Burn it

Мир ломается. И раньше держался на честном слове и обещании Порша, что все будет хорошо. А теперь совсем рушится, как карточный домик, у которого выбили основу. Одинокий, пол жизни с одним-единственным другом, в постоянном страхе перед коллекторами и игроманом-дядей, распускавшим руки по пьяни. И вот, ожившая мечта с лицом улыбчивого и удивительного кумира. Заботливого, в какой-то особой манере, смотрящего теплым карим взглядом. Тем самым, что продрал всю душу, забрался с висками по самое небо, заставил поверить. Влюбленное сознание все тревожные звоночки пролетело, как на немецком автобане. На шестистах километрах в час он даже мысли свои не слышал. И вот теперь получил от мира по шее за свою глупость. Ему даже не больно особо. Обида, яркая и жестокая волнами поднимается в груди, выходя со слезами и криком наружу. Он собирается в комочек на пороге, позволяет этому чувству поглотить его целиком. Не видит ничего, только ощущает, как знакомые руки подхватывают его, унося внутрь. Когда мир перестает вращаться, он ловит отблеск воздушных белых перьев и взволнованное, но твердое лицо мужчины. Взгляд пробирает еще хуже, чем кимовый. Как будто скальпелем вскрывает голову, читает мысли с листа, собирает душу из ошметков. – Не стоило тебе говорить, да, ребеныш? Он хрипло смеется. – В этом доме у меня не было шансов не узнать. Сборище сплетниц, а не мафия. Кхун смеется, отлично понимая, о чем Порче говорит. Тоже любит делать вид, что увлечен очередной настолкой или другим безумным занятием. Только слушает внимательно, впитывая губкой все мимолетные разговоры и обрывки фраз, собирая из них картинки. – Да уж, ребеныш, незавидная судьба тебе выпала. Порче закрывает глаза рукой, чтобы не было видно, как он пытается разглядеть собственный выжженный мозг. Вымучено стонет, показывая свое отношение к происходящему. Отнимает руку и садится на диване, сбрасывая с колен вырвиглазный леопардовый плед. – Завали, по-братски, а? – мужчина хмыкает, но по лицу видно, что совсем не обижается на наглость, – И дай таблеток, башка по швам разойдется. – Рыдать меньше надо, Птенчик. Кхун язвит в ответ. Че улыбается, улавливая эту ауру свободы и стервозности, которая обосновывается и в нем самом. Щелчок пальцев и рядом материализуется с подносом телохранитель в забавных круглых очках. Порче берет стакан, запивает таблетки, даже не спрашивая, что, собственно, за колеса он глотает. – Пасибочки. Кхун смотрит еще внимательнее. Кивает каким-то своим мыслям и машет рукой телохранителям, которые моментально испаряются из поля зрения. – Не переборщи, окей? И заходи, если что. Порче благодарно улыбается, обнимая мужчину, зарываясь лицом в белый мех укороченной шубы. Кхун был отличным подспорьем в его новом мире, помогал разобраться, выстроить линию поведения. Даже прятал в комнатах, когда становилось совсем невыносимо в эти несколько дней. – Я рад, что встретил тебя, Пи. На большее его все равно не хватит. Но мужчина понимает, гладит растрепанные волосы, прижимая за спину ближе, ласково проводит по крыльям лопаток. Губы касаются виска, оставляя липкий след от блеска. Порче уходит из комнаты, планируя не выходить в ближайшую вечность. Все равно в этом мире у него ничего не осталось. Последние крохи стремлений превратились в пыль под каблуками туфель его кумира. Бывшего кумира, напоминает себе Порче. Злость снова клубится в груди, делая простым решение заблокировать Кимхана везде, вычеркнуть из головы. Запрятать подаренный чехол с гитарой так далеко в шкаф, что, кажется, Нарнию потом будет проще найти. Он сбрасывает с себя вещи, находит в комоде непочатую пачку стащенных у брата сигарет и впервые курит на балконе. Помогает ненадолго успокоить нервы. Пусть и кашель от первой