***
Глеб курил сигарету за сигаретой. Он не мог остановиться и даже позвонил Слэму, сказав, что у него сейчас случится паническая атака. Ему было очень плохо. Он сидел на улице под березой в больничном парке, уперевшись локтями в свои бедра. Сережа все это время был на связи. Даже собирался бросить свои дела и приехать, но Глеб останавливал его. Врачи обещали, что операция будет длиться недолго, поэтому вскоре он планировал вернуться в приемный покой и спросить, где теперь искать Серафима. Может быть, в отделении хирургии. Или, если все прошло плохо, в морге… Не зря же его вещи сложили в один большой черный мешок. Глеба чуть не вырвало от накатившего ужаса. Он как мог отгонял от себя страшные мысли, но они снова и снова лезли в его голову, хватались за шею, душили тисками. Только лишь никотин помогал немного расслабиться, и то, как только заканчивалась сигарета, все начиналось по новой. Бесконечный цикл из переживаний и лишь одно желание – чтобы Серафима спасли. - Глеб, аппендицит случается у многих. Знаешь, сколько моих знакомых с ним в больницу загремели? А ты переживаешь. - Да, переживаю, - недовольно произнес Глеб. Слэм явно не понимал его чувства. – Осложнения никто не отменял! Сима так мучился! - Вы в одной из лучших клиник Москвы. Расслабься и жди. Иди выпей кофе. Иначе ты сойдешь с ума, и потом Сидорин будет искать тебя по всем московским психушкам. Глеб горько усмехнулся. Если бы. Лучше бы беда приключилась с ним, а не с Симой. Он обожал Серафима и хотел, чтобы с ним все было хорошо. Как он мог пить кофе и спокойно ждать, зная, что близкий человек в беде? Он был уверен в том, что Сима тоже не смог бы, если бы что-то подобное приключилось с ним. Поэтому все, что ему оставалось: курить и пытаться унять дрожь. Глеб докурил не известно какую по счету сигарету, выбросил окурок и растер похолодевшие от страха пальцы, которые сейчас казались ему пальцами трупа. Он сделал несколько кругов вокруг лавочки, надеясь взбодриться, но не получилось. На трясущихся ногах Глеб дошел до больницы и поинтересовался, где Сидорин Серафим Владимирович и что с ним. Оказалось, его недавно привезли из операционной в палату интенсивной терапии. Обещали понаблюдать за ним несколько часов, а потом отправить в общую палату, где он будет лежать, лечиться и ждать выписки. Глеб с трудом сдержался, чтобы не устроить истерику в приемном отделении. Побоялся реакции врачей и других пациентов. Его не хотели пускать к Серафиму: внутри больницы выстроен режим, нарушать который не рекомендовалось. Для родственников и друзей были выделены специальные часы посещения больных, но он смел договориться. Точнее договорились его пальцы, которые протянули нужным людям несколько пятитысячных купюр. И он надел бахилы, сдал кожаную куртку в гардероб и побежал к лестнице. В отделении Глеба встретили и провели до нужной палаты, полностью отделанной плиткой с многочисленными аппаратами внутри. Серафим лежал под простынкой. Весь его живот был желтого цвет – остатки асептического раствора. В правой половине живота внизу был наклеен широкий пластырь. А рядом с ним прямо из живота торчала трубка, по которой мутное содержимое стекало в пластиковый пакетик – установили дренаж. Видимо, начались осложнения. Глеба передернуло от такого зрелища. Вновь к горлу подступила тошнота. Было и противно, и страшно. Он благодарил Бога, что не оказался на месте Симы, иначе бы сошел с ума. Увидев друга, ему все равно стало легче. Хорошо, что он остался живым и все самое страшное было позади. Услышав тяжелое сопение, Серафим приоткрыл глаза. Его взгляд был затуманен большими дозами лекарств, но он все равно узнал гостя и слабо улыбнулся. - Сима, - проскулил Глеб. – Сима, как ты? - Порядок, - еле слышно произнес тот. Сил не было. Да и после наркоза голова еще до конца не просветлела. Серафим чувствовал себя ужасно, зато жуткая боль наконец-то отступила. Вероятнее всего, могла вернуться уже после, из-за шва. Но врачи обещали хорошее обезболивающее. Глеб облегченно выдохнул. Разговаривал – уже хорошо. Соображает – еще лучше. - Я так переживал. - Аппендицит у меня, а переживаешь ты, - Серафим хмыкнул и вдруг затрясся, жалуясь на холод. Его морозило и простынка, которой он был укрыт, нисколько не помогала согреться. Глеб испугался и сбегал за медсестрой. Нельзя сказать, что она была очень рада, что ее дергают по пустякам, однако все равно зашла в палату. Временно