Призрачные приключения недовольного Короля Проклятий.

— Чтобы мясо было сочным и нежным внутри, но с хрустящей корочкой снаружи, нужно обязательно перед обжаркой замариновать его в… — Урауме. — Сукуна недоволен. Очень недоволен. Он раздражен, подавлен — просто в бешенстве! Готов рвать и метать. Ему уже в конец осточертело слушать и смотреть на сладкую парочку, в который раз обсуждающую всевозможные способы приготовления вкуснейшего мяса, нежнейших моти и остальной чепухи, Сукуна не запоминал, да и нужно оно ему? — Урауме! — Да, Сукуна-сама? — не отрываясь от книги с рецептами, собственного составления, тихо проговорили они. От такого вопиющего неуважения Рёмен чуть не поперхнулся слюной. Как? Его верные, услужливые и понимающие Урауме даже к нему не повернулись, а продолжили записывать всё, что говорит это маленькое надоедливое отродье, да с таким сосредоточенным и заумным видом, что Сукуна задаётся вопросом смотрели ли Урауме так на него во время их тренировочных боев. Скрипя зубами Сукуна кидает гневные взгляды на сопляка и своих верных, похоже, что уже нет, слуг. Это уже переходит границы дозволенного. Он — Король! Нет. Бог! А эти зазнавшиеся маленькие мошки его игнорируют. Если он сейчас кинет вазу в этого нахлебника, сосущего его жизненные силы, это будет по королевски? Нет. — Сукуна-сама? — ровным тоном окликают его Урауме, выводят из фантазий ярких и красочных возможностей продемонстрировать весь свой гнев этому дерзкому мальчишке. Не успел Рёмен и рот открыть как о нем уже забыли и они вновь переключили все внимание на призрачного ублюдка. — Ох, Юдзи-кун, благодарю. Это именно то, что я искал. — Да что вы, Урауме-сан, пустяки. — от этой сдаденькой меговатной улыбочки, Сукуна кривится будто лимон проглотил и крепче сжимает кулаки. Ногти уже впились до такой степени, что кровь размазалась по всему хаори. — Нет-нет, Юдзи-кун, это действительно очень важно для меня, — буэ… Сдружились и теперь воркуют на каждому углу. Рёмена тошнит и ещё у него кружится, от всего этого совершенно непотребного поведения Урауме, голова. Хочется достать те запасы дорогущего саке, что хранил бывший хозяин дома и вылакать подчистую. Может через призму алкогольного тумана ему перехочется сбегать из собственноручно отвоеванного дома. Урауме предатели. Они повелись на первого встречного, что помахал перед их носом разными гастрономическими извращениями и сиганули к нему в объятья, в которых сыпались обещания подъёма кулинарных навыков. Сукуна считает, что им это ни к чему. Они и так прекрасно готовят и Сукуна всегда это очень в них ценил. Он не рассыпался в похвалах, потому что считал это ниже своего достоинства, но и не давал им повода усомниться в мастерстве их дела. Так что все было нормально, понимаете? Но вся их спокойная, размеренно-кровопролитная, наполненная всякими удовольствиями и битвами жизнь закончилась и началась эпоха не проклятий, а каких-то кулинарных приключений. Если Сукуна и пустил слезу, то этого никто не заметил. — Черт бы побрал этот проклятый дом. — проговорило проклятье. Урауме с призрачным ублюдком не обратили на это никакого внимания, продолжая болтать на своей весёлой радужно-прекрасной волне. — Сукуна-сама, как на счёт того, чтобы раздобыть трюфели? Юджи-кун говорит, что они очень вкусные и прошлый хозяин их просто обожал, — если Рёмен ещё хоть раз услышит это «Юджи-кун» он точно вышвырнет его от сюда. На этот раз найдёт способ, а если не найдет, то просто возьмёт Урауме в охапку и уйдёт в другой дом. Их полно, просто пруд пруди всяких разных, что ему стоит завоевать другой, на много лучше этого. Надо ж было ему так опрофаниться, все же шло как помаслу — ни тебе шаманов, тщетно пытающихся его убить, ни сильного сопротивления жителей деревни, да даже глава этой самой деревушки спокойно и без сопротивления принял свою смерть. Вот чуял же Сукуна что, что-то здесь всё же не так. И на те, пожалуйста. Призрак в подарок к поместью, старый маразматик ничего про призрака перед смертью не говорил! Мог бы хотя бы намекнуть. Как мило. Ни черта это не мило! Этот скользкий ублюдок охомутал ЕГО Урауме, испортил ЕГО любимый сервиз для чайных церемоний, спрятал куда-то ЕГО любимую трубку и сжёг дорогой табак, между прочим привезенный из-за моря! Это не призрак, а стихийное бедствие! — Урауме, завари уже наконец чай… — голос у Сукуны напряжен и он уже готовится вставать с насиженого места, проучить этих двух нахлебников, как