***
Падшая капля пустила рябь по сумрачной речной глади. Водоем впитал шорох падших листьев и залился свечением луны. Хрустом ветвей. — Перидот! - Рявкнул далекий голос, эхом рассыпаясь меж скрюченных деревянных столбов. Миазмы холода замерзли на кончиках пустых лесных крон. — Перидот! - Всё громче, приближаясь, резонируя с ветром и глуша погребальную тишину полуночи. Листья хрустят под чьим-то спешным шагом. Подошвы оставляют колючие синяки на покрове стылой земли. Из-за деревьев выбирается девушка, тяжело дыша, бегая глазами повсюду, френетично, озлобленно. Она подходит, пошатываясь к реке и, кротко оценив течение, сбрасывает тяжёлую поблескивающую тунику с полумесяцами, растирая ладони и щурясь. Погружается в воду. Пускает кристальные брызги, покрывая проклятиями собачий холод, колющий насквозь. Дыхание тут же теряется, норовя так и не найтись. Река борется с ней, пропитывает оставшееся тряпьё и тянет ко дну, в лихорадочном желании похоронить ее в иле и связать лентами водорослями. Волосы потемнели, пропитавшись влагой и стали грозой и штормом, посреди ясной ночи. Тело, продрогнув каждым возможным нервным окончанием, онемело, став мёртвым отростком от её головы, что и сама по себе уже не воспринимала происходящее за сущее. Два берега и шумное русло, ослепляющее, оглушающее. Рука цепляется за крошащийся известняковый песок, пяты наконец касаются тверди. Река щадит потерпевшую и девушка, выбравшись из воды, хрипит себе что-то под нос, болтаясь на ватных, ноющих и зудящих от морозного шока ногах, впитывая горящими легкими воздух. Мир кажется живее всех живых, а смерть роднее всем родным. Капли омывали её тело, исчерчивая вдоль и поперек велюр её бледной кожи. Лицо, мраморное, отзеркаливало небосвод, и на каждой проглядывающейся вене расцветали веснушками звезды, роясь в темных кругах под ее блестящими глазами. За спиной послышались далекие тропоты. Еще секунда промедления и она точно бы покрылась ледяной коркой, став статуей и мемориалом, посвящённым человеческой глупости. Девушка дернулась и набирая скорость направилась прочь, в лесную чащу, оставляя за собой мокрый, гниющий след.***
— Перидот! - Сквозь шаль пустоты раздалось звенящее эхо. Девушка удивленно оглянулась. — Ляпис! Она ощутила, как в темноте зашипела пепельная земля, проминаясь под чьим-то весом. Раз, два, три… В душе рассыпался ужас, пока теплое противное дыхание медленно растеклось по её затылку. Она упала на колени, зажмурившись, и успела запечатлеть лишь стальные прутья, воткнутые в землю вокруг неё, словно свинцовая клетка, словно стальной лес и её свежеиспеченная могила.***
Ноги несли её сами. Тревога забилась комом в трахее. Чем глубже погружалась она в лес, тем больше тот редел, увядая на глазах. Временами она спотыкалась о выжженные куски земли, расчерченные причудливыми узорами, со странными колоннами и огрызками построек. Неизвестность сдавливала её сухожилия и единственное что могло её успокоить это вера в то, что она еще успеет, сможет её вернуть, и вместе они что-то придумают. Звуки, следующие за ней по пятам, то усиливались, то становились тише, позволяя той перевести пульс. Глаза продолжали бегать по округе, пытаясь зацепится хоть за что-то. На одном подобном пустыре, покрытым костями и зеленоватыми кусками то ли мха, то ли шерсти, она заметила лоскут одежды, зацепившийся за остриё торчащего отростка. Это была форма Перидот. … и каждое мгновенье было ценнее жизни. Не зная, как помочь себе, она продолжила путь.***
Изолированная капсула, в которой было суждено сгнить всем изгнанникам. Перидот искрошенными ногтями продолжала царапать люк этого гроба, параноидально повторяя про себя мантру о вере в человечность и святое прощение. Тело было исчерчено знаками, клеймя её предателем и покойником. Ей не было спасения, не заслуживала она его, не искала, хоть и рьяно пыталась ускользнуть из мёртвой хватки смерти. Спастись, хоть и знала она, что оно ей не суждено, не подвластно... и знала, что не было в этом мире больше ничего, за что ей стоило бы бороться, и что будущего больше не последует, не на этом свете, не с той верой в саму себя, что она давно утратила, что смешалась с кровью, потом и слезами, пролитыми за нескончаемыми циклами заключения… …Но в этом мире, где у неё была лишь изломленная вера в свою падшую душу, был человек, который верил не в чью-то сладкую ложь, а в неё саму. О борт капсулы что-то врезалось. Мощно, содрогнув основание. Люк треснул и повалил дым, смешиваясь с шипением и писком аварийной системы. Перидот слабо вздрогнула, отползая подальше. Воздух разрядился, смешиваясь с болотными запахами, исходящими извне, и она закашлялась, пытаясь прийти в себя и привыкнуть к колющимся кинжалам в солнечном сплетении. Спустя еще пару лязгов и столкновений металлов, через вмятины в корпусе пролезло чьё-то тело, и в темноте своей усыпальницы девушка услышала лишь ее измученный голос. — Ты в порядке? — Ляпис? - Она была так счастлива вновь слышать ее. Кто бы мог подумать, что их отправят умирать вместе... и это и впрямь было очень великодушным жестом. Почти благословением, и Ляпис точно бы прокляла её за такие мысли и сказала бы ей проснуться из этого бесконечного миража почитания всевышней благосклонности и поблагодарить себя за выбранный собою путь. И она была бы права, хоть Пери и было сложно свыкнуться с подобным мировоззрением. Они выбрались наружу и как только Перидот увидела место, в котором они оказались, осознание разлилось вязкой горечью по ее артериям. Посреди ели-дышащей, сероватой массы земли и огрызков деревьев их окружили сотни подобных капсул. Ляпис отречённо выдохнула, опуская голову. — Нам отсюда не выбраться. Перидот, ощущая как душа покидает ее тело, смогла лишь подойти, зацепившись за краешек одежды девушки, пытаясь в конец смирится с неизбежностью и поблагодарить в последний раз судьбу, за то, что она не одна. Кинжалы продолжали вытачивать в груди девушки бесформенные фигурки.***