перекрыв капельницу, она ввела что-то в катетер и открыла заглушку, позволив лекарству вновь поступать по пластиковой трубке. - Такое бывает после наркоза, - сказала медсестра, бросив оценивающий взгляд на трясущегося больного. – Пациенты приходят в себя и им холодно. Глеб кивнул, ему в руки всучили теплое одеяло, и он укрыл им Серафима, подоткнув по бокам, чтобы было теплее. Он взял стоявшую в углу табуретку и сел на нее возле кровати. Пока никого не было, он осторожно дотронулся до пальцев Симы и сжал их. - Серафим, я люблю тебя. Бля, ты только поправься, пожалуйста. Я не смогу без тебя. - Все будет хорошо, - тихо ответил Сима и отвернул голову. В сон клонило. У него не было больше сил на разговоры, а Глебу и вовсе показалось, что еще немного и он отключится. Глеб не мог уйти. Наверное, следовало выйти и наконец-то оставить Серафима набираться сил после тяжелых суток. Но он чувствовал беспокойство, поэтому решил посидеть с Симой, который то дрожал, то успокаивался. А Глеб гладил его по голове, шептал успокаивающие слова, какие он бы хотел услышать в свое время, внезапно оказавшись в очередном наркологическом отделении совершенно один. Серафим попросил воды, и Глеб сходил до кулера и принес ему. Будь его воля, он бы поставил в палате раскладушку и остался жить здесь, пока парня не выпишут. Но работа никуда не делась, да и вряд ли бы медицинский персонал обрадовался, если бы узнал, что незнакомец поселился у них в отделении на птичьих правах. Спустя полтора часа, когда уже затекла и спина и пятая точка онемела из-за твердой неудобной табуретки, Глеб решил не наглеть и покинуть отделение, все еще находясь в больнице не в часы посещения, что не радовало никого. Он пожелал Симе скорейшего выздоровления, но тот не услышал. Спал крепко. - Я приду к тебе завтра, братик, - произнес Глеб и вздохнул, жалея, что его слова растворились в пустоте. – Отдыхай.***
Глеб не умел готовить. Все знали этот факт. Он неоднократно говорил об этом на своих прямых эфирах, что готовка для него – пытка. Но ради Серафима он решился подойти к плите. Конечно, было легче заказать доставку еды. Конечно, было легче сходить во «ВкусВилл» и купить что-то готовое. Но все это было не то. В такой еде не было души, а Глеб хотел порадовать Серафима не только едой, но и своей заботой. На следующий день врач разрешил Симе есть. И тот напал на еду, потому что проголодался и даже немного исхудал, но больничная еда оставляла желать лучшего. Пока что Сидорина не выписывали. У него был довольно запущенный случай, и его оставили в больнице на неопределенный срок. Глеб взял все в свои руки. Он купил курицу и решил сварить что-то на подобии супа, делая все по памяти, как делала его мама. По-хорошему ему следовало поторопиться, если он хотел успеть попасть на вечерние посещение. Пока что Серафима держали на супах и пюре, но ему не нравилось то, какая консистенция была у больничной еды. И Глеб надеялся, что домашняя еда, приготовленная его руками поднимет ему настроение. С Глеба сошло несколько потов, пока он отваривал куриный бульон. То печка не хотела включаться, то вода убегала, выливалась из кастрюли, и он не понимал, как бороться с этим. Матерился, курил, злился. Обещал себе никогда не возвращаться к готовке, хотя в душе понимал, что если Серафим попросит, то он сделает это снова. Вроде, вышло неплохо. Не жирно, то что и нужно. Глеб даже сам поел, но, перед тем как ехать в больницу, зашел во «ВкусВилл» на случай, если его шедевр не понравится Серафиму или окажется несъедобным вовсе. В целом Серафим чувствовал себя намного лучше. Боль ушла, лекарства действовали, восстановление после операции шло хорошо. Но морально на него давала обстановка, заставляя чувствовать себя как в тюрьме. Как же не хватало Симе прогулок по улице и сигарет. Как только ему разрешили покидать пределы больницы, он регулярно спускался на первый этаж, выходил из корпуса, шел в курилку и стоял с другими мужчинами, разговаривал. Сигаретный дым и сплетни немного поднимали ему настроение, однако все равно так не хватало родных голосов. Ни родителей, ни бабушки с дедушкой, никого у Серафима не было в Москве. К нему-то в Питер редко кто приезжал. Но в столице даже друзья не могли навестить. Кроме Глеба. Викторов навещал его каждый день, и у Симы щемило в сердце от мысли, что ежедневно молодой человек нарушает свой привычный график и тащится через всю Москву