ID работы: 14719485

Паровой реверанс.

Слэш
NC-17
Завершён
9
автор
soulful ginger бета
Размер:
13 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
9 Нравится 2 Отзывы 2 В сборник Скачать

Steam curtsy.

Настройки текста
      Душный город, заволочённый плотной завесой тёмно-серого дыма, гудел скоростными поездами, изнывал стройно-ритмичным шумом. Вероятно, без этого мутноватого полотна можно было бы разглядеть апельсиновый закат, темнеющий крупными мазками за низкими облаками, но уставшие, раскиданные по западному горизонту заводы с их измождёнными обитателями продолжали извергать из своих точёных труб ядовитые, устремляющиеся вверх тёмные сгустки дыма, омрачая и без того тусклый небосклон. Рельсы, точно артерии умирающего в собственной гнили животного, визжат под натиском локомотива, активно выплёвывающего горячий влажный пар и тянущего за собой бесчисленные вагоны, изобилующие углём, добытым в далёких шахтах, чугуном с медью, железом со сталью и стеклом с песком.       Это далеко не столица, и когда-нибудь жители этого места будут саможертвенно погребены под завалами чёрного смога.       Город и его ритм — единое целое.       Высокая Часовая Башня заправляет этим маленьким мирком, отбивая полночь и приказывая ложиться спать рабочим.       Здесь, в районе побогаче, улицы значительно чище и шире, чем его родные узкие улочки, теснящиеся из-за блевотно-жёлтых кирпичных миниатюрных домишек, которые так и норовили прижаться к друг другу. Там, где живёт он, небо всегда чёрное, а заводской гул слышен даже ночью, ведь то место — самая близь к ним.       На крышах «богатого» района свобода чувствуется лучше, чем у земли. Хочется побыть буревестником с копчёнными к концу перьями крыльев и, обладая свободой холодных морей, улететь далеко и надолго, смочь вырваться из тесной духоты городской клетки.       Он мечтал, как мечтает подбитая птица, о высоком полёте. И всегда оставался на тверди земли.       Высматривать незакрытые балконы и распахнутые окна пустых квартир — дело привычное.       Он осторожно бродил по верхам разношёрстных зданий, цепляясь правой рукой за трубы, подтягиваясь чуть выше и залезая, кажется, к самым свинцовым облакам. Поправил бежевую сумку, накинул её на плечо. Ему хорошо, в сероватых волосах слабо гуляет ветерок, а город под ногами кажется игрушечным. Пустым взглядом исследует низину, а после, встрепенувшись, обнаруживает балкончик-террасу с приоткрытой дверцей. То что нужно. Настороженно проверяет, нет ли за ним случайных наблюдателей и, убаюкав свою паранойю, спускается с крыши четырёхэтажки, чтобы добраться до третьего.       Саша пытается нащупать тот самый выступ носком, ноги чуть подрагивают от отсутствия опоры. Труба опасно скрипит, будто бы готова сломаться, но она, единственная опора, уберегает его от падения навзничь (справляется так себе, но иного варианта в голове не находится — лишь инстинктивно хочется найти что-то покрепче). Вниз смотреть просто страшно. Сильнонапряжённая рука едва не начинает судорожно расслабляться от нагрузки, когда носок наконец-то находит тот самый выступ — потрёпанная тяжёлая обувь отчаянно цепляется за него.       Глубокий выдох, рывок влево и спуск по трубе вниз на этаж.       Осторожно зацепиться, раскачаться и спрыгнуть на балкон с чугунными завитками решёток-перил.       Обычно подобные вылазки проходят удачнее, а действия получаются более цельными и манёвренными, но измождённый организм всё же давал осечку.       Саша, сев на кафельном полу приятного тёплого оттенка, пытается отдышаться. Осторожно осматривает руку и, сжав, проверяет её работоспособность. Это его кормилица, и ею он дорожит сильнее чего-либо ещё.       Вылазку надо было продолжать.       Поднявшись и скользнув внутрь квартиры, он осмотрелся. Вероятно, эта комната являлась чем-то вроде рабочего кабинета. Хозяин квартиры старался наводить тут порядок: все листы прилежно сложены, на полу ничего не валяется, все поверхности протёрты, механические детали рассортированы по порядку, часы ритмично тикают, — но в целом картина — особую роль в которой играет общая захламлённость вещами — выдаёт то, что с данным помещением разговаривали на «вы».       Порыскав немного в тёмных, величественно-громоздких деревянных шкафах, Саша отыскал пару мелких безделиц, а после быстро убрал в сумку. Их можно было бы продать на рынке за пару монет и на них купить что-то из еды: буханка тёмного хлеба, которая так аппетитно пахнет на рынке, томатные консервы или холодное молоко. Оно было сытным, благодаря нему голод отодвигался на целый день, а на языке оставалась приятная сладость — такая замечательная, что настроение сильно повышалось. Желудок неприятно потянуло, но улыбка на лице осталась. Ещё чуть-чуть, пару часов, и он поест. Ждать совсем немного — именно так Саша себя успокаивал.       Он стал исследовать тумбочки, столы. Глаза цеплялись за многострадальные чертежи — в их создании хозяин явно был плох, хоть и старался. На тонкой желтоватой бумаге — её использовали все в провинциях — были чертежи изобретений, напоминающих механизмы, нужные на заводах. Конвейеры, клешни, паровые генераторы. Неровные контуры несколько раз стирали, проводили поверх карандашом и вновь тёрли ластиком. Саша подметил пару недостатков в макете, нарисованным хозяином дома. Тяжесть вещей в худой сумке стала отчётливее. Саша лишь… отплатит незнакомцу за сегодняшнюю еду. Хуже же он не сделает?       Саша зажёг газовую лампу над столом, освещая комнату, начавшую погружаться во тьму ночи.       