Он посетует на это после и сам отдастся в руки защитников Веры.       Но это будет после.       Протолкнуться через толпу удалось не сразу: помятуя о его исповеди, Акселя сознательно поставили в караул как можно дальше от костра, и теперь это нагло крало столь важные минуты. Еще труднее оказалось защитить лицо от жара — на мгновение Меннинга даже ослепило. Однако первым, что он узрел после, был взгляд глаз цвета древнего позеленевшего золота и занявшийся гореть столб.       Времени нет. Только резкая боль в глотке от раскаленного воздуха и черного дыма. Только агония в ладонях, которыми пришлось откидывать в сторону горящий ярким пламенем хворост.       Да мгновенная вспышка боли в затылке, что заставила джоланиста как есть повалиться практически в тот же костер. Краем глаза он рассмотрел фигуру наставника с оружием в руках — которым его, видимо, и остановили.       Но теперь это было уже неважно.       Пепел обреченности полностью укутал его душу, едва Аксель рассмотрел главное — тонкая фигурка посреди адского инферно ныне уже застыла без какого-либо движения.       Это был конец. Он опоздал.       Новый удар в голову не заставил себя ждать, как и последовавшая за ним ватная темнота.       И последнее, что Меннинг увидел, прежде чем провалиться в ее обманчиво безопасные лапы — это багрянец жестокого огня…       ... Который, словно по щелчку, ослепил теперь невыносимо яркой голубизной.       Аксель зажмурился, желая сберечь глаза.       А потом щелчок повторился снова.       Хотя нет. Не щелчок.       Стук.       Стук двух палок, что заменяли сейчас мечи.       "Опять сцепились", — пронеслась в голове привычная, уже даже не раздражающая мысль.       В конце концов, они хотя бы прислушались к его полному запрету на настоящее оружие.       А то только поножовщины ему в команде не хватало.       Меннинг покачал головой и глубоко вздохнул. Насыщенный соленый воздух проник в легкие, оседая на кончике языка.       Море. Свобода. Дом.       Скрип любимого корабля на волнах.       Палящее тепло Солнца на коже.       Гладкое дерево штурвала под пальцами.       Улюлюканье и подбадривания, ставшие аккомпанементом непрекращающегося стука.       Так. Кажется, пора вмешаться.       Открыв глаза, Акс на несколько мгновений оказался поражен красотой бескрайнего моря. Их небольшой корабль казался младенцем в люльке заботливой матери, что напевала шумом волн колыбельные. Главное, пусть и дальше с погодой продолжало вести — тогда они достигнут нужной точки на карте даже быстрее расчетов.       Гульба в палубе продолжала нарастать, и Меннинг со вздохом вернулся к делам привычным.       Как и ожидалось, зачинщиками опять оказалась неразлучная блондинисто-рыжая парочка, что могла устроить спор буквально из всего на свете. Вплоть до того, с какого конца лучше драить палубу.       И сейчас эти умники даже от палок отказались, предпочтя орать друг на друга, стоя чуть ли не вприплюску носами.       Как дети, ей-боги. И не скажешь что на деле не разлей воды и вообще одни из самых безбашенных бойцов в его пиратской команде.       Остальные собрались вокруг и поддерживали вечных спорщиков выкриками и свистом. Явно надеялись, что ежедневная равлекаловка с мордобоем случится раньше вечерней попойки. Как будто от этого работать придется меньше, ага. — А ну разошлись по сторонам, отрыжки вы посейдоновы! — рявкнул Аксель громко и от души. — Или давно палубу жреческой щеточкой не чистили?!       Озвученная альтернатива вмиг разогнала внеплановую потасовку — маленький жреческий предмет в три пальца шириной, так-то предназначенный для ритуального очищения священных статуй, стал настоящим проклятием на данном судне. Никто и подумать не мог, что случайной добыче с последнего абордажа найдется столь креативное применение благодаря капитану. Впрочем, второй, не менее травмоопасный способ ее использования, предполагающий еще и наличие задницы проштрафившегося, нравился всем куда меньше.       