***
За окном уже совсем темно, когда Марин включает гирлянду, которая висит на стене позади дивана. В комнате становится сразу в несколько раз уютнее. — Сейчас, ещё за чаем схожу, — Марин удаляется из зала, пока Аркаша под шумок тащит кусочек пиццы из коробки. Ему до кошмарного нравятся эти их домашние посиделки. Оставаться наедине и вечерами просматривать фильмы рядом с родным человеком… Даже просто звучит как мечта. А они ещё и каждую неделю-месяц — как получается — собираются и проводят время вместе. — Так, воришка, а ну-ка отставить, — с улыбкой произносит Марин, возвращаясь с двумя кружками. Аркаша тихо смеётся, дожёвывая кусочек. Марин выглядит как плюшевый мишка в своей пижамке. И его хочется затискать. — Насыпал тебе три ложки сахара, всё, как ты любишь, — с издёвкой говорит Марин, тыкая на пульт. — А себе заварил зелёный без сахара? — продолжает негласную игру, с улыбкой произносит, убирает подальше пульт. Запускается фильм. — Угу, — кивает Марин, расправляя плед. Оба ложатся на длинную сторону дивана, соприкасаясь плечами. И, наконец, начинается киносеанс… — Бля, Аркаш, я забыл поджечь свечи. — Ну Мари-и-и-ин, — грустно тянет Аркаша, когда Марин вылезает из-под пледа. — Нахуй тебе эти свечи вообще сдались? — Романти́к, — отлучается на кухню, откуда тащит коробок спичек. — Для кого? — с улыбкой спрашивает, доедая кусочек пиццы. С кухни слышится шуршание, а затем быстрые, почти переходящие на бег шаги. — Для нас, — абсолютно серьёзно отвечает Марин, стоя у столика. Аркаша смотрит на него с нескрываемым удивлением, пока в руках друга одним лёгким движением зажигается спичка. По комнате тут же расползается мягкий аромат ванили. — Наши посиделки переходят в статус «свидания»? — спрашивает, приподнимая плед, чтобы Марин мог лечь рядом. — Можешь называть их так, — убирает спички и, достав два кусочка пиццы, ложится рядом. — Держи. — Спасибо, — говорит он, принимая из его рук кусочек и прижимаясь плечом к другу. На широком экране телевизора меняется картинка. Женщина перелистывает фотографии… Мальчик какой-то приходит… Аркаша почти сразу теряет нить повествования, ощущая, как соприкасаются их бёдра под пледом. И это ощущение до того ново, что Аркаша старается вообще не двигаться, пытаясь понять реакцию своего тела. А в голове прорисовываются картинки… ладонь Марина скользит по внутренней стороне бедра, с губ срывается тихий стон… горячее дыхание в унисон, сбитый шёпот на ухо… — Ну Арка-а-аш… — опаляя жарким дыханием, тянет Марин прямо около чувствительной кожи шеи. У Аркаши резко тянет низ живота, заставляя его вдохнуть. — Приди в себя, — Аркаша тут же выпадает из транса, промаргивается, пытаясь вернуться в реальный мир. — Что? — спрашивает, не понимая, почему Марин навалился на него, почему он так близко… — Я передумал смотреть эту жуть, давай лучше комедию какую или… — Аркаша едва сдерживает смех. — Чего ты так на меня смотришь? Пульт лучше подай! — Так и знал, — говорит Аркаша, протягивая ему пульт. — И что посмотрим? — спрашивает, подтягивая ноги к себе. Всё-таки внезапно возникнувшие в голове мысли не остались без последствий. — М-м-м… У меня немного вариантов, начиная от «Любовь витает в воздухе», заканчивая «50 оттенками серого», что выбираешь? — с хитрецой в голосе спрашивает Марин. — А-а-а… — впадает в ступор Аркаша, прекрасно зная, в чём заключается сюжет и того, и другого. На щеках разливается едва заметный румянец, но Аркаша чувствует, как его бросает в жар. — Не знаю, Мариш, очень странный выбор. — Я пошутил, Аркаш, — сквозь тихий смех говорит Марин, наблюдая за его быстро сменяющимися эмоциями. Аркаша тут же закатывает глаза, чуть ли не цыкает, отворачивая голову. — Да ладно тебе, «Друзей» посмотрим, не отворачивайся. — Ладно, уговорил, — «почти не» обиженно произносит Аркаша, разворачиваясь. Обернувшись, губами ловит кусочек сыра. — Не обижайся, — шепчет с улыбкой Марин. А Аркаша уже перестаёт понимать происходящее.***