Правая рука не являлась его ведущей, но по вине судьбы и детской наивности ему пришлось адаптироваться. Карандаш в пальцах подрагивает, но Саша упрямо чертит. Сюда нужно добавить маховик: он станет отдавать энергию при её недостатке, а при переизбытке — поможет сохранить. Вот тут пригодился бы поршень, а вместе с ним и клапан. Картина складывалась удачно, а детали, будто маленькие солдатики, покорно вставали на свои места. Чем больше он углублялся, тем больше недостатков видел. Макет становился полноценным творением, будто сточенный из мрамора Аполлон.       Он увлёкся, действительно сильно увлёкся. Не услышал и не успел сбежать прежде, чем дверь в кабинет с хлопком открыл сонный парень в домашней рубашке с длинными, скользящими вниз, дегтярными волосами.       Незнакомцы встречаются взглядом, и Саша готов поклясться, что за пару секунд он видит, как эмоции от «Чего?» переходят в «Какого хера?!».       Нарушитель резко дёргается к выходу на балкон и почти пересекает комнату, прежде чем его резко и крепко хватают за руку.       — Ай-яй-яй, отпусти, отпусти, я с миром! — дёргается Саша.       — Что ты здесь делаешь?! — хмурится высокий незнакомец. Его длинные, немного скомканные волосы так же беспокойно колышутся.       — Я… — юноша отпрыгивает, не находя ответ. В сумке бренчат медные безделушки, выдавая его с головой.       Незнакомец вздыхает. Перед его глазами — доходяга лет, ну, навскидку пятнадцати-шестнадцати, явно из низших слоёв общества. Худые, бледные щеки, взгляд оголтелый, искусанные губы, непослушные отросшие волосы грязного оттенка. Общая истощённость и обречённость в глубине серых глаз. Завязанный пустой рукав рубашки с одной стороны открыто сообщает об отсутствии руки где-то под локоть.       Ворует ли тот от хорошей жизни? Очевидно, нет.       — Ты сейчас при мне возвращаешь все вещи, которые украл, и извиняешься перед владельцами. Отнесёшь, и я дам тебе еды. А потом подробно объясню, почему воровать не стоит, какие последствия и другие варианты заработка у тебя есть. Понял?       Юноша испуганно кивает.       — Отлично. Открывай сумку, — за этим следует смиренный тихий вздох и шелест ткани.       По итогам ревизии можно сказать, что доходяга не успел украсть у кого-то ещё, только у самого незнакомца, Ромы. Украденные вещи недорогие и не столь значительные, как думается Саше. Только заброшенные медные детальки и игрушки, в которые играться будет разве что десятилетка со странными вкусами.       Увидев украденное, строгости Рома не убавил, но взгляд чуть-чуть облегчённо смягчился: за потерянные вещи в кабинете — а это могли быть важные детали или его чертёжные наработки — у него могли быть проблемы. Стоило признать: то, что было украдено, парень выбирал с умом. Расставляя вместе с нежданным гостем вещи по местам, Рома обнаруживает ещё кое-что на столе.       — Это… ты начертил? — Роман надевает очки, всматриваясь в тонкие графитовые линии.       — Эм, да… Я подумал… что-то вроде компенсации за вещи, знаешь. У тебя не хватало пару деталей. Вот, тут нужно поставить опору, иначе конструкция попросту не будет устойчивой, — юноша указывает худым пальцем на деталь, — это может быть незаметно на первый взгляд. Конечно, ведь, казалось бы, тут и тут есть опора, но из-за железного каркаса будет перевес с левой части, — Саша неловко чешет себе шею, оттягивая грязный воротник просторной рубашки.       — М, довольно умно, — Роман задумчиво чешет подбородок, кивая. Он чувствовал себя глупо, но, справедливости ради, он больше сборщик, нежели изобретатель. — У кого учился? Ты ещё мальчишка, но уже разбираешься в подобном. Удивительно.       — Сам. Я… Гм, я в детстве был очень любопытным. Один из соседей, старичок такой, часто рассказывал, что много путешествовал со своим другом, величайшим изобретателем. Я тогда под влиянием этих стравленных баек пробрался в несколько музеев; у нас их в городке не так много, да и платный у них вход, но их я облазил полностью, — Саша улыбался, — вдохновился, долго искал деньги на бумагу. В итоге я стал практиковаться, всё больше рисовал, увлёкся этим с головой. А потом… — Он поднимает правую «отсутствующую» руку. — В общем, на какое-то время я бросил чертежи.       — А родители? — вздыхает Роман.       — Умерли. Или бросили. Не знаю точно.       Воздвиглось тяжёлое молчание.       Роман стал мрачным и задумчивым. Он что-то ответил, но сам не отразил, что именно. Лишь повёл через тесный коридор на кухню, где стал откармливать заморыша. Разумным решением было кормить Сашу по чуть-чуть — порою бедные люди умирали не от голода, а от большого количества жирной пищи после него.       Саша уплетал небольшую порцию каши за обе щёки. Роман услужливо налил ему разбавленного апельсинового сока — от большей концентрации ему могло стать плохо. Как парень восстановится, сможет пить сколько захочет.       Рома для себя уже решил — это было выгодно.       Их ждал разговор. Определённый, который мог изменить жизнь обоих.       Зазвучало Ромино предложение.       Чужие глаза казались бездной. Для обоих разной: серые глаза казались омертвевше-вымотанными и веяли туманным утром; чёрные, словно обсидиан, серьёзными, с пустым одиночеством на тяжёлых веках.       Тишина омрачала, растекаясь по комнате тёмными мазками.       Серые глаза уставились со внимательностью и странным отчаянием. А после юноша будто расслабился и, пожав худыми плечами, кивнул.       — Я согласен.       