взрослой затяжки дерет и без того пострадавшую глотку. Он засыпает прямо поверх неразобранной постели. Видимо Кхун все-таки подсунул ему снотворное или успокоительное из своих бронебойных запасов. Порче даже рад, что может перенести все мысли и планы на завтра, когда голова перестанет звенеть, а из груди выветрится глухое отчаянье. Дни тянутся, как лакрица. Превращаясь из цветных – в абсолютно черно-белые. Порче добавляет к ним красок, светя насыщенно-синей шевелюрой. Потом снова разбавляет серым дымом средней крепости сигарет с яркими сладкими кнопками. Порш приходит через несколько дней, просит поговорить и Че долго слушает тупой рассказ. С каждым словом злясь на брата все сильнее. «Я пытался оградить тебя от этого» Ким узнал, кто он такой, через неделю после твоего появления в комплексе, Хиа. Глупо было надеяться, что никто не заинтересуется новым телохранителем наследника мафии, который появился, как черт из табакерки. Еще и так внезапно возглавил охрану этого самого наследника, минуя строгие правила подчиненности и служебную лестницу. «Не хотел заставлять тебя волноваться» Ведь это так естественно для братьев – исчезать без слов, оставляя только записку позади. Хотя Порш только и делал, что исчезал. Работа в баре, драки в круге, попытки заработать на еду и учебу. «Нам нужны были деньги» Ну, теперь они есть, а толку? Родительский дом забыт и заброшен. Вероятность, что они в него снова въедут – где-то под плинтусом. Порче прекрасно понимает, что выжить в незащищенном доме в трущобах – шансов ноль. Даже не пытается рыпаться. «Я люблю Кинна. Не могу его оставить» Порче хочется заорать «А МЕНЯ?!». Порш думает явно не тем местом, которым надо. Какая жалость. Впрочем, его знатно прикладывали башкой в боях, может вот последствия вылезли. Разговор с братом оставляет только еще больше вопросов и неясностей. Селит в глубине острую злость. Подростковые гормоны играют с ним злую шутку. Порш, не видя ничего дальше, очевидно, постели Кинна, с легкостью отпускает его гулять. Порче таскается по барам и клубам. Мордашка телохранителя за спиной дает ему пропуск куда угодно, бармены даже не спрашивают про возраст. Алкоголь пробуется весь, какой попадает под руку. Он шляется по городу ночами, даже не пытаясь делать вид, что ему не плевать. Начинает курить и быстро переходит с сигарет на легкую травку. Порче бунтует. Нон зовет его в бар очередным вечером, и он соглашается. Черный каял привычно ложится под глаза, безрукавка выгодно подчеркивает крепкие плечи и тонкую талию. Синие волосы лежат немного беспорядочно. Он бы сам себе семнадцати не дал, а значит, есть шанс неплохо провести очередной вечер. В этот раз он отбивается от своего вечного хвоста в виде телохранителя и уже через пару часов оказывается в баре, почти в дрезину пьяным. В нем пять шотов, две стопки виски и какой-то лонг, который он, кажется, даже не сам себе заказывал. Музыка не бьет по ушам, остается где-то на периферии сознания. Ему нравится это место. С неоном вывесок, не бьющими в глаза, но приятными, оттеняющими кожу. Друзья больше заботятся о веселье, чем о его состоянии и ненужных вопросах. Но вот кто-то из компании, притащенной Ноном, предлагает ему таблетки. Он раньше не пробовал, но не против. Рука не успевает оказаться у его рта, выбитая твердым ударом. Ким врывается, как ураган, ломает нос кому-то из компании, рычит, как гончая, и хватает его за руку, уводя в коридор, ведущий к выходу. Порче закипает буквально за три шага. Выдирает руку, заставляя Кима развернуться к себе лицом. Смотрит в глаза, темные, почти черные, немного безумные, как у Кхуна, после его рассказов о детстве. Ему плевать. Бывшему кумиру он тут не рад. Голос не дрожит и даже не срывается, он гордится собой. – Ты что здесь