Идёт уже третья серия «Друзей», когда на столе стоят пустые кружки, коробки от пицц, тарелки. Марин нежится под пледом, постепенно проваливаясь в сон, склоняет голову на плечо Аркаше, пока тот приобнимает его. Оба смеются в унисон, чувствуют себя очень спокойно и комфортно, особенно рядом друг с другом. — Блин, актёр Росса такой прикольный, — негромко произносит Марин, пробираясь рукой под пледом. Пальцами почти невесомо проводит по груди, а затем приобнимает. — Угу, — соглашается Аркаша, чувствуя жар на лице от этих объятий, но виду, что что-то не так, не подаёт. — А кто его играет? — спрашивает, поворачивая голову. — Дэвид? — Дэвид, да, — глядя прямо в глаза, соглашается Аркаша. И через секунду приходит осознание, насколько их лица близко: они чуть ли не соприкасаются носами! И внутри что-то ломается… такое странное чувство в груди. — Швиммер… — шепчет, а самого так и тянет ближе. Чувствует, как Марин сжимает его футболку, как тянутся друг к другу, будто магниты. Смотрят неуверенно в глаза, чувствуя сбитое дыхание на губах. И одновременно прикрывают веки, подаваясь вперёд. Цепляются губами несмело, осторожно, словно боясь. Оба не понимают сильного чувства внутри, но безумно хотят продолжать. С каждым новым соприкосновением губ становятся тише голоса из телевизора на фоне, больше касаний: Аркаша нежно поглаживает пальцами плечо, пока Марин сжимает в ладони его футболку, словно пытаясь стать ближе, слиться воедино. Аркаша осторожно касается большим пальцем его щеки, выстраивая темп поцелуя. Медленно, оттягивая губы, почти бесшумно, немного нерешительно. Марин касается пальцами его шеи, обвивает, жмётся ближе. Между прикосновениями губ несдержанные вдохи и мимолётные взгляды, безмолвно спрашивающие «Всё в порядке? Так можно?». Аркаша целует нежно, настолько нежно, что если бы Марин стоял на своих двоих, то давно бы уже подкосились коленки. И Марину это абсолютно точно нравится, потому что никто не дарил ему столько ласки через один лишь поцелуй. И это ещё и очень неожиданно, что лучший друг будет целовать именно так… да и вообще целовать! Влажные губы скользят по таким же, иногда цепляясь особенно жадно. У обоих на лицах разливается румянец, от которого сразу бросает в жар и становится труднее дышать. Марин двигается ближе, закидывает бедро между его ног, ведёт коленом вверх-вниз, устраиваясь поудобнее. Целуя всё так же медленно, Аркаша опускается пальцами с плеча к спине, чуть надавливает, прижимая к себе. Марин нервно выдыхает прямо в губы, ощущая на себе его руки. Каждое прикосновение — жар по телу, каждый взгляд — становится выше градус происходящего, стираются грани дозволенного. От поцелуев дурманится разум, а между телами всё жарче и жарче. Робкие касания сменяются более тягучими, плавными. Аркаша медленно опускает руку со спины, переходит на бедро, но касается всё ещё неуверенно, осторожно, будто бы проверяя на «можно» или «нельзя». Но тихий, заглушенный томными поцелуями стон Марина даёт понять, что «можно». Аркаша плавным