Очень нужны

Андрей проснулся рано, чему был рад, и с телефоном прямо на грудной клетке, что заставило его закатить глаза. Очевидно, выронил, когда отключился, проиграв в битве со сном. Попытка вспомнить, как долго он вчера гробил зрение ради весьма сомнительной цели, успехом не увенчалась, поэтому Андрей упросил себе задачу и разблокировал телефон. Четыре процента. Так, теперь надо открыть диалог с... фанатом. Миха Горшок — первый и единственный в списке. Андрей давно пользуется телегой, а в ВК заходит, чтобы максимум выложить очередной рисунок или стих... и для общения с одним человеком. Страница левая, и тут он известен как Князь Зазеркалья. Все рисунки висят на стене — было лень создавать ещё и паблик, хотя, возможно, и стоило. Пару лет назад он натыкался на подобные «пристанища» других художников — им удавалось набрать аудиторию, нормально взаимодействовать с ней и даже брать заказы. Тогда, ещё школьником, он не особо задумывался над вопросами карьеры и призвания. А вот теперь, когда учёба в реставрационном показала себя во всей красе, понял, что нужно делать хотя бы микроскопические шаги в сторону творческой реализации. Чтобы не остаться вовсе без такой роскоши. Но если вышеупомянутые художники работали на графических планшетах и рисовали на заказ всякое фуфло вроде персонажей из фильмов или сериалов в довольно неожиданных локациях и ситуациях (ну и заводит же нездоровая фантазия людей в дебри), то Андрей Сергеевич Князев казался сам себе мамонтом, обходясь обычной бумагой и карандашами, а заказов не брал из принципа. Деньги, конечно, не помешали бы сейчас, тем более что один диджитал-рисунок может стоить как три стипухи. И всё же лучше он снова начнёт подрабатывать физическим трудом, чем предаст искусство. Последнее сообщение Князев отправил в половину третьего ночи, но, чтобы его найти, пришлось листать долго и напряжённо — Горшок не планировал затыкаться и решил ему пересказать всего Кропоткина, после чего пожелал сладких снов. Что за фигня, и кто вообще может всерьёз тащиться... нет, вопрос глупый. Не Андрею, который увлекается в том числе фольклором и классической литературой, его задавать. В этом отношении существует ли разница между Крыловым и Махно? То есть они вообще разные, но оба принадлежат прошлому. — Блин, я так опоздаю. Решительным движением Андрей избавился от гнёта одеяла, встал и попытался сделать что-то вроде утренней зарядки. Однако бодрее себя не почувствовал — режим сна, если он и вправду собирается снова ходить на учёбу, лишь предстоит восстанавливать. Ограничившись тем, что поставил на подзарядку гаджет, Андрей поплёлся начинать первый день новой жизни без прогулов. Решение не спонтанное. Он даже уточнил расписание у старосты, планировал лечь пораньше. — Какие люди! — отец в неизменно хорошем настроении встаёт из-за стола, целует маму в щёку и тут же треплет Андрея по взъерошенным пшеничного цвета волосам. — Спасибо за завтрак, Надюш. — Доброе утро, — щурится довольный Андрей. — Мам, если чё, я в столовке перекушу... Но можно мне сейчас кофе? — Сегодня будешь грызть гранит науки? — уточняет отец. — Да... — как же всё-таки неловко!.. — Гранит пылью покрылся, не дело вообще. — Умница. Родители практически сразу перестали диктовать свою волю и во всём поддерживают до сих пор. За последнее он бесконечно