забыл? Ким выглядит так, словно его ударили. Оскорбленно и яростно. Порче отходит на шаг, увеличивая расстояние между ними. – Какого хрена ты творишь?! – Что я делаю – тебя не касается. А зачем это делаешь ты? Ему больно и обидно. Что Ким решил вот так ворваться в его жизнь, хотя сам бросил. Что снова решает за него. Что позволяет себе лезть. Злость в груди клубится тьмой, ждет ответа, готовая в любой момент продолжить обороняться. – Потому что мне не плевать! Потому что я устал смотреть, как ты убиваешь себя! Потому что это они заслужили страдать, а не ты! Че замечает, что музыкант явно не планировал это говорить, но речевой аппарат сработал быстрее, чем мозги успели среагировать. И тот сказал именно то, что имел виду. Порче подходит ближе, сокращает расстояние между ними до минимума, заглядывает в глубину пылающих тьмой зрачков. Почти шепчет, но твердо, зло, как чувствует себя последние несколько месяцев. – Так заставь, Ким. Докажи, что тебе не плевать. Чувствует резкий запах дорогого алкоголя и сигарет. В глазах видит, насколько Ким пьян. Делает ставку на то, что утром музыкант даже и не вспомнит, где шатался и с кем разговаривал. Надеется, что суть этого разговора тоже растворится в мозговыносящем похмелье. Он видит, как в карем взгляде сначала колышется сомнение, сопротивление такому прямому приказу. Видит, как тьма, всепоглощающая и жестокая, захватывает себе место, полностью выдирая цепь из бетона. Порче почти хочет испугаться, но обиженный на весь мир подросток внутри отчего-то только радуется тому, что кто-то за него заступится. Кажется, он только что дал разрешение Киму вырезать пару десятков человек. Он совсем не сожалеет. Разворачивается и уходит к компании. Хватает сумку и быстро выбирается в душный воздух столицы. Звук ночного города бьет по ушам сильнее музыки и разговоров, заставляя вспомнить, что столько пить, даже в его возрасте – весьма вредно. Опирается спиной о каменную кладку стены в переулке и закуривает, откидываясь макушкой на пыльный кирпич. Рядом тормозит черный внедорожник, из которого плавно выплывает Кхун в темно-сером спортивном костюме. Мужчина движется почти бесшумно, а цвет одежды делает его просто сливающимся с темнотой переулка. – Домой? Порче кивает и выбрасывает окурок, хватаясь за любезно подставленную руку. Арм за рулем смотрит странно, а потом сворачивает к незнакомому дому. Порче даже не спрашивает, просто выходит из остановившейся тачки, по пятам следуя за долговязой фигурой Кхуна. Танкхун стучит в дверь и, несмотря на почти ночное время, та распахивается довольно быстро. В проеме показывается темная макушка с парой выбеленных прядей. – Кхун? – У меня тут проблема, – мужчина кивает в его сторону и Порче закатывает глаза, – пригляди пару недель? Хозяин особняка кивает, пропуская Порче в дом. Кхун остается за дверью и вскоре внедорожник испаряется с подъездной дорожки, растворяясь на улицах Бангкока. – Есть или сразу спать? – Спать. Мужчина кивает и проводит его по ступенькам наверх, открывая дверь в гостевую спальню. Та, как и весь дом, выдержана в светлых пастельных оттенках. Ничего не режет глаз, не задевает сознание. Почти безликий особняк, если бы не горшки с цветами и милые, немного несуразные украшения. Порче разворачивается и благодарно кивает хозяину. Спрашивает из чистого любопытства, из последних сил оставаясь в сознании. – Даже не спросишь? – Завтра спрошу. У тебя, потом у Кхуна. Ты не волнуйся, я не сдам. Голос у мужчины приятный, низкий и теплый, как какао. Вид только уставший. Не то из-за отсутствия сна во втором часу, то ли из-за личных проблем, до которых ему не было особо дела. Порче только отмечает общую ухоженность своего собеседника – еще не смытую укладку, аккуратный макияж, покрытые