***

      — Так у тебя горят сроки? Я, получается, буквально подарок судьбы для тебя? — Саша, сытый и выспавшийся Саша, выглядит намного лучше. У него появляются силы на шутки.       — Работай рукой, а не чеши языком. Эта клешня при сборке двигается только на девяносто градусов, а по техническому заданию нужно на сто восемьдесят, — вздыхает Рома. — Ты можешь это как-то исправить? — Саша кивает, поднимает карандаш над бумагой и вносит коррективы, попутно объясняя тонкости, которые нужно учитывать при работе.       — И как ты без меня справлялся бы, Ром?       — Пытался бы разобраться самостоятельно, — Рома неопределённо пожимает плечами. До встречи с Сашей он этим и занимался. Он поправляет смольную прядь своих волос, а после всё же качает головой, — В любом случае, я бы не пошёл работать сборщиком на завод. Не хотелось бы повторять судьбу родителей, заточивших себя там самостоятельно.       — Э-э… а сколько тебе вообще? — Саша вдруг поворачивает голову к рядом стоящему Роме.       — Девятнадцать, — пожимает плечами.       — Чего?! — парень отпускает карандаш из рук, поворачиваясь уже всем корпусом, — ты ведёшь себя как старикан.       — Это… Я не старикан, это ты просто с высоты своего возраста всё так воспринимаешь, — Рома сжимает переносицу, предварительно сняв очки.       — Вообще-то мне семнадцать. Я просто недоедал. А ты ведёшь себя как зануда, — с обидой тянет Саша.       

***

      — Я и сам могу это сделать…       — Ага. Ты уже ошпарился, а ещё ты удивительно неловок в обращении с предметами в ванной, — Рома продолжает намыливать пушистые волосы шампунем, пахнущим чем-то вишнёвым. Саша на фразу лишь фыркает и стыдливо прячет лицо в коленях. — Извини. Ты обязательно справишься позже, просто… — Он вздыхает, — пока дай мне это сделать.       — Спасибо, — Саша водит одной рукой по воде, вызывая рябь. Кажется, он никогда не купался в ванных.       

