«The mask I wear is one»
Sting – Shape of my heart
Эстер восхищённо разглядывала утреннюю снежную пелену за окном, набросив на плечи тёплое одеяло. С утра уже натопили, но в первые минуты пробуждения ей всегда было немного зябко. — Здесь удивительно. Возможно, я бы даже задержалась в России на более долгое время... — А что твой ведьмак? Эстер проигнорировала его маленькую провокацию. Или больше не хотела спорить. Второй вариант в силу внутренних противоречий нравился ей гораздо меньше, но зато куда лучше отражал действительность. — Скажем, я бы писала ему письма. Как русские аристократки... — Ну, тут даже у него были бы шансы состариться. Я где-то слышал, что в России очень медленная почта. Ясон по-утреннему меланхолично прибавил: — Хоть знаем теперь, что на конвертах писать. С фамилией, правда, пока не очень ясно, но в Венеции таких адресатов, которые ещё и верховные ведьмаки, пожалуй, немного... *** «Ингвар.» Эстер написала его имя на листе писчей бумаги, который бережно хранила в личном дневнике. Точно влюблённая студентка Академии – да только вряд ли хоть кому-то из них доводилось знать то, что открылось ей. Она проснулась одной из зимних ночей слишком резко, будто что-то толкнуло её в грудь. «Если верховный ведьмак узнает – умрёт?» Сердце тревожно колотилось, словно предвещая странную и необъяснимую беду. Стрелки на часах показывали десять минут четвёртого. «Ведьмин час...» Интересно, спит ли он сейчас? Их разделяло несколько спален на втором этаже. Эстер мысленно назвала Ворона по имени. Не отправляя зов, нет, на это бы она не осмелилась – по многим причинам. Сердце тут же забилось чаще, на этот раз почти судорожно, рвано. Она вытащила листок из дневника плохо слушающимися пальцами. Нехорошо быстрый стук в груди, неприятно резонирующий по телу, превратился в резкую, почти кинжальную боль. Она глухо застонала. Наспех отыскав спички, немеющими пальцами зажгла свечу. Поднесла сложенный вчетверо листок бумаги к еле различимому в кромешной, казалось, тьме, неверному огоньку. Задержала на миг руку. Была ли она естественной, эта тьма? Остро прошило где-то под рёбрами. Эстер покорно протянула листок к огню, отстранённо наблюдая, как пламя почти мгновенно поглотило бумагу. Какое-то время она сидела на полу в темноте, обхватив колени руками и чутко прислушиваясь к себе. Боль ушла. Всё ещё не вполне отдавая отчёт своим действиям, она забралась в постель и сразу же забылась тяжёлым сном. *** Голос Ясона отогнал нахлынувшее неприятное воспоминание. — ... в общем, не то, что бы оно казалось мне странным, но сына бы я так, конечно, не назвал... Эстер встряхнула волосами и недовольно взглянула на него, взяв расчёску. — По-моему, ему оно очень подходит. — Ну, разве что ему... Мужчину тебя угораздило выбрать, прямо скажем... не из обычных, как мы уже успели понять. Она закатила глаза, но, к абсолютному восторгу фамильяра, не стала возражать и на этот раз. — О, ты даже не споришь!.. Прекрасно, у нас наметился прогресс! Отчаянно пытаясь игнорировать его подколки (что не работало никогда), она открыла гардероб и принялась задумчиво разглядывать тщательно выглаженные прислугой платья. Ясон, естественно, и не планировал успокаиваться. — Что, прикидываешь, какая из ночных рубашек сгодится для сегодняшнего утреннего променада? Эстер громко хлопнула дверцами гардероба. — Если ты не умолкнешь сию же минуту... Даже в наклоне головы Ясона, казалось, сквозило ехидство. — То что? В дверь раздался негромкий стук. Эстер слегка вздрогнула от неожиданности, пусть и вариантов того, кем бы мог быть утренний визитёр, было, прямо сказать, не то, что бы много. — Эстер? Простите, что беспокою вас в утренний час. Но, насколько я успел понять, вам свойственно просыпаться довольно рано. Эстер подозрительно уставилась на дверь, усмотрев в этом очередной намёк. Иногда ей казалось, что они сговорились. — Доброе утро. Всё в порядке, я действительно уже не сплю. — Доброе утро. Мне необходимо поговорить с вами. Желательно, сейчас. «Можешь прямо так открывать, чего стесняться, не впервой...» «Клянусь тебе – ещё одно слово, и ты как минимум неделю будешь общаться исключительно