благодарен, — иногда поверить сложно, что так повезло, — а первое быстро превратилось в причину, по которой приходится самому за собой приглядывать и исправлять косяки не по принуждению, а по собственному желанию — в том числе из благодарности за свободу. Свобода предполагает ответственность, и Андрей переставал дурить, когда надо. Может быть, именно поэтому он теперь без близких друзей. Нет, он ни с кем не ссорился, да и в целом человек мирный. Просто вышло так, что общается чаще с чуваком из интернета с фоткой Сида Вишеса на аве, чем с кем-то из школы или колледжа. Андрей с аппетитом поглощает оладьи, уповая на то, на свежем воздухе полностью включится наконец в реальность. Раньше чашка кофе после нескольких часов сна и впрямь помогала, а сейчас ни в какую. Долбанный Сид Вишес сглазил. Сладких снов, блин. — Сынок? — мама выглядит так, как будто знает то, чего ещё никому не сообщили. — Что-то ты рассеянный, совсем не слышишь ничего. Не выспался? Или влюбился? — А? — Андрей несколько раз озадаченно моргает. — Да в кого, мам? Брось. — Хоть в ту девочку, с которой постоянно переписываешься. Улыбка с лица ведь не сходит. Лёгкий завтрак резко начинает проситься обратно, и Андрей, прокашлявшись, от бессилия разводит руками. — Я даже не знаю, как такое комментировать. Мама смеётся, и в её смехе сын улавливает ноту ностальгии. Возможно, сейчас она вспоминает, как за ней отец ухаживал. Лишь бы только не начала делать этого вслух. Учитывая подлинный контекст, не в тему. — Извини, мой хороший. Опять полезла, куда не просят. Ты обязательно разберёшься сам. Князевы никогда не сомневались в том, что их ребёнок чего-то добьётся и со всем разберётся, чем удивляли окружающих. Какая-нибудь двоюродная тётушка гораздо активнее переживала из-за двоек в его аттестате и художеств в комнате. Пару лет назад, в ходе семейного застолья, Андрея представитель дальних родственников обвинил в ненормальности и сатанизме (к счастью, в таких случаях на помощь неизменно спешат Гоголь и Булгаков), а маму рисунки никогда не пугали. Только вот гораздо больше интересовали её женские персонажи — скорее всего, выискивала общие черты у них и одноклассниц сына. К сожалению, образы тупо из головы, рядом нет девушки, чтобы ей можно было что-то посвятить или на постоянной основе сделать музой. Андрей уже начал сомневаться, существует ли в реальности та, которую он себе придумал. Получится ли её встретить? А если ждать слишком долго? И если так, то из чьего образа черпать вдохновение, хрен его знает. Андрей — не Пушкин и регулярно влюбляться в кого-то нового не умеет. Почему в качестве музы поэты используют исключительно возлюбленную? Куда не плюнь, попадёшь в романтику. Даже в творчестве законов напринимали — развернуться негде. После завтрака долгие поиски свежей тетради (чтобы во всех смыслах с чистого листа) увенчиваются успехом, и Князев надевает первое, что попалось под руку — даже бежевое худи буквально кричит о том, что он отныне самый прилежный и покладистый студент и готов слиться и интерьером. Зимняя куртка, шапка кислотного цвета, и вот он уже пингвин. По-прежнему сонный. — Мам, я пошёл... Или нет. Едва без телефона не остался. Наспех Андрей снимает обувь и мчит к комоду. Заряда теперь должно хватить надолго. Ему в любом случае придётся смотреть в экран, а не на пассажиров метро.

