Хороший, плохой, босс

      Когда родители в добровольно-принудительном порядке твердят, что специальность с громким, но многообещающе ёмким названием «Маркетинговое дело» — это то, что так тебе необходимо, возразить трудно. Особенно тяжело сказать что-то против, когда ты являешься наитипичнейшим представителем молодёжи, только вышедшим из стадии позднего юношеского максимализма с ветром в голове и без даже примерного представления того, чего ты сам от жизни хочешь.       «Вот оно! Вот то, что ценится на вес золота! И платят хорошо, и как никогда востребовано!», — пожалуй, этот монолог отца он запомнил на всю жизни. Мать, стоя в сторонке, активно кивала головой, поддакивая супругу, пока сын, потупив взгляд в пол, тушевался ещё больше.       На бумажке, в воображении, что отчаянно цепляется за единственную, пусть и не его личную мечту на нечто определённое, точное, а не смутное и расплывчатое «я просто хочу стабильности и достатка», всё кажется в разы понятнее и проще. На деле же… — Ты чё кассу закрыл, придурошный?! Я тебе разрешал, а?!       Пожалуй, стоило бы уже привыкнуть. Парень жмурится, тянется за упавшей на пол пачкой сигарет, когда как босс в ярости, комично неконтролируемой, но некомично направленной на него, хватает парня за руку и болезненно дёргает. — Ты чё, ещё на рабочем месте курить вздумал?!       Голос совсем как у деспотичного, «всегда знающего лучше» отца. Властный, чёткий, громкий — такой, что режет слух, заставляет сердце биться в учащённом режиме и чувствовать себя таким крохотным по сравнению с этим человеком. Парень вздрагивает, а босс, фыркнув, оглядывается по сторонам, убеждаясь, что за прошедшие полчаса с момента открытия ещё никто к ним не заглянул. И также случайно не застал эту несколько некорректную для отношений начальник/подчинённый сцену. Это, вроде как, незаконно, минимум — неэтично, но кого это волнует? — Простите, сэр, — неохотно, но тихо, чтобы скрыть всколыхнувшуюся в тембре голоса неприязнь, мямлит парень.       Босс, на чьей рубашке отсвечивает бейджик с достаточно необычным для здешних краёв именем «Дмитрий», осуждающе качает головой и подбирает сигареты с пола, а затем вновь, по-прежнему эмоционально и категорично продолжает: — Если ты будешь здесь так работать — ты не будешь здесь работать вообще! — он злобно сощуривает глаза, предосудительно махая невскрытой пачкой перед его носом как кулаком: — Ещё раз закроешь эту кассу — я тебя лично закрою где-нибудь в подвале! Будешь там сидеть неделю, думать над своим поведением и плакать! — Дмитрий невообразимо драматично всплёскивает руками: — Кассу он закрыл! Вы только посмотрите на него! Мы, сынок, запомни: работаем до последнего клиента — с восьми утра до девяти вечера!       За спиной босса странно лёгкой походкой с невероятно тяжёлой коробкой картошки в руках проплывает грузчик, и Дмитрий не менее драматично указывает в его сторону: — Вот ты посмотри на него! У него пятьсот коробок, восемьсот обязанностей, но он успевает делать абсолютно всё! Подчёркиваю — абсолютно всё! А ты что?! Просто продавать товар да сдачу давать, но при этом ты не успеваешь ни-хре-на!       Злосчастная пачка сигарет — спасибо зашедшей женщине средних лет — летит не прямо ему в лицо, а в руки. Босс всё ещё недовольно, неизменно драматично грозит ему пальцем и уходит восвояси, окликая грузчика по какому-то ультраважному делу, касающемуся склада.       Парень стискивает челюсти и вздыхает, пряча сигареты в карман брюк. Обеденный перерыв в… если бы он у него был. По сути он есть, но по факту — нет. Босс слишком жаден до денег и скуп на человечность, чтобы давать лично ему какую-то поблажку. Учитывая, что сейчас на него наехали буквально за случайно оброненную пачку сигарет (причём его личную, ибо Дмитрий ко всему прочему помешан на здоровом образе жизни, и у него в магазинчике сигареты не продаются… или, может, он всё не может разобраться с лицензией на табак — хрен знает), то даже выдыхать не стоит.       Когда, переезжая из родительского гнезда, думал, что вырвался из деспотии отца, сурового и невероятно скрупулёзного человека, он и представить не мог, что попадёт в деспотию кого-то хуже.