сам с собой.» Филин обиженно нахохлился, но соизволил, наконец, замолчать. Минуты на две, мрачно подметила про себя Эстер. — Я не одета. Из-за двери донеслось привычно-невозмутимое: — Сочту нужным уточнить: ваш ответ подразумевает то, что я могу или не могу войти? Сзади послышалось сдавленное фырканье филина. Точно сговорились. Эстер метнула в дверь убийственный взгляд и отрезала: — Я буду в малой гостиной через десять минут. — Прекрасно. Я распоряжусь подать кофе. — Чудесно. Благодарю вас, синьор верховный ведьмак. Из-за двери послышался негромкий смешок. — Не стоит, синьорина Кроу. «Невыносим. Совершенно.» Нелестная характеристика причудливым образом сплелась в её сознании с ощущением нежности. Бросив взгляд в зеркало, Эстер распахнула дверцы гардероба второй раз, понимая, что заставлять себя ждать слишком долго будет невежливо. *** Она довольно быстрым шагом, несмотря на длинное платье, шла в зелёную гостиную на первом этаже. Оттуда уже действительно доносился аромат свежесваренного кофе. Эстер опустилась в кресло напротив Ворона, обхватив ладонями ещё горячую чашку. Подняв на него глаза, вздохнула: — Вы всегда столь пристально рассматриваете людей, когда они заняты чем-то совершенно обыденным? — Нет. Любопытно наблюдать за вами утром. Не вполне привычно. Но весьма умиротворяюще. Она отчего-то смутилась, вновь обратив взгляд к тёмному дымящемуся озерцу. Сказанное не содержало в себе совершенно ничего, что могло хотя бы иметь намёк на какую-то двусмысленность. Однако причина её смущения пряталась хоть и не между строк, но в гораздо более тонких материях – в наклоне его головы, взгляде, что будто становился теплее, когда останавливался на её лице, в модуляциях глубокого негромкого голоса. Слышать то, что говорит ей Ворон, уже давно не значило понимать итальянский — или же любой другой набор лексических единиц. Иногда ей казалось, что она учит какой-то совершенно новый, иной язык, делая это по наитию, ещё не осознавая, как именно. Ворон слегка сощурил глаза на яркий солнечный свет, струящийся через большое окно комнаты. — Белогор навестит нас сегодня и заодно расскажет вам о состоянии отца. Она отставила чашку на блюдце. — Когда? — Через двадцать минут. Эстер провела пальцем по тонкому фарфоровому ободку, посчитав излишним сетовать на срочность вопроса. — Спасибо... Но, предполагаю, что болезнь отца – не единственный повод для того, чтобы нанести подобный визит. Наверняка, есть что-то ещё, что вы бы хотели обсудить перед тем, как он прибудет сюда. — Совершенно верно, Эстер. И этот «кое-что» в данный момент отчаянно притворяется, что не подслушивает. Ясон вновь принял физическую форму, неторопливо опустившись на подлокотник кресла Эстер. — Ну зачем же вы так, синьор. Не «подслушивает», а «собирает информацию», между прочим. — Весьма элегантно, филин, пожалуй, даже возьму себе на заметку. Вне зависимости от формулировок – на всё время присутствия здесь Белогора тебя тут быть не должно. Нравный фамильяр мгновенно нашёл повод, чтобы оскорбиться: — Вы что же это, стыдитесь меня? Я, к слову, прекрасно воспитан и обладаю исключительно приятной наружностью. А если уж вы за другое беспокоитесь... так, право слово, синьор, было бы что рассказывать... Вы даже никаких бесчинств тут не натворили. — Чудом, заметь. Будто мне мало того, что она носится передо мной по дому в одной ночной рубашке. — Честное слово, вам должно быть стыдно, синьор. Бедняжка совсем отчаялась... Эстер, уже смирившаяся с удивительной слаженностью этого тандема, когда речь шла о ней, и даже начинавшая испытывать подобие умиления, тем не менее, иронично проговорила: — Простите, но осмелюсь напомнить вам, что я ещё здесь. — А толку-то от тебя, могла бы и вступиться за верного друга... Протянув руку, Ворон накрыл ему голову ладонью. Предвещая шквал возмущений, спокойно проговорил: — Умолкни, филин. Если Белогор тебя увидит, повод для интересного рассказа появится у вас обоих – скриптумы о фамильярах внесены в реестр самых ценных магических книг. Кстати, Эстер, не напомните мне, что вам надлежало с ним сделать, как прилежно чтящей законы ведающей? Она невольно улыбнулась. — Отнести