Ты станешь замечательной матерью.

О Бездна, услышь молитвы моих искажённых детёнышей, в чьих неокрепших очах грезиться неподдельное умиротворение. Пока их дыхание всё ещё трепещет рядом с растерзанным девичьем сердцем, прошу, не забирай их от собственной матери. Воссоздай же, Бездна, чудеса в их лапоньках, что неподвластно объяснению. Отдай же детям моим бескрайние цветочные поля, чтобы облака казались им простотой душевной. Прошу же, дай им выжить. *** Вечер сменяется ночью. Молящиеся Руки знают, что прямо сейчас Владыку Рассвета нельзя беспокоить, иначе можно лишиться не просто собственных конечностей, а сразу жизни. Даже Чёрные Свистки знают, что Лорд Рассвета вновь занят таким удивительным исследованием, которое сможет перевернуть все законы Бездны. Идофронт смолкает. Хрипы, стоны и рычания заполняют тягостную ночь. Секунды сменяются минутами, а уже эти невыносимые минуты превращаются в бесконечные часы. Снова проклятый кабинет Белого Свистка. Пахнет спермой и Цветками Удачи. Как же тошнотворно. Приторные миазмы крови заполнил всё вокруг. В гнусной алой лужице плещется зыбкий кролик, пока монструозный зверь заполоняет её внутренности. Благословенное тело мужчины восседает над хрупким девичьим тельцем, что уже измазано в свежей багряной крови. Занятие любовью? Нет. Лишь отвратное хлюпанье где-то внизу живота, жалобный скотский писк и грозный, практически борзый скулёж, переходящий в свирепое устрашающее рычание. Наначи некуда бежать. Её нежная и чувствительная матка разрывается под натиском звериного детородного органа мужчины. – Бонд... – рюд... – вырывается из жилистой глотки смазливого Нарахейта, в чьих чутких стоячих ушах уже дребезжит это ненавистное имя, заполняя окружающее пространство вокруг. – Б–Бон... Половые органы – в цикле безумия. Кровосмешение происходит уже в который раз. Пустышка взвывает, вымаливая свой организм отдаться полностью, лишь бы дорогой Бондрюд пожалел жалкую мелюзгу. Приняв решение остаться на Идофронте, она в очередной раз подтвердила свою беспомощность и бесхарактерность перед мужчиной. Ещё одна детская, почти последняя попытка достучатся до самого близкого человека, словно это уже не десятый раз за эту ненасытную ночь. Белый Свисток всё не может насладиться крольчихой, что вот уже как несколько месяцев привносит в его приторно заумный мозг лишь желание сношаться с ней. Каждый раз, исследования отходят на второй план. Каждый раз, это разное место. Каждый раз, он даже не смеет останавливается. – Заткнись, Наначи. – сквозь раздражённое рычание бормочет Лорд Рассвета хватая Пустышку за изнеженный мокрый животик, который уже вдоволь наполнился несусветным количеством вызывающей алой крови. – Просто закрой свою паршивую глотку. Здесь нет любви, только животный инстинкт, ведь просто любить Бондрюда всегда было недостаточно. – Разве ты не видишь, Наначи, как удивительна Бездна?! – Благословенный с надменной наглостью хватает Нахарейта за подбородок, дерзко и грязно обмазывая её потрескавшиеся губы кроличьей кровью. – Ну же, милая, посмотри на меня. Взгляни же. Помутнённый жалостливый рассудок мгновенно выполняет приказ. Даже в этом состоянии подростковое тело выполняет абсолютно всё, что захочет Владыка Рассвета. Как же отвратительно. Слишком мерзко. Митти бы не хотела видеть её такой. – Они все мертвы. Митти. Рико. Рег. И даже Прушка. Они оставили тебя, выбрав смерть. – по-хамски шепчет Бондрюд всматриваясь в задурманенный взгляд Пустышки своими искажёнными от Проклятия Бездны, глазами. – Ты принадлежишь только мне, Наначи. Эти слова уже превращаются в обыкновенный быт, ведь практически каждая совместная ночь сопровождается этой фразой. Зверь внутри мужчины грозится вновь оставить на бархатистом тельце ещё одну порцию шрамов и синяков, чтобы каждый человек, что спустился в Бездну знал, что эта