***

      Погоди, а это ты сам придумал? — Рома опирается поясницей о стол, рассматривая красивые завихрения крыльев, перья которых к концу становились темнее. Он только что закончил собирать громоздкие напольные часы и, решив чуть отдохнуть, подошёл к юноше.       Саша медленно адаптировался к приличной жизни и делал успехи. По крайней мере, он уже стал набирать мышечную массу и расти вверх. Саша стал выглядеть более здорово и взросло, что невольно добавляло ему привлекательности: детская нескладность и несуразность прошла, как и истощённые впалые щёки.       А ещё в нём раскрылась ещё одна сторона личности.       Творческая.       — А, да… Я просто вдохновился одним видом птиц — буревестники кажутся мне очень символичными. На обратной стороне ещё есть небольшой набросок штормящего моря. Такие крылья, конечно, что-то вроде невозможного — даже если такое изобрести, то никто в этом противном городишке не даст полетать на них, но… было интересно попробовать, — Саша замолчал, а после продолжил что-то рисовать на чистой бумаге. Он называл это набросками, но всё равно старательно продолжал уточнять детали хвоста у пересмешника. Творец и перфекционист до мозга костей. И фанат птичек.       Рома продолжил рассматривать макет. Крепление для крыльев размещалось лишь в двух точках на плечах, но по агрессивно стёртым линиям можно было догадаться, что раньше здесь находилось ещё одно.       

***

      На самом деле, с появлением Саши в квартире стало свободнее дышать. Тот привносил хаоса в жизнь, но это лишь разгоняло неприятную тоску и одиночество. И… что ж, пить кофе по вечерам намного приятнее, когда у тебя есть компания и старый магнитофон с тихими песнями на мурлыкающем французском.       — И что, до меня ты так и жил один? — Саша укладывает голову на плечо Ромы, продолжая помешивать рукой горячий шоколад в своей кружке. Сладкоежка.       И не то чтобы он не понимает, каково это. Саша жил на чердаке заброшенного дома. Он знает, что такое быть одиноким.       — Ну, м-м… Я жил с родителями и сестрой. С родным отцом я изредка поддерживаю связь: письма долго добираются из одной страны в другую, поэтому у меня нет возможности вести с ним активное общение, — Рома медленно устало моргает, а после делает глоток кофе со сливками. — Сестра ещё маленькая — ей в этом году всего одиннадцать исполнилось. Шебутная такая, забавная. Фанатеет по украшениям в форме шестерёнок, я ей порой заколки и самодельные игрушки присылаю. И мать, и её отец стараются сестрёнку растить по максимуму, а я уже не ребёнок. Съехать от них было моим решением — мне хотелось больше свободы.       — И ты… просто ушёл? — Сашины пальцы сжимаются на кружке. Железка отдаёт тепло. Рома откровенничал, и это стоило бы отдельно сложить в своей памяти и беречь.       — Не совсем. Они помогли с жильём, а я стал принимать заказы. Какие-нибудь индивидуальные детали станка, которые нужны в единичном экземпляре или поштучно. Или что-то на починку — этим я тоже занимаюсь. Помнишь, я недавно ходил к мадам Софи, чинил её робота-помощника? — Саша кивает, улыбаясь. Эту специфичную, но милую тётушку сложно было забыть. Та одарила «столь благородного и достопочтенного джентльмена» щедрой купюрой и вкусной кастрюлей супа, которую ребята потом щедро уплетали за обе щёки. — Ну, вот что-то в этом роде.       — И всё же ты занимался чертежами. По крайней мере, пытался.       — За свои изобретения платят больше, — флегматично отвечает Рома.       Саша усмехается.       

***

      — О боже, где ты нашёл щенка?       Уже отмытое, довольное своей сытостью существо счастливо тявкнуло, когда его на руки поднял какой-то высокий человечишка, подозрительно щурившийся.       — Это Дынька, и теперь она будет жить с нами. Она послушная! — Саша довольно улыбался, поглаживая её правой рукой. Та активно ластилась и довольно гавкала.       — Ты сводил её на осмотр? Хотя бы? — Рома опускает маленького беса на пол. Бессмысленно отрицать, что он был не против нового члена семьи. Рома был несколько альтруистом в глубине души.       — Ещё днём. Она очень здоровая и немного шумная, но до безумия хорошенькая. Я утром возвращался в паучий район. Я хотел навестить друга детства, но так его и не нашёл. Зато вот она выбежала мне прямо под ноги, представляешь? — Рома кивает, стаскивая свою обувь с изображённым на ней гаечным ключом. Довольная Дынька активно машет хвостом, держа в пасти одну из тапочек Ромы. Знает, с какой стороны подходить. Умная. Саша на выходку щенка лишь хихикает.       Очевидно, она обрела свой новый дом.       