в Ковен и доложить, откуда книга появилась у меня. — Да. Желательно, мне. Ясон, мигом растерявший всю спесь, отозвался слегка виновато: — Ну, технически как-то так всё и вышло... Книгой больше, книгой меньше. И потом, без меня вам бы жилось куда печальнее. — Говори за себя и Эстер, будь добр. Технически наша с тобой первая встреча произошла при весьма интересных обстоятельствах. И, что-то мне подсказывает, что вы оба предпочли бы ещё какое-то время умалчивать о твоём существовании. — И всё-то вам известно... — К сожалению или к счастью – ты несколько преувеличиваешь степень моих познаний о мире. Эстер неторопливо пила кофе, старательно пряча улыбку за чашкой. *** Белогор прибыл ровно в одиннадцать – как и говорил Ворон. Сходив в библиотеку за очередной книгой, она осталась в комнате, предполагая, что Белогор сообщит новости об отце после разговора с Вороном. Спустя примерно час Эстер услышала приближающиеся шаги и голоса. Мужчины возвращались в гостиную, продолжая что-то обсуждать. Они вошли в комнату. По-видимому, предмет разговора был довольно спорным, судя по тому, что от экспрессии акцент Белогора стал гораздо заметнее. — Четвёртый раз! Клянусь Триадой, я как услышал об этом, то не поверил сам себе, вот же х... Эстер ощутила, как её голову аккуратно обхватили знакомые руки в тканевых перчатках. Звуки стали глуше, но она всё равно прекрасно слышала, что происходит. Ворон нейтрально-вежливо проговорил, всё ещё прикрывая ей уши: — Я всецело разделяю твой гнев, но буду крайне признателен, если в присутствии Эстер ты всё же подберёшь несколько иной эпитет. Белогор осёкся. — О!.. Эстер, примите мои извинения. Не приметил вас сразу. И вправду – не при дамах. Ворон отнял руки от её головы. Эстер вздохнула, заправляя чуть выбившуяся светлую прядь. — После этого, как правило, начинается самое интересное. Белогор одобрительно улыбнулся. — Это так, синьорина Кроу, но от дальнейших... хм, рассуждений на эту тему в вашем присутствии всё же воздержусь. Он продолжил уже гораздо более серьёзно. — Что касается лично вас – боюсь, новостей немного. Состояние вашего отца на данный момент остаётся прежним. Мне жаль, что я не могу сообщить чего-то более обнадёживающего. Она кивнула, поймав на себе взгляд Ворона. — Всё в порядке, благодарю вас. Думаю, в его случае отсутствие плохих новостей – уже хорошая новость. Ворон, отошедший к окну, молча кивнул, соглашаясь с ней. Белогор опустился в его кресло, продолжая разговор. — Значит, Оболенский остаётся тебе. — Прекрасно. — Действительно так думаешь? — Да. Этот подлец в прошлый раз проиграл мне четыреста целковых в бостон и, разумеется, дипломатично умолчал об этом при нашей встрече по моему прибытию. — Хочешь напомнить ему об этом? — Вполне. Я знаю, что он будет в игорном доме на Большой сегодня. Глаза Эстер, внимательно слушавшей разговор, мгновенно загорелись. — А я могу пойти? — Нет. Даже не думайте. Вы и ваши нежные девичьи уши скоротают этот вечер в другом месте, желательно, в том, где мы находимся. И потом, женщинам нельзя в игорные дома. Белогор пожал плечами. — Отчего ж нельзя-то? Уже лет двадцать как можно... Если ещё и, хм, с сопровождением, то уж тем более. Эстер уставилась на Ворона с праведным возмущением во взгляде. Тот отчётливо вздохнул. — Белогор, воистину, ты даже не представляешь всю степень моей дружеской признательности тебе. Белогор осёкся, прежде чем сообразить, в чём дело. — Разрази меня Геката! Слегка смущённый, он бросил взгляд на свои карманные часы. — Время к полудню, надо же... Боюсь, мне пора. Buona giornata, Эстер. — Buona giornata, верховный ведьмак. Благодарю вас за участие. Дождавшись, пока они распрощаются, Ворон тихо отозвал Белогора. — На пару слов. Мужчины вновь вышли из гостиной. Позже Ворон вернулся к ней уже один. Эстер встала с кресла и скрестила руки на груди. — Я хочу пойти с вами. — Ну уж нет. Этот вечер вы проведёте, как и положено примерной молодой супруге. Скажем... за вязанием. Тут уж Ясон не выдержал: «За вязанием?! Вот же шовинист несчастный!!» Эстер была с ним совершенно солидарна. Она начинала не на шутку злиться. — Вам бы тоже надлежит, как и