По юношеским соображениям

      «Милицию» подсвечивало из-под козырька моргающей желтой лампой, и в ее тусклом свете Леоне припарковал машину. Колеса встряли в липкий мокрый снег. Воздух снаружи был по-зимнему холодным и приятно жег легкие, стоило Леоне глубоко вдохнуть, выйдя на улицу и вступив сапогами в натаявшую лужу. Переступив на кусок посуше, он стряхнул с ботинка воду и повел плечами, чтоб спрятать шею от холода, и тогда щелкнула пассажирская дверь. Бруно вынул зажигалку сразу, как захлопнул дверцу, затянулся и запрокинул голову, не сразу выдыхая дым. Он прикрыл глаза и просто слушал шелест колес по проезжей части поодаль, вне этого двора с милицейским участком. Выдыхая, он посмотрел на небо, с которого начинал идти холодный мелкий снег, и сыпался, и таял на его лице. Дым темным клубком тянулся в чернь над головами. Он затянулся вновь.       — Пошли, — чужие шаги захлюпали рядом, и Бруно мотнул головой.       — Не могу. — Леоне вскинул бровь, останавливаясь на месте, — Мне кажется, если я его сейчас увижу, я его просто ударю.       — Спокойно. Все с ним в порядке. Его ж не за убийство сажают.       Леоне подошел ближе к Бруно и похлопал его по спине крепкой ладонью и после сжал плечо пальцами. Кашемировое пальто было теплым и шершавым, и Леоне руку убирать не спешил, еще раз погладив ткань большим пальцем.       — Пойдем.       — Сейчас, докурю.       Рука еще раз сжала чужое плечо и отпустила. Леоне поднял взгляд туда же, в небо, и чуть тыкнул пальцами в предплечье Бруно:       — Дай.       Чужая сигарета встала в пальцы как родная, и Леоне тоже поднес ее к губам, чтобы глубоко затянуться и вернуть обратно. Он замер рядом с Бруно и тоже запрокинул голову, спрятав руки в карманы, рассматривая темные тучи, очень уж быстро летевшие по черному небу.       — Ладно. Черт с ним.       Сигарета улетела в снег, и Бруно втоптал ее мыском в грязь под ногами.              В приемной тепло и душно, и колокольчик над головой зазвучал до противного знакомо им обоим: Леоне скривил лицо от нежелания встречать знакомые лица, а Бруно просто протяжно моргнул, стараясь взять себя в руки. Он человек сдержанный сам по себе, раззадорить его на страх, тревогу и желание неловко улыбнуться и пресмыкаться сложно, но возможно, и есть у него лишь одна глупая и смешная слабость — его семья. И, когда он по горло занят, детские выходки, как, например, попадание в обезьянник, возникают уж очень несвоевременно, и от них не знаешь, хвататься за голову или радоваться, что ребенок на деле-то жив-здоров.       — Добрый день, — Бруно постучал пальцем по стеклу у комнатки дежурного, и тот лениво поднял взгляд, — мы по поводу Максима Г., мальчик, шестнадцать лет, его передать должны семье. То есть, нам… мне.       — Ну вы б еще позже приехали, ей богу, — дежурный потянулся на кресле и подвинулся ближе к своему столу, сдвигая в сторону бумажки и взял трубку городского, выжимая на кнопках номер. Бруно отвернулся в рамках приличия и, перебирая пальцами по бортику перед окошком, посмотрел на Леоне. Тот стоял рядом извечной высокой тенью и неотрывно глядел в пол, будто в мокром черном ковре было что-то невероятно интересное или же рассыпан преступный героин. Леоне натянул свою гражданскую кепку-фуражку на лоб, пряча лицо, и скрестил руки на груди, постукивая носком ботинка по слякоти на ковре. Бруно слабо улыбнулся.       — Проходите к столу, сейчас приведут мальца. Документы сразу подготовьте, — протянув синюю ручку, почему-то стянутую клейкой лентой вдоль и поперек, дежурный махнул ладонью вглубь коридора.       — Спасибо.       Бруно уселся на одну из скамеек и принялся вертеть в пальцах ручку, нервно то подцепляя ногтем край ленты, то пачкая пальцы чернилами.       — Ты его сильно не грузи, — видимо, устав стоять, Леоне примостился рядом и вытянул левую ногу в проход.       — Бля… — Бруно шелохнулся, и ручка вылетела на пол, — упала… Да что, «не грузи»! Ты думаешь, мне прямо так приятно нервничать? Нам вообще лучше близ милиции не соваться никому, а этот дурак нарывается постоянно. Ему еще везет, что мелкий, иначе давно бы загребли.       — Да ну…       — Я хочу им всем нормальной жизни. Не той, что у меня была. А Миста порой — неблагодарная скотина.       Бруно уперся спиной о стену, хмурый и на взводе от своих же слов. Мисту не раз почти ловили на драках, но это — первый раз, как утащили мусора. Не важно, что Леоне там бормочет. Мисте влетит по первое число, и ясно это будет всему участку, потому что ручка улетает из пальцев уже третий раз, и теперь Бруно понимает, почему она вся замотана. Иначе он давно бы раскрошил ее на части одной лишь силой гнева.       Дверь поодаль шумно открылась, и Бруно инстинктивно вздернул голову. Мисту вывел милиционер, придерживая за плечо, пока тот трепал свою вязаную шапку в руках и поднимать глаза или улыбаться не решал.       — Вы за мальчиком?       — Да, да! Я! — Бруно вскочил в секунду, готовый ко всем предупреждениям и штрафам мира, но милиционер лишь скучающе протягивает ему бумажку с напечатанным шаблоном и указывает жестом на стол, отпуская Мисту и проходя с Бруно к стульям, поднимая толстую папку со стола, быстро пролистывая и тыкая пальцем в образец.       — Заполняйте все, как тут. Вписывайте: дата, «фио», номер предоставленного документа… — и сел напротив.       Бруно присел за стол, пробежался глазами по листку и поставил ручку над пробелом для даты.       — Двадцать седьмое.?       — Двадцать восьмое, одиннадцатое, один-девять-девять-пять, — поправил Леоне и окинул взглядом понурого Мисту, присевшего рядом. Спрятал, видать, всю браваду, стоило папке объявиться. Миста глаз на Бруно не поворачивал, себе дороже, а вот к Леоне обернулся головой, хмурясь. Раскаивается, поглядите-ка.       — Пиздец тебе, мелкий.       — Да знаю я…       — Как тебя так занесло вообще.?       — Да ладно?! Голубой щенок!       Из дальней комнаты выскочил молодой мужчина в форме и вскинул руки, улыбнувшись, ожидая чьей-то реакции. Леоне дёрнулся в его сторону и распахнул глаза от удивления.       — Ваня?       — Лёнька! — Мужчина скорым шагом направился к Леоне, чтобы крепко пожать ему руку и рассмеяться, — Ну и где ты пропадаешь? Когда из отставки обратно?       Леоне спрятал руку обратно в карман и наклонил голову вбок:       — Не так я и долго…       — Братиш, ты с бумажками засиделся, переходи к нам в полевую работу обратно. Видишь, — мужчина махнул на Мисту, — сам будешь своих детей ловить.       — Это не мои дети, Вань.       — А чьи ж еще? В любом случае, Лёнь, ты заходи, хоть иногда. Мы твой стол оставили, но будто с призраком работаем. Вылезай из пыли и айда наверх.       Леоне засмеялся, прикрыв глаза, и покачал головой:       — Посмотрим.       Он бросил взгляд на Бруно — тот все еще сидел и сравнивал циферки на номерах документов с тем, что он наскоро вычертил. Расстегнутое пальто слезло с плеч, и он теперь был в одной лишь бежевой водолазке с растянутым горлом. Отросшие волосы сбились на затылке в узлы.       — Ну, ладно, с этой работой… что у тебя там на личном?       — Не твое дело, — незло фыркнул Леоне, ежась от внезапного сквозняка — кто-то вышел на перекур.       — Да брось ты! Надеюсь, ты с бывшей не сошелся обратно? — Леоне скривился, — И слава богу. Эти женщины — коварные существа. Не знаешь, когда пырнут в спину…       — Не все такие, Вань. Олесю сюда не приплетай, у нас с ней все сложно.       — Вот с женщинами все сложно. Вот Надя у меня появилась сейчас, модница тоже такая вся, нарядная ходит, а я чё, я ж знаю, что она дура, сама не знает, чего хочет. И вот старается меня все на ревность вывести, мол, говорит, а если я в клуб пойду с подружками, отпустишь? А я ей, что, каблук? Не пустил ее. А она обиделась, типа…       Ваня продолжил рассказывать про свою несчастную Надежду, и Леоне ухмыльнулся, кивнул и прикрыл глаза. Если бы ему впрямь было жуть как интересно слушать это… наверное, он бы давно вернулся. А пока он торчит на полставки с бумажками, перебирая несчастные листочек за листочком, ему и подавно плевать на Надь, Жень, Кать и иже с ними.       Бруно особенно громко хлопнул ручкой по столу, заканчивая писать, и снова убедился, что перемотана та была неспроста. Леоне слабо ухмыльнулся.       — Вань, слушай, я рад был повидаться, — перебил он, — но мы целый день в дороге, сейчас еще и их завезти надо. Давай как-то потом еще пересечемся, ладно?       Иван пожал плечами и с улыбкой похлопал Леоне по плечу, покачивая головой.       — Ну, так и быть, Голубой щенок. Еще увидимся. Езжай, семейку провожай.       — Удачи, Вань.       Пожав чужую руку, мужчина ушел обратно в коридоры милиции, на ходу махнув ладонью сотруднику, все еще караулящего и Мисту, и Бруно. Он что-то перечитывал и расписывался в нужных местах, затем кивнул Бруно и встряхнул стопочку листов:       — Ну, что же. Вы свободны. Займитесь воспитанием поплотнее.       — Конечно, — покачав головой, Бруно краем глаза сердито оглянулся на тут же сжавшегося на месте Мисту. Леоне только фыркнул, приподняв уголок губ. Он повел плечами и застегнул пальто. На Мисте была его тонкая осенняя куртка, значит, пуховик носить не круто, конечно. Благо хоть с шапкой, тут молодец. Миста поежился и потер костяшки на левой руке от неловкости.       — Что с руками? — спросил Леоне, выразительно глядя на чужие ладони, тут же спрятанные в карманы. Бруно, застегивавший на себе пальто, тоже дернулся и успел заметить синяки, на что лишь устало прикрыл глаза. Он разберется с этим чуть позже. Сейчас они просто выйдут на улицу, отряхнут машину, прогреют, вернутся домой, и тогда, может, Бруно наконец остынет и сможет спокойно воспринимать ситуацию. Но пока он в душном полицейском участке, он годен лишь на чье-нибудь убийство.              