к нему, чтобы посидеть на табуретке, поболтать немного и поехать обратно. Он очень ценил это. Порой соседи по палате смеялись над ним, потому что их навещали жены, а к Сидорину постоянно ходил кучерявый парнишка. И все. Разные слухи ходили о Серафиме, которому приходилось терпеть все это просто потому что все одиночные платные палаты были заняты. Так они и ютились вчетвером: он и еще три мужчины оказавшиеся с ним в одном отделении по разным причинам. Курить они тоже выходили вместе. И даже во время такого занятия мужчины нашли за что подколоть Серафима. Они рассмеялись и начали тыкать пальцами за его спину, показывая на того, кто шел на горизонте. Глеб в черных штанах и черной кожанке шел с цветным пакетиком в сторону корпуса. Он не видел Симу, который стоял в нескольких метрах в сланцах, шортах и накинутой на плечи зипке. Если бы не Глеб, то всех этих вещей бы не было, и Серафиму пришлось бы ходить в больничной одежде все дни до выписки. - Твой любовник, - съязвил один из мужиков: коренастый, лысенький. Было бы кому шутки отпускать, и Сидорин хотел сказать, что думает об исходных данных приколиста и что в армии с такими делали, но сдержался. Не хотел портить настроение, а с приходом Глеба оно знатно улучшилось. Потушив сигарету, Сима поспешил к другу. Ну как поспешил? Поковылял, потому что от быстрой ходьбы болел живот. Согнувшись, чтобы не натягивался шов, Серафим поймал Глеба у входа в корпус, и тот улыбнулся, увидев, что другу уже гораздо лучше. Одно из вне гласных правил медицинского персонала: если пациент ходит курить, значит не так он и болен. Мальчики поднялись в отделение, где их встретила разъяренная медсестра. Но не потому что Глеб снова пришел не в часы посещения, а потому что Серафим плевал на правила и распорядок дня и находился на улице дольше, чем то время, на которое его отпускали. В палате его уже ждала стойка с капельницей, и, помыв руки, Сима плюхнулся на кровать. Его снова «приковали кандалами». Глеб посмотрел на капельницу. Его передернуло. В голове тут же возникли воспоминания о различных наркологиях и реабилитационных центрах, где он лежал и где его капали. Очень много капали. Казалось, что вены склеятся после такого и больше никогда не восстановятся. Но зато Серафим выглядел куда лучше, чем три дня назад. Дренаж уже убрали, оставили лишь повязку на животе. Нахождение в общей палате, еда, свежий воздух, общение – все шло ему на пользу. - Я не мог бросить тебя, - сочувствием произнес Глеб, протягивая Серафиму пакет с едой. – Суп я сам сварил. Нормальную еду тоже купил. - Лучше супа, сваренного тобой, ничего не будет, - сказал Серафим. Поскольку он не мог встать с кровати, пакет за него разобрал Глеб. Что-то сразу убрал в холодильник, а что-то оставил. Близился ужин, и он знал, что Сима проголодался. Внезапно Глебу стало очень тоскливо. Ему хотелось, чтоб Серафима поскорее выписали, и они снова зажили, как раньше. И это если он переживал, то что вообще чувствовал Сима, находясь в больнице в чужом городе? Только Викторов мог скрасить его адские дни прибывания в стационаре. Он всеми силами пытался облегчить его состояние. - Мужики думают, что мы встречаемся, - усмехнулся Серафим, глядя на то, как Глеб садится рядом. – Вот как возьму, как засосу тебя. Глеб залился краской. - Шутишь, - быстро сменил тему он. – Рад, что тебе лучше. - Жду, когда меня выпишут. Заебался лежать. Уже рук не чувствую от капельниц. В этот момент со своей вечерней прогулки вернулись соседи по палате. Они посмотрели на гостя и улыбнулись, однако ничего комментировать не стали. Было неловко, но Глеб посчитал, что он выше этого, чтобы вступать с ними в конфликт. Капельница закончилась быстро, и Серафим приступил к ужину. Он достал контейнер со сваренным другом супом и улыбнулся. - Больничные супы похожи на помои. А на этот смотришь и уже жить хочется. Глеб смутился, было приятно. Он очень старался. Уходить совершенно не хотелось. Глеб хотел остаться с Симой как можно дольше. Он сидел напротив него за столом, пока тот ел его еду, жмурясь от светившего на него через окно заходящего солнца. Осунувшийся, уставший, с заросшим подбородком и щеками и отросшими волосами, но он все равно выглядел таким родным и любимым. Хотелось потискать его, обнять, полежать с ним вместе, однако такое бы соседи по палате точно не пропустили мимо своих глаз и ушей. Глеб ушел с одновременным облегчением и грустью