***

Ноябрь — самый скучный месяц из всех. Осень уже не радует, зима ещё не наступила, деревья лысеют, многие люди... тоже непросто переносят недостаток солнца, судя по выражениям лиц. Андрей мог остаться дома, тем более, к парам не готов, но шествует в свою шарагу. До метро добирается минут за десять, и в течение этого времени получает примерно столько же уведомлений, свидетельствующих о том, что Сид Вишес на боевом посту. С ужасом отмечает, как улыбается, и одёргивает себя. Неужели постоянно так? — Мда, кринж, — раздаётся прямо за спиной. Что за сбой в матрице и откуда звук? Спустя секунду по правую руку от Князева оказываются две школьницы, которым совершенно безразлично, с кем он переписывается и как в процессе выглядит — они настолько охвачены спором, что парень непроизвольно отвлекается от самоанализа. Зайдя в вагон, приземляется недалеко от них, чтобы разобраться в специфике вопроса. Ничего не сумев понять, наконец спрашивает: — Девчонки, прощу прощения за вторжение, но по вашим этим «Сумеркам» РПГ сделали или как? Подруги смотрят на него, как на говно, переглядываются, и рыженькая, цокнув языком, изрекает: — Какие нафиг «Сумерки»? Мы в новеллу играем визуальную. — В «Клуб романтики», — почти раздражённо добавляет блондинка. — Приложение такое, там уже несколько разных историй есть. — Так, а в чём прикол? Андрей твёрдо вознамерился сегодня быть доброжелательным и очень скоро начал жалеть о принятом решении. Пока ехали до Московской, ему не удалось узнать больше о сюжете игры — девчуль в первую очередь интересовали какие-то дополнительные сцены. И ещё, мнению одной, Макс круче Виктора, а другая уверена, что Виктор — круче Макса. Обеих бесит гардероб Мии, а цены на сцены слишком завышены. Та, которая стоит девяносто семь алмазов — и есть кринж. Или шедевр. Подруги не пришли к консенсусу, хотя обе согласны, что если «не вести ни с кем ветку, то смысл пропадает». Когда же прозвучал вопрос о миссии главной героини в сюжете, а также были высказаны сомнения в том, что отсутствие у неё спутника умножает смысл произведения на ноль, Андрею объявили, что он не шарит. Он действительно слишком стар для этого дерьма, потому что вздумал приводить примеры из классической литературы, за что был послан. — Читали бы книг побольше... — вздохнул Князев, выходя на площадь. История должна пробуждать эмоции, учить чему-то, помогать прожить эмоции и разные чувства. Много сложено историй, которые заставляют ждать любви, и по пальцам можно перечесть те, которые учат преодолевать страх и становиться сильнее, умнее, изобретательней. Этим «геймершам» не растолкуешь простых истин. Не факт, что догонят, когда повзрослеют. Мысленно Андрей делает себе пометку оставить в покое тренды. И не заводить знакомство с малолетками. Хотя... с мейнстримом всё и без того ясно, а девушка, если б она понимала его и не шторилась, когда Андрей становится слишком Андреем, имеет право на всё. С такой он не посмотрел бы на разницу в возрасте, хоть в десять лет, хоть, честное слово, в двенадцать! Пятнадцать — перебор. Да и вообще при таком раскладе получится абсурдное: вот прямо сейчас его будущая жена ходит в детский сад и смотрит мультики про трёх котов. Причина для одиночества теперь легальная зато. Стоп. Какая жена? Разве не он только что посмеивался над чужими приоритетами и ворчал о засилье романтики? Мама одной фразой сбила с курса. Увы, даже если близкие люди ничего не требуют от нас, мы продолжаем оглядываться на них, доказывать что-то. Автобус не опаздывает, наполняется честным народом и следует по обычному маршруту. Вынужденный ехать стоя, Андрей вспоминает о сообщениях, которые оставил непрочитанными, и заходит наконец в ВК. Господин фанат либо очень тупой, либо добрый и отходчивый. Кто б ещё так игнорил игнор. Миха: надеюсь у тебя все ок Миха: наверное я опять много болтаю и тебя усыпил Миха: прикинь вот умеют некоторые реально в гипноз. я не верю вообще во всю эту чушь сверхъестественную но что-то там у них происходит в голове Миха: и превращается человек в марионетку. Миха: если бы я мог кому-то что-то внушать я бы запретил сука рэп Миха: иду щас и малышня мимо меня слушает такую жуть Миха: ладно на английском это когда можно я ж не понимаю нихера и перевод надо смотреть Миха: но когда на русском кровь из ушей Миха: и как хорошо что я нормальную музыку слушаю, такую щас уже не делают. Миха: а это всё тлен… никакого смысла в этом кроме деньги сучки тачки и кто кого трахнул. Миха: а главное деньги Миха: ненавижу деньги Миха: вот ты бы на эту тему даже лучше написал на самом деле Миха: но мне нравится что ты, делаешь совсем другое ) Старые-добрые «комплименты». Сначала льстило, потом вгоняло в ступор. На данном этапе случается реже, не бесит. И, как заметила мама, вызывает улыбку до ушей. Надо ответить. Тем более вон как его зацепило — даже позволил себе использовать нецензурную брань. С пунктуацией у Горшка проблемы точно: практически совсем не чувствует запятых. С правописанием получше, но тут автозамена, скорее всего, оказывается неоценимую помощь. В остальном, собеседник обнаруживает глубину мысли, от которой мурашки по загривку. Иногда. Иногда он — ребёнок, не способный заткнуться, когда вещает про динозавров. Только вместо динозавров у него панк-рок, анархия и история. Государства Российского, естественно. Своих историй он не пишет и восторгается теми, что у Андрея на странице.

Князь: Привет) сорян, я отрубился. Вообще, ты прав. Мне тоже не нравятся эти тенденции. Князь: Гедонизм сплошной, на искусство людям уже срать