положено примерному не очень молодому супругу, воздержаться от посещения подобных заведений. Ворона явно забавлял её грозный вид. — Что касается моей добродетельности – это исключительно ваши домыслы. Кстати, могу снабдить вас подобием табуретки. Она растерялась: — Простите? — Вы так отчаянно стараетесь казаться выше, что это даже умиляет. Эстер категорично заявила, не позволяя ему сбить себя с толку: — Я иду с вами, или вам придётся закрыть меня в моей собственной спальне. — Не самый плохой вариант. — Вы не посмеете. — Вы слишком хорошо обо мне думаете. — Пусть так. Она вздохнула, решив сменить тактический подход. — Послушайте, почему вы так упрямитесь? Разве ещё один наблюдатель будет лишним? Но если у вас запланирован визит... иного плана, можете сказать мне об этом прямо. Он слегка сощурился, склонив голову. — Во-первых, я не обязан. А во-вторых, не говорите глупостей. Можете быть уверенной в том, что единственная женщина, дверь чьей спальни я должен лицезреть на данном отрезке времени – это вы. Она улыбнулась против воли, отметив, что мужчина отчего-то отнёсся к её предположению крайне серьёзно. — Удивительно, что вас это так радует. Будьте готовы к девяти. Улыбка Эстер стала ещё шире. — Так я иду с вами? Ворон ответил ей, уже покидая комнату. — Да. Очень надеюсь, что мне не придётся жалеть об этом. *** Несмотря на вечер вторника, заведение полнилось людьми, сигаретным дымом и восклицаниями – местами ликующими, местами откровенно разочарованными. В правом углу от входа разливали напитки – большей частью курили именно там. Стены были обиты дорогими деревянными панелями из тёмного дерева, и обстановка в целом напоминала, скорее, хороший ресторан, чем место предполагаемого скопления человеческих грехов. Эстер ожидала куда худшего и даже испытала некоторое разочарование. — Следовало ожидать, что вы вряд ли бы согласились повести меня в какое-то совсем одиозное место. — А стоило бы. Я оставлю вас буквально на пару минут: мне нужно найти Андрея Оболенского. Надеюсь на ваше благоразумие. Проводив взглядом Ворона, она продолжила оглядываться по сторонам, и с изрядной долей удивления заметила, как в игорный дом шумно входит Николай Ланской в сопровождении молодого щеголеватого юноши и двух прекрасно одетых дам. Несмотря на странность совпадения, Эстер не удержалась и восхищённо окинула дворянок взглядом. — Я предвидел что-то подобное, но всё же не думал, что сияющий лик Николая настолько поразит вас. Она уловила нотку недовольства в голосе мужчины – идентичную той, что уже слышала тем утром и терпеливо пояснила, невзирая на то, что сказанное им вновь принесло ей странное удовольствие. — Сдался мне ваш Ланской... Меня куда больше интересуют дамы в его окружении, если быть более точной – их одежда. Русские умеют одеваться с шиком, но при этом оставаться элегантными. Только взгляните на эти меха! — Вы совершенно не уступаете им в этом. «Я почти услышал, как он выдохнул.» Не обращая внимания на ехидную ремарку Ясона, Эстер хотела поблагодарить мужчину за комплимент, но он уже указал на другой конец зала, обращаясь к ней: — Нам за стол в левом углу. Андрей подойдёт через несколько минут. Игорный дом всё пополнялся людьми, но Ворону было свойственно находить относительное уединение в любой толпе. Неожиданно для обоих, Эстер придвинулась к нему поближе, удобно устроив голову у него на плече. Ей показалось, что он на мгновение замер. Затем расслабленно проговорил: — Легенда, придуманная Белогором, предназначена для соседей, Эстер, если вдруг будут любопытствующие. Вам совершенно не обязательно столь тщательно поддерживать её на людях. — Вам неприятно? — Не говорите ерунды. Она устроилась поуютнее. — Здесь есть ещё ведающие? — В данный момент мы единственные в зале. Беспокоитесь за свою репутацию? — Нет. За психическое здоровье отца, если ему кто-то доложит. И за сохранность вашей маски, если уж на то пошло. — Вы несколько поздно спохватились, сидя в игорном доме в моём сопровождении в довольно-таки поздний час. Это и... иные обстоятельства, в условие сделки, надо полагать, не вполне закладывались. — Что касается «иных обстоятельств» – мне