Она правда верила в то, что в этом месте они смогут протянуть свои последние издыхания в тишине и погребальном спокойствии. Это место было кладбищем, эшафотом для многих людей, свернувших с пути “истинного”, и она правда верила в то, что они смогут тут безмятежно угаснуть. Верила – громко сказано, но явно надеялась. На этой планете они были не одни... и речь шла не о страшном множестве трупов, запечатанных в своих склепах, а о ком-то ином, и довольно живом, и поняли они это слишком поздно. Тогда, когда Ляпис уже не могла сберечь её, тогда, когда её уже не было рядом. И сейчас Ляпис продолжала бежать, ощущая как за ней следует зверь, играющий с ней в салки, и ощущая, как она сама преследует зверя, направляясь прямиком к тому в пасть.***
Деревья сменились жестяными колами, торчащими из сыпкого пепельного дёрна. Ветер поднимал пыльные частицы в воздух, ослепляя и абразивом начищая кожу. Ляпис, кашляя смазывала золу с лица, прилипающую к промозглой одежде, и продолжала идти, вглядываясь в землю и в дорожку следов, которую уже почти смело и сровняло с субстратом праха. Опустилась абсолютная тишина, в которой уши резал лишь тихий шорох собственных шагов. Кожа таяла, словно под градом трухи та потекла воском. Пот и горчащая влага водоема смешалась с ним, обтекая все грязным слоем гниловатой земли. Кровь стучала в ушах. — Перидот! - Крикнула она всем доступным её легким воздухом. Горло защипало и заглохло, задохнувшись в песке. Она не ожидала ответа, то ли отчаявшись, то ли уже смирившись с исходом, но вдалеке громыхнуло эхо. — Ляпис! Девушка застыла на мгновенье. Но словно вновь напоминая о себе, вокруг неё хором завыли проклятия, отдающие противным скрежетом и становящимися всё громче с каждым шагом, словно они уже взобрались по позвоночнику и начали скрестись по нервам. Давно уже перестало быть страшно и это чувство сменилось болью. Болью до стучащих костей и звенящих вен, до лопающихся сосудов и свернувшегося петлей сердца. Она ощущала себя в клетке из царапающих звуков, окруживших её со всех сторон. И вольфрамовая цепь торчащих балок впереди, к которой она неизменно продвигалась, игнорируя бессилие, в которое она погружалась. И каждый шаг давался ей до ужаса трудно, пока все звуки снова не угасли, незаметно, словно ничего и не было, и лишь одна из неудачных шуток ее собственного разума вышла из-под контроля. И она глядит на настоящую клетку, наяву, продолжая шагать. И она приближается к ней, блуждая, шатаясь словно опьяненная новой надеждой. И все казалось менее мрачным, и мысли сплелись словно в колыбели для странников судьбы, пытаясь соответствовать резкой смене атмосферы. Ведь, она не могла не успеть. И она подбирается вплоть, заглядывает за ограду прутьев. И на земле лежит тело. Она подходит к ней, садится рядом и притягивает ближе, прижимая к груди. Тело совсем горячее, но дыхания нет и Ляпис судорожно вжимается ухом к ее сердцу и истерит, слыша один лишь свой собственный стук в ушах. -Пери... - В ее дрожащих ладонях лежит девушка, чья кожа бледнеет на глазах. На шее чёрное пятно, из которого тонкой струйкой стекает кровь, смешанная с вязкой пенящейся субстанцией, капая на ноги Лазурит и шипя, прожигая кожу. И всё снова мрачнеет и мысли исчезают, оставляя за собой раскалённую добела пустоту, начинающую пожирать внутренности девушки, расползающуюся адской болью по всем частицам её тела. Лазурит прикладывает ладонь к ране и терпя расплывающийся ожог вытирает остатки тёмной массы. Она погибла в одиночестве и все старания Ляпис оказались пустым звуком, брошенным в вакуум космоса. Тело Перидот кипит в её руках, но не в силах пошевелится девушка продолжает сжимать её всё крепче. Она ничего не сумела изменить, и неужели глупая брань Перидот о судьбоносной каре и благосклонности всевышних правителей имела хоть какой-то вес? Но нет… будь это так, Пери бы не погибла, потому что она этого не заслуживала, и горели бы в вечном пламени те твари что устроили весь этот цирк с достойными и не достойными жизни людьми. И Перидот не заслужила ни одного мгновенья боли, которое она пережила, и сейчас Лазурит хотела вырвать своё сердце и вживить его девушке, лишь бы не мирится с досадой, снедающей её, потому что… потому что это был конец и что-либо изменить уже было поздно. И Ляпис хотела сгореть. Обнять покрепче её и растворится, осыпавшись прахом. И только ветер мог унести её боль, пока в окружении вольфрамовых осколков девушка прислушивалась к вернувшемуся тихому рычанию, доносящемуся из-за спины…