движением прижимает его к себе ещё ближе, так, чтобы между ними не оставалось пространства — и с губ обоих срываются протяжные стоны из-за приятного трения. — Аркаш… — хриплый голос, пробирающий до мурашек. Марин не успевает договорить мысль, как Аркаша снова и снова касается губ. — Мы оба ещё… не готовы, — его дыхание сбито, каждое слово даётся нелегко. Получив кивок в ответ на свои слова, Марин и сам не может сдержаться, припадая к таким манящим губам напротив. Всего пару поцелуев — и он остановится… ещё всего несколько… — Мариш, я понимаю, — отстраняясь, говорит он. Марин тут же, словно магнит, тянется обратно к его губам, лишь бы снова почувствовать то приятное ощущение внизу живота от его рук, губ, любых действий. — Я не буду заходить дальше, чем ты разрешишь… — а у Марина взгляд такой, что Аркаша не уверен, что он его вообще услышал. — Боже… — шепчет Марин, глядя на зацелованные, влажные, красные губы, которые так и манят. Тут же целует, пробираясь пальцами сквозь запутанные кучеряшки. Аркаша чувствует, как приятно тянет низ живота от жадного, мокрого поцелуя. Марин медленно двигается тазом, доставляя удовольствие как себе, так и Аркаше, сжимает меж пальцев пряди, оттягивает, вынуждая Аркашу, оторвавшись от его губ, хрипло простонать. Марин смотрит на него уверенно и властно, отчего Аркаша может только нервно сглотнуть и тяжело выдохнуть. «Выглядишь пиздец как горячо», — думает Марин, но вслух произносить не спешит, потому что всё ещё стесняется. И непонятно, может ли он в целом что-то подобное говорить: вдруг Аркаша решил просто поэкспериментировать, а если попробует сказать что-то такое, то он просто посмеётся над ним. Но Аркаше и не нужно слышать, чтобы всё понять по глазам. На его губах расплывается ехидная ухмылка, и Марин даже не успевает запротестовать, когда Аркаша оказывается сверху. И вся ситуация мигом выходит из-под контроля. Аркаша сидит на его бёдрах, рассматривая и пытаясь найти хоть каплю неуверенности или страха. А Марин едва дышит и не знает, куда себя деть. С девушками всё понятно: ладони на талию или ягодицы, пара плавных толчков, поцелуи на шее и так далее, но здесь ситуация немного (читать: много) другая. Спорная чуть-чуть. Не увидев никакого сопротивления в глазах, Аркаша садится поровнее, переплетает их пальцы и почти без стеснения спрашивает: — Может, расскажешь о своих фетишах? — Марин уводит взгляд, краснеет на глазах. — Мне лучше не спрашивать? Тебе не хочется? — тут же осыпает его вопросами Аркаша, начиная слазить с бёдер. — Стой-стой, спокойней, — Марин тянет на себя его руки, желая, чтобы никуда Аркаша с него не уползал, но выходит так, что теперь Аркаша прижимает его руки к дивану, нависая над ним. — Мне просто очень неловко, — говорит Марин, тщетно пытаясь выбраться и рук-ловушек, но Аркаша держит крепко и смотрит прямо на него, не отводя взгляд. Марин же такой взгляд выдержать не может, а потому почти сразу отворачивается. А низ живота неожиданно так приятно тянет. — Такое мне нравится… — тихо признаётся, чувствуя, как Аркаша начинает сильнее придавливать его кисти. Тут же всё тело покрывается мурашками, а с губ слетает тихий стон. — Расскажи, Мариш, что ещё? — голос срывается на шёпот, а губы всё ближе. — У меня чувствительная шея… — мягкое соприкосновение губ. — Грудь и… уши… — каждое слово — нежный поцелуй, и это как смущает, так и даёт признаться в своих предпочтениях. — Очень чувствительная? — спрашивает, находясь у самой шеи. А дыхание его такое