Мировое господство| Världsherravälde

      Обычно пустой и гулкий тронный зал наполняется вздохами и шёпотом придворных. Вопросы сыпятся с ошеломляющей быстротой.       Никто и представить себе не мог, что настанет день, когда император Объединённых Земель женится, не говоря уже о том, что его жена не будет женщиной.       Ло Бинхэ пристроил у себя огромное количество жён — больше, чем могут насчитать баллады, спетые в его честь. А ещё он убивал всех тех глупцов, которые считали, что способны оспорить его право на власть над миром и всем, что в нем живёт.       Его холодный бывший учитель стал для Ло Бинхэ первым примером и предупреждением о последствиях, которые может повлечь за собой подобная гордыня. Однако именно казнь главы школы Юэ Цинъюаня должна была стать переломным моментом, чтобы донести до людей эту мысль. Ведь кто мог осмелеть настолько, чтобы бросить вызов владыке, который не только взобрался на пик самой могущественной заклинательской школы мира, но и возглавил её, а затем станцевал на её могиле?       Воспользоваться благосклонностью Ло Бинхэ — это не только милостивое предложение с его стороны, но и цена, которую лучше всего заплатить, если ценишь жизнь. Очень мало тех, кто готов заплатить ту же самую цену кровью.       Для будущей императрицы и бывшего горного лорда Шан Цинхуа этот факт был очевиден. В конце концов, он всегда был умным, даже несмотря на свои другие, весьма заметные недостатки.       Ло Бинхэ годами ждал дня (а он знал, что этот день настанет), когда Шан Цинхуа наконец позволит собственной жадности ещё больше исказить остатки его рассудка. Когда предательство станет настолько вопиющим и бессовестным, что Ло Бинхэ сможет совершенно справедливо прирезать его прямо на месте. Но этот день, вне всякого сомнения, так и не наступил.       Напротив, то, что произошло в итоге, пролило ослепительный свет на то, к чему Ло Бинхэ всегда стремился, но не знал, что такое может быть, и обрушило все столпы, на которых держалось его мировосприятие. Впервые с момента своего восхождения на вершину он был вынужден задаться теми вопросами, на которые, как ему казалось, он уже нашёл ответы.       Ни для кого не секрет, что планы и воля богов непредсказуемы и непостижимы. Но что было совсем уж невероятно, так это появление бога, создавшего всё, в оболочке одного из своих творений.       Тот, кто сейчас носит имя Шан Цинхуа — совсем не тот Шан Цинхуа, которого когда-то знал Ло Бинхэ. Хотя бог пытался притвориться, что ничего не произошло, и слиться с окружающими, сразу стало ясно, что изменение его личности было вызвано не только внезапным отклонением ци. Ло Бинхэ сразу понял, что произошло нечто необычное.       До сего дня Шан Цинхуа хранил молчание по поводу вопросов, которые задавал Ло Бинхэ. Это почти впечатляло, хотя и было бессмысленно, ведь Ло Бинхэ полностью уверен, что Шан Цинхуа лучше других знает, что бесполезно пытаться что-либо скрыть от него. Ло Бинхэ выведал всю необходимую информацию благодаря многочисленным посещениям сновидений Шан Цинхуа и увидел всё, что его бог пытался скрыть в своём сердце. Он с восторгом наблюдал, как все воспоминания его бога разыгрывались перед его глазами, словно иллюзорный спектакль, а Шан Цинхуа мог лишь смотреть на это в безмолвном ужасе.       На следующее утро от последнего визита в его сон Шан Цинхуа пал на колени и, дрожа от слёз, умолял Ло Бинхэ найти в себе силы проявить милосердие. Слова вылетали из него с бешеной скоростью: о том, что он недостоин прощения Ло Бинхэ, но всё равно имеет дерзость умолять об этом. О том, что он виноват во всех несчастьях, постигших Ло Бинхэ с момента его рождения, о том, что он никогда бы не допустил ничего подобного, если бы знал, что его творения — не просто слова в книге...       Он замолчал от ужаса, когда хихиканье Ло Бинхэ прервало его бредни. Он поднял голову, чтобы увидеть, как Ло Бинхэ чуть ли не падает с трона от смеха, полностью переходящего в истерику. Громовой голос Ло Бинхэ эхом разнёсся по всему огромному залу, окружая Шан Цинхуа со всех сторон, и сквозь пальцы руки, прикрывавшей лицо, Ло Бинхэ ясно, как день, видел, что душа Шан Цинхуа разбилась вдребезги. Его бедное тело содрогалось от страха и унижения.       