***

      По кухне, смежной с гостиной, разбросаны листки жёлтой бумаги. На каждой какой-то рисунок, узор. Фантазия, запечатлённая тонким графитовым следом. Валяются чертежи разных изобретений, какие-то лопасти, зубчатые колёса, воздушные мешки, детали от робота-чистильщика. Рома осторожно их собирает по поверхностям и полу.       Мягко улыбается. Саша уснул, растёкшись по всей поверхности, держа карандаш в пальцах, а рядом пристроилось чудо. Подросшая спустя год Дынька оказалась довольно габаритной, но чем больше собака, тем больше счастья в семье. Впрочем, им на бежевом диване было вполне хорошо и спалось сладко.       Рома продолжает подбирать листы, но замирает. Рассматривает чертёж протеза внимательнее, кусает губу. Быстро оглядывает всё так же мирно спящего Сашу. Жалости к своему «недостатку» парень не любил, упрямо раз за разом доказывая, что и без одной руки он на многое способен, пусть лишь будет карандаш и бумага.       Рома укрывает спящих клетчатым пледом, целует Сашу в щёку, а сам оставляет стопку бумаги на столе. Какое-то время стоит над ней, а после, приняв решение, забирает из неё верхний листок.       Если Саше не хватало того, кто это соберёт, то Рома станет именно им.       

***

      — Это… Это?.. — Саша не может сформулировать хотя бы какую-то фразу.       Парень мечтал о многом: о свободе, об известности своих изобретений, о том, чтобы обрести близкого человека. Саша скучал по своей руке. И жизнь, что в детстве казалась ему сущей сукой, сейчас была удивительно щедра.       Встретить Рому было самой большой удачей и самым большим счастьем в жизни Саши.       Открывая коробку, он думал, что увидит там что-то милое или заботливое — в стиле Ромы купить какой-нибудь тёплый шарф, новое пальто, в котором Саша будет рассекать по балкону и улице. Купить какое-нибудь новенькое изобретение в виде декоративной бессмертной бабочки, перелетающей с одного место на другое за счёт быстрых движений механизма внутри. Купить большую кипу бумаги, канцелярские принадлежности, книги по аэродинамике, орнитологии, физике или черчению. Но…       ЭТО…       — Он крепится через плечо. Помочь? — Осторожный кивок в ответ, — Хотя, я старался сделать его так, чтобы можно было надеть самостоятельно.       Рома очень мягко берёт протез у Саши из руки и помогает его прикрепить. У самого юноши неверящий, ошалевший взгляд и чуть подрагивающие кончики пальцев.       Одно делать фантазировать, а другое — ощущать, как вместо того, что много лет отзывалось фантомной болью, протезированная рука просто встаёт на место. Железяка как влитая. Рома капает на неё тёмной смазки, и Саша двигает механическими пальцами. Это не ощущается как новая, полноценная рука, он всё так же осознаёт, что это не его природная часть.       Но…       Смазка подсыхает и на металлические пальцы одевают чёрную перчатку, после Рома бережно делает тоже самое с левой рукой.       И…       Рома нежно касается щёк Саши, пока глаза того впервые загораются горячей надеждой.       Прикосновение тонкой кожи чёрных перчаток на задней части шеи отзываются табуном мурашек по спине Ромы. Металл под желанием Саши мягко давит на позвонки, притягивая к себе.       Губы мягкие, тёплые. Прикосновение легче, чем прозрачный пар, чем нежные облака. Саша, поднимаясь на носочки — ближе к небу — тянется за ещё одним, несколько смазанным, но более отчётливым поцелуем, чем первый. Рома перемещает руки и немного тянет ими у корней волос, значительно зарываясь в них. В воздухе витает аромат плотной вишни, оставшийся после душа. Запах пьянит лучше алкоголя, и Рома, отпустив опухшие губы возлюбленного, утыкается носом в его шею, где-то под ухом. Мягко целует, пока Саша, очарованный, обхватывает чужую спину руками в кольцо, обнимая. Ему отвечают тем же — юноша на это лишь хихикает, полностью счастливый.       — Люблю тебя, знаешь? — мягкий поцелуй в Ромин нос служит ответом.       — Я тебя тоже, сильно-сильно.       

***

      Со стола на пол небрежно летят сброшенные чертежи, разлетаясь по периметру.       — Твою мать! — Саша вздыхает, но понимает — не до бумаги сейчас. Особенно когда его, усаженного на этот самый стол, целуют в шею, оставляя там краснеть пятно. Саша обхватывает чужую поясницу ногами, притягивая к себе.       «Одежда тут какая-то лишняя» — или что-то в этом роде стреляет у Саши в голове, и чужую чёрную рубашку хочется скорее расстегнуть. Тонкие бледные пальцы путаются в пуговицах, но он справляется.       — Подними руки, — командует Рома и Саша слушается. С него быстрым движением стаскивают и так несколько вздёрнутую вверх чёрную водолазку — он не помнил, когда Рома начал его раздевать. Где-то в районе после дразнящего поцелуя в коридоре и до того, как Сашу прижали к стенке в ответ.