Миха: да какой гедонизм ты чё Миха: это капитализм О «преимуществах» коммунизма Андрей достаточно слышал, но готов послушать ещё. Ведь кто угодно бы удивился тому, что как жуть охарактеризован рэп, в котором большинство людей не увидит ничего слишком предосудительного, а не стихи о мёртвой женщине. Или о мужике, вокруг которого замерло время. Или те, про голову, кусачую. А Михе нормально. Более того, создаётся впечатление, что он... влюблён в созданный Князем мир. Да, Андрей так и не назвал своего настоящего имени. Он вообще испугался весьма навязчивого, пристального внимания. Прошло более полугода, как они общаются, но Андрей старается много о себе не говорить. Обидно признаваться, но есть в нём что-то собачье. Он готов привязаться к любому человеку, с которым почувствует духовное родство. Поскольку Андрей с ранних лет осознавал себя странным, не вписывающимся до конца в компании, он перестал надеяться на то, что родственная душа бродит где-то в соседнем дворе или просиживает штаны в школе. К сожалению, из сети её тоже не удалось выудить. Интернет — как будто заколдованное место. Подумаешь, что кого-то нашёл, что вот оно, и в самый неожиданный момент тебя начинают игнорить или того хуже — отвечают без интереса, с пассивной агрессией. Сиди потом, думай, где про... считался. Он не понимает, почему отдалились одноклассники, почему те несколько человек перестали писать ему. Среди них ведь и девчонка была, Алёна. На психолога собиралась поступать и неплохо разбирала по косточкам персонажей Достоевского. Молчание с её стороны ранило, наверное, слишком сильно. Что не так? Обидел? Испугал, надоел? Спрашивать о таком — унижение. На какое-то время вообще закрылся от всех. И когда кое-кто вздумал строчить длиннющие комменты, пролайкал все рисунки и предложил дружбу, Андрей поставил условие — эта дружба будет сопряжена с анонимностью.

«Хочешь обсуждать творчество — пожалуйста, но никакой личной информацией я делиться не планирую» «Да ты прям загадка! Ладно! Обещаю в душу не лезть»

И собственные слова, и ответ врезались в память. Теперь Андрей не знает, правильный ли сделал выбор. Сначала напрягся и решил, что на него вышел какой-то маньячина. Впрочем, маньяки, насколько он помнил из подкастов и документалок, манипулируют тобой с первых секунд, чтобы как можно быстрее выведать инфу о местоположении, распорядке дня. Они в любом случае чего-то хотят конкретного. Миха с весны, как появился, так и не позвал никуда, никакой «темы» не предложил. Короче, оказался человеком чести — не выходил за рамки творчества в своих полуграмотных, но безумно цепляющих искренностью монологах. Ну, ещё постоянно поднимал уже упомянутые темы, философствовал и немножко жаловался на семью. Точнее, намекал, что не всё хорошо. Есть мама, младший брат Лёха, который во много раз удачнее получился, и папа — строгий, контролирующий, разочарованный в Михе. Вероятно, служит отец в ФСБ. При таком раскладе анархизм сына — крайняя форма мольбы о помощи. Также Андрей почти сразу понял: у Михи явно беды с башкой на фоне атмосферы в родительском доме. Депрессивные нотки в его спичах со временем стали слишком заметны, хоть и всё это он скрывал за юмором на грани фола и мемчиками. Наверное, если бы не категоричность Князева вначале, рассказал бы больше. Андрей правда хотел ему как-то помочь, однако непреодолимой стеной вставало обещание. Не лезть в душу... А лучше б залез. Если уж быть откровенным, Андрей разрывается между двумя одинаково резонными желаниями: послать к чёрту анонимность (раздобыть точный адрес Михи, заявиться к нему на порог и... да блин, придумали б чего-нибудь) или послать самого Миху. Снова та же фигня — придал чему-то значения больше, чем необходимо. И если Горшок наконец заскучает, если уйдёт, то будет хуже, чем после исчезновения других. Андрею хочется спросить, кличка это или действительно фамилия неудачная, отправить голосовое — до сих пор он не отправлял, но получал их, и там не было голоса Михи. Только мелодии, исполненные слишком хорошо для того, кто учился игре на гитаре по урокам с ютуба. Причём музыку Миха написал собственноручно. Андрей никому не признается даже под алкоголем, что сохранил в избранное эти сообщения и переслушивал с трепетом. Никогда ещё в сочетании звуков он не ощущал столько радости и боли — как будто жажда жизни спорит с невозможностью её продолжения. Андрей пытался представить, как выглядит автор этой красоты. И сдерживался, чтобы не подпустить его ближе. Именно поэтому периодически отвечал односложно, пропадал — потом переписка возобновлялась. Вопреки всему, что мучило Андрея, общение стало более тесным, комфортным. Про себя он упрямо называет Миху то Сидом Вишесом, то фанатом, но по факту этот человек превратился в невольного соавтора (свежие идеи нередко посещали Князева в тот момент, пока собеседник печатал километровое сообщение). Их вроде устраивало, что встреча в реале не состоится — секреты будут сохранены или попросту забыты, а серьёзная размолвка если... ну, взаимно улетят в ЧС. Какие ещё могут быть последствия? Миха в курсе, какой дурак этот Князь Зазеркалья, но Питер слишком большой город, чтобы в случае конфликта, грубо говоря, они могли друг друга отыскать по косвенным признакам и пересчитать друг другу рёбра. Воображение подвело при попытке изобразить эпическую битву — о внешности Михи Андрей не имеет представления. Бойцовский клуб и никакой романтики. А вдруг он от одиночества чокнулся и выдумал Горшка? Ага. И последний гораздо больше заинтересован в его компании, чем идеальная девушка, которой нет. Блин, обязательно нужно записать вот это. Беседа с самим собой, поезд, полночь... Андрей прячет телефон в карман куртки, убедившись, что до начала занятий десять минут. Ускорив шаг, перебирает в голове всю актуальную информацию касаемо своих долгов и практики (когда она там?), лишь бы вновь не потонуть в мыслях и не прогулять совершенно бесполезные пары.