слова его слуги бьют его со скоростью падающей с неба звезды прямо в и так истерзанную пренебрежением и безразличием душу. — Господин, налейте себе сами. Мы с Юджи-куном сейчас заняты, — Сукуна убит и уничтожен. Разбит в пух и прах. Его сердце обливается кровью от боли предательства и он хватается за больную грудь, тяжело дыша. Как же это? А если они не вернутся в прежнее состояние? Кто же тогда будет потчевать его разными вкусностями? А как же его прекрасный сад? Урауме обещали сделать перед домом прекрасный сад! Да тьфу на него на сад этот! А как же уборка? Кто же будет убирать все, а вещи его стирать? Что же будет с ними? Что же будет с ним? Где это видано, что Король проклятий живёт на помойке, питается объедками и ходит как оборванец немытый? Он же с ума сойдёт! Это что ж ему теперь все самому придётся делать? Ну нет. Так не пойдёт. — Ты! Маленький паршивец! А ну иди от сюда пока я тебя собственными руками не придушил и в узелок не завязал. — подобно неупровляемой бури проклятая энергия Короля бьётся о стены комнаты, тяжёлыми волнами омывает его собеседников, удушая и сковывая страхом. — Кхм, Сукуна-сан, вы же знаете, что из этого ничего не выйдет, — раздражённо шипит мальчишка совершенно не обращая внимание на вспышку гнева нового хозяина дома. Проклятье хмыкает, а перед Урауме прям сама невинность и кротость, божий одуванчик. Тьфу. — В прошлый раз вы чуть не сожгли западную часть поместья. Да и я не смогу отсюда никуда уйти. Привязан я к этому месту и всё. Где умер, там теперь и обитаю, — а в глазах так и читается насмешка: «Терпи теперь и привыкай, ведь теперь тебе предстоит познать всю боль и страдания этого мира.» — А вот в другом месте ты никак умереть не мог?! — Рёмен проигнорировал неодобрительный взгляд Урауме. — Так как же, господин? — Сукуна даже усмехнулся от такого количества яда в голосе этого бедного и несчастного. Вот сейчас Урауме увидят его истинную натуру и наконец образумятся. — Сукуна-сама, не будьте таким грубым. Юджи-кун так нам помог, — треск — это звук сломленной надежды Короля проклятий. — Тоже мне помощник, да я и без него мог бы найти те проклятые доспехи, — бурчал себе под нос раздосадованный Рёмен. — И вообще если ты не забыл он разбил мой сервиз! — Знаете, господин, от него давно нужно было избавиться. — Что?! Ладно, а как же моя трубка? А табак? — Ничего страшного я же купил новый сорт табака, свежий, а трубка в поместье нашлась и получше, господин. Не находите? — Урауме, почему ты его защищаешь?! Он очень плохо на тебя влияет! И вообще вернись к своему прежнему я! Пожалуйста! Я не хочу быть грязным, — ноет Сукуна и хватается за голову. — Меня ж засмеют. Сообщники-повара недоуменно переглядываются. — Сукуна-сама вы о чём? — Ни о чём. — сокрушается Сукуна и с силой дёргает свои розовые волосы. Видя запущенный случай хандры и печали своего господина Урауме встревоженно поглядели на призрачного друга. Впервые видя, как их достопочтенный Сукуна-сама так себя запускает в грусти и гневе они удрученные бросились на кухню: — Примите мои извинения, Сукуна-сама, я сейчас же сделаю чай. Юджи-кун, отдохни, пожалуйста. — Хорошо, Урауме-сан. В тайничке, который я вам показывал должны быть мешочки с сушеной хурмой! — крикнул Юджи в след слуге и весь встрепенулся от гневного взгляда, брошенного на него одним очень угрюмым и недовольным проклятьем. Как только за Урауме захлопнулись седзи в комнате будто стало на несколько градусов холоднее. И до этого хмурый Сукуна стал ещё мрачнее и устрашающе. Ледяные глаза пристально следили за каждым движением мальчика, вгоняя в него кол раздражения и неприязни, к этому эгоцентричному старому говнюку. Он понятия не имел, что же так разозлило его нового сожителя. С прошлым господином было весело и легко старичок попался прыткий и затейливый, многому Юджи научил и считал его чуть ли не своим сыном. Мальчик думал, что и с Сукуной будет если не так же, то приблизительно. Но нет. Попался в этот раз, какой-то вечно недовольный сухарь, так ещё и из собственного дома хочет его Юджи выпереть. Наглость! Итадори аж всего трясёт от злости и возмущения. Он между прочим старался с ним изо всех сил подружиться или найти общий язык. А этот скряга злобный только и делает, что орёт и бубнит себе ругательства под нос. Ну подумаешь разбил сервиз, Юджи как лучше хотел, просто он в тот день ослаб слегка и весь фарфор с грохотом уронил на пол. Или с трубкой той! Сжёг он её