***

      Сердце громко стучит, и стук этот отзывается в ушах. Бежать по просторным улицам к родному дому — сущее удовольствие. Рядом витает металлическая, лакированная в чёрный птичка Жако — небольшой способ общения между Сашей и Ромой. В юношеской руке, облачённой в чёрную перчатку, блестит чугунная изящная роза с тонким стебельком, по-тихому отломленная на Главной площади Сашей. Шальное желание двигало его вперёд к дому, подгоняя.       — Простите, мадам! — Он нечаянно чуть не сбивает прохожую, но вовремя её оббегает, даже не задев пышной юбки. Она что-то отвечает, но Саша мчится дальше. Незнакомцы на улице мелькают на периферии.       Ближе к дому, ближе к крепким объятиям.       Рома уезжал на пару дней в столицу по рабочим делам, сказав, что это секретно, но обещал, что именно сегодня вернётся. А самое главное — в письме он дал чётко знать, что Сашу ждёт сюрприз, из-за которого поездка и стала «секретной» для него. К чему напускная таинственность парень не знал, но если подобным занимался Рома, значит, было что-то действительно важное.       Между городами возлюбленные пользовались письменной почтой, ведь мобильные птички «Жако-03» хоть и были удобными для того, чтобы обмениваться сообщениями в голосовой форме, не умели летать слишком далеко. Впрочем, именно одна такая меньше пятнадцати минут назад к нему подлетела и, открыв свой певчий клювик, хрипло проиграла: «Я вернулся, жду тебя дома. Спасибо за печенье, уже завариваю нам чай и кофе».       На самом деле эти птицы стали постоянными спутниками обоих — те были слишком удобными. Саша совместил орнитологию, своё творчество и талант к уникальным изобретениям, а Рома её не менее талантливо воплотил. Идея с голосовыми почтальонами пришла внезапно и украла у парней пару ночей, прежде чем они изобрели первую версию Жако, точнее «Жако-01», которую Саша любовно назвал «Кастор». Тот летал только по квартире, пересылая сообщения в рамках: «Саша, иди пить чай», «Рома, магнитофон опять сломался», «Дынька, веди себя потише». На последнее собака неудомённо скулила и, фыркая носом, успокаивалась. Птичка хоть и выглядела аппетитно, но Дынька, наученная на летающих бабочках, не спешила ловить робота и вкушать его. Вторая версия была во многом быстрее, но постоянно ломалась. «Алькор», Жако-02, был примечателен ещё тем, что благодаря программе тот научился следовать за хозяином, а не просто летать от отправителя к получателю. Третья, Жако-03 или «Вега» вышла самой удачной, получилось совместить в ней умеренную скорость, дальность полёта, умную программу и сносный диктофон. Саша оставил свою птичку серенькой — ему нравился металлический блеск её бока. Рома же решил покрыть её тёмным лаком, и теперь чёрная птаха удачно сливалась с ночным небом.       Впрочем, сейчас луна ещё не выходила — среди облаков пробивалось сочное солнце, тепло прогревающее до костей. Поворот направо, рывок вперёд — и он у родной белой четырёхэтажки.       Удастся ли шалость?       Саша хмыкает, укладывает розу в зубы и, не оглядываясь, резко прыгает вверх, крепко зацепившись за нижнюю перекладину. Подтягивается второй рукой и забирается по лестнице. Ромина «Вега», наверное, могла бы осуждающе на него посмотреть, если бы умела передавать эмоции своего хозяина. Да, есть дверь, но порой так бывает скучно. Хотелось подразмяться.       Стоя на крыше, изобретатель уверен: «Шалость удалась». В красных черепичных верхушках зданий он находит удивительный романтизм.       И, что ж, быстро добраться до родного балкона не составляет каких-то усилий. Саша обхватывает новую, крепкую трубу рукой, скатывается и, прыгнув, скользит к железным узорным решёткам. Вбегает в мастерскую, пролетает коридор и кухню. Со спины обнимает Рому, хихикая.       — О боже… — Парень вздрогнул, но быстро успокоился, увидев при обороте Сашу. Рома помог поправить взъерошенные льняные волосы партнёра, а после мягко поцеловал в висок, — Ты как сюда зашёл?       — Через балкон, — Саша довольно улыбнулся, словно объевшийся котяра. К нему подлетает серебряная птичка и садится на плечо, изобразив через динамик внутри клювика щебет настоящего попугая.       — Существует дверь.       — Зато я тебе розу принёс! — Саша смеётся, смотря на вытянувшееся лицо возлюбленного при виде изящной железяки.       — По-моему, я видел такие цветы на Главной Площади, — Рома щурится, складывая руки на груди.       В глазах Саши смешинки, он кажется очень воодушевлённым и бодрым. Рома от такого чувствует лишь теплоту. За пару дней в отъезде он сильно соскучился.       Дынька, которая, видимо, только-только проснулась, выбежала на кухню и улеглась в углу, наблюдая за дурачками.       — Давай лучше чай пить? — Меняет тему изобретатель. — Точно! Что на счёт твоего сюрприза? — Саша усаживается, ему доливают свежего кипятка в кружку.       — В столице у меня было назначено дело с инвестором. Мсье Виктор очень заинтересован в твоих изобретениях. Он хочет за определённый процент пустить их в крупное производство по столице, — Рома трёт виски, пока лицо Саши приобретает радостный румянец, а глаза разширяются. — Он хочет пустить в продажу линейку птиц, вдохновлённых Жако: что-то вроде почтовых голубей-доставщиков, домашних питомцев, радио-нянек и ещё нечто подобное. Также он заинтересован в новом техническом директоре и считает, что я могу быть одним из лучших кандидатов. Я искренне желаю тебе счастья и уже выразил своё личное согласие. Ты почти всю жизнь мечтал об этом.       Саша замер, как изваяние. Его губы изображали «О», а глаза были шокировано раскрыты.       Секунда, и он отмирает. Резко вскакивает изо стола, подрываясь. Жидкость внутри кружек от такого недовольно плещется, а сам Саша тянется руками к Роме и крепко обнимает, вжимаясь в просторную рубашку, пахнущаю кедром.       — Спасибо, спасибо, спасибо!!! — он сильно-сильно жмурится, хихикая то ли от счастья, то ли от шока. Тянется за поцелуем, но оба не выдерживают и смеются. Саша держит его за руку и тянет назад, они стремительно поднимаются. Рома быстрым движением поднимает изобретателя на руки и кружится вокруг себя.       