Так жалок, так отягощён потребностью быть хорошим и угождать. Совершенно не похож на того Шан Цинхуа, который в последний раз склонялся перед троном, когда его вызывали.       Ло Бинхэ наконец оправился от судорожного смеха и, резко вдохнув, наградил Шан Цинхуа зрелищем, которое мало кто, если вообще кто-либо, когда-либо имел честь лицезреть: безумный, дикий волчий оскал, подёрнутый похотью и голодом...       Их отношения перестали быть просто отношениями императора и верного слуги. Самая желанная из всех добыч совершила невозможное, пробудив голод хищника, который до этого момента считал себя давно насытившимся после бесчисленных расправ.       И всё, что для этого потребовалось — мольбы создавшего это всё бога и верность венцу его творения.       Ло Бинхэ не сердился на Шан Цинхуа, вовсе нет. Он был просто вне себя от радости. Что все эти годы унижений, печали и бессмысленных страданий, которые никогда не заканчивались, как бы он ни боролся, сколько бы ни плакал и ни истекал кровью — что все его трудности на самом деле имели цель... Все жертвы, которые он приносил, шли на благо его бога, позволяли ему прокормиться ещё один день, помогали ему сохранить дом и комнату, не говоря уже о тех крохах собственного достоинства, которые его бог всё ещё сохранял — до этого момента.       Ло Бинхэ лучше других знает, что его сила, а значит, и слабость, заключается в бесконечной потребности отдать всё и даже больше за то, что ему дороже всего. И тут, прямо у его ног, Шан Цинхуа показывает, что он сделан точно из того же материала. Невозможно не заметить, что, как бы сильно он ни боялся за свою жизнь, он и пальцем не пошевелил, чтобы попытаться сбежать, не говоря уже о том, чтобы оторвать взгляд от творения, вокруг которого он создал весь остальной мир.       Сожаление о детстве Ло Бинхэ душит его так сильно, что смотреть на это почти больно, но как он может заставить себя испытывать стыд, когда именно ему Ло Бинхэ обязан всем. Всё, что он завоевал, несмотря на все неудачи, — это то, чем Ло Бинхэ гордится, но вот за что он ни капельки не благодарен, так это за ту роль, которую сыграл Шан Цинхуа на долгом пути к своей цели.       Оу... Но разве эта цель не была общей для них обоих? Шан Цинхуа построил целую вселенную из ничего, единственной опорой которой было его хрупкое, слишком мягкое маленькое сердце. Сердце, которое, несмотря на бесконечные удары горя и несправедливости, так и не смогло избавиться от наивной невинности и надежды на то, что однажды всё изменится и снова станет хорошо. Весь мир, которым было суждено править Ло Бинхэ, был создан для того, чтобы служить отдушиной для этого хрупкого сердца, и все эти слезы, сдерживаемые для того, чтобы никто не увидел, как душа самым уязвимым образом обнажается... Всё это и небеса знают что ещё копилось, чтобы в конечном итоге затопить весь мир, окрасив каждую гору и каждый пейзаж, каждое существо, растение, каждое проявление боли.       Это само по себе бунт, считает Ло Бинхэ — взять власть над уязвимостью и превратить её в нечто прекрасное. Прекрасное, как сам Шан Цинхуа, такой хрупкий, но такой сильный. Единственный человек в этой жизни, который понимает, насколько уродлива чёрная душа Ло Бинхэ, и который заботится о нём, несмотря ни на что.       Конечно... Нет никаких сомнений, что это не просто чудесное, хотя и невероятное совпадение: сама судьба посеяла семена, которые проросли и обеспечили расцвет любви Ло Бинхэ и Шан Цинхуа, предназначенных друг другу.       После этого приручить Шан Цинхуа было проще простого. Этот маленький хрупкий бог в человеческом обличье, такой милый и уступчивый, теперь сидит на коленях у своего суженого, где ему и место. Ло Бинхэ уже давно владеет искусством укрощать даже самых непокорных зверей, так что процесс с послушным Шан Цинхуа прошёл без проблем.       На самом деле он вёл себя на удивление прилежно: ни разу не пожаловался и не сопротивлялся на протяжении всего процесса лихих приготовлений к первой брачной ночи. Шан Цинхуа ни разу не сделал ничего, кроме как мило склонился и принял близость Ло Бинхэ, согревая его в своей постели, демонстрируя всем, кто проходил мимо спальни, что печально известный столп императора доставляет удовольствие не только женщинам. Его голос так великолепно звучал во время их первой ночи вместе долгие часы, наполненные самой чудесной песней в воздухе... Шан Цинхуа неотразимо прекрасен, когда настолько утопает в похотливом удовольствии, что забывает сдерживать свои стоны.       