red room, red flag🚩

      —Охо, вот и сам Бог Смерти! Неужто попал в сети к какому-то Ханагаки,-Ухмыляясь, весело протягивал Такемичи, крутя в руке ствол плавными движениями, ловко перебирая пальцами, усыпанными старыми рубцами и шрамами.       —Бог Смерти, нет, сам Шуджи Ханма! Вот уж угораздило тебя,-Прошептал Ханагаки, оттягивая и катастрофически близко притягивая мужчину за вьющиеся волосы, что их носы чуть-ли не коснулись,-Я ждал..,-Томно протянул он, влажным языком медленно, испытывающие поднимаясь вверх по шее, не оставляя кадык мужчины без должного внимания, зато оставляя после себя мокрый след, ведущий ближе к чужому ужу, а далее слышится громкое причмокивание, оглушающее сознание Шуджи, и мелкую боль от покусываний мочки.       —Я тоже с нетерпением ждал нашей встречи, Ханагаки,-Бархатным голосом игриво промурчал старший, пытаясь освободить руки от назойливых веревок, впивающихся, вгрызающихся своими острыми, режущимися волосками и нитями прямиком в нежную, полыхавшую жаром кожу. Веревкам, что безжалостно играли на желании мужчины высвободить гадкие, шаловливые рученки из оков стеснения и приступить к так горячо желаемому.       По коже лба начал распространяться некий холодок, а до ушей начало доноситься постукивание пальцев о холодящую сталь.       —Не так быстро, Шуджи,-властно, с ноткой раздраженности предупредил Ханагаки, на что Ханма покорно ослабил хватку в веревочном плену.       Темная, душная комната, освещенная лишь красным светом фонарей, прибавляла интимной атмосферы, из-за чего все и вся кричало, что пора приступать к действиям, и лишь один Ханагаки, испытывающий Ханму и его терпение, казался недосягаемым всего в паре каких-то жалких 2-3 сантиметрах, из-за чего был еще желанней.       Хотелось, но нет возможности. Хотя..нет, он бы сейчас с легкостью выбрался из этих сетей, повалил так горячо желанного Ханагаки и взял силой. Но, кажется, он мазохист?…       Мужчина открыл это в себе только сейчас, в этот самый момент, как он понимает, что его дразнят, оттягивают момент, но хочет вытерпеть эту одновременно сладкую и невозможную пытку.       Вопреки себе и своему нестерпимому желанию. Вопреки Ханагаки.       Показать, что все под контролем. Показать, что у него есть выдержка.       Слизывая поступившие крупицы алой крови старшего и отбрасывая пистолет в сторону, Такемичи медленно отстраняется.       —Твоя кровь такая же гадкая, как и ты,-Снимая черные, атласные перчатки, плюнул тот.       —Спешу обрадовать себя, ведь ты извращенец, Ханагаки,-Безумно улыбнулся Ханма, оголяя острые клыки, словно хищник,-Не стоит отрицать, тебе же нравиться.       —Ты не менее, раз нашел что-то во мне,-Эти пустые слова уже начали ему наскучивать. Если этот гад так и продолжит, то ему придется уйти.       —Например пулю?-Безумно хихикнул Шуджи, смотря на человека напротив пылающими глазами.       Не успел Ханагаки что-либо ответить, как его прервали, отгоняя лишние мысли и возмущения.       —Что же ты нашел во мне?-Томно, игриво, дразняще шипел старший с неподдельным интересом.       Медленными шагами Такемичи приближался к связанному, что-то быстро перебирая в руках. Дойдя до Шуджи, Такемичи медленно опустился к нему на колени, дразняще задевая рукой выпирающий выпуклый бугорок в чужих штанах.       Установив зрительный контакт между нереально красивыми омутами, рука младшего резко двинулась в сторону головы старшего.       Что-то опасно сверкнуло, а далее послышался глухой удар.       В сантиметре от головы Шуджи оказался полностью воткнутый кинжал, на что старший даже не шелохнулся. В глазах разгорался огонь и азарт, а возбуждение и адреналин накрыли с новой силой.       