***

— Можно войти? Кто бы знал, что он застрял у скульптур на первом этаже, борясь с идеей установить-таки на комп прогу для 3D-моделирования. — Конечно-конечно, мы ещё не начали, — улыбается преподша. — Как вас сегодня много! Есть люди, которые сами по себе интереснее того, что они делают. В детстве (да и в подростковые годы) Андрей умел разговорить кого угодно и с энтузиазмом слушал. Слушатель из него — высший класс. Старшее поколение всегда готово поделиться мудростью, обрушить на тебя весь жизненный опыт, а порой и впрямь что-то стоящее расскажет. Галина Константиновна — определенно об этом. Физика физикой, но горит она не только своим предметом. И Андрей, как собиратель историй, уже пробовал спросить про самого любимого ученика. С этой целью оккупировал тогда за первую парту. Его заподозрили в том, что намеренно время тянет. На всякий случай нос к носу с Кононовой не садится — бредёт по кабинету, пытаясь вспомнить, кто все эти люди. Сегодня и впрямь многие решили оформить триумфальное возвращение. Андрея тоже, кажется, не признают: никто не спешит убрать свои вещи, даже если и сидит один. Свободное место обнаруживается на предпоследней парте. — Ты не против? — спрашивает чисто из вежливости. У него просто нет других вариантов. Чел в наушниках у стенки трясёт головой в такт музыке и нифига не реагирует. Ну и шут, как говорили далёкие предки, с ним. Молчание — знак согласия. Андрей выкладывает всё, что захватил из дома, перед собой. Чистая тетрадь с серо-розовым Парижем (из-за обложки не захотел использовать в качестве черновика, и непонятно, как его угораздило такое купить), ручка, карандаш заточенный, линейка. Полный набор — полнее только у девок, которые не проживут и дня без цветных маркеров. Телефон, ластик. И всё же появляется ощущение, что он что-то забыл. Забыл. Но что именно? Галина Константиновна пишет на доске изящным, мелким почерком тему лекции. И сразу какие-то формулы. Блин, далековато сел! Приходится пускать в ход лайфхаки века: камера приближает, приближает... Цою тоже было скучно разбираться во всей этой материи? Вроде как Галина Константиновна вела у него астрономию, не физику. Теперь, при необходимости, она показывает гостям колледжа уголок Цоя, его работы, аттестат, панно с солнцем. Андрей слышал, что Кононова часто ездит на могилу к ученику. Грустно. Чертовски грустно, если так посудить. Бедная женщина держится за память о человеке, который, по сути, ей никто — не сын, не брат... Мутить они тоже не мутили. Наверное. Какая-нибудь жёлтая газета поспорила бы с Андреем, но ему не хочется мешать с грязью что-то настолько светлое. Смог бы он хранить память о ком-то хвататься за призрак прошлого? Ха, придумал тоже. Для этого нужно найти рок-звезду с суицидальными наклонностями по типу Кобейна или... Джима Моррисона. Вот. И опекать, покуда звезда не погаснет. Как справедливо заметил Миха, музыку такую уже не делают, а значит, и артистов соответствующего уровня не делают. А почему? Учиться музыке, должно быть, нелегко. Но физика — кромешный мрак. — ...инертность положения тела объясняется просто. Оно продолжает движение в том же направлении и не останавливается в положении равновесия, — Галина Константиновна неожиданно смотрит туда, где сидит и никого не трогает Андрей. — Прямо как наш Горшенёв. Ура-ура, прилетело не ему. А если не ему, то... Сосед стабилизирует тело в пространстве и выдёргивает наушники. Горшенёв? Реально, та же физиономия. Правда в первый учебный день она показалась гораздо более туповатой. Андрей поймал ассоциацию тогда — сын военного. Коротко стриженный, в белой рубашке, застёгнутой под самое горло, штанах какие-то допотопных, и макушку к небу тянул — словно, если сгорбится, его поглотит пучина адова. Надо сказать, нынешний Горшенёв сутулый какой-то, волосы отросли... посещением парикмахерской в его случае и не пахнет. Или Андрей ошибся в догадках, или парня жмыхнуло за несколько месяцев так, что тот переродился в чудище из девяностых. Кожанка, ты гляди! — Да я чё, я... — голос у соседа с хрипотцой. — Галина Константиновна, простите. Опустил глаза, как ребёнок, которого пристыдили перед всем двором. Блин, мило даже. — Я понимаю, — Кононова примирительно кивает. — Мишенька, вам, как будущему реставратору, кажутся менее существенными законы физики, однако попытайтесь, раз уж взялись за ум, как сами мне недавно сказали... — Галина Константиновна, это дохлый номер, — доносится откуда-то из безликой для Андрея толпы одногруппников. — Горшок у нас любые законы отрицает, он анархист! — Завали, — шипит сосед так, что услышать может лишь Князев. Князеву не до того — он трёт виски, тщетно пытаясь телепортироваться обратно в реальный мир из дурацкого фильма. Чёрт возьми, ну это же бред! Ладно, Мишенька... Михаил, Миха. Ладно! Но анархист. Кто ещё в две тысячи девятнадцатом году в здравом уме себя анархистом назовёт?! Не бывает таких совпадений. Не повезёт Андрею настолько, чтобы тот самый Горшок рядом оказался... Они ведь не в сказке. Или в сказке, страшной. И всё это было игрой маньяка, потратившего дохрена времени, чтобы заставить жертву забыться и проникнуться добрыми чувствами к будущему мучителю. — Эй, всё хорошо, братух? Сосед обеспокоенно заглядывает в лицо Андрею, чем провоцирует всплеск неконтролируемых эмоций. — Отъе... отцепись от меня, — Князев дёргает плечом. — Когда мы успели братьями стать, чучело? Чё смотришь, а? Нравлюсь? До них больше никому нет дела — учебный процесс со скрипом продвинулся вперёд: отличница вызвалась к доске решать уравнение про длину волны. — Ага, — подтверждает сосед. — Вот жду, когда в обморок шлёпнешься, а потом утащу в подвал, — сдавленно хихикает, прикрывая рот рукой. — Не, ты правда бледный. Отравился? Я пирожки здешние попробовал недавно. Ну, они в масле, жирные пипец, и так получилось, короче... Подозрительно знакомое многословие. — Мне похуй, что ты там жрал. Андрей отворачивается, берёт в руки телефон. Пальцы сначала не попадают по клавиатуре, руки становятся холодными. Может, наваждение или сон, а может, шиза настигла и правы были родственники. Взрослея, замечаешь, что проще поверить в собственную неадекватность, чем в чудеса. Зелёный «мобильник» под фоткой Сида Вишеса — надежда на скорое избавление. Вдруг всё-таки ошибся?