***

      Огонёк, словно его мечты и надежды на лучшее или хотя бы хорошее, ну, или желательно приемлемое, безнадёжно тухнет. Сигарета не желает поджигаться, а сам он зависает на краю того, чтобы не впасть в истерику. Всё было бы не так плохо, если бы его в последние десять минут работы магазина не отчитали за… нечаянно выключенный свет. Посетителей было всего двое, и они оба находились к ближним к кассе отделам. А он, Богом клянётся, совершенно случайно облокотился спиной о стенку — как раз о то место, где был несчастный выключатель. Погасший на миг свет во всём дальнем отделе поднял новую порцию недовольства, злости — такую, что последних покупателей как ветром сдуло. Виноватым, конечно же, оказался именно он.       Руки мелко дрожат, голова гудит, мир, и без того неприветливый и унылый, мажется перед красными от усталости глазами. Парень, убрав сигареты, ерошит волосы, безуспешно пытаясь прийти в себя. Последние дни, когда боссу приспичило расширить склад, а вместе с этим и продукцию, выдались крайне загруженными, а оттого и напряжёнными. Особенно у него, у кассира, как у главного козла отпущения всея дмитриевской империи супермаркетов, у того самого мальчика для битья. — Лучше бы уволился, лучше бы сидел без денег, лучше бы вернулся к родителям, лучше бы… — Опять отчитали? — глубинный, вкрадчивый, но мягкий голос рушит все если.       Кассир подрывается с места, словно крольчонок с открытой зелёной лужайки, где за тем следит хищник, и непозволительно близко поворачивается к его источнику. — Ты вообще слышал, что он мне сегодня сказал?! — тараторит он, и грузчик особенно всматривается в суженные зрачки, беспорядочно взъерошенные волосы, приоткрытый рот с неровным дыханием — такой вид обычно знаменует нешуточные или нервный срыв, или конкретную такую истерику. — Он угрожал, что запрёт меня в подвале! А ещё говорил, что «ты — никудышный дурачок» только из-за того, что я долго искал сдачу! Он думал, что я не могу посчитать, чёрт возьми!       Кажется, что ткань униформы слегка трещит под давлением его пальцев, пока слова кассира льются нескончаемым потоком, состоящим из цитат-унижений и цитат не то надуманных угроз, не то вполне реальных последствий его плохой работы, учитывая специфичный характер их босса. Кончается длиннющий, искренне печальный монолог тем, что парень неожиданно всхлипывает, резко опускает руки и отворачивает голову в сторону; плечи его слегка трусятся, заглушенные, но и без этого очевидные хныканья раздаются в беззвучии улицы, пока дрожащие пальцы собираются в кулаки, выдавая его дурацкую попытку взять верх над эмоциями.       Грузчик слегка неловко ведёт плечом, сожалеюще качает головой, а затем берёт его за плечи и слегка встряхивает: — Эй-эй, ну ты чего? — он понимающе улыбается. — Он поорёт и успокоится, ты же знаешь. — Я уволюсь. — Не говори так, — кончики пальцев сжимаются крепче на чужих худых плечах, и грузчик действительно обеспокоенно вглядывается в слегка покрасневшее лицо, немного нагибаясь. Гордые метр восемьдесят пять и метр семьдесят три с натяжкой — это вам не шутки. — Ты с самого открытия здесь работаешь. Как этот магазин без тебя? — Переквалифицируюсь в грузчика, — язвительно отзывается тот, а потом иронично усмехается, утирая рукавом выступившие слёзы: — Надо было стипендию на спортзал тратить, а не родителям отсылать. — И не курить в таком случае.       Грузчик по-дружески хлопает его по плечу и ободряюще улыбается, а потом преувеличенно серьёзно, точно специально отвлекая от нехороших мыслей, кивает в сторону перекрёстка, мол, «тебе туда?». — Хочешь проследить за тем, чтобы я ненароком не сбежал, пока до дома не дойду? — парень наигранно оптимистично, но всё равно уныло давит вымученную улыбку. — Пошли уж вместе, раз по пути. Тем более, — он легонько щёлкает его по носу, — там неподалёку есть круглосуточный магазин, зайдём за новой зажигалкой, развеешься хоть сколько-то.       Кассир мельком смотрит на погашенную вывеску супермаркета за собой, раздумывая над предложением. С момента переезда в эту часть города, после окончания колледжа он ни с кем нормально не взаимодействовал, потому что устроился на эту треклятую работу. Все физические силы и эмоциональные ресурсы уходили на то, чтобы ненароком не потерять эту гадкую должность, а на личную жизнь даже времени толком не оставалось. Наверное, ему действительно не хватает какой-никакой компании. Главное, чтобы это не была компания его начальника.       Не корча никакое подобие оптимизма, кассир обращает весьма категоричный взгляд на грузчика: — С одним условием: если мы сейчас встретим его, то я прячусь за тобой, — хмыкает тот не то шутливо, не то реально серьёзно. — А то ещё наедет, мол, «магазин уже как вечность закрылся — и не важно, что всего десять минут назад, — а ты тут до сих пор ошиваешься как собака помойная». — Замётано, — грузчик улыбается дружелюбно, удивительно тепло, как улыбаются обычно давним знакомым, и не менее ободряюще — заметно, что шутка ему пришлась по вкусу — вновь хлопает того по плечу в сторону перекрёстка.