Наученные горьким опытом (по первому варианту использования!) скандалисты тут же разбежались по разным сторонам. Буквально: один вверх по канатам, второй — в трюм, "подальше от невыносимого жара Солнца и белобрысых придурков".       Остальные вернулись к делам после пары выкриков и пинков "правой руки капитана". И Меннинг бы с интересом глянул на тех, кто набрался бы храбрости противоречить этой двухметровой черной детине.       Итогом погасшего в зародыше конфликта стал только довольный женский смех, раздавшийся сверху, от мачты. Он был настолько необычен на борту судна, что в первое мгновение Аксель подумал на чары морских сирен.       И лишь после вспомнил о некотором... изменении в составе "пассажиров". — Кто опять заложницу выпустил? — задал вопрос себе под нос капитан, впрочем, быстро откинув поиски ответа: эта могла и сама выбраться.       Их последнее приобретение с рейда — будущая женушка важной аристократической шишки, и она ни в какую не желала вести себя как приличная леди. Более того, чем больше времени проходило, тем сильнее в голову капитана и его помощника закрадывалась мысль, что тут не только они ее используют ради своей выгоды: похоже, в обратную сторону это действовало тоже.        По крайней мере, девица от души использовала приказ Акселя "И пальцем не трогать“, будто игнорируя напропалую тот простой факт, что женишок готов отвалить дикое количество золота только за живую, здоровую и неопороченную невесту. Но чем дольше длилось плавание, тем больше членов экипажа хотели нарушить хотя бы один из этих трех пунктов.       Хотя, что поразительно, в такой же прогрессии все больше этих морских бездельников принимали ее за свою. Абсурд да и только. — Только не навернись там! — крикнул Меннинг уже громче. — Не рискуй моими кровными за выкуп понапрасну!       В ответ ему достался всё тот же жизнерадостно-ехидный (и абсолютно не неподходящий приличной заложнице!) смех.       Капитан покачал головой и вновь вернулся к штурвалу и безбрежной голубой дали.       А потом глубоко вздохнул морской воздух, желая подольше удержать внутри столь редкое ощущение.       Впервые за долгое время он ощущал... покой.       Да, покой.       От того, что он наконец-то дома.       Не в море, нет. И не среди песков, песчинки которого жгли глаза и скрипели на зубах.       Здесь. Именно. Здесь.       Аксель снова вздохнул, подчиняясь привычке и какому-то маленькому камерному счастью.       А после собрался и закончил свою мысль вслух. — Именно. Покой мне с тобой только снится, о, непослушное ты дитя.       Строгий тон с крошкой неизменного тепла мог напугать любого непосвященного, но только не того, кому он был предназначен.       Шестилетний мальчишка с локоном юности всё продолжал носиться по храмовому саду, распугивая всех и вся — от несчастных лягушек, отдыхающих у водоемов, до младших жриц, что стремились теперь поскорее скрыться за красочными стенами обители ипостаси Мут.       То, что ребенок этот был во всех смыслах золотым, никак не сказывалось на детской непосредственности.       Он по-прежнему старался истоптать все растения, свалиться в пруд и затянуть своих Стражей-телохранителей в догонялки и последующий сбор всех потерянных во время игр украшений. Впрочем, Акс знал, что его подшефные на такое и не думали жаловаться, с удовольствием отвлекаясь от тренировок ради новых шалостей.       Что ж, Аксель не возражал: храм Ока Ра был тем местом, где даже он переставал каждый миг ожидать нападения.       Их персональное поле Иалу посреди хищного Уасета, где каждый через одного желал лишить жизни его воспитанника. Но даже лицемерие всей столицы Та-Кемет оставалось позади, стоило только хет-нечеру надежно укрыть их маленький отряд за своими каменными стенами.       И Меннинг ни за что бы не признался вслух, что здесь ощущал себя как дома в разы сильнее нежели в коридорах дворца или комнатах безликого подаренного за службу особняка.       Мысли вдруг прервал взрыв искреннего детского хохота: оказалось юркий мальчишка-таки обыграл своих Стражей, в результате чего теперь их крылан сидел посреди небольшой запруди в насквозь мокром схенти и от души верещал, что так его в лужу отправлять — это наносить напрямую оскорбление и его великому покровителю!       