лаком ногти, ухоженные руки. – Ты кто вообще? Мужчина усмехается, опираясь плечом о косяк. – Тэ. Давний друг Кинна, с недавних пор еще и должник Кхуна, – мужчина взмахивает рукой, – подробности завтра. Ложись. Порче осматривает комнату и решает все сделать утром. Заваливается на кровать и засыпает, едва голова касается накрытой покрывалом подушки. Тэ оказывается спокойным, очень добрым и воздушным мужчиной. С красно-черным поясом по джиу-джитсу и виртуозными навыками стрельбы. Порче нравится стиль мужчины, предпочитающего мягкость в одежде и движениях, тепло ослепительных улыбок и завораживающий взгляд лисьих глаз, вгоняющих в обман. Порче узнает, что мужчина сбежал от ублюдка бывшего партнера, тоже оказался спасен Кхуном, который помог устроиться и найти охрану. И теперь должен ему, как минимум, за возможность спокойно спать ночами. Тэ не гонит его рассказывать свою историю, только узнает, не нужно ли чего. Вместо одежды или возвращения обратно в давящий и бездушный комплекс, Порче просит научить драться. И падает с головой в тонкое бразильское искусство. Учится не ради пояса, а для собственного выживания. Хрупкий мужчина его не щадит. Вбивает намертво стойки, заставляя стоять в них, пока не заболят мышцы, требует идеального исполнения связок. Совершенно не стесняясь, бросает его в стены тренировочной комнаты и ругается, говоря, что если уж хочет злиться – пусть учится правильно это делать. Смертельно. Чтобы потом ни у кого не было желания дергать. Порче кивает, с каждым днем становясь все спокойнее. Новостей от своей новой семьи он не получает, отключив телефон и полностью отрешившись от мира. Куда интереснее красить ногти, каждый раз удивляясь, как твердеет под ультрафиолетом тягучий гель. Куда информативнее смотреть отчаянных домохозяек на английском, подтягивая язык. В комплекс его возвращают через месяц. Порче сразу отмечает перестановки на жилом этаже. Атмосфера за время его отсутствия стала куда менее гнетущей. Он идет напрямую к Кхуну, но по пути натыкается на беседующих Кинна и брата. Порш выглядит не просто потрепанным, а так, словно по нему проехался каток. Кинн не сильно лучше. Че сливается с кадкой пальмы и прислушивается. – Он сходит с ума, Кинн, – голос брата словно встревожен. – Он совершенно адекватен, – Кинн садится на стол рядом с Поршем и кладет руку тому на плечо, заставляя поморщиться, и тут же одергивает конечность. – Это ты называешь адекватен? Сорок два трупа от вашего отца до нашего дяди, одна половина Второй семьи покалечена, вторая вообще мертва. Вегас начал креститься от звука его имени! И это только за два месяца. – Мой брат влюблен. Это – последствия. – Он сломал мне два ребра и велел взяться за голову, пока не доломал остальные, – брат, судя по голосу, раздражен таким поведением чужака по отношению к себе. – Ты не понимаешь, Порш, – Че видит, как глава мафии качает головой, прикрыв глаза, – он пришел, отполировал мной стены и знаешь, что сказал на мое возмущение? – Что ты сам нарвался? – Что у него приказ, Порш. Понимаешь? – Кинн смотрит на его брата так, что больно становится даже Порче, – У моего брата приказ от кого-то, кого он беспрекословно слушает. И это не отец. Порче велел Киму заставить их всех страдать. Ким послушал. Ким убил отца, его дядю и еще кучу народа. Ким избил Порша и навалял собственному старшему брату. Ким мстит за него, потому что он сам не может. А поговорить, значит, выше мафиозного принца. Пусть только заявится извиняться. Порче покажет ему, чему научился у Тэ. Парень кутается в вязаный голубой кардиган и уходит в свою старую комнату. Ему нужно покурить. И повторить несколько связок. Надо успокаивать разбушевавшиеся нервы. Раз уж он теперь снова живет в этом мафиозном муравейнике.