по чистой случайности, когда табак хотел просушить, но этому хмырю знать не обязательно! Табак он тоже сжёг кстати… Но! Все равно Урауме все потушили, так что и волноваться не о чём. Так ещё и все новенькое чистенькое в тот же вечер организовали. Вот и пускай сидит не ноет как дитя малое, а то ещё не хватало тут соплей по всему полу размазать. — Грубый сухарь… — Что ты вякнул, паршивец? — Ничего, что ваши набитые хлебными крошками уши не могли услышать! Тишина. — Беги маленький говнюк. Беги. Юджи никогда так быстро за свою смерть не проходил сквозь стены. *** — Сукуна-сама? Юджи-кун? — Урауме взволнованно выбежали в коридор из, которого доносились испуганные крики в перемешку с ругательствами. Поднос со свежезаваренным чаем чуть не выпал из бедных рук, когда они прошли дальше и увидели во что превратился их зал для приёма гостей. Вся мебель разбитая в щепки и разбросанная по разным углам уже никак не подлежит восстановлению, несколько прекрасных картин порванные криво свисают с еле державших их гвоздей. Ох! Ковёр! Бедный ковёр ручной работы. Урауме так опечалены этим бедным в клочья разодранным ковром, который они принесли с их прошлого пристанища. Они так им дорожили, что видеть его таким непотребным опечаливало и грызло тоской их сердце. Виновники всего этого беспорядка их даже не заметили и все так же сверлили друг в друге дырки. Сукуна держал в одной руке дорогущую фарфоровую вазу, а в другой кочергу, лихо размахивая двумя другими, яростно жестикулируя и угрожая Юджи, рыча и скаля огромные зубы на своём животе. Не хватает реки слюней и брызги крови, а нет слюни уже появились. Призрак же с грозным видом смотрел на четырёхрукого великана, зеркаля его животный оскал, и опасно вертел томом с его любимыми стихами над хибати. — Только попробуй, отродье, и поверь это будет последнее, что ты сделаешь в своей недожизни, — прорычало проклятье и указало кочергой на мальчика. — Ой-ой-ой, как страшно, старый хмырь, пытаетаешься убить мёртвого? Ты нигде головой случаем не ударялся, дурак? Или это старческий маразм? Дедуля как-то говорил, что со стариками такое часто бывает. — Да как ты смеешь, маленький мерзавец, — сперва в Юджи полетела ваза, что прошла сквозь его призрачное тело и метко попала в окно, вдребезги разбившись вместе с ним. — Ха, старый идиот! Я же говорил! — сразу же за вазой в него была запущена кочерга. — Блин, это ж железо… — не успел он закончить говорить, как рассыпался прямо на глазах у шокированных проклятий. Не удерживаемая никем книга со стихами благополучно полетела в огонь, где её уже нельзя было спасти. — Нет! Мои стихи! — Юджи-кун! *** — Я же говорил, что справлюсь! Ха, этот простак сам виноват ему нужно было сразу уйти и не связываться со мной! — бахвалился Сукуна пока опечаленные Урауме подавали ему чай. — Это было так легко. Теперь то я знаю, как бороться с призраками. Железо! Нужно просто кинуть в них железо. Правда мои стихи очень жаль. Хорошо, что у меня есть второй экземпляр. Сукуна с удовольствием пригубил из своей новой замечательной, и вправду в сто раз лучше прежней, фарфоровой кружки и прикрыл полыхавшие наслаждением глаза. Тишина, спокойствие, горячий чай и отсутствие призраков радовали и успокаивали, от этого Рёмен весь разомлел как шоколад под июльским солнышком и расслабился всем телом. Краем глаза он заметил опечаленных Урауме, что низко опустили голову и вцепились в складки своих хакама. Их печальный вид неприятно кольнул Короля проклятий и чтобы хоть как-то сгладить углы он безразлично сказал: — Не волнуйся я куплю ещё один ковёр. — Я, — на миг в комнате стала ужасно холодно. Их дыхание сопровождалось густым паром, свечи и огонь в хибати, то резко вспыхивали, то гасли до маленького огонёчка, чашки с чаем покрылись ледяной корочкой. — Урауме, прекрати. Из-за тебя становится ужасно холодно. Подкинь дровишек. — Но, господин, это не я, — удивлённые Урауме вскочили на ноги и взволнованно заозирались вокруг. — Не волнуйтесь, Урауме-сан, это я, — грубый голос донесся из пустоты. Сукуна расколол заледеневшую чашку слишком сильно сжав её рукой. — Ты кинул в меня вазой, а потом кочергой… — Опять ты, надоедливая букашка? Что ж ты никак не умрёшь? — Ох, поверь я буду первым, кто убьёт тебя старый приживала! Надеру тебе твою зазнавшуюся задницу по самые не балуй! — Юджи-кун! — радости Урауме не было предела. Жаль под рукой Сукуны не оказалось ничего, чем можно было бы запульнуть в засранца.