казалось, что вы не были так уж против. — Это уже несколько другой вопрос. — По мне так единственный, имеющий значение. — Не стану спорить. Стул напротив надсадно скрипнул. Эстер увидела чуть полноватого, но весьма лощёного мужчину в годах, чьи тёмные волосы уже безжалостно прорезала седина, несмотря на его отчаянные попытки молодиться. Последний пункт она однозначно отнесла к недостаткам. — О, как любопытно!.. Признаться, не думал, что увижу вас в таком прекрасном сопровождении. Андрей Оболенский взглянул на неё внимательно, но при этом без всякой скабрезности. Это приятно её удивило. — Андрей, это Эстер, она сопровождает меня в поездке. Она отметила, что Ворон с весьма просчитанной недосказанностью указал её статус-кво. Дальнейшие расспросы считаются неуместными в подобных кругах. — Не беспокойтесь – она совершенно ничего не смыслит в картах. Но если будет ваше на то желание, Эстер может оставить нас на время игры, хоть мне бы этого и не хотелось – она почти не говорит по-русски. «Клянусь Гекатой, пернатый что-то замышляет.» «Знать бы ещё только, что.» Эстер улыбнулась дворянину с обескураживающей наивностью, мгновенно входя в образ и слегка неверно здороваясь с ним по-русски с гораздо более отчётливым акцентом, нежели у неё имелся. Ясон одобрительно хмыкнул. Дворянин поколебался, но затем благодушно сказал: — Что ж, если сударыня не станет вмешиваться в ход игры, то, я думаю, она может присутствовать. Но, если вы позволите – не имея возможности смотреть в ваши карты во время партий. Верховный ведьмак кивнул. — Справедливо. Ворон повторил ей просьбу по-итальянски, следуя их вышеозначенному алгоритму. Эстер и в самом деле не собиралась принимать никакого участия в игре, кроме наблюдения, и с неким сожалением отодвинулась, ощущая почти неприятную пустоту там, где они прежде соприкасались плечами. — Благодарю. Итак, на чём же мы остановимся? — Я бы предложил покер. Голос Ворона оставался совершенно бесстрастным. Оболенский моргнул, а затем басисто захохотал: — Вы меня совсем за идиота держите? «Представляешь, как ему хочется сказать «да»?» «Ещё как. Идиотом, он, однако, не выглядит.» После непродолжительной дискуссии мужчины остановились на игре в парный вист. — Полагаю, не будем пренебрегать традицией. Один человек с вашей стороны, один – с моей. — Разумеется. Я лишь питаю скромную надежду, что вы успели подкупить не всех в зале. Оболенский несколько натянуто улыбнулся, а затем развернулся, по-видимому, подыскивая свидетеля. Внезапно со стороны раздалось слегка насмешливое: — Не всех. Позволите, сударь? Николай Ланской, ухмыльнувшись, опустился на стул рядом с Вороном, по-мальчишески подмигнув Эстер. Ей показалось, что Ворону не слишком понравится подобный интендант, но, к её удивлению, он одобрил кандидатуру. Улыбка Оболенского стала ещё более натянутой. — Добрый вечер, Николай. Чем обязаны подобному... рвению? — О, совершенно ничем особенным. Я чаще игрок, чем наблюдатель – а нас, судя по всему, ждёт захватывающее зрелище. Ворон тихо пояснил, склоняясь к ней: — Андрей знает, кто я, и считает, что наличие свидетелей уменьшит шанс применения магии во время игры с целью мошенничества. Это, пожалуй, можно было бы назвать совершенно справедливой мерой, не будь он заядлым шулером. Впрочем, обманывает он настолько филигранно, что этому почти стоит отдать должное. Семьи Оболенских и Ланских не то, что бы враждуют, но, скажем так, находятся в стадии конфликта в отношении определённых дел. Эстер мгновенно стало понятно, почему Ворон отнёсся к присутствию Николая за столом с одобрением. Со стороны Оболенского по правую руку от неё сел хорошо одетый человек неприметного вида с неприятно-цепким взглядом. Эстер отодвинулась от стола чуть подальше. Первый круг начался. *** Часом позже Эстер внимательно следила за игрой наравне со свидетелями, начисто позабыв о своём обещании быть вторым соглядатаем. Ворон играл даже с какой-то небрежностью, время от времени бросая на неё взгляды. «Тактика такая, неужели не понимаешь? Перестань краснеть.» «Можно подумать, мне от этого легче.» Последний круг – решающий. Бросили жребий – ожидаемо сдавали со стороны