***

      Разносится равномерный стук колёс. Это биение сердца, жизнь поезда. За большим окном оранжевая пустошь, небольшие кустики пролетают мимо, пока махина стремительно движется в центр страны, в столицу.       Рома помогает милой низковатой женщине закинуть свои громоздкие сумки наверх. После того, как они с Сашей устроились в своём купе, у них попросила помощи одна мадам, а следом за ней ещё несколько её подруг. Вежливая улыбка и приятная речь очаровывают одну из девушек — вероятно, дочку одной из этих дам — и она предлагает немного прогуляться по вагону и поболтать о Высоком. Роман кланяется, вежливо отказывая: он в этом не заинтересован — у него уже есть любимый человек. Та разочаровано вздыхает, испытывая зависть к таинственной незнакомке, укравшей сердце такого джентльмена.       «Незнакомка» успешно раскладывает вещи в купе, а после удобно устраивается, садясь за книгу по инженерии. На столе смиренно стоят две птички, чёрная и серебряная, в выключенном состоянии. Когда Рома входит, тот лишь легонько подшучивает, поддерживая тёплую атмосферу. Поцелуй в щёку и пухлые губы. Макушка партнёра оказывается на коленях Саши. Изобретатель мягко поглаживает любимого по чернюшным волосам, распутывая некоторые пряди, пока тот прикрывает глаза, предпочитая немного поспать.       