Князь: Мих, это важно Князь: Знаю, я сам усложнил всё, но если тебе уже не хочется распространяться о себе, ничего больше не говори Князь: Только ответь на один вопрос Князь: Ты учишься сейчас? Если да, то где?

От напряжения Андрей прикусывает губу. И, если честно, не понимает, какого ответа ждёт. Часть его личности, которая про рациональное, ищет доказательства того, что это всё ошибка, галлюцинация, отравление пирожками, оладьями или собственным ядом. Зачем было материться? Если вот этот — Миха, то получается, что он оскорбил единственного человека, знающего всю его изнанку, говорящего с ним на одном языке. Сам после такого «тёплого приёма» не сделал бы шаг назад? Хочется исчезнуть. А лучше — перенестись в прошлое и приложить самого себя о стену, а потом добить огнетушителем с той же стены. Не имея возможности сделать хоть что-либо из перечисленного, он замирает и старается не думать о том, что это с вероятностью в пятьдесят процентов просрал дружбу, о которой мечтал и которой боялся. Ну, или ему скоро придётся уносить ноги от убийцы. Он вообще научится когда-нибудь жить как все люди, за пределами вымысла? Надо сходить к врачу и… отчислиться отсюда. Сжечь все работы, удалиться из соцсетей, телефон швырнуть в окно. Устроиться на производстве и никогда не рисовать. Родители поддержат, они всё равно не в курсе, что сын конченный. — Приём?.. Завис, горемыка, — сосед очень старается не повысить тон. — Ты на беззвучный не поставил. Мы познаем гнев Константиновны, ё-моё!.. Чужие пальцы щёлкают в опасной близости от глаз, и Андрей, по-прежнему заторможенный, отклоняется назад. — Кому ты так срочно понадобился, тёлке своей? — Возьми и посмотри, — ответ срывается с языка до того, как Князев успевает обдумать дальнейшие действия. — Там пароля нет. — Мне? Посмотреть? Зачем? — Посмотри, иначе в рожу плюну. Окончательно уничтожил шансы на то, чтобы остаться адекватным в собственных глазах. На сегодня исчерпан лимит вербальных гадостей, на которые он и не знал, что способен. В изнеможении роняет голову на руки. Время остановилось, как в одном из стихов, написанных недавно. Ну, пророк. Хоть здесь можно равняться на Пушкина. — Да нет... — сосед опять наплевал на личные границы и дышит где-то возле уха. — А хули нет, когда да? В следующую секунду он рывком поднимает Андрея. Придирчиво смотрит сначала на него, потом на экран, и так несколько раз подряд. — Похож. Сука, как ты меня нашёл? У Князева на аватарке автопортрет в образе средневекового барда. Сходство условное, однако его достаточно, чтобы тот, кто прикрывался Сидом Вишесом, вытаращив глаза от радости, вдруг заорал во всю мощь лёгких: — Галин Константиновна, у нас человек погибает! Надо в медпункт, я его провожу! «Что погибает, то правда...» — думается Андрею, которого ураганом выносит из кабинета в коридор.