Его тело обхватывает Ло Бинхэ, принимая его так, словно он создан именно для этого и ни для чего другого, ни для чего больше. Несмотря на то, что разница в их комплекциях не слишком велика, Ло Бинхэ поражается тому, как широко его руки ложатся вокруг талии Шан Цинхуа, и ещё больше тому, как восхитительно его кожа окрашивается в фиолетовый и синий цвета, когда Ло Бинхэ сжимает её с чуть большей силой, чем обычно. Его щеки блестят от света люстры наверху и от слёз, которые Ло Бинхэ без устали выжимает из него с каждым мощным, сотрясающим постель толчком бёдер в измученное тело Шан Цинхуа.       Ло Бинхэ ещё не представил его к императорскому двору. У него хватает ума не испытывать их терпение, по крайней мере, до тех пор, пока они не решатся признать его выбор супруги официально.       Однако есть один человек, которого Ло Бинхэ пригласил в качестве зрителя того, как он будет поглощать Шан Цинхуа целиком в своей (вскоре ставшей их) постели.       Мобэй-цзюнь, как бы сложно ни было прочитать его, не смог скрыть своей реакции от Ло Бинхэ. Никто не может расшифровать и прочитать Мобэй-цзюня и его внутренние переживания так, как это делает Ло Бинхэ, и в первый раз ему приказали наблюдать, как Шан Цинхуа тонет в непреодолимом удовольствии. Ло Бинхэ видел, как лицо его слуги искажалось всё более и более драматичными выражениями, чем когда-либо прежде.       Ло Бинхэ знал, что Мобэй-цзюнь испытывал сложные чувства к первоначальному Шан Цинхуа, чувства, которые стали более зрелыми и переросли в пламя после неожиданного изменения его личности. Именно поэтому их маленькие вечерние встречи служили проверкой преданности Мобэй-цзюня своему господину.       Даже здесь, в тронном зале, Ло Бинхэ краем глаза видит, как Мобэй-цзюнь изо всех сил старается удержаться от необдуманных поступков. Почти смешно, как плохо он скрывает тоску по Шан Цинхуа, но, как и подобает послушному псу, не произносит ни слова.       Ло Бинхэ усмехается про себя. Мобэй-цзюнь должен считать себя счастливчиком, раз его император достаточно великодушен, чтобы сознательно игнорировать их чувства друг к другу. Бесполезно подвергать опасности милость и благосклонность своего повелителя, поэтому Ло Бинхэ находит в себе силы вознаградить их в виде своего согласия позволить им исследовать общие чувства, бурлящие между ними.       Они оба — одни из самых умных людей, которых знает Ло Бинхэ, и он не сомневается, что у них хватит смелости проявить благодарность.       В конце концов, не только Шан Цинхуа принадлежит Ло Бинхэ, но и Мобэй-цзюнь. В каком-то смысле он был первым, кого Ло Бинхэ захотел подчинить, и всем известно, что Мобэй-цзюнь служит ему как императрица в полном смысле этого слова — только без официальных титулов. Хотя и нельзя точно сказать, что за отношения их связывают, Мобэй-цзюнь согревал постель Ло Бинхэ больше раз, чем можно было бы сосчитать, а количество раз, когда его ноги раздвигались, чтобы принять его — ещё больше.       У Ло Бинхэ много жён. У него особая связь со своим ближайшим помощником, и такая же — с его богом, его будущей императрицей. И пока они знают своё место, он не прочь разделить Шан Цинхуа с Мобэй-цзюнем. От этой мысли сердце в его груди начинает биться особенно быстро. Его взгляд падает на представителей двора, когда они расходятся и небольшими группами покидают тронный зал. Он гладит Шан Цинхуа по спине, когда в зале остаются только они с Мобэй-цзюнем, и одаривает каждого горячим взглядом обещания.       Идеально. Всё просто идеально.       Истинное свидетельство мирового господства императора и доказательство его вечного права на трон — эти двое, здесь, рядом с ним, на его коленях, чтобы все, кто ниже, могли созерцать и восхищаться. Здесь, чтобы остаться и никогда не покидать его...       Это то самое, о чём Ло Бинхэ в бессильные дни своего детства и мечтать не смел — что кто-то будет рядом с ним.