За время, проведенное за бумажками, снега насыпало пышно и обильно, замело машину сильнее, чем Леоне ожидал. Под ногами хрустело, налетевшие сугробы резко подморозило, и на утоптанной милицейскими, ходящими на перекур чаще, чем к себе за рабочие столы, тропинке поблескивал первый лед. Леоне широкими шагами дошел до девятки и голой ладонью смел снег с щели между водительской дверью и корпусом. Распахнув дверцу, он боком сел на кресло и вставил ключ в замок зажигания, затем повернув вправо, заводя машину. Двигатель зашумел, как и заработала печка, а Леоне вылез на улицу, захлопнув дверь, и принялся смахивать оставшийся снег.       Миста понуро стоял прямо под светом фонаря на крыше участка. Он привык встречать любую проблему, смело смеясь ей в лицо, но нюанс всегда нюанс. Он бы не попался, если б не досадная случайность, до того нелепая, что даже не смешно. Подрались с какой-то группой пацанов, что дергала мелких с соседней школы. Одного прижали к стенке, а там и его трое дружков прибежали, ну и по-дурацки вышло, слишком сильно залепили кому, тот визжать начал, с балкона старушка подсуетилась, вызвонила милицию. А Миста ногу подвернул, просто не успел сбежать, лишь недалеко отковылял. До того глупо, что аж обидно. Так, подрался, ничего страшного нет. Бруно б даже не узнал. А теперь будет ходить обиженный. Будто Миста это нарочно, ну ей богу.       Он краем глаза взглянул на Бруно. Тот стоял неподвижно, по-привычному застыв с сигаретой в руке, поднесенной ко рту. Миста переминался с ноги на ногу и внезапно вздрогнул от холода. Поднялся легкий ветер, понес за собой мелкий снег прямо ему в открытую шею.       Волосы Бруно растрепало, отдельные пряди попали ему в лицо, а он как стоял немигающе, так и продолжил глядеть в невидимую точку где-то между землей и его сигаретой. Он хмурил брови, смотрел в никуда и забывал курить. Классический признак очень-очень злого бати. Миста поежился, плечами прикрывая открытую шею.       — Бать, поехали уже, холодно.       — А в обезьяннике сидеть ему не холодно!       — Не думаю, что он был в обезьяннике, — Леоне отряхнул ладони и колени, на которые посыпался снег с машины.       — Заткнись, Леоне.       Бруно бросил сигарету себе под ноги, втерев носком ботинка ее в снег, и пошел к машине.              Подъехали к дому они в полной тишине. Бруно не повернулся в сторону задних сидений ни разу, предпочел, насупившись, молчать и скрестить руки на груди. Миста вжался в сидение и смял шапку в руках. Неловко перед батьком вышло, он не думал, что их поймают, да и то, другим пацанам больше досталось, их загребли на сутки, а он домой отправился. Правда, за решеткой ночь просидеть и батьке ничего не сказать, свалив, что у бабушки ночевал, явно безопасней, чем сидеть с Бруно в машине и молчать.       В Бруно самое страшное — это когда он молчит. Он сильно никогда не наказывает, просто всю ночь сидит на кухне и жалуется Леоне, а потом ходит уставший и как в воду опущенный. И оттого на парней это действует сильнее, чем если б он залепил кому из них ремнем. Расстраивать батьку очень совестно, да и неловко.       — Приехали.       Леоне затормозил у самого подъезда и переключил передачу.       — Выходите, я пока припаркуюсь, — он махнул рукой, ладонью другой потирая глаза. Бруно кивнул и вышел из машины, а Миста за ним.       Девятка сдвинулась с места, и только тогда Миста нашел в себе смелость посмотреть на Бруно. Тот запахнул на себе пальто и похлопал по карманам в поисках перчаток, затем кинул тихое «бля» и вынул пачку сигарет.       — Бать, слушай…       — Иди домой.       Щелкнула зажигалка, и невдалеке захрустели чужие шаги. Уже подморозило слякоть. Леоне подошел к ним, не успел Бруно закурить, и протянул ему перчатки.       — Забыл, — «Спасибо», кивнул Бруно в ответ, — Ага. Миста, шуруй домой, мы с папкой пройдемся пока.       Миста запротестовал, затряс головой, убрав ладони в карманы, мол, он останется тут стоять на своем и извинится перед батькой, и тогда они все вместе пойдут греться. Но Леоне тут же схватил его за воротник, вмиг дернул к себе и встряхнул:       — Домой топай, папку не зли. И так по шапке получил уже.       Поправив чужой съехавший ворот, Леоне подтолкнул мальчишку в сторону подъезда и повернулся к Бруно, натягивавшего перчатки на ладони, зажав тлеющую сигарету губами. Тот хмурился сильнее обычного, и Миста, на секунду все же задумавшись, развернулся и потопал к подъезду. Он дернул красную дверь с подтеками краски, и та со скрежетом распахнулась, в подъезде мигал свет, и Миста, постучав ногами, наконец ушел.       — Это пиздец, — тяжко вздохнув и опустив плечи, прошептал Бруно.       Вес прошедшего дня навалился на плечи и Бруно безудержно хотелось упасть лицом в сугроб и остаться лежать там до весны. Его бы замело снегом, он бы уютно устроился в своей берлоге и спал там до первых птиц, подснежников, чистых поначалу луж и всего прочего. Боже, он, кажется уже вечность не спал.       — Пойдем, — Леоне сочувствующе похлопал его по плечу и прошел мимо, кивая головой, зовя за собой. Выдохнув дым, Бруно перешагнул выбоину на асфальте и пошел следом. — Ты на него не злись.       — Я выгляжу так, будто злюсь?       Леоне приподнял бровь и показательно окинул Бруно взглядом.       — Да.       — Пошел ты, — Бруно шутливо пихнул друга в бок и улыбнулся, уводя взгляд. Леоне засмеялся и взглянул сощуренными глазами. Затем засунул руки в карманы и выпрямился, идя шаг в шаг.       Над ними блестели желтые фонари, пятиэтажка возвышалась темной горой с редкими светящимися окнами, в которых даже не юркали тени. Дальше по проспекту возводили новый дом, краны было видно с их балкона в проходной комнате отлично — правда Леоне казалось, что они не двигались вовсе. Может, заморозили стройку, или еще чего. Скорее всего, деньги отмывают.       — За что его вообще загребли?       — Сказали, подрался. Но так, на втором плане. Единственный легко отделался, отпустили. Остальные не первый раз уже попадались.       — Видишь, — Леоне пожал плечами, — ничего страшного.       — Ага, конечно.       Они завернули за соседний дом, когда сигарета Бруно окончательно истлела до фильтра. Он решил дойти до последнего подъезда и выбросить окурок там, чтобы как раз сделать круг и пойти домой. Наверняка мальчишки опять поцапались, может, еще не ужинали даже. Сплошная головная боль с этими детьми!       Они дошли до последнего подъезда, из-под козырька над которым светила желтая лампочка. Бруно шагнул на тротуар и пошел к мусорке.       — И я ведь понимаю, что хрен он с такими планами продержится на рынке. Конкуренция, все дела, никуда не делась… — он толкнул мусорку ногой, чтоб снег внутри разлетелся поглубже, и та со скрипом поддалась, — Блядь!       Невесть откуда взявшаяся тень за мусоркой дернулась от шума и рванула в сторону, споткнувшись о низенький бордюр перед клумбой и свалившись лицом в заснеженный куст. Бруно отшатнулся назад от неожиданности, чуть не упав, благо влетев спиной в подставленные руки Леоне. Тень запуталась в ветках, но быстро подобралась и почти дала дёру, когда ее схватили за воротник синей курточки крепкой хваткой. Леоне дернул беглеца на себя и вытащил на свет.       Это был блондинистый мальчишка со съехавшей шапкой и снегом в челке. Он выглядел совсем зашуганным, сжался, будто бить сейчас будут.       — Ты дурной? — грубо спросил Леоне и еще раз встряхнул парнишку, — Воришка поди.       Тот даже не дернулся, лишь сердито осмотрел мужчину напротив него и отвел взгляд. На обвинения реагировать он никак не стал, только замер и будто отключился головой совсем. Бруно вгляделся в лицо мальчишки. Нет, совсем не знаком.       Ребят из школы сына он знал почти всех, этот точно не оттуда. Мелкий, может, помладше Мисты будет, похоже, кудрявый, или же челка просто намокла и завилась. И либо свет так падает, либо парнишка азиат. У Бруно хорошая память на лица. И мальчишку он точно еще ни разу не видел.       — Ты чей, парень?       Молчит. Бруно с Леоне переглянулись. Леоне отпустил воротник и сжал плечо мальчика взамен:       — Родители где твои?       — Нету. — Мальчишка наконец подал голос сурово и звонко.       — Поссорился что ли? — спросил Бруно.       — Не было их никогда, вот и все.       Совсем нахмурившись, он сложил руки на груди и отвернулся. Может, со стороны он и стоял спокойно, но так-то оглядывал дорогу за спиной Леоне, чтобы рвануть, как возможность представится.       Не хватало ему еще каких-то странных мужчин здесь с ним. Ага, на эту удочку он не клюнет. Что один подозрительный, слишком руки распускает, что второй — уж больно нос сует куда не просят. Что-то с ними двумя было не так, и он просто не мог конкретно ткнуть пальцем в странность. Не надо тут перед ним играть в благородство — он таких насквозь видит. Только снаружи добрые, всегда так.       — Тебя как зовут?       Молчит опять.       — Ты давно тут сидишь? Ты голодный?       Парнишка не ответил, только отвернулся, и как резко дернулся в сторону, вырываясь из хватки Леоне. И вот еще чуть-чуть и убежал бы, но Бруно среагировал быстро, будто каждый день кого-то ловит, и уцепился за рукав, удерживая мальчика на месте.       — Стоять! — Покрепче ухватив его за запястье, Бруно встал прямо, но все еще на расстоянии. Парень не ожидал, что поймают, вот и в глазах страх плещется, Бруно не слепой и видит. — Тебе есть, куда идти?       — Да оставь ты его в покое, Бруно.       — Цыц! Парень, ты голодный? Я могу принести поесть.       — Никуда я с вами не пойду! — Мальчишка почти взвизгнул и стал вырываться еще более остервенело. Бруно тут же примирительно выставил вторую ладонь:       — Да нет, нет, никуда идти не надо! Я сюда принесу, — он честно взглянул мальчику в лицо, — правда.       Тот затряс головой, но уже менее резво: похоже, перспектива поесть его все же радовала. Бруно не знал, как долго парень гулял, но бросить его так, будто не заметил, он уже не мог. То ли совесть не позволяла, то ли еще что.       Может, Леоне был прав, и у него действительно что-то не так с головой.       — Давай так, я схожу домой и принесу тебе что-нибудь, хорошо? А мой друг тут постоит, последит, чтоб ты не убежал. — Ну, круто, теперь мальчишка еще больше испугался. Молодец, Бруно.       — А меня спросить не хочешь?! — Леоне дернул Бруно за плечо, обернув на себя. Выглядел он совсем оскорбленным. Окинув мальчишку взглядом, Леоне чуть отступил от друга и махнул ладонью, подзывая к себе. Бруно замешкался, не зная, отпускать мальчика или продолжить держать. В итоге он чуть ослабил хватку, лишь сжав пальцы на рукаве чужой куртки, и шагнул в сторону Леоне.       — В чем твоя проблема? — Процедил тот сквозь зубы.       — Ни в чем. Я хочу пацану помочь, и все.       — Ого, молодец. Но давай ты сам ему помогать и будешь. Меня не втягивай.       — Как ты себе это представляешь? Я шагну в сторону, и он свалит.       Фыркнув, Леоне закатил глаза и отвернулся в сторону, раздумывая. Борясь с собой, он притаптывал ногой и мелко скрипел зубами, видимо, собирая оставшиеся силы и терпение со всех углов.       — Пожалуйста, — голос Бруно негромкий, серьезный, и забил гвоздь в крышку гроба для его гордости.       — Хорошо. Но! — Леоне вскинул бровь, пряча руки в карманы, — Если побежит, я ловить не буду.       — Спасибо!       Бруно благодарно улыбнулся и наскоро кивнул, а потом повернулся к настороженному мальчишке. Тот не выглядел так, будто рванет сразу же, поэтому, вглядываясь в чужое лицо, Бруно потихоньку расслабил хватку.       — Я тебя пущу, ты только не убегай. Честное пионерское, я принесу поесть, просто постой тут с ним, хорошо?       Он не был уверен, что мальчик действительно ему верит. Скорее всего, сейчас он выглядит как полный дурак, но такова его совесть: он не может просто бросить ребенка на улице. Не важно, какие причины у него проводить вечера в сугробе, но если он уже в нем, значит повод был. И сердце кровью обливается, смотреть на него.       Даже если у Бруно и есть какая проблема, то лишь доброго сердца. А доброта — не порок.       Мальчик относился ко всему, видать, все еще очень скептически, не переминался с ноги на ногу, не дергался, не бегал глазами, лишь осторожно раздумывал, прикидывая варианты. Так не похож на его сына. Такой совершенно серьезный, по глазам видно было, что не по годам смышленый. Откуда бы он ни пришел, причина у него была. Да такая, что не стерпеть.       Бруно многое, связанное с терпением, знакомо. Он прошел через колоссальный объем дерьма, проглотил достаточно, чтобы рвотный рефлекс исчез. И когда он смотрел на светлого взъерошенного мальчишку, он не желал ему своего пути.       Если бы он кому такого желал в принципе, сына б он не завел.       Наконец решившись, мальчишка кивнул и, не отводя взгляд, спиной пошел к скамейке у подъезда. Прилежно сел, сложив ладони на коленях, и уставился на Леоне холодными глазами. Тот фыркнул и тоже шагнул к кругу света, держась на расстоянии.       — Давай, шуруй, — кивнул он Бруно, тотчас же сорвавшемуся с места.       Бежевое пятно быстро скрылось за углом, и лишь тогда Леоне тяжело выдохнул, склонив голову набок. Он хотел незаметно рассмотреть мальчика, понять, что такое в нем увидел Бруно, но малец его опередил: со своей скамейки он глядел на него в упор. Глаза в глаза, он держал лицо абсолютно безэмоциональным, но взгляд… выдавал его с головой.       Леоне видел таких. Бегущих от каких-то проблем. Верящих, что вот тут они чутка поднатужатся, и тогда точно выйдет их собственная нирвана. Дети все наивные до ужаса. Верят, что если они наворотят дел, то все исправится, как по волшебству. Для них каждое решение несомненно верное, будто страха не существует в этом мире вовсе. Будто на любую ошибку найдется стерка в кармане. Все дети — дурачье, да и только.       Он не мог не запрокинуть голову на секунду. Взгляд мальчишки такой холодный, самоуверенный, как у каждого из них. Малолетние нарушители, простые хулиганы, да даже убийцы. Каждый верит, что поступает верно. В их мире нет падений и взлетов, уверенность в успехе идет от наивности. И каждый из них будет кусаться, царапаться, потому что каждый из них несомненно прав. Но любого выдаст маленькая деталь.       Они все еще дети.       По юношеским соображениям, они смелы и отчаянны. Им нечем дорожить, нечего терять, не за кого стоять. Просто потому что они все еще дети.       А детям свойственно бояться и прятаться за бравадой.       И во взгляде мальчишки сквозила напускная уверенность, как за стеной пряча простую суть: он совсем один, беспомощен и юн, сидит в незнакомом ему месте, мерзнет, а теперь еще за ним наблюдает жуткий чужак. И все, что ему остается, так это молиться, что второй мужчина сдержит обещание и принесет еду, а не ментов ему на хвост.       — Как звать?       Не то чтобы Леоне и впрямь было интересно, что у пацана за плечами. Но лучше его разговорить. Может, тот обидится и перестанет пялиться.       Но мальчик решил не отвечать.       — Чего молчим? Это неприлично.       — Пошел нахуй, — внезапно пробубнил мальчишка себе под нос, не шевелясь, лишь распахивая глаза сильнее. Он все еще буравил Леоне взглядом, будто бы пытался запугать, или еще чего.       — Ох ты. Знаешь что? Сам туда сходи. — Вы только поглядите, какой смелый беспризорник! Леоне оставил на лице натянутую улыбку и лишь расправил плечи, возвышаясь над мальчишкой, как скала. — Совет на будущее: перед тем как запугивать, подрасти.       