Что конечно же веселило шестилетку еще больше.       Акс только головой покачал, на мгновение подумав, что Великого Сокола куда больше оскорбляли бы такие мелочные крики нежели детские шалости.       Но вслух проговорить этого не успел: сбоку, из малого святилища, выскочила женщина, что тут же отчитала весь их отряд за шум. Белое, практически прозрачное платье не справлялось с резкими движениями, отчего подол походил на яростно встопорщенные крылья. Золотые украшения же сияли на свету также сильно, как и раздраженный взгляд.       Меннинг не мог рассмотреть этого с такого расстояния, но уж слишком часто видел сию картину, чтобы хоть на песчинку усомниться в своих выводах.       А потому остался стоять, опершись на свой традиционный лук, даже в мыслях оставив попытки вмешаться: себе дороже выйдет. Пусть золотая кровь разбирается между собой.       Юный хулиган, однако, и не думал расстраиваться, даже когда получил от женщины в ритуальной маске совсем непочтительный щелчок по лбу. Только взвизгнул, как раздраженный котенок, и мигом припустил в сторону Меннинга, привычно ища защиты у него за спиной.       И от такой детской бесхитростной веры на душе становилось удивительно спокойно. А еще тепло.       Аксель приобнял мальчугана за плечи и уже собирался выступить главным битым перед раздраженной жрицей, как вдруг заметил что-то странное.       Вычищенные и мощеные белым известняком дорожки сада теперь были покрыты толстым слоем песка. А его отряд, что еще пару мгновений страдал ерундой, теперь замер в разных позах, в шоке глядя прямо на него.       Уточнить ситуацию Акс не успел: маленькая рука потянула за пояс его схенти, настойчиво привлекая внимание.       И оглянувшись, Аксель увидел, что воспитанник смотрел на него таким же перепуганным взглядом. А еще что-то говорил. Но только вот Меннинг почти ничего не слышал, будто малыш кричал ему через толщу воды.       Однако что-то внутри щелкнуло, и на место потерянного паззлика пришло осознание — тот зовет его по имени. По другому, но имени. —...ал! — наконец удалось кое-как разобрать. — Ты не должен быть здесь! Почему?.. —...что? — дезориентированно выдал джоланист, растерявшись то ли от слов, то ли от неожиданно взрослых слов для шестилетки. — Это не твоя скрижаль, — продолжал ребенок тем временем, смотря ему прямо в глаза. — Ты должен очнуться! Иначе тебя поглотит Подлунная Дешерет!..       Смысл слов все-таки терялся, но вот волнение теперь стало по-настоящему осязаемым.       Дешерет...       Акс одновременно словно знал, и не знал смысла этого слова. Но от него веяло явной опасностью. Как будто то был...       ... Песок.       Именно он опасен. Именно он увел не туда.       Очнись!       Аксель даже не понял, кто именно это крикнул, но послушался без возражений. С внезапным внутренним сопротивлением Меннинг отстранил от себя мальца и не стал даже оглядываться на людей в жреческом саду — просто знал, что тогда желание уйти просто нивелируется. Вместо этого он развернулся и пошел в обратную сторону.       Туда, где вопреки всем его воспоминаниям были не стены храма, а настоящая песчаная буря.       Мелкие крупицы тут же осами впились во все тело, стоило Акселю только приблизиться. Но на сей раз джоланиста это не сбило с нужной дороги.       Ему нужно было на ту сторону.       Другой берег.       Очнись!..       Яростные песочные плети нападали всё сильнее, будто решив, что раз парень туповат и не поворачивает сам — значит, его нужно закружить до тошноты и выплюнуть в совсем другую сторону.       Не тут-то было.       Акс в очередной раз продемонстрировал то самое фамильное упрямство, которое крепким словом поминали и в полиции, и в Тэлоне.       Сжал зубы — крупицы песка больно скрипнули на эмали — и снова сделал шаг.       Очнись!       Спустя вечность ноги начали проваливаться, напоминая, что огромный наметенный бархан в качестве опоры ну такое себе. Пару раз из-за этого джоланист даже чуть не навернулся, порой возвращаясь на нужную тропу едва ли не ползком. Чисто из упрямства.       