О философии и Галлахере.

— А что если... — Нет, — его ладонь ладонь накрывает губы. — Галлахера ответ.       Он недовольно вздыхает, когда девушка кусает его палец и меняет своё положение. Впрочем ладно, образовавшийся зрительный контакт успокаивает зарождающийся протест. — По-твоему русалки рожают или откладывают икру? — В мире столько интересных тем, знаешь. Существует ли Бог, в чём заключается смысл жизни... — Банальщина. — Нужна ли страсть или она мешает любви... — Лично я без страсти не обойдусь. — А тебя интересует могут ли русалки залететь? — Вдруг что-то случится, не знаю, метеорит упадёт на землю, рыбы начнут ходить, покусают весь мой род и я присоединюсь к виду селёдочных? Неужели тебя совсем не волнует что твои дети потенциально будут расти в икре? — Я не планирую детей, — рассеянно морщится, требовательно сжимая поясницу девушки.       Выгнутую бровь и насмешливый взгляд Галлахер встречает закатыванием глаз. Он не желает записывать себя в папочки-семьянины из-за того что предпочитает секс без презервативов и кончать внутрь. Даже если ты и забеременеешь в чёртовом мире грёз, ты всегда можешь, ну, просто удалить ребёнка. Мысль кажется абсурдной, поэтому он скрывает ухмылку в поцелуе. Издаёт разочарованный вздох, ведь его губы так не вовремя глушат её стон. Чёрт возьми. — Я вот думаю, что они как дельфины. — Мило что тебя интересует половой акт дельфинов, а не маленькая пенсия в стране, например. — Фу, какие скучные темы ты выбираешь. Подруги наврали; постарше не всегда лучше. — Не лучше, да поопытнее... И какие же темы тебя интересуют? — Ммм... — он воспринимает этот звук в качестве стона удовольствия, а не признака мыслительного процесса. — Произведение искусства.       Галлахер думает что произведение искусства — это тело этой женщины. Он настолько сосредотачивается на её движениях, что пропускает всю пустую болтовню. Что-то там про Ван Гога, Бетховена и здоровый сон. Из всего этого Галлахер предал значению лишь последнему, задумавшись о том, какая же классная всё-таки штука. Очень жаль, что она пропала из его жизни с появлением этой безумной, но страстной женщины. Как минимум потому что они и так спят. Как максимум потому что во время, которое отведено под сон, они трахаются. Возможно за своими мыслями Галлахер слишком увлекается, потому что отвлекает его её аккуратная рука, которая разжимает сжатые на бёдрах пальцы. Он отстранённо думает, что такие синяки на женских бёдрах это сексуально. — Да, здоровый сон. — Что, прости? — Говорю, устал я что-то. — Прости, пенсия, что утомляю тебя своими скачками на твоём члене. Наверное это действительно утомляюще — двигать глазами вверх-вниз.       Он принимает саркастичный отзыв, подхватывая девушку под ягодицы и двигая бёдрами навстречу. Она же наконец затыкается, а Галлахер перестаёт думать. — Необходимый элемент здорового сна это ты. — Не знал что кошмары нынче в моде. — Философский вопрос. — Тебе так хочется обсуждать это сейчас? — Сейчас хотелось бы стонать твоё имя. — Галлахер. — Твоё. Как тебя зовут?       Он помещает руку на её клитор, тесно между телами. Целует шею, кусает плечи, ускоренно двигает бедрами. Делает всё, чтобы было приятно. Чтобы было забываемо. Забыть легче, чем держать в голове. — Брехня эта ваша философия. Какой-то это странный фетиш. — Так ты наличие фетиша у себя проверяла, — он вытирает семя салфеткой и подаёт ей бутылку услады. Пытается найти галстук, который она как в дешёвых порно-фильмах эпично кинула куда-то на пол. — У меня его нет, — после секса хочется спать. Но во сне не уснёшь, к сожалению. — Так же как и нет твоего ответа на мой вопрос. — Думаю, они все-таки откладывают икру. Ну, русалки, — он уходит, зная что она не смотрит на его спину. Галлахера у неё тоже нет. Галлахера в принципе нет. Да и ответа на вопрос тоже. Галлахер его зовут. Глупый вопрос. И философия тоже глупая. А ещё глупец тот, у кого на неё фетиш. Поэтому он смело зовёт себя глупцом. Себя. Не Галлахера. Чёрт возьми.