***

Непонятно, какого фига он клеветал на ноябрь. Солнце светит по-весеннему. В воздухе пыль видно, от окна не дует. Мыслей в голове нет. Наверное, так чувствуется безмятежность. — Ты это... за чучело прости, — Андрей подаёт голос, ибо пауза, какой бы приятной она не была, затянулась. — Грубить не хотел. И мне не п... не плевать, чем ты питаешься. — Блинчиками со сгущенкой или с сыром плавленым, на крайняк, — донельзя серьёзным тоном информирует Миха. — А чучело — эт норм. Отец вообще сказал бы, что я говно, — ухмыляется. К концу фразы в карих глазах промелькнуло то, что Андрей сразу опознал. Затаённая боль. Главное, виду не подать, что понял. Горшку не нужна жалость, даже если он и жаловался. В переписке с ноунеймом из инета сам Бог велит признаваться в том, о чём не скажешь близким. А они теперь... ну уж точно не никто. Странное чувство, до сих пор не прийти в себя. Остаётся плыть по течению. Не всё ты контролируешь, Андрей Сергеевич. — И ты прости, — вдруг говорит Миха, — если я навязчивый. Мне просто, как с тобой, поговорить не с кем. Ты как из моей башки, на самом деле. Чё такое? Может, реально в медпункт сгоняем? Князев отчаянно мотает головой. Пока не стоит раскрывать все карты. Да и что сказать? «У меня всё то же самое — кажется, чел, это судьба?». Для одного дня слишком много всего. Вот и выходи в люди! — Забей. Я пытаюсь переварить... случившееся. — А чё тут переваривать? — Миха фейспалмит. — Оно и должно было случиться. Судьба. Понимаешь, да? Князев фыркает, и тоже не собирается объяснять, почему. Но не может не заметить: — Ты ж не веришь в высшие силы. В судьбу, получается, веришь? — Э, не-не-не, — Миха едва не ударяется затылком о стену, — вот не надо мне этого, и не путай! — Ок, без проблем. Нащупал триггер. Спасибо за термины, Алёна. Кстати, скучать по кому-то из прошлых друзей по переписке с каждым мгновением он испытывает всё меньше и меньше желания. Колдунство какое-то. — Слушай, а почему Горшок? — А почему Князь? — Урыл. Пожимают руки. Андрей чувствует прилив жизненной энергии. — Ну, вообще, я бы согласился, будь твоя фамилия типа... Горшков. А ты Горшенёв. Никак не вяжется с горшками. Миха таращит глаза. Задумался. — Ё-моё, не знаю. Кличка с школы. Хер знает, с чем она вяжется. Вам лучше видно, — хмыкает, — поэтам. Вяжется с горечью. И этого лучше не говорить. — Ты мне, кстати, так и не сказал, чё по поэтам. Кого предпочитаешь? Они общаются с апреля. Ни мало, ни много, но в диалоге сведений — на личное досье хватит. — Да ну ё-моё... — тяжкий вздох. — Сложно сказать. Мне вот этот весь серебряный век не заходит, я даже всё позабыл, что в школе учить задавали. Чёрт, какие же они оба идиоты ископаемые. Динозавры. Андрею с этого смешно и тепло. — И всё-таки. — Ну Хармс хорош! — резко отводит взгляд. — И ты тоже, Андрюх. Я вообще обалдел поначалу, когда на тебя наткнулся. — А я, если честно, обосрался. — Чё?.. Приходится разъяснить ситуацию с анонимностью. Да, Михины восторги он воспринял сначала как нечто странное. Особенно на фоне почти отсутствующего фидбека в форме комментов от других людей. Только тот факт, что Миха не расспрашивал о личном, а сегодня первым фактически обвинил Андрея в сталкерстве (да ещё и с тотально прихуевшим видом) обращает в ничто все подозрения. — Да ты чё, какой маньяк?! Ты как себе это представляешь? Как я вообще смог бы тебя найти? Ты зашифровался весь, похлеще меня. — Ну, батя твой как раз всё про всех знает, и ты бы мог... Последнее