***

Он заходит в родной дом, покрытый пылью, кровью и грязью. Выглядящий так, что в гроб краше кладут. Охрана шарахается от него во все стороны, кто-то, кажется, даже начинает молиться, чтобы карающая длань, накрывшая Таиланд, не тронула их. Но у него сегодня другие планы. Ким влетает на нужный этаж, толкая на выходе из лифта плечом притихшего Порша. Проходит сразу к нужной комнате, двери которой на камерах выучил до последнего куска отколотой эмали. Двери, за которыми все это время жил тот, ради кого он не вылезал из бумаг и крови последние два месяца. Он долго пил после того, как бросил мальчишку на пороге дома. Не мог смириться с тем, что сам разрушил то единственное светлое, что у него было. Но он ощущал, как затягивается невидимая нить, идущая от сердца и подозрительно знакомо обвивающая шею. Испугался. Не смог сдержать себя, когда доложили, что Порче в какой-то дыре пьет без охраны. Рванулся, вытащил, практически с порога наркотического угара. И вот тогда подростковая ярость смешалась с ненавистью к миру и твердостью необдуманных решений. От приказного тона все его существо забилось в истерике, велело вырваться и бежать обратно в отвоеванную свободу. Темное существо в его груди оскалило клыки и приказало подчиняться воле человека, которого еще давно выбрало хозяином. Ким подчинился. Отомстил каждому за слезы и страхи светлого Ангела. И пришел каяться. Гончая внутри перебирает лапами, прижав к голове уши. Ему страшно. Без стука заходит в двери, отмечая тонкую воздушную фигуру, с ногами забравшуюся в огромное кресло, закрывает двери и щелкает замком. В несколько широких шагов оказывается у кресла Порче. Складывает перед ногами в пушистых белых носках весь свой арсенал – два ствола, три ножа, куботан и кастет. Покорно садится на колени и склоняет голову. Отдает в теплые мягкие руки себя. Оружие и тело, готовое принять все, что милый Ангел сможет придумать в наказание за причиненные душевные страдания. Впервые не ощущает в себе ни капли сопротивления. Порче откладывает книгу и протягивает руку, поднимая его на себя за подбородок. Смотрит зло, жестко и невозможно долго. Поднимается с кресла, вставая за его спиной. Ким опускает голову обратно, рассматривая грязное во всех смыслах оружие. – Соберись и встань. Голос твердый, низкий, он подчиняется механически, даже не задумываясь. Складывает все обратно и поднимается, разворачиваясь к Порче, все еще глядя в пол. – На меня смотри, Ким. Мафиозо поднимает глаза. Парень смотрит твердо, остро, совсем не похоже на себя прежнего. Тонкая рука с аккуратными, ухоженными пальцами поднимается наверх, одергивает полы его куртки. Пощечина получается хлесткой, остается отпечатком ладони. С лопнувшей щеки во рту снова вкус железа. – Это что за цирк, Ким?! Парень толкает его в плечи. Гончая внутри скулит от этой злости, закрывает лапами морду. Он сам стоит, все еще смотря в полные злости и ненависти глаза, не двигается с места ни на шаг. Ему не разрешали двигаться, и Ким подставляет тело паре точных, болезненных ударов, поставленных хорошим профессионалом своего дела. – Вырезал пол страны и заявился, весь такой покаянный?! Ты всю душу мне вынул. Оставил! Бросил! И теперь прощения ждешь?! Порче продолжает почти кричать, игнорируя окружающее пространство и даже наличие в комнатах камер, на которых эту сцену будет прекрасно видно. Ким ставит себе галочку подчистить записи – А словами извиниться выше твоего раздутого эго?! Да лучше бы ты с ними всеми умер, Ким! Мозг мафиозо обрабатывает слова, раскладывая их на составляющие, анализирует четко. Внутри тьма встает в стойку, ожидая команды. А потом по голове бьет приказ. Такой же, как тогда, в баре. Ким дергает ствол из кобуры, передергивает затвор и приставляет дуло к виску. Порче застывает в шаге от него. Ким щелкает предохранителем, взводит курок, тихим щелчком отзывающийся в самом черепе. Че смотрит внезапно напугано и больно, говорит тихо, почти