Оболенского. Козыри – пики. Оболенский, на первый взгляд, играл честно. Она и сама неплохо играла в карты, и пока не заметила ничего подозрительного, хоть и её опыт в этом вопросе, безусловно, значительно уступал всем остальным за игорным столом. Но ей вспомнились слова Ворона о том, что дворянин мошенничает настолько ловко, что заметить это практически невозможно. Она отодвинула стул с извиняющейся улыбкой. Уже стоя перед зеркалом в уборной, тихо шепнула: «Abscondita!» Чуть подождав, пока магическое свечение исчезнет, Эстер вернулась за игорный стол. И тут же увидела тонкие грани карты, незримым для других светом сияющие в рукаве свидетеля со стороны дворянина. Туз пик, козырь. Её мгновенно охватила злость. «Геката... когда он только успел?!» Поразительно, но Ворон, судя по всему, совершенно ничего не собирался с этим делать. Партия неумолимо близилась к концу. Неужели проглядел, упустил? Нет, невозможно. Она кусала губы, сама не понимая причин такого волнения. «Эстер, успокойся, ты выдашь себя.» «Да какого чёрта?! Это финальный круг, они играют ва-банк!» «Ну, не может же он уметь вообще всё...Не обеднеет, думаю, прекрати так волноваться.» «Вопрос изначально был совершенно не в деньгах, и ты отлично это понимаешь.» Спустя ещё пару минут игры она не выдержала, и отправила зов Ворону. «Вы в своём уме?! Это последний круг!» «А вы весьма внимательны. Не беспокойтесь, Эстер. Ещё не выходил пиковый туз.» «Если бы вы чуть меньше смотрели на меня, обратили бы внимание, что туз пик мирно покоится в рукаве у этого подлеца справа от меня, точно в той присказке.» «Именно. А должен был бы быть у меня, если бы этот проходимец сдавал карты честно. И если бы вы могли взглянуть на себя моими глазами – то поняли бы, что винить меня, по меньшей мере, кощунственно.» Эстер не нашлась, что ответить, охваченная злостью вперемешку с удовлетворением. Тем временем Ворон выложил на стол семёрку пик. — Что ж, говорят, семь – счастливое число. Дворянин хохотнул, залихватски швырнув на стол короля: — Боюсь, не в вашем случае. Сбросили ход. Неожиданно Оболенский побагровел, взглянув на свои карты: — Невозможно! Это... это... Ланской широко улыбнулся. — Отчего же, Андрей? Туз пик... такой важный козырь. Глупо с вашей стороны было вот так просчитаться, учитывая ваш стаж и... методы игры. Или, возможно, вы хотите сказать, что кто-то из игроков... жульничал? Дворянин в ярости швырнул на стол тройку пик. Ворон покрыл карту почти издевательски медленно – в углу тускло блеснула латинская чёрная «A». Рука свидетеля со стороны Оболенского невольно дёрнулась по направлению к рукаву. Только теперь Эстер осознала, что Ланской следил за происходящим куда внимательнее, чем казалось, и промолчал намеренно, гораздо раньше неё разобравшись, в чём дело. Она едва не расхохоталась. Разве могло быть иначе? Это было чертовски умно – по понятной причине плутоватый дворянин не мог устроить сейчас скандал, рискнув уже и без того подмоченной репутацией, хоть и прекрасно понимал, что произошло – туз пик действительно должен был находиться у Ворона, не вытащи его предусмотрительно напарник Оболенского во время раздачи, незаметно подменив тройкой, по-видимому, посчитав, что Ворон упустит этот незначительный момент из внимания, увлечённый присутствием Эстер за столом рядом. Заметил. Конечно же, он заметил. Ворон слегка театрально вздохнул. — И всё же, как вы изволите видеть, ничего невозможного нет. Не отчаивайтесь, Андрей – промахи случаются даже с лучшими из нас. Учитывая то, что последнюю партию играли ва-банк, Оболенский совершенно упал духом, сообразив, что в пылу игры он только что промотал сумму денег, равнозначную примерно третьей части собственного особняка. Ворон, однако, не торопился забирать выигрыш. — Знаете... если вы дадите сыграть Эстер, то, возможно, сумеете отыграться. Правда, как я уже и говорил, играть она практически не умеет. Но, думаю, этот её каприз я смогу себе позволить. Впрочем, это вам только на руку. Правила я ей объясню. Учитывая ваш статус проигравшего, выбор игры предоставляю вам. Андрей Оболенский крепко призадумался – очевидно, в нём боролись жадность и