горячее, так близко, что Марин выгибается дугой и несдержанно стонет, а у Аркаши от этого стона до кошмарного приятно тянет низ живота. — «Очень», — подтверждает он догадки в своей голове. Марин тяжело дышит, подставляет шею, разрешая прикасаться к ней. Аркаша же взгляда оторвать от него не может, ведь выглядит Марин по-блядски прекрасно: смущённый, прикрытые веки, закусанная нижняя губа, пальцы, чувственно сжимающие аркашины ладони, быстро вздымающаяся грудь, покрасневшие кончики ушей, ещё и в полутьме… — Аркаш, пожалуйста, — тихо просит Марин, в предвкушении терзая свою нижнюю губу. Аркаша сразу опускается к чистой шее, аккуратно проводит кончиком носа вдоль артерии, как бы предупреждая о своих дальнейших действиях, неосторожно царапая недавно отросшей щетиной. Влажные губы касаются покрывшейся мурашками кожи, оставляют невидимый след. Аркаша прислушивается к каждому вдоху и выдоху, следит за каждым движением, лишь бы доставить максимум удовольствия, лишь бы не сделать лишнего. Марин от прикосновений его губ дрожит, чуть ли не извивается. Аркаше самому становится жарко от реакции Марина. Губы скользят ниже и ниже, когда Аркаша отпускает его руки, переходя на пуговицы домашней рубашки. Он расстёгивает первую, за ней вторую и поднимает взгляд. Марин смотрит в ответ — и Аркаша понимает, что они оба влипли, что оба хотят большего. — Можно? — не разрывая зрительного контакта, спрашивает и наклоняется к груди. — Можно, Аркаш, тебе всё можно, — шепчет сбивчиво и от довольной аркашиной улыбки чувствует вновь вспыхнувший жар на щеках. Аркаша недолго мнётся перед тем, чтобы начать. Целует сначала у ключиц, опускаясь всё ниже и ниже. Когда пальцы расстёгивают предпоследнюю пуговицу рубашки, Аркаша, оголив его грудь, возвращает руки на законное место, снова прижимая ладони Марина к дивану. А губы скользят ниже… — А-ах! — срывается с губ Марина, когда Аркаша, немного надавливая, проходится языком по соску. Стон такой, что Аркаше приходится приостановиться и выдохнуть: до того приятно всё скручивается внутри. Губами обхватывает, ведёт кончиком языка вверх-вниз, слегка надавливая. Марин весь извивается от слишком приятных прикосновений, хнычет, шёпотом, словно в небытие, просит больше, выгибается. Руками неосознанно пытается выбраться, но Аркаша лишь сильнее прижимает кисти к дивану, не позволяя сдвинуться с места. Посасывает, старается нежно, но так, чтобы вся кожа покрылась мурашками, а дыхание было сбито полностью. И у него получается, потому что Марин попадает в абсолютную эйфорию, даже не следит за стонами, бесконтрольно извиваясь от дурманящих разум прикосновений губ. Аркаша изредка бросает взгляды на него, но, замечая приоткрытые в немом стоне губы, вздёрнутые вверх брови, дрожащие ресницы и яркие щёки, возвращается к груди. — Блять-блять-блять, Аркаша, стой, — просит Марин, прогибаясь от чересчур приятной стимуляции. Аркаша тут же останавливается, убирает руки с его ладоней, садится на нём ровно. — Что такое? — спрашивает, явно волнуясь. Марин, закрыв лицо ладонями, тяжело дышит. Аркаша так касался, целовал, что по всему телу дрожь и приятное чувство на расцелованных местах. Марин готов поклясться: никто и никогда не доводил его до такого состояния. — Слишком приятно, — хрипло произносит он, пока Аркаша осторожно касается его запястий, желая убрать их от лица, но Марин не поддаётся. — Чего ты хочешь сейчас? — Аркаша ласково поправляет его рубашку. На фоне всё ещё слышны «Друзья», и это