Мне кажется, нас тогда убили

У Артурки бесшумные шаги. Он появляется из пустоты, когда особо мучают раны. Только то, что с его приходом появляются бинты, вата, мази и лидокаин, говорит о том, что он не призрак. У Артурки холодные руки. Они терпеливо отмачивают старые бинты, и их прикосновение кажется особенно холодным на горячей коже. После он непременно прижмёт их ко лбу, чтобы вытащить Шамрая из песков. Ненадолго. У Артурки внимательные серые глаза. Они следят за Шамом, за тем, как вздымается его грудь, как бьётся жилка под кожей. За тем, чтобы у него всегда была вода в стакане на тумбочке. Шамрай никогда не забудет взгляд Артура, когда присягнул ему на верность. Злой и горький. У Артурки открытая спина, когда он стоит на пирсе и смотрит в пустоту. Отсюда его снимет даже снайпер-новичок. Опираясь на трость и стены, Шам кое-как выбирается из особняка, и в лицо бьёт ветер. Небо над ними свинцовое, в воздухе пахнет вечерней сыростью. Птицы, которые молчат днём, встречают его щебетом, обещая ещё одну ночь жизни ему и Артуру, всё так же стоящему на деревянном причале. — Малой, — окликает Шамрай. Слишком слабо, поэтому Артур его не слышит. Но вскоре распознает неровную поступь и тяжелое дыхание. — Зачем встал? — спрашивает Артур. Шам ловит себя на мысли, что ещё немного, и его голос сделается похожим на Мидасовский. И как Шамраю тогда жить? — Дык простудишься, — просто говорит Шам. — Придётся тебе банки ставить. Тебе ставили когда-нибудь? «Давай, скажи мне, что их сейчас никто не ставит. Расскажи, как оно в Европах. Скажи "вообще-то!", задери указательный палец и начни умничать». — Мне кажется, нас тогда убили. Вот тебе и новости. Совсем не про Европу. — Угу, так вот почему у тебя руки ледяные, — пытается отшутиться Шамрай. — Я серьёзно. — Артур медленно разворачивается. Зря Шамрай пытается увидеть в нём ребёнка, чьему рассказу о монстрах под кроватью никто не верит. Серьёзный взгляд, точно такой же прошил Шамрая насквозь там, где они… Может, и правда умерли? — Не может быть всё так хорошо, — поясняет Артур, глядя ему прямо в глаза. — Деус экс махина. Бог из машины. Золотой, блядь. Артур нервно смеётся, и столько горечи Шамрай не чувствовал давно. Даже не тянет одёрнуть за матерное слово. На зоне ругаться не принято, ну так они и не на зоне. Малой, к счастью, избежал этой участи. — Может и умерли, Артурка. А где ж тогда… — Шам неровно ведёт рукой в воздухе, — все? Артур понимает, что он имеет в виду. Он тоже по ним скучает. — Дедушка? Бабушка, мама? Они пошли дальше. А мы застряли в Лимбе. И всё это глючится нам, пока мы лежим подстреленные в луже собственной крови. Шам смотрит на него долго-долго. А потом изо всех сил толкает. Артур успевает неловко взмахнуть руками и коротко вскрикнуть, прежде чем опрокинуться в зелёную воду. Трость Шамрая падает с глухим стуком, он разворачивается спиной, раскидывает руки и летит вслед за Артуром. Вода с оглушительным чавканьем проглатывает его, попадает в нос, раздирает дыхательные пути. Это чтобы сильнее ценить воздух. Когда Шам выныривает, болит всё: раны, мышцы, забитая носоглотка. Сердце бешено колотится, а пронизывающий ветер больно обжигает лицо и плечи. Рядом хватает ртом воздух Артур. — Какого хрена?! — возмущённо воет он. У него за ухом водоросль, и Шамрая веселит эта бесконечно обиженная мордаха. — Ну как? Живёшь? — вскрикивает он. — Чувствуешь?! — Ты! Ты больной совсем?! — верещит Артур. — С ранами прыгать в воду?! — Так я умер, и ты умер! — хохочет Шам, совсем не чувствуя себя мёртвым. — Если это реально предсмертный глюк, то давай: в твоих руках взять и сделать так, чтобы ты оказался на суше. Артур пытается и не может. Вода, смердящая водорослями, никуда не девается. Отрезвляет… — Ты задрал меня топить, не смешно нихуя! — ворчит он, грустный и мокрый. — Фа-а-а-ак… У него такие смешные матюки… С заиканием, будто взрослые могут услышать и наругать. От этой мысли и от того, что он и есть взрослый, которому бы отчитать его, Шамраю ещё смешнее. А ещё его дико трясёт. — Мы живём. Живём, Артурка! — смеется он, и лёгкие жжёт огнём. — Живём, слышишь?! А шаги у Артурки не бесшумные. По воде шлёпает будь здоров. И руки, вытаскивающие его за что придётся кажутся горячими. Серые глаза снова внимательно оглядывают его на предмет новых травм. А ещё Шамрай знает, что этот невозможный мальчишка так и не научится прикрывать свою спину.