Наклонившись ближе к уху старшего, Такемичи сладко, почти шепча, протянул:       —Наверное нож?)-Парировал ехидно он.       Это стало последней каплей. Это было пиздец как сексуально и соблазнительно.       Может в этом недоговоренном споре он и проиграет, но уж точно получит желаемое.       Такемичи отпустил рукоятку гравированного кинжала, передаваемого по наследству, медленно опуская руку ближе к ширинке старшего.       Ханагаки провел рукой по чужому возбужденному органу, прошелся пальцами, надавливал, гладил, но в один момент перевел руку к ширинке.       Встав с мужчины, он устроился перед ним на коленях, мучительно медленно расстегивая кожаный ремень, потираясь разгоряченной щекой о ногу.       Удовлетворительно прикусив губу, старший ожидал жаркого продолжения.        Тем временем ремень был снят. Оказавшись заветная вещь в руках Такемичи, тот привстал.       —Думаю, это тебе сейчас немного мешает, позволь я уберу.       —Верно…       Терпение Шуджи не вечно, оно тоже имеет предел, и этот паршивец знает это и с удовольствием этим пользуется.       Ремень был откинут, а Ханагаки, не закончив свое начатое дело, бросил Ханму в бущующем накале эмоций и чувств.       Младший двинулся в сторону угла комнаты, где располагалось достаточно большое, массивное зеркало.       Остановившись возле него, он принялся себя разглядывать, не обращая должного внимания на свою жертву.       Шуджи открылся вид на довольно хрупкую спину в портупее, так даже лучше, вид с этой стороны его тоже нехило заводил.       Терпение бесследно исчезло, когда Ханагаки принялся показно медленно, долго и мучительно стягивать с себя украшения, а потом и одежду.       Дразнит.       Пока Ханагаки увлечен раздеваниями, старший, повернувшись, вцепился зубами в рукоятку ножа, потихоньку вытаскивая. А далее, резко запрокинув голову, поймал нож в одну из рук, быстро разрезая назойливые веревки.       Ханагаки все разглядывал себя, оставшись только в классических штанах, тот приметил в отражении подозрительно приближающееся пятно, сопровождающееся характерными звуками.       Наконец-то вырисовался силуэт, а янтарные очи, светившиеся в этом полумраке, не предвещали нечего хорошего. И пришло осознание… Но было уже слишком поздно, младший оказался плотно прижатым к плоской зеркальной поверхности.       Бархатный голос наконец зазвучал эхом в комнате, обжигая кожу своим томным дыханием.       —Насмотрелся?-Старший вдавил чужую голову в отражение,-Моя очередь,-Хищно ухмыльнулся старший, ударяя кулаком с тем самым кинжалом по их отражению.       Зеркало разбилось на миллионы осколков. Маленькие крупицы падали, разбиваясь и сияя словно драгоценные бриллианты.       Скрутив Ханагаки, Шуджи повалил того прямо на осколки, вдавливая хрупкое тело в пол.       Шлепнув младшего по отпадной заднице, он перевернул его на спину, нависая и сжимая чужие кисти до маленьких синяков.       Тело под ним изогнулось то ли от боли, то ли от удовольствия, сопровождаясь тихим шипением.       Подвинув и взяв недавно изъятый ремень, старший туго связал им руки младшего над вскруженной головой, одной рукой обездвиживая сразу две.       —Ты проиграл,- Ухмыльнулся Ханагаки, замечая пелену возбуждения в чужих глазах. На что мужчина провел длинными пальцами по шее, очерчивая и нежно поднимая его голову за подбородок.       —Какая, нахуй, разница, если я все равно получу то, что так давно желал. Я ждал этого момента больше 3-х блядских лет, Ханагаки, и меня не остановить.       На шее младшего осело чужое разгоряченное дыхание, опаляющее фарфоровую, нежно-молочную кожу.       Острые клыки оголились, вцепившись в,- словно за свою последнюю надежду,- шею.       