засавляет Аркашу улыбнуться. Да, «Друзья» им сейчас как никогда подходят. — Иди ко мне, — шепчет, протягивая к нему руки. Аркаша с улыбкой отвечает на его объятия. Марин обвивает руками его торс, обнимая прытко, с отчётливым желанием. Аркаша пробирается руками под шеей, и они соприкасаются почти каждой частью тела. Марин опускает руки ниже, всё ещё пытаясь отдышаться. Пальцами пробирается под край аркашиной футболки и сразу слышит шумный выдох. Аркаша предвкушает, что же Марин будет делать дальше. И Марин не заставляет себя долго ждать, пробираясь, хоть и нерешительно, к лопаткам. Пальцы скользят по коже вверх-вниз, нежно поглаживая. Аркаша начинает чаще дышать, ощущая прикосновения к рёбрам, пояснице. Эти прикосновения интимные, совсем не такие, как предыдущие. Он неосознанно прогибается, прижимаясь ещё ближе. Марин мягко целует его в изгиб шеи, и ещё, и ещё, поднимается по скуле, когда Аркаша, приподнявшись, накрывает его губы своими. Марин же, отвечая на опьяняющий поцелуй, тянет края футболки вверх. Аркаша отвлекается от его губ буквально на мгновение, стягивая с себя футболку. Марин за это мгновение теряет дар речи, рассматривая бледную кожу, заметные рёбра, худой впалый живот и, напротив, сильные плечи, синеватые вены, красиво обрамляющие руки. Футболка, замечает краем глаза Марин, падает на пол, а Аркаша возвращается к его губам. Горячие прикосновения, обжигающее дыхание, тяжёлые мимолётные взгляды, сводящие с ума, — всё это вызывает в обоих сильное неутолимое желание. Аркаша целует глубоко, проскальзывая языком в чужой рот, пальцами сжимает плечи Марина, который с тем же несдерживаемым желанием отвечает на горячий поцелуй, ладонями водит по всему его телу, не в силах насладиться им полностью. Кожа нежная, разгорячённая, от касаний покрывается мурашками, от чего Марин точно без ума. Аркаша от его рук прогибается, стонет уже прямо в поцелуй, не стесняясь ни на секунду. Всё тело чересчур приятно отзывается на полные желания прикосновения Марина. — Мариш… — шепчет, оторвавшись от губ. Рукой скользит по груди, опускается всё ниже и ниже, глядя прямо в глаза, в которых уже играют черти и явно разжигается пламя. — Можно? — спрашивает, когда пальцы оказываются у резинки штанов. — Нужно, Аркаш, — тоже шепчет в ответ, хотя они одни в квартире и никто не должен неожиданно заявиться на пороге его дома в час ночи. Пальцы скользят под резинку штанов — и Аркаша касается мягкой ткани нижнего белья. Не решившись на всё и сразу, ведёт прямо по боксерам, надавливает, ловя губами измученный стон Марина. Аркаша начинает медленно водить вверх-вниз, а сам губами опускается к уху. Язык нерешительно скользит по мочке, поднимаясь по уху выше. Марин же, согнув ноги в коленях, цепляется пальцами за его спину, неосознанно царапая, стонет, едва приглушая, почти хнычет от удовольствия. — А если… — хриплый шёпот на ухо пробирает до мурашек и огня на щеках. Марин тяжело выдыхает, прикрыв глаза. Чёртов Аркаша доводит его до изнеможения. — Если я… отсосу тебе, например? — Аркаша явно смущён, но не может не спросить, потому что желания велят попробовать, а он настолько опьянён Марином, его запахом, нежными прикосновениями, тяжёлыми взглядами и мокрыми поцелуями, что не может устоять перед собственными же желаниями. — Или это уже лишнее? — спрашивает на всякий случай, пока Марин решается. Ну конечно ему хочется попробовать. До дрожи в коленках трепещет всё внутри от желания увидеть Аркашу перед собой на коленях, увидеть, как