на сердце. Получив много благодарностей от Симы, он радовался, что сделал его вечер чуть лучше: накормил, повеселил. Но это был очередной день, когда он шел в метро и понимал, что возвращается домой один. Не о таком отдыхе они мечтали, не так себе представляли долгожданные дни встречи. Но сейчас было важнее, чтобы Серафим быстрее поправился. Главное, что с ним не случилось ничего серьезного и он снова мог жить дальше, строить планы на будущее и еще не один раз видеться с Глебом, благодаря судьбу за то, что все обошлось. На следующий день Глеб решил снова порадовать Серафима. На этот раз он не стал готовить. Он зашел в магазин у дома и купил арбуз. Чуть не сорвал себе спину, будучи не привыкшим к тасканию тяжестей. Он омыл его, почистил, нарезал на маленькие кубики, чтобы было удобно есть. Глеб искал чистый контейнер, но все одноразовые закончились. Остался лишь один детский розово-желтый, который остался от гостившего племянника. Пришлось сложить все в него, закрыть плотной крышкой и поехать на вечернее свидание с Серафимом. На этот раз Сима спустился на первый этаж корпуса. Глеб уже ждал его в холле с вещами. Один пакет с тем, что просил привезти Серафим из одежды. Второй – его маленький сюрприз. И молодой человек расплылся в улыбке, увидев, что приготовил для него друг. - Тебе нужны витамины, чтобы поправиться, - произнес Глеб и смущенно улыбнулся, опустив глаза. Сима взял контейнер и чмокнул его в лоб. - Люблю тебя, братик. Без тебя бы, один хуй, не выжил. Они сели на диван. Серафим вытащил из специально подготовленного набора одноразовую вилочку и съел арбуз. Сладкий. Второй кусочек он скормил Глебу, который так торопился, что не попробовал его дома, лишь взглядом оценил, что он очень красный и сахаристый. Продавец не обманул. - Неизвестно, как бы я себя повел, если бы меня прихватило в отеле, - продолжил рассуждать Сима. – «Скорую» же ты вызвал. Наверное, я бы терпел до последнего. А врачи и так сказали, что у меня уже был… Как его… Ну, ты понял. Штука такая страшная. Сдохнуть я мог. И сейчас тоже ходишь ко мне каждый день, передачки носишь. Так бы я и пролежал в одних трусах неделю. Глеб хмыкнул. Серафим столько раз выручал его, всегда помогал ему. Был самой большой опорой и поддержкой для него, поэтому он с удовольствием отвечал тем же. Вечер – это время не только, когда родственники посещали пациентов, но и когда пациенты занимались своими делами, ходили по отделению и выходили на улицу. И в очередной раз соседи Симы пошли курить, в очередной раз они увидели их с Глебом вместе. От их хитрых взглядов уже тошнило. - Пусть думают, что хотят, мне похуй, - бросил Серафим, все еще держа в руках цветной контейнер и маленькую пластиковую вилочку. В какой-то момент он притянул Глеба к себе и чмокнул его в голову. – Не хочу терять удовольствие от встречи с тобой из-за каких-то мудаков. К ним жены так часто не приходят. Завидуют. - Значит я даже лучше, - Глеб рассмеялся. Серафим улыбнулся. Солнце снова садилось, близилась ночь. Ему нужно было возвращаться в отделение сначала на процедуры. Если бы не Викторов, он бы выл волком, находясь в заточении без поддержки. Через два дня Серафима и еще двух соседей по палате выписали из больницы. И в отличии от мужчин, Сима уносился из больницы быстрее всех, держа в руках только лишь свою выписку. Все пакеты и сумку с вещами нес Глеб. Серафиму нельзя было поднимать тяжелое еще какое-то время. - Теперь у тебя есть и такой московский опыт, - пошутил Глеб, грузя все вещи в такси. - Лучше бы не было, - возразил Сима, решив покурить на дорожку. Они возвращались домой к Викторову уже вместе, но к сожалению, не на долго: последний день нахождения Сидорина в Москве. Ему нужно было возвращаться в Санкт-Петербург. – В любом случае мы классно провели время, брат. Никогда не забуду, как мы сидели с тобой на диване и ели арбуз из контейнера с собачками. - Это «Щенячий патруль», - добавил Глеб, с радостными глазами глядя на курившего Серафима. А тот стоял и рассуждал, с каким удовольствием он сейчас побреется и помоется не в общественном душе. – Если захочешь повторить, то я всегда к твоим услугам. - Если ты будешь приходить ко мне каждый день, сидеть со мной, гладить меня по руке, по волосам и кормить, то я готов снова лечь в больницу хоть завтра. Толькой дай мне нормально принять в душ. Глеб улыбнулся, Серафим потушил сигарету о мусорный бак, и сел в машину.