На фоне Леоне мальчишка и правда казался особенно маленьким. Сидел на скамейке и храбрился, будто его дай бог сто семьдесят роста и комплекция палки действительно могли вселить в кого-то ужас. Леоне он кажется совсем жалким, как мокрый котенок. Или только родившийся ягненок, липкий, грязный и весь взлохмаченный. Не умеющий еще стоять, да даже дышать, по виду. И мальчишка — один в один. Со снегом в волосах, на плечах, с тонкой голубой шапкой, не трясется только потому что гордость не позволяет.       — Выпендривайся, сколько хочешь. Ты мне вообще не сдался, — повернув голову к углу, за которым скрылся Бруно, Леоне повел плечами и пожалел, что свои сигареты отдал; надо будет новые прикупить. Желательно, сразу чтоб в машину бросить. Мальчишка на скамейке что-то пробурчал себе под нос, и краем глаза Леоне все еще видел, как он глазел на чужое лицо.       — Я тебя сторожу только из уважения к нему. Он очень хороший человек. Тебе безумно повезло. Радоваться надо, — он выдохнул, прикрыв глаза. Бруно и впрямь был святым. Храни его бог.       — Как же… — фыркнул мальчик, наконец отведя взгляд и обиженно ухмыльнувшись.              Миста шаркнул ботинками по коврику перед квартирой и похлопал по куртке в поисках ключей.       — Да куда…       Ключей не было ни во внешних, ни во внутренних карманах куртки, и в панике Миста зашарил ладонями по своим штанам. К счастью, ключи нашлись. Не хватало бы еще и их потерять, чтоб батя в конец сошел с ума.       Бруно последнее время был уж очень нервным. Нет, с точки зрения Мисты, батя был почти в истерике практически всегда, но как ноябрь начался, так все обострилось и атмосфера дома накалилась добела. Они с мальчишками обсуждали это и раньше, но, казалось уже, у Бруно так было каждый год, как предновогодняя традиция. Ехать кукушкой от нервов, как только выпадает первый снег. Ну, у дуриков же бывает… осенью, весной, все дела. Бруно просто попадал в самый промежуток. Ну, батя ответственно распределяет время.       Миста открыл входную дверь и подтолкнул внутреннюю деревянную второй рукой. В коридоре было светло, тепло, из проходной комнаты слышался чужой разговор. Миста с выдохом стянул с головы шапку и захлопнул за собой дверь.       — Ну и чем тебе мой чай не нравится?       — Да он прозрачный, как моча! Ты туда заварку вообще ложил?       — Клал! — Из комнаты послышался приглушенный шлепок, будто кого-то приложили книжкой по голове. Мальчишеский голос взвизгнул в возмущении.       — О, Миста пришел, — в проходе показалась взъерошенная голова, а вслед за ней скрип стула и тихий свист.       — Ну чего? Какого в тюрьме?       — Он не был в тюрьме, Наранча.       Миста скинул ботинки и облокотился на стену. Наранча фыркнул и наверняка закатил глаза.       — Папа говорил про тюрьму.       — Меня не забирали в тюрьму. Угомонись, — в проходной комнате был сдвинут к центру стол, а по нему вразброс валялись учебники и тетради. Где-то среди них была и домашка Мисты. Надо было бы ее закончить, иначе влетит в довесок. Миста простонал от усталости и подтащил к столу пятый стул из угла.       — Фуго, — плюхнувшись на стул и запрокинув голову назад, Миста обессилено поднял руку, привлекая к себе внимание, — батя сильно злился?       Фуго усмехнулся и пожал плечами.       — А ты как думаешь? — «Сука» шепотом раздалось в ответ, — Сильно влетело?       — Ну, так. Леоне его пошел успокаивать, походу.       Фуго сочувственно скривился. Миста прикрыл глаза, вслушиваясь в ход часов на стене. Дома, все же, было приятно. Тепло, знакомо, по-родному. У Мисты есть братья, место, где спать, есть, что поесть. Есть батя. И Леоне, тоже важно. И если бог правда есть, Миста уверен, что это лучшее из его благословений.       — Ну вообще, — подал голос Наранча, раскачиваясь на стуле взад-вперед, удерживаясь лишь коленом, упертым в стол, — если бы мне сказали, что кто-то попал в тюрьму…       — Да не был я в тюрьме!       — Нам обязательно говорить о тюрьмах?! — воскликнул Фуго, с грохотом ударяя по столу, и Миста примирительно поднял руки. — Наранча. Хватит качаться.       Мальчишка скептически приподнял бровь и продолжил раскачиваться на стуле.       — Ты упадешь.       — Не упаду.       — Упадешь.       — Не упаду!       Мисте показалось, что он смотрит повтор комедии по телевизору. В Наранче всегда была эта толика язвительности, и если в худшие дни она раздражала Фуго больше нужного, то все доходило до драки.       Сам по себе Фуго тоже нервный и дерганный, но вполне нормальный. Со своими заморочками, конечно, куда ж без них. Разные люди бывают, плевать так-то. Главное, что человек хороший. Правда, уж больно Фуго агрессивный. Никогда не угадаешь, когда шутить можно, и он посмеется, а когда дойдет до битвы на кулаках и угроз.       Ну вылитый сын Бруно, правда. Тоже нервный, но умный, верный. В глубине души добрый. А Наранча — совсем другое дело. Шабутной и реактивный, а его доброту долго раскапывать не надо. Открытый, веселый. Правда, палку перегибает часто. Но тоже верный, привязанный к их перемешанной семейке прочнее некуда. Тоже, в целом, на батю похож. Особенно внешне.       — Наранча!       — Что? Каркать не будешь, тогда и не упаду.       Миста заметил, как Фуго окончательно вскипел, и закатил глаза, мысленно готовясь их разнимать. Фуго стремительно подошел к Наранче и размашисто выдернул из-под него стул. Мальчишка чуть не рухнул, взвизгнув, и в последний момент соскочил на пол.       — Ты дурак?!       — Я сказал тебе прекратить!       Наранча подскочил на ноги и выдернул стул из чужих рук, озлобленно нахмурившись. Фуго стоял, привычно поджав плечи, возвышался над братом, готовый сорваться в любую секунду.       Входная дверь резко захлопнулась.       Наранча тут же метнулся в сторону коридора, и Фуго юркнул за ним, выглядывая из-за угла, как до этого встречал и Мисту. Наранча сразу же пожаловался, не успев поздороваться:       — Фуго снова меня обижает! — но тут же притормозил, когда заметил, что Бруно вернулся один.       Мужчина торопливо скинул ботинки и махнул рукой детям в качестве приветствия и, не снимая куртки, прошел на кухню. Из любопытства Наранча отправился за ним.       — А Леоне уехал?       — Нет. — Бруно суетливо копошился в кухонных ящиках, — Он внизу ждет.       — Ладно, — выдохнул Наранча и стал наблюдать молча. Бруно залил в чайник воды и зажег газ, вытащил с верхней полки их старый небольшой термос и налил туда оставшейся заварки из чайничка. Затем огляделся по сторонам, на секунду задумался и обернулся на сына.       — У нас остались макароны?              Бруно собрался снова убегать так же быстро, как пришел. Скорым шагом вернувшись в коридор и пихнув попавшемуся под руки Фуго вещи, он начал зашнуровывать ботинки настолько торопливо, что пару раз бантик выскальзывал из пальцев. Проглотив раздражение, Бруно упрямо завязал несчастные шнурки.       — Ты куда? — Фуго отдал термос и целлофановый пакет с сахарной плюшкой обратно и уставился на мужчину, чуть нахмурив брови.       Что-то не складывалось. Бруно часто пропадал вечерами-ночами без предупреждения по работе, но сегодня что-то было непривычным. Странно.       — Там, что, собачка? — Наранча до этого сидел молча, но резко сделал свой вывод и сорвался с места, — Я пойду с тобой!       Бруно вскинул бровь и глянул на восторженного сына.       — Какая собачка? Так, вы оба, вам заняться нечем? Уроки. Живо. Миста? — перед тем, как уйти, позвал он.       — Да? — Парень вышел из комнаты в коридор. Выглядел он все еще виновато. Бруно тяжко вздохнул.       — Ничего. Закроете!       Он спустился вниз почти бегом и заторопился к месту, где оставил Леоне с мальчишкой.              Снова пошел снег. Стоящие в желтом пятне света Леоне с мальчиком порой поглядывали то друг на друга, то на медленно падающие хлопья в абсолютной тишине. По дороге неспешно проезжали редкие машины, мяли колесами снег и разрезали натекшие лужи. Кажущаяся безмятежность ноябрьского вечера, чернеющего еще глубже неба и совсем легкого ветра, клонившего хлопья снега набок, заставляла будто забыть о времени.       И правда, Леоне не засекал времени изначально и сейчас понятия не имел, надолго ли Бруно вообще пропал. Он склонил голову и снова стал рассматривать мальчишку на скамейке. У того прекрасно получалось изображать из себя каменную статуэтку.       — Эй, пиздюк, — выдохнул Леоне и расправил плечи, чуть сведя брови. Ему становилось скучно.       Мальчишка нахмурился в ответ, но всем видом дал понять, что слушает.       — Чего, в детдоме настолько плохо? — Мелкий молчал, но в глазах скользнуло что-то эдакое, и внутренне Леоне победно усмехнулся. Ничего-ничего, сейчас он все вытащит из него, — И вот стоит это того, чтоб торчать Бог знает где в сугробе?       — А может и да, — хмыкнул тот и обидчиво скривился.       Он поджал плечи и будто нахохлился, в лице осела какая-то глубокая злость. Не простое раздражение, а чертова обида, тяжелая и сильная, сразу на все.       Будто бы мальчонка обиделся на самого Бога за все то, что с ним было. Он выглядел еще совсем юным, может, ровесник Наранчи, но не дурачок. Бруно рассказывал ему, каким его сын был в детстве. Совсем другой. Да и все его дети были, безусловно, разными. На этого совсем не похожими. Но что-то в этой отчаянности и сумасшедшей дурости, граничащей с желанием осознанно навредить себе и испортить свою жизнь, потому что силенок удержать всего в руках не хватает было ему знакомым. Словно где-то он уже это видел…       Вопрос лишь, где?       Возможно эта угасшая надежда и бессильно сжатые плечи напоминали ему само…       — Я вернулся!       Бруно оказался рядом с ними так внезапно, что Леоне потерял нить мысли. Запыхавшийся, Бруно оперся ладонью о плечо друга и закивал в сторону мальчика.       — Я думал принести, что посытнее, но я черт знает, как запаковать. Смотри, — отпустив Леоне, он осторожно юркнул к мальчику и присел на скамейку рядом с ним. Тот дернулся, но лишь сдвинулся вбок. Не убежал. Маленькая победа! Даешь, Бруно.       