***

      На перроне их встречает сам мсье Виктор, блондинистый мужчина в рассвете сил. Он выглядел невероятно важно и статно, в белой элегантной рубашке и в приталенном тёмном фраке, в высокой шляпе и с моноклем в голубом глазу. Его окружала пара охранников, выглядевших огромными бугаями на фоне их дуэта.       Дынька очень хотела их обнюхать, но она — культурная и воспитанная собака, пока что сдерживающая себя.       — Ох, мсье Роман, мсье Александр, невероятно рад вас видеть. Предлагаю нам сразу же пройти в мой офис. Не беспокойтесь, мы быстро доедем, — Виктор элегантно взмахивает рукой, и мужчины за его спиной подходят к вещам, а после их поднимают, помогая перенести.       Впереди ещё будет долгое обсуждение многочисленных деталей, формирование и подписание контракта. В офисе мсье Виктора довольно уютно — это гордый трёхэтажный домишко в бело-синих тонах, внутри которого — канцелярия в полном её масштабе. В офисе Саша и Рома проведут немало часов и в будущем, работая совместно.       Город оказывается романтично-дружелюбным и удивительно светлым. Небосклон здесь девственно голубой, нежнейшего оттенка. В центре улицы чистые, ухоженные. Всё кажется живым — даже розы тут цветут настоящие. Вокруг крупного фонтана с изображённым на нем великим изобретателем находятся клумбы с богатством красных, жёлтых, голубых, синих и фиолетовых бутонов.       Ночью по крышам бродят одинокие кошки и такие же, как и Саша, лунные романтики.       Но то, что чарует больше всего — их новый дом.       Просторная квартира в два этажа. От витражной лестницы, ведущей к спальням, Саша взволновано скачет, быстро поднимаясь вверх, пока Рома изучает комнаты и кухню на первом этаже. Всё выглядело по-волшебному и сверкало новизной. Очевидно, они были очень желанными персонами для Виктора, раз тот поручил всё подготовить на высшем уровне. Это льстило и вызывало гордость.       Дынька, вероятно, где-то пропадала в гостевой, активно обнюхивая новую мебель.       Саша что-то громко восклицает сверху, зовя к себе возлюбленного. Рома быстро поднимается вслед за ним по лестнице, заходит в одну из комнат.       Это определённо стоило увидеть. Просторная спальня в тёмных и светлых тонах — преимущественно бежевого, голубого и белого — смотрелась очаровательно и уютно.       Голову будоражили открытые настежь Сашей крупные с узорными вставками окна, выходящие прямо на порт дирижаблей. Один из них начинал посадку, вокруг ограждения толпились люди. Он чуть покачнулся, приземлился. Большой баллон над ним немного сдулся, а толстыми верёвками его окончательно закрепили. После стали выходить пассажиры, выглядящие издали совсем кукольными.       Этот вид чарует, а Рома над ними лишь зависает с широко открытыми глазами и задержанным дыханием.       — Чур это наша спальня, — улыбается Саша справа. Рома отмирает, подходит со спины и ласково целует в макушку, а светловолосый оборачивается, тянется за поцелуем в губы. Саша обвивает руками шею Ромы, прерываясь на смешки и глупые улыбки.       Их дом.       Их мирок.       И его уже можно облюбовать, так?       Саша мягко толкает Рому ближе к широкой кровати, перебиваясь на поцелуи и небольшие укусы на шее. Партнёр зарывается в светлые кудрявые волосы, а после меняется местами, поваливая изобретателя на кровать. Поцелуи становятся агрессивнее, жаднее. Рубашка Саши расстёгнута, на шее Ромы уже сверкает пара алых роз-засосов.       Брюки с себя снимает сам Саша, расстёгивая ремень и оставляя его на кровати, саму одежду выкидывая по неизвестному направлению на пол. Рома кусает чужое плечо, оставляя там гореть след, а после фиксирует обе руки — металлическую и обычную — за спиной Саши.       Оставляет мокрую, краснеющую дорожку засосов от ключиц до бёдер. Поглаживает полуэрогированный член сквозь ткань ладонью, пока Саша жалостно смотрит вниз. Проводит языком, дразнит, вызывая недовольное мычание. Всё же вытаскивает член из «плена», проводя кольцом из пальцев вверх-вниз по направляющей, от чего из него обильно стекает на пальцы и немного на живот Саши. Пока Рома мягко массирует бедро и покрывает его поцелуями, влажная рука опускается вниз, к мошонке, немного дразнит, а после скользит к анусу, мягко входя одним пальцем на две фаланги.       Ещё семь минут подготовки, и Рома спокойно вводит три пальца, пока разомлевший Саша мелко всхлипывает, немного ёрзая. Смотрит на него из-под приоткрытых век, взъерошенные волосы расползаются по светлому постельному белью, слегка сливаясь в белом море.       — Блять, Рома! — От первого толчка у Саши стекает крупная капля смазки, оставаясь лужицей на животе. Рома закидывает чужие ноги на свои плечи, слабо стонет, мыча. Берёт темп, постепенно ускоряясь и становясь чуть более резким — толкаться всё легче. Он склоняется над партнёром, чёрные волосы завешивают парней, когда те целуются, хотя, наверное, будет лучше назвать это покусыванием и вжиманиями губ к губам. Чужая ладонь опускается на Сашин член, а после в таком же быстром ритме Ромины пальцы двигаются по длине, помогая партнёру закончить. Его бёдра сильно дрожат, но через секунду судорожно расслабляются, как пружинка, вместе с тем на живот Саши и на Ромины пальцы выплёскивается клейкая белёсая жидкость, парень пытается отдышаться. Вместе с Сашей заканчивает и Рома, опускаясь справа и мгновенно утыкаясь в чужие волосы. Они сильно взмылены, и надо будет принять душ, но после такого хочется чуть-чуть полежать.       — Охуенно.       
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.