Белые зубы постепенно окрашивались в алый, когда резко впивались в разгоряченную плоть, слизывая, высасывая и вкушая — словно вампир — горячую кровь, мажа влажным языком по оставленным ранкам.       Постепенно шея Ханагаки усыпалась все новыми засосами и укусами. На шее осталась мокрая дорожка от чужого настырного языка и связок мокрых поцелуев, поднимающихся ближе к лицу через ключицы.       Ханма расцеловывал пресс, ключицы, скулы, кончики ушей, острые маленькие плечи, переходя на выпуклые розовые горошинки, сминая между пальцами, проходя языком, чмокая, посасывая и покусывая.       Поднявшись дорожкой мокрых следов, он поцеловал младшего в краешек губ, затягивая в собственнический, грубый, страстный и настойчивый поцелуй.       Шуджи чуть ли не ел его. Сильная рука пристроилась у горла младшего, придушившая того.       Старший посасывал и покусывал пухлые губы младшего, рукой очерчивая ребра, проводя обжигающей рукой по плоскому животику и зарываясь кончиками пальцев в темные волосы.       Язык по-собственнически проник во влажный рот, очерчивая, проскальзывая по рядам зубов, исследуя десну, сплетаясь с чужим языком в страстном танце, не желая отступать.       Непристойные, хлюпающие звуки смешались с полу-стонами, раздающимися по всей комнате, дыхание оседает на стенах, становиться еще жарче.       Ханма отдаляется лишь на секунду, чтобы заглянуть в эти затуманенные аквамариновые омуты, сияющие от крупиц маленьких слезинок, выступающих из-за нехватки кислорода из-за удушья.       Фарфоровая кожа теперь залита заметным румянцем и усыпана бордовыми метками, по коже стекают испарины, а губы влажные от накопившейся слюны в уголках, припухлые, пульсирующие, отдающие красноватым оттенком.       Насмотревшись на столь сладкую картину, продолжается череда долгих поцелуев и жарких прикосновений.       Наконец, отстранившись, старший ослабляет хватку на шее, позволяя младшему вдоволь насытится настолько желанным кислородом.       —Чертов Ханагаки. Что ты со мной делаешь..       Рука скользнула ниже, стаскивая оставшуюся одежду.       Длинные пальцы скользнули по внутренней части ляжки, сжимая, зубы опять тянутся к желанному телу.       Один за другим появляются новые алые пятнышки и мокрые поцелуи.       Оторвавшись, старший ластиться и трется об миниатюрные ножки, на что слышит хитрый и возбужденный голос под собой.       —Моя очередь, развяжи меня,-Томно просил младший.       —Ханма растянулся в довольной ухмылке. Иногда ему нравиться, когда Ханагаки перенимает инициативу на себя.       Развязав чужие кисти, пальцы вцепились в широкие плечи старшего, опуская того прямиком на острые осколки, обостряя ощущения.       Нагнувшись ближе и устроившись между чужих бедер, ластясь, Такемичи принялся высвобождать чужое достоинство от оков мешающих тряпок.       Отбросив ненужную одежду, Ханагаки взял руки возбужденный член старшего, медленно мажа языком по всей длине, доходя до кончика, собирает во рту горячую слюну и спускает на головку, растирая и беря в рот, постепенно всасывая и заглатывая глубже, помогая себе руками.       Такемичи то ускоряет темп, то сбрасывает, играется с головкой, царапает зубами, сжимает, выпускает половину члена и вбирает снова, замирает у лобка ненадолго и снова выпускает член, дразнит.       Наслаждаясь столь приятной лаской, Ханма зарывается длинными пальцами в кудрявые, непослушные волосы младшего, оттягивая, вдалбливаясь в чужой грязный рот.       Негромкие стоны в перемешку с развратными хлюпаньями заполняют пространство, оглушают и затуманивают разум.       Ханагаки слабо кусает и через силу отстраняется, не давая старшему излиться. Будет знать, как хвататься за него своими грязными рученками.       