скверная и никудышная крольчиха принадлежит только Владыке Рассвета. Лишь только ему можно видеть её кровь, что бешено хлыщет из хлипких ручонок, когда она пытается создать новый картридж. Лишь только ему можно видеть её слёзы, что наполняют девчачьи напыщенные щеки, когда она пытается взять в рот всю его длину. Лишь только ему дозволено издеваться над её телом. Лишь ему. – Мгх–х... – зажмуривается Пустышка, пытаясь отгородить себя от навязчивых мыслей, где её друзья всё ещё ждут её. Белый Свисток вновь ломает её внутреннее «я», заставляя вновь, с усиленной болью осознать, что они уже давно попали на Дно Бездны. – Н–На... – Отродье. Даже сейчас молчишь. – Лорд Рассвета смело, без осторожности наращивает темп, вдавливая чёрные когти в бархатную шёрстку Пустышки, дабы оставить как можно больше нещадных червонных следов. – Твоя дохлая «сестричка» дала мне это тело, дабы мы вдвоём смогли создать нечто необыкновенное. Слышишь, дорогая? Ты меня слышишь?! Молчание. Владыка Рассвета не может терпеть её непослушания. Хочется заставить её хотя бы невнятно шептать. Нет. Кричать, да даже истерически вопить! Лишь бы мелкая вшивая дрянь перестала держать свой прелестный язычок за зубами. А ведь её горячо изворотливый язык мог делать действительно много грязных вещей под столом в кабинете Белого Свистка. Даже слишком много. Когтистая лапа освободила детское неряшливое тельце из собственного неистового заточения. Переместить конечность повыше не составило труда. Похотливое чудовище выбрало одну из своих любимых частей крохотного тела. Уши. Они отдают пресноватой лакомой карамелью и сладкой ватой, что так сильно напоминают аромат «прошлой» жизни. – Ты же знаешь, как сильно я люблю тебя. – принудительно сжав очаровательные ушки, по-скотски произнёс Бондрюд, ещё раз доказывая своё превосходство над слабой девчонкой. – Ты же знаешь, сколько всего я делал для тебя. Сколько я раз спасал твою вшивую головку, Наначи? А? Сколько? – М-М... М... – сквозь бесстыдные стоны и глухие всхлипывания пытается произнести робкая Наначи, даже боль в кроличьих ушах не даёт сосредоточится на такой банальной вещи, как рассудительный разговор со своим партнёром. – М–Мно...г–го... Наконец, из её рта выскакивают хоть что-то. Спасибо Бездна, что она не настолько бесполезна. Под маской Бондрюда всплывает неровная истерическая улыбка, которая через мгновения переходит в звериный оскал. Видимо на сегодня достаточно. Обольстительный цветочек сгнил, и пока он не расцветёт вновь – от него нет никакого смысла. – Вот именно, Наначи. – вульгарно, даже чуть с цинизмом, шепчет мужчина, вдавливая чудную крольчиху в железный, леденящий душу пол. – Ты просто умница, но, а теперь, тебе нужно быть послушной девочкой. Чувство вины острием иглы проникает в каждое венозное соединение в дряхлом животном организме. Кровоизлияние. Он вновь переносит вину на её бренное сознание. Остаток души вонзает в собственный рассудок ещё долю этого наркотического наслаждения. Наначи плывёт в лужице кровавой замызганной битвы, что не смогло выдержать хрупкое тело. Остались секунды прежде чем Пустышка сможет согласится на любую аферу, что предложит её самец. Очередной болезненный вдох девчонки сменяется на возмутительный дикий крик, переходящий в ненасытный вопль. Мужчина наслаждается этой буржуазной бесчестной арией, прослушивая приторные стоны подростка вновь и вновь. Раз за разом. Жгучая и противная белёсая жидкость заполняет истерзанные стенки чертовски горячего влагалища, хватка Лорда размыкается, легонько опуская изумительные ушки. Когти, что измызганы кровью, спускаются к смазливому личику, где смешались все эмоции. – Наначи, ты станешь замечательной матерью. – искренне молвит Бондрюд, прежде чем снять собственную маску перед грязно развратным поцелуем, что заслужила Благословенная. – Я верю в тебя.