он будет прикасаться к нему там, ниже пояса. Всё это, конечно, хочется. Но как им можно быть друзьями после такого? Хотя… Как можно в целом «быть друзьями» после всего того, что произошло сегодня? — Хорошо, Аркаш, — а голос дрожит, как у самого «натурального» девственника. Аркаша с самодовольной улыбкой оставляет мягкий поцелуй на ярко-красных губах и опускается ниже, покидая дорожку из влажных поцелуев. Не останавливается даже у линии волос у паха. — Арка-аша-а, бля-ять… — стонет Марин, прогибаясь в пояснице. Поцелуи до того приятны, что не хочется, чтобы они заканчивались. Оказываясь между его ног, Аркаша улыбается и взгляд не отводит, стягивая с него пижамные штаны. — Боже, — невольно срывается с его губ, когда Аркаша убирает одежду подальше, целуя его сначала в колено, а затем медленно опускаясь по внутренней стороне бедра. И чем ближе Аркаша становится к паху, тем тише Марин, что Аркашу напрягает. — Если ты не уверен, я могу остановиться, — негромко произносит Аркаша, продолжая целовать его бедро. — Продолжай… — хрипло говорит он, и Аркаша, мягко улыбнувшись, оттягивает резинку боксеров. Марин тут же уводит глаза, смущаясь. — Мариш… — шепчет Аркаша, убирая нижнее бельё. — Ты точно уверен? — Марин в ответ лишь кивает, сжимает пальцами обивку дивана, не возвращая взгляд. — Посмотри на меня, — произносит властно, пристально рассматривая всего Марина: каждую его эмоцию, каждый дрогнувший мускул лица, каждый вдох и выдох, — посмотри, иначе не продолжу. Марин сглатывает, всё-таки возвращая взгляд. Слишком хочется продолжения. И, огосподибожемой… Аркаша в этот же момент касается самым кончиком языка малиновой головки, от которой к низу живота тянется тонкая ниточка предэякулята. Марин охает, чувствуя горячий язык, скользящий по всей длине, остервенело цепляется за обивку дивана, словно это могло бы помочь. Аркаша сжимает пальцами его бёдра, запрещая дёргаться, и вылизывает нежную чувствительную кожу бёдер у самого паха. — Боже, Арка-аш… я расцарапал тебе всю спину, — случайно зацепившись взглядом, сипло говорит Марин. На спине Аркаши и впрямь видны покрасневшие отметины-царапины, и это очень смущает Марина. Аркаша ничего не говорит, только хитро улыбается, выцеловывая лобок. Марин смотрит жалостно, умоляюще, лишь бы Аркаша хоть что-нибудь уже сделал. И Аркаша делает, вбирая в рот головку. Мягкими движениями посасывает, языком осторожно водит по ней и смотрит-смотрит-смотрит, лишь бы Марину всё нравилось. А Марин прогибается в пояснице, голову запрокидывает и тихо стонет. Когда Аркаша пальцами чувствует мурашки на бёдрах, самодовольство разливается приятной сластью в груди. Сам факт, что Аркаша доставляет ему такое удовольствие, что доводит до стонов и мурашек по всему телу, льстит. — Пожалуйста, Аркаш… — срывающимся голосом хрипит он, когда Аркаша лижет только головку. И стоит Марину опустить глаза, как Аркаша, сплёвывая, смачивает слюной всю длину, а затем размашисто ведёт пальцами вверх-вниз сразу быстро. Марин тут же накрывает свой рот ладонью и сдавленно мычит, сводя бёдра. Аркаша замедляется и кусает его у коленки. Марин взвизгивает, тут же приподнимаясь на локтях. — Не своди бёдра, Мариш, — негромко произносит он, возвращая прежнюю скорость. Марин еле как усваивает сказанное Аркашей, всё-таки разводит бёдра и, упав обратно на спину, выгибается, подаваясь навстречу руке. — Боже-боже-боже, Арка-а-аш, — выстанывает он, извиваясь из-за прикосновений. Аркаша же не может на него