На что его перехватывают и вновь зажимают. Осколки вновь впитаются в спину, отрезвляя.       —Доигрался,-Рычит старший, придушивая и закидывая чужие ноги себе на плечи.       —Будь нежнее, Шуджи. Я ведь тебе не изменял на протяжении 5-ти лет,-Под конец агрессивно выплюнул младший.       —Черта с два, Ханагаки! С тобой я точно нежен не буду, потерпишь,-Ухмыльнулся Ханма, резко проталкивая три пальца в глотку Такемичи,-Соси.       Такемичи 2 раза повторять не надо. Младший начал обсасывать, облизывать чужие пальцы, обильно смачивая слюной.       Кончики пальцев приятно щекотало и жгло, новая волна возбуждения быстро прошлась по старшему, вызывая быстро пробегающие по коже мурашки.       Вспомнив чужие слова, он приоткрыл глаза, пристально смотря в очи напротив из под опущенных ресниц.       —Я не изменял тебе,-Резко со строгостью в голосе ответил он, уверенно и как-то обиженно смотря на Ханагаки.       Такемичи остановился, а взгляд резко остекленел. Шуджи вытащил мокрые пальцы из рта возлюбленного.       —А где ты был эти 5 лет?-Холодно задал вопрос он, не давая на него ответить,-Ты ушел не сказав ни единого слова. Не писал, не звонил, да ты даже не думал обо мне. Ты не подумал ни обо мне, ни о моих чувствах. Да, даже если я и полная тварь, но чувства у меня тоже имеются.       —На данный момент я не могу тебе рассказать. Всему свое время,-Нежно начал поглаживать чужую скулу Шуджи.       —Ты и пять лет назад мне ничего не сказал, а я ждал. Ждал тебя как верная сука, а ты явился спустя 5 лет из неоткуда даже не удосужившись уведомить меня.       —Я виноват, но на это есть свои причины, ты должен это понимать.       —Я отказываюсь это понимать. Ты- мерзкий ублюдок!       Шуджи снял с себя атласный галстук и туго вокруг головы завязал им рот младшего.       —Да, именно таким ты меня и полюбил,-Строго ответил старший, без церемоний вводя сразу 3 пальца, начиная резкими движениями постепенно растягивать младшего.       Глаза расширились, резкая боль прошлась по всему телу. Мурашки пробежались табуном, а он, изогнувшись, сглотнул, цепляясь и царапая короткими ногтями широкую, накачанную спину старшего.       Пальцы с трудом двигались внутри, доставляя боль своему партнеру, на что он естественно сжимался.       —Блять, расслабься,-Шипел приказным тоном старший, кидая на парня злостный взгляд,-Так узко.       В ответ он получил такой же злой взгляд, блестящий от крупинок алмазных слезинок в перемешку со сбитым дыханием, а потом уже совсем не жалобный стон, заглушенный галстуком.       —Хах,-Удовлетворенно улыбнулся Шуджи,-Нашел)       Подвигав еще немного ритмично пальцами в одну точку, движение прекратилось.       Шуджи, вытащив длинные пальцы, резко, без предупреждения вошел. В горле пересохло, а голова начала кружиться.       Не дав телу под собой привыкнуть, он начал быстро наращивать темп, в один миг срываясь на бешеный.       Ханагаки под ним извивался изящной дугой, а из уст доносились сладкие звуки, удовлетворяющие слух старшего.       Шуджи вдалбливал младшего в кишащий осколками пол, смотря и наслаждаясь видом того, как его любимый стонет и извивается под ним, двигаясь на встречу ритмичным движениям, как маленькие ручки цепляются за его спину, царапая, как из глаз текут струйки соленых и жгучих слез, как чужие фарфоровые ножки поддрагивают, как в окровавленных стеклах он видит свое довольное отражение.       Шуджи медленно развязывает галстук, возвращая Такемичи возможность говорить, а не издавать несвязные звуки.       Дрожащим голосом младший прошептал, заикаясь и захлебываясь собственными стонами:       —Ублюдок…       —Зато твой,-Удовлетворительно оскалился тот, затягивая младшего в очередной долгий и властный поцелуй.