Непристойное нападение

Его просто и нагло прижали к стене средь бела дня этой чертовски большой грудью. Из-под неправильно одетой белой формы секты, которая контрастировала с его, чёрной, виднелась слишком бледная для жизни на горе кожа и две возмутительно большие выпуклости (он не помнит, чтоб они были такими в его первой жизни!), плотно жавшиеся к нему и слегка покачивающиеся вперёд-назад, когда манящий запах алкоголя коснулся его носа и немного запинающийся голос сладостно прошептал: — Милый мальчик, — и его глаз дёрнулся от прозвища, пытаясь выползти из-под этого всего, но её рука пробежала в районе паха, сжав, и, после его приглушённого шипения, она рассмеялась завораживающий смехом. — Мне не нравятся такие молодые, как ты, не мой тип… но ты будешь исключением. Её рост, превышающий многих девушек — и нынешний Чхон Мёна, — позволил вжать его лицо в эту бездонную мягкость, забыв, как дышать, когда слишком ловкая для пьяной Святой Меча рука забралась в его штаны, играясь с головкой его члена и чувствуя, как он постанывает, а его тело изгибается. Бросив полностью его штаны и оголив кожу ног, она разлучила его лицо от своей этой возмутительно груди и, стоило ему сделать вдох, накрыла его губы своими, беспардонно и бескомпромиссно мягко проводя рукой по его члену, наблюдая за его чёртовой беспомощностью в её руках. Садистка. Слишком чувствительное тело, недовольно думал Чхон Мён. (Слишком милый, и в то же время свирепый, — думала Святая Меча с лёгким пьяным смехом.) Её рука полна мозолей, а ещё нетерпеливая, и крепкая, и тёплая, и его раздражает всё, о чём он бы сказал соплячке, если бы его не пытались то съесть ртом, то задушить грудью. Он думает, что ему не хватает смазки, или воды, или масла, или чего-нибудь, потому что жар от трения её руки, упрямо и безжалостно двигаясь по его излишне твёрдой эрекции вверх-вниз, становится невыносим, как и ползучий по всему его телу жар; он игнорирует и дрожь собственных коленей и его сбивших вдох (не стон, нет; тем более не скулеж). Чёртово юное тело, оно заставляет его чувствовать эти дурацкие вещи, которые бы он раньше и щекоткой не назвал, черт. Он этого не замечал раньше, но в прошлом он был очень общительным, по крайней мере эта соплячка точно. — Ты так честен с нуной, мальчик, — и вновь раздражение смешалось с возбуждением, вылившись в укус на её груди, который, к его сожалению, не оставил даже следа на теле Святой. — И очень вспыльчив. В каждом её слове и действии чувствовалось превосходство над кем-то, кто был «младше» её, слабее и меньше. Чхон Мён хотел бы прижать самоуверенного в себе ребёнка к стене, вцепившись в её грудь и безжалостно вылизывая её, пока рука забралась бы в её штаны и она не начала просить остановиться… Но единственный, кто кончил со всхлипом, был — он.