благоразумие, отчаянно призывавшее остановиться и не опустошать кошелёк полностью. Используя заминку, она быстро заговорила с Вороном по-итальянски: — Вы уверены? Держу пари, он захочет сыграть во что-то, мне совершенно незнакомое. — Абсолютно, Эстер. Не беспокойтесь. Могу даже... предположить с некой долей уверенности, что он вам предложит. — И что же? — Штосс. Он предложит вам партию в штосс. Но без моего присутствия за столом. Оболенский тем временем задумчиво проговорил: — Что ж... раз тернии сложных карточных игр представляют для дамы сложность... Возможно, она захочет испытать свою удачу – как и я. Будет ли сударыне угодно, если мы сыграем в штосс? Правда, с одним небольшим условием... Но учитывая обстоятельства, думаю, вы не станете отрицать, что оно будет весьма оправданным. Сударыня будет играть одна. Ворон кивнул, как бы принимая решение за неё, а затем учтиво ответил: — Разумеется, Андрей. Затем вновь обратился к Эстер. — До чего же предсказуем, идиот. Расслышав подозрительно знакомое слово, Оболенский уставился на Ворона. Эстер как можно очаровательнее улыбнулась ему и повернулась к верховному ведьмаку. — Как и ожидалось, я не знаю правил игры. — Они предельно просты. Первый игрок, он же понтёр, загадывает карту и называет ставку, второй игрок, выполняющий в данном круге функцию банкомета, поочередно кладёт карты на левую и правую стороны стола. Если загаданная вами карта окажется слева от банкомета, то выигрывает понтёр, если справа — то банкомет. Оболенский, всё ещё с небольшим подозрением поглядывающий на Ворона, кашлянул: — Объясняете моему прелестному оппоненту правила, полагаю? — Совершенно верно, Андрей. Терпение: подчас женщины красивы именно по той причине, что не считают нужным отягощать голову с элегантной прической ничем особенно существенным. Оболенский снисходительно засмеялся. — О, вы совершенно правы. Могу понять, почему вы готовы простить это своей прекрасной спутнице. Эстер прошипела, едва не касаясь своей щекой маски: — Сомнительный комплимент. Она могла поклясться, что он улыбается. — Перестаньте. Я уже достаточно сказал на сегодня тех, что сомнительными не являются – так что не требуйте от меня ещё одного. И я прекрасно осознаю, что вы достаточно умны, чтобы понять, с какой целью я говорю ему эти банальности. Эстер лукаво прищурилась, мгновенно перестав злиться на него. — Уже. Я поняла правила. Хоть мне и претит полагаться только на фортуну – временами она не слишком верная подруга. — Не беспокойтесь, сегодня она будет целомудреннее иной монахини, если этот плут вздумает вас обманывать. А он вздумает. Но для этого, к счастью, у вас есть я. — К счастью, вы есть у меня не только для этого. Они встретились глазами. Оболенский деликатно кашлянул: — Что ж... приступим? На стол легли первые две карты. Ворон не спеша поднялся и отошёл к другому столу. Николай, в отличие от остальных сидящих в кругу, довольно сносно понимавший итальянский, поудобнее устроился на стуле, предвкушая небольшое представление. *** Через полчаса с небольшим Эстер сгребла к себе их общий выигрыш, смущённо улыбаясь. Вновь подошедший к их столу Ворон непринуждённо опёрся на спинку её стула. — Что ж... новичкам везёт, верно? Дворянин мрачно смотрел на них, очевидно, начиная что-то подозревать. — Три раза подряд? А вам не кажется, что на сегодня это уже слишком? — Вынужден признать – моя дама весьма удачлива. И потом, Андрей, разве это было не ваше предложение? Я уже говорил, что семёрка – прекрасная карта, это число приносит удачу. Правда, учитывая вашу последнюю партию, вынужден признать, что увы, не всегда. Ведь именно на неё вы столь опрометчиво поставили все свои деньги. *** Эстер спросила, когда они вышли на мягко освещённую фонарями улицу: — У Оболенского есть семья? Они неспешно направились в сторону усадьбы, предпочтя экипажу совместную пешую прогулку. — Жена и дети, насколько мне известно. Почему вы спрашиваете? — Не хотелось бы оставить их без крыши над головой. — Не драматизируйте. Этого бы, я, естественно, делать не стал – осадил бы дурака на стадии проигрыша, скажем, в третью тысячу. Не стоит волноваться за этого взяточника. Кроме