шепчет: – Нет, – тон голоса меняется со злого на умоляющий, – Ким, нет. Ким моргает. Слова парня в голове идут в разрез сами с собой. Он не может понять, какой приказ исполнять. – Ты сказал… Порче делает шаг ближе. Смотрит все еще просяще, но тверже, куда уверенней в этот раз. – Не смей! Слышишь, опусти ствол, придурок! Ким слушается, разряжает взведенное оружие и убирает обратно в кобуру. Парень смотрит за его манипуляциями, а потом снова встречает взглядом. Ким не двигается, вытянувшись смирно, как в совсем далеком времени перед отцом. Порче не двигается больше минуты. Только смотрит, кажется, в самую душу своими оленьими глазами. Почти прозрачными от подступающих слез. Делает один шаг, резко сокращая расстояние между ними до его отсутствия. Касается губами его губ, замыкая провода в мыслях, выбивая напряжением пробки. Ким целует в ответ, двигает разбитыми губами, обводит языком чужой, собирая вкус парня, запоминая навсегда. – Не стой столбом. Голос у Порче срывается. Ким притягивает парня к себе, укладывая грязные руки на белую футболку, пачкая ее кровью и собой. Так, что не отмыть, даже если очень захотеть. Раны и ссадины болят нещадно от каждого движения, но он не позволяет себе даже поморщиться, боится спугнуть. Че толкает его в кресло и садится сверху, все еще целует. Стягивает куртку, притирается ближе. Пытается сожрать его душу через поцелуй. Ким позволяет все, только хватает рукой тугое бедро, второй обнимает тонкую талию. Чувствует пальцы в волосах и издает тихий, нуждающийся скулеж. Порче отстраняется, смотрит на него разбито и совершенно разрушено. – Какая же ты сволочь, Ким. От собственного имени музыканта дергает с головы до ног. Он вспоминает заданный вопрос и выдавливает из себя сорванное: – Прости меня, Ангел. Порче всхлипывает, утыкаясь носом в его шею. Ким устраивает обе руки на тонкой спине, позволяет Че сжимать удивительно сильными ладонями ноющее тело. Парень почти истерически плачет, выплескивая всю обиду и горечь на него, а мафиозо, жестокий и резкий, не может даже дышать от боли. Физической и душевной. Рвущей на части, не позволяющей ни дышать, ни двигаться. Порче успокаивается не скоро. Постепенно затихает, начинать дышать глубже и ровнее. Нагло вытирает лицо его футболкой и снова смотрит. Ким смотрит в ответ, желая дать себе по лицу еще пару раз, для верности. За красные стеклянные глаза, пятнистое опухшее лицо и дрожащие губы. – Пошли, Пи’Ким. Парень слезает с его колен, и музыкант молча повинуется, идет за теплой ладонью в ванную. Порче устраивает его рядом с раковиной, сам подходит к огромному джакузи, настраивает воду и дергает рычажок, закрывая слив. Ким думает, что сейчас ему прикажут привести себя в порядок. Порче устраивается рядом с раковиной. Тянет на себя маленькое полотенце для лица и опускает ткань под теплую воду. Ким смотрит, не понимая, что происходит, но не двигается с места, только наблюдает. Как руки легко отжимают ткань, как парень подходит ближе, заставляя раскинуть ноги, и встает вплотную. – Не дергайся, хорошо, Пи’Ким? Ким кивает и на его лицо опускается влажная мягкая ткань. Порче действует аккуратно, мягко стирает грязь и кровь, прижимает разбитую губу и рассеченную бровь, размягчая запекшиеся подтеки, прежде чем совсем убрать их. Стирает следы своей истерики с шеи, убирает ткань в раковину и смотрит на почти набравшуюся ванну. – Раздевайся, Пи. Ким не совсем понимает происходящее, но подчиняется, снимая одежду, неаккуратной кучей остающейся на полу. Поверх летит испачканная одежда и самого Порче. Они оба остаются в одном белье, Че хмыкает, но ничего не говорит. Мафиозо радуется, что парень не заставил его раздеться совсем. Объяснить реакции собственного тела на желанного и до жути любимого мальчишку было бы не сложно, но муторно. Порче выключает воду и достает баночки и тюбики, кладет рядом два банных полотенца и возвращается за маленьким к раковине. Посыпает воду прозрачными