насмотреться, наслаждаясь его видом. Марин подчиняется каждому его слову и касанию, не сопротивляется, не спорит. Когда ещё он будет таким послушным? Аркаша и сам недолго терпит, вскоре наклоняется, снова вбирая головку, только теперь опускается ниже, берёт глубже. Делает несколько фрикций, впитывая все гортанные стоны, а затем, с пошлым хлюпом выпустив член изо рта, опускается ещё ниже. Марин старается отдышаться за это мгновение, но тут же теряет весь воздух из лёгких, когда Аркаша мажет языком по яичкам, вбирает поочерёдно в рот, прикрыв глаза. Марин от одного только вида готов кончить, а тут ещё и такие ощущения, что всё тело неконтролируемо выгибается, а безостановочные стоны превращаются в сплошное хныканье. А, когда Аркаша параллельно начинает ещё и надрачивать, Марин хватает воздух глотками, закатывая глаза от удовольствия. По всему телу волны до искр в глазах приятных ощущений, а в паху завязывается тугой узел. — А… Аркаш… Я сейчас… — шепчет он в забвении, сжимая пальцами обивку дивана. — Кончай, Мариш, — отвлёкшись буквально на секунду, говорит Аркаша немногим громче, нежели Марин, и возвращается к вылизыванию. От таких слов, бесстыдно сказанных, дурманится сознание, а с губ слетает особенно протяжный стон. Он неосознанно толкается тазом в руку, чувствуя, как пульсирует чуть ли не всё его тело. В голове вата и абсолютная пустота, а все мышцы приятно расслаблены. Аркаша незаметно для себя улыбается, рассматривая быстро вздымающуюся грудь, красные щёки и сухие губы. Их бы сейчас поцеловать… Отвлёкшись от мыслей, Аркаша тянется за салфетками, что лежат с края стола, пока Марин приходит в себя после сильного оргазма. Вытирает свою руку, а затем пах и живот — везде, куда попал эякулят. Другой салфеткой вытирает лицо, когда Марин приоткрывает глаза, всё ещё сбито дыша. — Ну как? — негромко спрашивает, разбивая речи «Друзей», Аркаша, отпивая из своей кружки холодные остатки чая. — Я лишился возможных детей, — всё ещё восстанавливая дыхание, отвечает Марин. На его лице играет улыбка, а Аркаша всем своим видом показывает, что ничего не понял. — Вон, в салфетке на столе лежат. Марин улыбается счастливо, когда Аркаша поднимает брови в удивлении, а затем, уведя взгляд, смеётся. Даже в такой момент Марин умудряется шутить, ну что за человек? — Трусы нужны ещё? — спрашивает с улыбкой, наклоняясь за ними к полу. — Могу себе забрать, — с явным намёком говорит Аркаша, играя бровями. — Фу ты! Извращенец! — смеясь, отвечает ему Марин. Забирает из рук нижнее бельё и, натягивая, смотрит Аркаше прямо в глаза. И отчего-то дышать становится сложнее. Взгляды такие тяжёлые, всё ещё желающие продолжения. Аркаша кусает губу и, не глядя, касается его голени, гладит, скользит дальше, вниз по бедру. Марин сам двигается ближе, тянется к губам, нежно прикасаясь пальцами к затылку. Аркаша целует первым, тая от того, как ласково поглаживает пальцами его Марин, как робко отвечает на прикосновения к губам, как улыбается в поцелуй. Аркаша замечает, что Марину нравится целовать верхнюю губу, поэтому сразу тянется к нижней. Марин замечает, что Аркаше нравится мокро, медленно, горячо, чтобы до приятной тяжести внизу живота, поэтому намеренно его замедляет, когда Аркаша хочет взять верх и целовать грубо, страстно. В тишине всё ещё болтают «Друзья», изредка раздаётся фоновый смех. Гирлянда горит приятным жёлтым светом, тёплые прикосновения согревают что-то внутри, а тихие причмокивания от поцелуев погружают в