Расстегнув верхние пуговицы пальто, мужчина вытащил оттуда термос и пакетик с булочками и хлебом. Мальчик рядом никогда бы не сознался, что в тот момент он готов был начать молиться. Высокий и стремный был прав. Этот второй действительно святой. Наверное.       Всегда есть шанс на подвох.       — Тут чай, — Бурно поставил термос на скамью и легонько хлопнул ладонью по крышке. Мальчик осторожно кивнул, проследив за движением. Обрадовавшись хоть какой-то теплой реакции, Бруно тихонько улыбнулся и продолжил, — а здесь есть слойка. Она с сахаром и яблоками. У тебя же нет аллергии? Вот и славно. И еще я положил простого хлеба.       Леоне наблюдал за ними со стороны с приподнятой бровью. У Бруно была эта странная черта характера — бесконтрольное сочувствие. Что в целом очень сомнительная смесь с тем, каким еще человеком он может быть. А еще Бруно редко делал что-то, не задумывая чего-то еще, не забрасывая удочку наперед.       И потому Леоне непозволительно громко усмехнулся, когда Бруно поймал чужую руку за запястье перед тем, как мальчишка успел бы дотянуться до еды.       — Давай уговор? — Бруно чуть улыбнулся и приподнял брови, а затем поймал чужой взгляд, — Мне этот термос еще нужен будет. Можешь завтра принести его обратно? У меня днем сын возвращается со школы, я попрошу его забрать. Он хороший мальчик, помладше тебя будет.       По лицу Леоне расползлась улыбка, и он отвернулся в другую сторону, чтобы не выдать эту великолепно-безупречно-тайную операцию Бруно с головой. И ведь он с уверенностью мог сказать, что чужой взгляд сейчас как никогда мягкий, искренний и убедительный. Такой, что нельзя отказаться. Нельзя не купиться.       Мальчишка опустил голову и стал раздумывать. Это небольшая плата за возможность поесть сейчас. Тем более, не то чтобы его схватит этот пока что не факт, что реальный сын. Есть возможность убежать. Да и вряд ли этот мужчина стал бы плести такие интриги, лишь бы сдать его мусорам.       Если бы он хотел его вернуть обратно, скорее всего они бы давно его взяли в руки и потащили куда угодно. Сил бы у них точно хватило. И ловкости.       Мальчишка поднял взгляд и решил рассматривать лицо теперь этого мужчины. Выглядел он совсем по-другому, если сравнивать с высоким блондином. Лицо у этого смуглее, когда у второго — белее снега, а еще у брюнета глаза совершенно чудные: темно-голубые, глубокие, но взгляд какой-то искусственный. Будто мертвый.       Сколько ему было лет? Около тридцати? Больше? Не слишком ли уставший в его-то годы?       Мальчишка посмотрел в сторону еще с минуту, а затем несмело кивнул. Мужчина искренне улыбнулся и продолжил:       — Мы живем в соседнем доме. Тот, что на перекрестке. Номер 14/21. Сын возвращается обычно к половине четвертого, можете встретиться у пятого подъезда. Хорошо?       Леоне фыркнул, глядя на них со стороны. Снег идти перестал. Теперь он лишь лежал чистой и пушистой простыней на всем вокруг и поблескивал на свету желтых ламп. Чуть нахмурив брови, Леоне вновь взглянул на Бруно и его светлое кашемировое пальто. Волосы у него спутались с белыми снежинками и выглядели весьма симпатично.       Бруно договаривался с мальчиком очень мягко и спокойно, и парнишка стал весьма отзывчивым. Наверное поэтому, когда Бруно спросил у него его имя, чтобы сын смог узнать, мальчик ответил почти без пауз:       — Джорно.       И Бруно по-доброму улыбнулся в ответ, скрыв секундную заминку. Джорно смотрел на него в упор, почти не моргая, ожидая дальнейших действий.       — Вот и славно, — сказал Бруно, заправив прядь волос за ухо и похлопав по карманам, а затем оглянулся на Леоне, подошедшего ближе, — тогда завтра в половину четвертого, договорились?       Потрясая головой в ответ, Джорно расслабился и потянулся к термосу рукой, тогда Бруно и поднялся на ноги, попрощавшись с мальчиком. Он шагнул к Леоне и что-то шикнул в ответ на его усмешку. Еще раз махнув Джорно, они ушли.              — Стой, — они поднялись на третий этаж, когда Леоне остановился и вынул зажигалку из кармана, — стрельни одну. Ты и так все мои приватизировал.       — Извини. — Чутка шутливо выдохнул Бруно, выуживая из внутреннего кармана пальто пачку сигарет и протягивая одну другу, — А на улице нельзя было?       — Да я что-то настоялся, спасибо.       Леоне сел на ступеньку и затянулся сигаретой, опустил голову и зарылся ладонью в короткие волосы. Не нравилось ему это все. Ни мальчишка, — как его там, Джорно? — будь он неладен, ни Бруно с его новым невероятным и, черт возьми, пока что успешным планом. Мало тому в доме жителей? Что за мания бесконечная подбирать всех с улицы?       Ладно бы еще собаку…       Бруно встал рядом и облокотиться на стену, прикрыв глаза.       — Слушай, папаня. Твое сострадание тебя до добра не доведет, — выпустив дым, хмуро сказал Леоне. Затем снова замолчал, подумал и добавил:       — Я у вас переночую?       — Конечно, — кивнул Бруно, — я думал, оно само собой разумеется.       Леоне лишь пожал плечами и впечатал сигарету в бетон.