Saulė & Mond

      Конкурс, некогда весёлый и самый жизнерадостный, быстро превратился в выматывающий сущий кошмар. Скандалы, репетиции, митинги, интриги, ещё репетиции шли одни за другими бесконечной чередой, кружащей голову до тошноты. Все чувствовали себя пустыми, разбитыми, невозможно уставшими, но, на самом деле, почти счастливыми, ведь, даже несмотря на все не самые лучшие события, неделя Евровидения принесла новые эмоции и знакомства, дружбу, перерастающую не редко в нечто большее, нежное, тёплое.       Между Немо и Сильвестром «нежное» и «тёплое» зародилось сразу, в первую их, кажется, встречу ещё на пре-пати, как только они взглядами пересеклись мимолётно. В сердцах их в тот вечер что-то верно перевернулось, брякнуло, застыло на секунду и задребезжало от чувств, а в глазах – огни засияли, радужку сжигая, и все мысли, светлые, искренние, в них отразились. И поэтому общение их складывалось очень легко и непринуждённо, будто они лет десять знакомы были, не меньше, не было мешающей неловкости в словах и касаниях, не было сомнений, что они друг для друга созданы и сведены вместе были не случайностью обычной, а едва ли не желанием самих звёзд, настолько вся их история романтично-сказочной казалась. И так шаг за шагом, всё сильнее границы расширяя, дружба их, ожидаемо, становилась всё больше не на дружбу похожей, а на тихую, кроткую любовь.       И любовь эту они друг в друге видели, ощущали физически, когда руки переплетали в крепких объятиях, невесомо в щёки целовали, после укладывая головы кудрявые на плечах друг друга. Они поддерживали, говорили, смеялись, переживали и жили, мечтая, не заботясь о завтрашнем дне, потому что всё было сейчас, в эту минуту и никогда больше не повторялось бы. И ведь правда ничтожно мала вероятность была, что разлука, близость которой оба так не хотели осознавать и не осознавали-то на самом деле, не вечной будет. Поэтому и все взаимодействия их были боязливо-поспешными, но искренними, чтобы о чувствах не забыть, чтобы сполна насытиться ими перед расставанием. Они создавали воспоминания, стараясь запечатлеть каждый совместный момент, Немо судорожно, но от всего самого светлого своего сердца шептали: «Я люблю тебя,» – а Сильвестр, с такой же белоснежно-чистой душой, повторял: «Я тебя тоже». После фраз этих всегда становилось внутри спокойно, по-домашнему уютно, и верилось, что, может, есть шанс навсегда рядом остаться.       А шанс-то действительно был, смешной, глупый немного, но такой же по-детски искренний: Сильвестр решил, что если не получается самим всегда рядом быть, то можно ведь на память оставить часть себя, напоминающую, согревающую, родную. Поэтому они оставили друг другу парные браслеты с короткими нежными посланиями, улыбаться заставляющими.       — «Mano saulė» значит «Моё солнце» по-литовски, – сказал тогда он, аккуратно на худое чужое запястье разноцветное украшение надевая.       — «Мein Мond» – это «Моя луна» на немецком, – Немо улыбнулись, на руки глядя. – Теперь мы точно никогда не забудем всё это, – и обняли крепко-крепко, чуть слышно смеясь.       И теперь перед всё же пришедшей разлукой у них оставались два браслета, двадцать совместных фото, около ста сообщений в мессенджере и бесконечное количество тёплых совместных моментов, в самые любимые отныне воспоминания превратившиеся. Поэтому, когда пришло время прощаться, им, конечно, было невероятно обидно, но будто не так больно, как могло бы, потому что тогда, в тот отвратительно грустный момент, сомнений не было – они будут вместе навсегда, не смотря ни на что. И становилось от этого опять радостно, и опять Немо целовали нежно, шептали неразборчивое что-то, а Сильвестр всё руки в кудри запускал, волосы непослушные путая, плечи и спину оглаживая.       — Спасибо за всё. Я люблю тебя, mond.       — Не забудь написать мне по приезде. И я тоже очень люблю тебя, saulė.