было лишним. Кажется, Андрей Сергеевич, у вас проблемы с коммуникацией. — Нихера он не знает, — Горшок снова отворачивается. — ни про меня, ни про то, что мне нужно. Князев внезапно испытывает острое чувство досады. С ним сейчас делятся сокровенным, а он ссыкло. Сложно представить, чтобы люди, чья молодость выпала на девяностые, к примеру, так заморачивались. Наверное, молодые музыканты просто ссут и уже не чувствуют в себе сил, чтобы по-настоящему бросить вызов поп-культуре. Миха ведь даже о Моцарте с ним разговоры разговаривал, а про исполнителей молодых, сверстников, как-то не заикнулся. Будто и нет их. Хотя Горшок погряз в раритете и ничего не признаёт, кроме классики и старого рока. А ещё, рынок диктует правила: искренность, смелость, оголённый нерв — всё это плохо продаётся. Даже он в своём «соавторе» ищет подвох. Поменьше бы прописывать в стихах летальных сюжетных поворотов и смотреть с папой «Следствие вели». До конца пары ровно тринадцать минут. Проверив время, Андрей заходит в диалог, чтобы увидеть воочию те самые сообщения. Миха: опа Миха: вообще я рад что ты передумал Миха: учусь в Кировском колледже на Стойкости который Миха: кстати ты задал два вопроса а не один так что я тоже задам Миха: как тебя зовут ? Горшок занят тем, что смотрит внутрь себя — лицо его приобретает скорбное выражение. — Что-то сомневаюсь, — как можно более непринужденно произносит Князев, — что тебе нужен реставрационный колледж. Как батя тебе позволил в эту дыру поступить? Сам Андрей не хотел париться с ЕГЭ. — Для отца это как... — Миха долго подбирает сравнение. — Способ унизить. Понимаешь, да? Я типа протестовать хотел, а он взял и сразу согласился. — Имидж тоже сменил в качестве протеста? — Андрей рассматривает футболку с принтом Exploited. Определённо, у него таких ещё куча со всякими его любимыми Dead Kennedys, Misfits и прочими. Андрею звучание, в принципе, зашло. А вот тексты оставляют желать лучшего. — Ё-моё, запомнил! — хохочет Миха, и от столь ужасного звука становится... уютно. — Не-а. Мне просто так удобнее. А чтоб отца реально выбесить, я бы придумал что-то поинтереснее... Может, ты бы мне даже помог. Опять гортанный смех, однако Князев перестаёт улыбаться. И уже его собственная фантазия рисует картины объятого праведным гневом Михиного бати, который целится в Андрея из табельного оружия, потому как позор, непотребство... ну и всякое такое. — В каком с-смысле? — Не хочешь делать панк-рок, вместе? — закрадывается подозрение, что он если не маньяк, то хотя бы вампир. Опять близко стоит, в лицо дышит. Того и гляди... укусит. — И не, не подумай, я, на самом деле, не из-за отца, я вообще хочу музыку свою делать, мечтаю, понимаешь, да? И ребят нашёл, они готовы выступать, было б с чем! А текста́... не пишутся. Твои — это полностью наша тема, Андрюх! Тема не заставила себя ждать. Всё наоборот — теперь ответа ждут от него. Во взгляде Михи читается надежда и боязнь отказа. Это он зря. Отказывать Князев не планирует. — А панк не мёртв? — уточняет так, чтобы Горшенёв уловил и сарказм, и согласие. — Считаешь, какой-то лейбл реально нами заинтересуется? — Продюсеры — пидорасы! — Миха непреклонен. — Панк стопроцентно жив. Он перед тобой как бы!

***

В тот день Андрей на парах больше не появился. Не появился он и в криминальных сводках. Режим сна впоследствии был свергнут, прогулы не прекратились, но всё это не имело никакого значения. И панк-рок, и сказки, как показало время, ещё кому-то очень нужны.