И потому что что-то внутри тем же самым неведомым голосом подсказывало — он должен дойти. Непременно.       Шаг.       Буря усилила свою атаку, все больше и больше напоминая сошедший с ума блендер. Чуть ли не шакалами выла от того, что жертва больше не желала к ней прислушиваться.       Акс сжал зубы. Самое главное — не останавливаться.       Шаг.       Очнись.       Еще один.       Очнись.       И еще.       Очнись!       И спустя еще один рывок на пределе сил резкая боль от атаки песчаных плетей исчезла.       Больше бури не было. Больше ничего не было.       Только темнота.       Только в отличие от огненных песков эта была... живой. — Аксель, ну давай. Очнись.       Снова голос, по уже другой — тише, выше.       И... ближе. Гораздо ближе.       Для того, чтобы открыть глаза, понадобилось до странного много сил. Но цель оказалась достигнута.       Перед взором появилось женское лицо. Знакомое, очень. И из-за ореола света от ночника будто до сих пор находящееся в языках пламени.       Тело отреагировало первым: рука, которая не желала особо подчиняться, все-таки оторвалась от матраса и вцепилась в смуглое запястье рядом. — Тихо-тихо, все хорошо, лежи! — ответила девушка... Лайнесс. Да, точно. Лайнесс. — Я уже вызвала врача, — щелчок чего-то за пределами взгляда джоланиста подтвердил, что сие правда. — Слава богу... Ну ты и напугал нас в этот раз! Я сейчас... — П-погоди…       Губы подчинялись еще тяжелее руки, агонизируя сухостью всей Сахары.       К счастью, Лайнесс быстро поняла, в чем дело, и помогла сделать пару глотков воды. — Ч-что... произошло? — Так сразу и не расскажешь, — покачала головой альфагерл, пряча заблестевшие от слез радости глаза. — Я всё расскажу, да. Только сообщу остальным: мы все с ума сходили от беспокойства, пришлось даже по очереди дежурить здесь…       Меннинг едва заметно кивнул и закрыл глаза, проваливаясь в легкую дремоту теперь уже без всяких снов и пустынь.       После ему расскажут, что он пострадал во время очередной (до обидного рядовой) стычки со "Змеиным Хвостом". Бой завязался рядом с трансформаторным блоком. В итоге пара неудачных приемов Джо-лан и одной подножка привели к тому, что Меннинг и пара его противников оказались в настоящем вихре огня и электричества.       Это же стало окончанием боя: приспешники Квана поспешили убраться подальше до прибытия спасателей и полиции. Причем своих пострадавших товарищей бросили на произвол судьбы безо всяких сожалений.       Что до самого Акселя, то его костюм спас от ожогов, но не от того дикого количества вольт.       Результат оказался очевиден — полная отключка и состояние близкое к коме. Но при этом, если верить рассказам друзей, вырубило его не сразу. Меннинг еще успел напомнить про пострадавших врагов (ту парочку тоже реанимировали, так что они отлеживались в больничке, ожидая скорого переезда в полицейский участок) и загипнотизировать сам себя Реоку Джо-лан.       В общем, ситуация весьма напоминала те давние приключения с Пэйном и его паучьим токсином. Собственно, именно поэтому АТОМ и не ударились в панику, предпочтя искренне верить в силу Джо-лан и упрямство самого Акселя.       Это же объяснило и видения: транс вечно заигрывал с подсознанием, вытаскивая на свет всякую муру. В тот раз были воспоминания о тренировках отца и деле вируса Атрокс.       В этот же…       Акс невольно прокрутил в мыслях отголоски картин войны, перестрелок, костра, песчаной бури... а еще звук направлявшего сквозь нее голоса.       Чужого, но такого похожего на его собственный. Но при этом Акс был готов поклясться: до этого он его никогда не слышал.       Так откуда же он взялся? Разве во снах мы видим и слышим не только то, что уже встречали наяву?       Ответа на этот вопрос не было, так что в итоге Акселю ничего не оставалось, как просто постараться выкинуть эту недозагадку из головы.       В конце концов, это просто галлюцинации. Сны.       И они определенно точно ничего не значат.       ... верно?