сладко-страстную атмосферу. — Ближе, Аркаш, — шепчет Марин, отползая назад, к спинке дивана. Аркаша тянется за ним, за его губами, его поцелуями. Так хочется ещё, ещё хотя бы чуть-чуть… Марин ложится на подушки, продолжая касаться его губ своими. Аркаша падает рядом, приобнимая его за талию. — Мари-иш, — шепчет в раскаленные от поцелуев губы Аркаша, когда рука Марина скользит по груди, опускается вниз, к паху. — Что? — подарив несколько сладких поцелуев, спрашивает Марин. Пальцы прокрадываются под резинку штанов, ладонь накрывает вставший член сквозь ткань трусов. — Ты… не обязан… — со сбившимся дыханием, весь раскрасневшийся, явно смущённый такими прикосновениями — хотя сам недавно делал такие вещи, что Марин всё ещё не понимает, как может спокойно смотреть в глаза — Аркаша ему нравится даже больше. — Я хочу, — специально кончиками пальцев надавливая на головку сквозь ткань. — С-сука… — ругается Аркаша, толкаясь тазом в руку. Марин затыкает его поцелуем, пробираясь коленкой между его бёдер. — М-м-м… — пытается протестовать он сквозь поцелуй, когда пальцы пробираются под резинку боксеров. Марин намеренно целует глубоко и грубо, так, что губы начинают болеть уже спустя пару секунд, скользит вверх-вниз по члену, обхватывает его пальцами. — А-ах… — срывается с его уст, когда Марин отпускает его губы. Сразу ведёт быстро, уделяет много времени головке, большим пальцем смазывая выделившийся эякулят. — М-мх… Боже… — а голос дрожит, срывается из-за слишком приятной стимуляции. Аркаша запрокидывает голову, сжимает пальцами его руки, плечи. Слишком резко, быстро, страстно, слишком, но Аркаше нравится. Сразу бросает в жар, а стоны становятся всё громче. — Не стесняйся, — горячо шепчет прямо ему в шею Марин, когда Аркаша начинает сдерживать стоны. Скорость чуть спадает, пока язык скользит вдоль артерии. Марин царапает кожу щетиной, выцеловывает узоры, вызывая мурашки. Стоны Аркаши дразнят, от них тянет низ живота, хочется вымолить их побольше, погромче. — Бо-оже, Мари-ин, — растягивает Аркаша, чувствуя, как дрожат бёдра, как перемешивается всё внутри, становится тяжело дышать. Ощущение руки, грубых пальцев на своём члене заставляет выгибаться дугой, громко стонать прямо Марину на ухо, сжимать до белых костяшек его плечи… Аркаша чувствует, как пересыхает горло, как приятно сводит бёдра, и понимает, почему Марин своим коленом пробрался между его ног. — Ещё, Мариш, ещё… — тянет Аркаша почти не своим голосом. Ему жарко, плохо-хорошо от бесстыдных прикосновений и поцелуев, всё тело непроизвольно дрожит. Ещё чуть-чуть и… — Давай, Аркаш, — хриплым низким голосом произносит Марин, вслушиваясь в сбитые стоны. Его дыхание опаляет шею, попадая чётко по эрогенной зоне, отчего Аркаша уже не может сдерживаться более, оттягивать оргазм. — М-м-м… — сдерживая последний громкий стон, мычит Аркаша, дрожа после оргазма. Марин постепенно замедляется и, оставляя ленивые поцелуи на губах напротив, старается собрать пальцами весь эякулят, отчего Аркаша тихо постанывает ему в поцелуи. Аркаша тяжело дышит, его веки дрожат, ресницы трепещут, губы алые-алые, и Марин не может не наслаждаться этим видом, понимая, что сам довёл его до такого уязвимого состояния. — Ты когда-нибудь бывал в кафе «Радуга»? — раздаётся голос из телевизора. Аркаша тут же распахивает глаза, глядя на едва сдерживающего смех Марина. — Там правда очень дорого? — Только если что-то заказывать, — отвечает другой голос, и оба заливисто смеются в голос. Как совпало.