камешками, от чего она становится молочной и начинает пахнуть чем-то цветочно-сладким. Парень тянет его на себя за руку и усаживается в огромной чаше джакузи, заставляя его залезть рядом. – Сейчас отмокнешь немного, и я помогу смыть. Ким не понимает ничего. Не думает, механически делает, что говорят. Потому что в сознании – сплошной перегруз уже с того момента, как ему не дали себя пристрелить. Порче его целовал, больно и уязвимо рыдал в плечо, теперь заботится, пытается помочь. Парень берет одну его руку в свою, поливает полотенце пахнущим мятой и лаймом гелем, распределяет до самого плеча густую пену, быстро окрашивающей воду в розовый. Проделывает то же с другой рукой, устроившись на его бедрах. Тянет на себя, заставляя оторвать спину от борта, и мягко обмывает плечи и грудь, почти невесомо касаясь синяков и ссадин, тонких порезов и пары уже заживших шрамов от скользнувших по телу пуль. Они молчат. Все время, что Порче мягко и надежно держит его, с водой и пеной словно избавляя его от мыслей и тяжелой, гулкой ненависти. Че кладет руку ему на шею и смотрит ровно в глаза, просит: – Ляг на воду, Пи. Ким покорно ложится, удерживаемый только тонкой рукой у основания шеи, и закрывает глаза. Если Порче захочет его утопить, он не будет сопротивляться. Парень проходится пальцами сквозь слипшиеся пряди, распутывает бережно, не дергая и не разрывая. Немного поднимает его над водой, взбивает шампунь, массируя кожу. Ким почти начинает тихо рычать. Гончая внутри переворачивается, подставляя теплым ласкам живот. Он сам как будто не в себе, как будто спит и видит теплый и самый желанный в мире сон, в котором Порче рядом, простил и принял и заботится. Нежно гладит адскую гончую, беззлобно скалящую клыкастую пасть. – Пи’Ким. Просыпайся, Пи, – голос зовет его как будто издалека, и он неохотно открывает глаза, встречая слабую улыбку, – давай вылезать. Он замечает, что лежит в пустой чистой ванной, накрытый сверху огромным пушистым полотенцем, рядом с парнем, закутанным в массивный белый халат. Порче помогает подняться, отворачивается, позволяя самому сменить белье, на новое, только распакованное. Теплые руки закатывают его в халат, направляют в спальню к уже разобранной постели. Он садится на самый край и Порче встает рядом, держа в руках несколько тюбиков. Ким еле держит себя в вертикальном положении, а глаза открытыми – усталость двух месяцев и перегруз берут свое. Ласковые касания липких от геля пальцев только еще больше убаюкивают. Порче, обработав каждый, даже самый крошечный, синяк, натягивает на него приятно пахнущую цитрусом футболку и укладывает на подушку. Сил схватиться за руку, чтобы умолять парня остаться, у него нет. Ким поворачивается на левый менее поврежденный бок и уже собирается закрыть глаза и заснуть, как рядом сворачивается клубком горячее тело. Порче обводит его лицо пальцами и улыбается. Тепло и спокойно, словно ничего между ними не было, словно они снова на диване в доме Киттисаватов. Ким смотрит почти умоляюще, тьма внутри клубится и рвется наружу, чтобы потереться мокрым носом о чужую шею. Порче двигается ближе, шепчет в губы: – Пока что прощен. Они снова целуются. Мафиозо засыпает в середине поцелуя, сдаваясь умиротворению и теплу, которое приносят тонкие пальцы, нежно поглаживающие его плечо. Порче смотрит на спокойное и безмятежное лицо спящего Кима и еще раз обводит пальцами осунувшееся лицо. Тяжело вздохнув, он разворачивается спиной к музыканту, тут же ощущая, как твердая рука подлезает между подушкой и шеей. Вторая рука плотно прижимает ближе, охватывая стальным капканом его ребра. Теплый нос прижимается к шее, вздыхая тяжело и резко. Че улыбается. Даже во сне успокоившийся Кимхан его не отпускает. Сегодня ему и не нужно. Он щелкает пультом, закрывая плотные шторы, и включает теплый неяркий ночной свет под потолком. Засыпает, чувствуя мерное движение чужой грудной клетки, убаюканный шумным дыханием в основании шеи.