того, он, как и всегда, бессовестно подменивал карты – не будь меня рядом, это вы рисковали бы расстаться со всем, что имело большую или меньшую ценность. — Мне стоило понимать, что без вашей помощи здесь не обошлось. — Только на время игры с этим плутом. Я честен в картах, но сейчас не испытываю никакого раскаяния. Пусть это станет небольшим возмездием за всех тех, кого он успел обобрать, не гнушаясь обманом. Она не стала спорить. Сзади послышался смех Николая. Слишком наигранный, чтобы быть действительно искренним и слишком громкий, почти неуместно бравурный. Ворон верно истолковал её внезапную задумчивость. — Думаете о Надежде? Эстер поёжилась от порыва налетевшего зимнего ветра. — Да. — Что ж, смерть несчастной, судя по всему, печалит вас определённо больше, чем её собственного родного брата. Она почувствовала знакомое тепло и слабо улыбнулась. — Благодарю. Затем добавила спустя пару мгновений. — Не будьте к нему столь безжалостны. Его веселье горчит на дне, будто дурное вино. Это не праздное упоение гуляки – лишь способ защиты от горя. — Такой «способ защиты» – ничто более, чем непочтительность к ушедшим. Но я могу понять, почему вы склонны оправдывать его. — И всё же он скорбит, пусть и не желает показывать этого на людях. Скорбь многолика. — Мне это известно, Эстер. Она бросила на него быстрый взгляд и чуть крепче обхватила его предплечье. *** Вернувшись в усадьбу, они расположились в комнате с камином, обсуждая прошедший вечер. Благодаря Ворону Эстер совершенно не замёрзла во время прогулки, но тёплые отблески напоминали ей о доме и приносили покой. Эстер пришла в голову одна мысль. Она чуть подалась вперёд, подперев рукой подбородок. — Я бы хотела сыграть с вами. Мужчина ответил с лёгкой иронией: — Так не терпится спустить выигранное? Она вопросительно посмотрела на него. Ворон выложил весь выигрыш на стол, подвинув ей векселя. — Они ваши – и совершенно заслуженно. Эстер, послушайте моего совета: зимы здесь холодны. Бывает куда холоднее, чем сегодня. Приобретите себе что-нибудь подходящее. Не будете ломать голову, соболь или норка. Она только покачала головой. — Беру свои слова назад. Вы всё же исключительный джентльмен. — Пытаюсь им быть. Но меня хватит ненадолго, если вы продолжите пренебрегать одеждой по утрам. Эстер ощутила, как кровь в который раз за вечер прилила к щекам, вновь проклиная эту идею. Но почти сразу же вернула разговор в прежнее русло. — Я бы не стала играть с вами на деньги, само собой. На желание. Он пронзительно взглянул на неё. — Захватывающее предложение. Сразу должен оговорить то, что не смогу сделать того, о чём вы, вероятно, намерены меня попросить в случае моего проигрыша. «Не смогу» здесь является ключевыми словами. Кроме того – я бы призадумался на вашем месте, что я бы счёл приемлемым потребовать от вас. — Было бы наивно полагать, что мои шансы на выигрыш велики. И было бы нечестным скрыть, что последнее интересует меня больше всего. Эстер слегка нахмурилась. Тонкая морщинка обозначилась на переносице – в точности так же, когда она спала. Он улыбнулся – и на миг пожалел, что она этого не увидит. — Что же касается меня... я бы никогда не стала просить вас о таком. — Отчего же? — Странный вопрос, ответ на который вы прекрасно знаете. Мне кажется, что по какой-то причине вы лишь хотите услышать его от меня. — Да. Я бы действительно хотел бы услышать ответ от вас, Эстер. Она поправила тонкую ткань рукава и ответила с неким вызовом. — Возможно, я слишком вас берегу. Я вообще много чего делаю «слишком», когда речь идёт о вас. Такой ответ вас устроит? — Пока – да. Пока. Она смешалась, отчаянно пытаясь не утонуть в холодной глубине светлых глаз. Он поднялся с места, разорвав паузу. Эстер посчитала разговор законченным, но услышала тихую музыку. Она поняла, что ожил граммофон, стоящий в большом зале. Шопен. Седьмой вальс. Мужчина склонил голову уже до боли знакомым ей жестом. — Окажете мне честь? Помнится, я должен вам танец. А долгов, как вы уже могли понять, я не люблю. Она смотрела на него, чуть улыбаясь, всё ещё удивлённая. Ворон усмехнулся. — Если, конечно, это будет для вас... не «слишком».